«Homo peregrinus»: к вопросу о типологии образов путешественника в русской литературе. Образ странствующего героя в произведениях отечественной литературы Несколько интересных сочинений

Путешественник

ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ ПЕТЕРБУРГА В МОСКВУ
(2-я пол. 1780-х гг., опубл.,1790)

Путешественник — главный герой и рассказчик знаменитой книги, за которую Радищев был назван Екатериной II «бунтовщиком хуже Пугачева» и посажен в Петропавловскую крепость. Суд приговорил писателя к смертной казни, замененной по повелению императрицы лишением чинов, дворянства и ссылкой в Сибирь. Запрет с мятежной книги был снят только после революции 1905 г.

Книга представляет собой путевые записки странствующего по российской провинции П. Жанр путешествия связан с двумя традициями европейской культуры XVIII»Шв. В просветительских романах воспитания путешествие использовалось как наиболее удобная форма, позволяющая показать эволюцию героя и постепенное обретение им истины. От традиции просветительского романа отталкивается «Сентиментальное путешествие» Лоренса Стерна, давшее название целому литературному направлению (сентиментализм) и ставшее ближайшим источником «Путешествия» Радищева.

Книга Радищева соединила в себе обе традиции: П. Радищева, как и герой просветительского романа, твердо движется по пути от заблуждений к истине. Вместе с тем он по-стерновски «чувствителен», все впечатления его имеют бурные внешние проявления: «Слезы потекли из глаз моих» (гл. «Любань»); «Я рыдал вслед за ямским собранием» (гл. «Клин»).

П. вовсе не идентичен автору — хотя предваряющее книгу Посвящение, написанное от имени Радищева, указывает на близость автора и его героя. Импульсом к созданию «Путешествия из Петербурга в Москву» явилось чувство сострадания: «Я взглянул окрест меня, душа моя страданиями человечества уязвлена стала». Следующая фраза вновь напоминает читателю о просветительских задачах «Путешествия»: «Обратил взоры мои во внутренность мою — и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы».

Читателю предлагается вслед за П. научиться видеть истину и «взирать» на мир «прямо».

В книге отсутствует описание П. как литературного персонажа, с развернутым портретом и биографией. Отрывочные сведения о П. рассеяны по отдельным главам — их легко не заметить, и, для того чтобы сложить их в цельный образ, требуется немалое читательское внимание. Социальное положение его достаточно ясно: П. — небогатый дворянин, чиновник. С меньшей степенью определенности мы можем говорить о возрасте героя и семейном положении — он вдов, у него есть дети, старший сын скоро должен отправиться служить.

В юности П. вел жизнь обычного молодого дворянина. В самом начале путешествия (гл. «Любань») обличая «жестокосердого» помещика, П. вспоминает о своем жестоком обращении с кучером Петрушкой, которого избил по ничтожному поводу. Но отличие все же есть: герой способен раскаяться. Глубокое раскаяние рождает в нем мысли о самоубийстве (гл. «София»), что определяет некоторый пессимизм начальных глав, но в заключительных главах общий тон рассказа делается оптимистичным — несмотря на то что число трагических картин и впечатлений к концу путешествия только возрастает.

Размышления по поводу увиденного приводят П. к прозрению истины, состоящей в том, что любая действительность может быть исправлена. Автор выносит на суд читателя несколько возможных путей к преобразованию социального строя крепостной РОССИИ: и реформы сверху (гл. «Хотилов» — П. находит; в этой главе записки с «Проектом в будущем»), просвещение дворянства с помощью правильного воспитания (гл. «Крестцы» — здесь герой выслушивает рассказ уже «просвещенного» дворянина о воспитании его детей), крестьянский бунт («Зайцеве» — в этой главе рассказывается о том, как гнев крепостных против жестокого помещика привел к тому, что крестьяне убивают своего мучителя). Существенное место в размышлениях о возможностях преображения России занимает и гл. «Тверь», внутри которой помещена ода «Вольность», где обосновывается право народа на революционный переворот.

В советском литературоведении была распространена точка зрения, что именно последний путь выражает взгляды самого Радищева. Однако текст «Путешествия» не дает нам оснований для подобных утверждений. Для Радищева равноправны несколько путей изменения русской действительности. Так, крестьянский бунт вызывает искреннее сочувствие»Шв. и полностью оправдывается им как «естественное право» крестьян быть людьми. В крепостническом государстве они перестали быть гражданами, закон не охраняет их. «Крестьяне в законе мертвы» — ключевая фраза книги. Воспитание крестицким дворянином своих детей как истинных сынов Отечества также рождает в герое уважение и надежду. Итак, ни одна из возможностей не абсолютизируется автором, право выбора остается за читателем.

Многие события, описанные в тексте, не основываются на непосредственных наблюдениях П., но рассказаны ему самыми разными людьми, встреченными в дороге. В текст вводятся и «чужие» произведения, случайно найденные П.: два «проекта в будущем», «наставление отца детям», «Краткое повествование о происхождении цензуры», ода «Вольность». При этом П. лично встречает автора этой оды, «новомодного стихотворца» (гл. «Тверь») — определение, за которым скрылся сам Радищев.

Благодаря постоянной иронии и самоиронии П. патетика; легко сменяется на добродушный юмор даже по отношению к идеям, как будто не допускающим несерьезности тона. Изложение многих далеко не безразличных Радищеву мыслей сопровождается ироническими ремарками: так, предоставив на суд читателю «проект в будущем» (план изменения общества с помощью реформ сверху), сам П. почитает за «благо» «рассуждать о том, что выгоднее для едущего на почте, чтобы лошади шли рысью или иноходью, или что выгоднее для почтовой клячи, быть иноходцем или скакуном? — нежели заниматься тем, что не существует». Ироничность П. напоминает стерновские остроумие и легкость.

Несмотря на очевидную связь «Путешествия» с сентиментализмом, стиль Радищева далек от гладкости сентименталистского слога. Язык его нарочито тяжел, осложнен длинными синтаксическими конструкциями, изобилует церковнославянизмами. Ключ к раскрытию смысла подобной стилистической тяжеловесности кроется в объяснениях, сделанных автором «Вольности» по поводу его оды. «Вольность» не раз упрекали в трудности языка, однако по слову автора — «в негладкости стиха изобразительное выражение трудности самого действия». «Тяжелый» предмет, тема требует и тяжести слога.

Кроме того, эта «тяжесть» отсылала и к вполне определенной культурной традиции. Сложность синтаксиса, обилие церковнославянизмов, заставляющих читателя буквально продираться сквозь повествование, делало речь П. особой, именно — пророческой. Библейский пророк должен говорить торжественно и высоко. Использование архаизмов, речевая затрудненность, высокий стиль применялись Радищевым (а впоследствии и декабристской, и всей революционной литературой) как своеобразный пропагандистский прием: «непонятность» речи означала серьезность и важность темы.

После Радищева жанр путешествия в русской литературе прочно связался с темой России. Именно образ дороги позволял организовать в единое художественное пространство бесконечные российские просторы и пестроту русских нравов. Вспомним и «Мертвые души» (1842) Гоголя, и «Кому на Руси жить хорошо» (1863—1877) Некрасова, и структурно самую близкую к «Путешествию» Радищева «поэму» в прозе Венедикта Ерофеева «Москва — Петушки» (1969) — стлавами — названиями станций, с предельно близким автору лирическим героем и общим духом «вольности» и оппозиции существующему государственному строю.

Цель урока: познакомить учащихся с понятиями литература путешествий и путешественник, сформулировать основные принципы сентиментализма как литературного направления, фрагментарно погрузиться с текст Карамзина “Письма русского путешественника”.

Опережающая работа: учащиеся уже должны иметь общее представление о сентиментализме, творческой личности Карамзина, прочесть “Бедную Лизу”.

фрагменты “Писем русского путешественника” (см. приложение),

книжно-иллюстративная выставка (Своя вселенная гражданина вселенной. Н.М.Карамзин).

Ход урока

1. В начале урока предлагаем учащимся рассмотреть репродукции картин Жан Батиста Шардена и Жан Батиста Греза. Обратить внимание на то, кто является основными “моделями” художников. В каких ситуациях изображает Ж.Б.Шарден своих героев? Какие предметы их окружают? Каково их социальное положение? Как вы представляете круг их интересов? Что можно сказать о людях, изображенных Ж.Б.Грезом? Что выражают их лица? Какие натуры перед нами?

2. Творчество этих художников развивалось в традициях сентиментализма – направления в литературе и искусстве конца XVIII века.

Вопросы ученикам. Что вам уже известно об этом направлении? От какого слова произошло название направления? Что сентименталисты ценили превыше всего в человеке?

Дополнения учителя. Сентиментализм ставил своей целью пробудить чувствительность в человеке. Сентиментализм обратился к описанию человека и его чувств. Именно сентименталисты открыли, что человек, сострадая ближнему, помогая ему, разделяя его горести и печали, может испытывать чувство удовлетворения.

Вопросы ученикам. Какое направление предшествовало сентиментализму? Культ чего был основой данного направления?

Дополнения учителя. Страшные события Французской революции, которой завершился век Просвещения, заставили людей усомниться в главенстве разума в человеческой природе. “Всегда ли рассудок есть царь чувств твоих?” , - спрашивает Карамзин своих читателей. Теперь чувство, а не разум, было провозглашено основой человеческой личности. Сентименталисты считали, что воспитав в человеке чувствительность, способность откликаться на чужую боль, можно победить зло! Герои произведений сентименталистов – простые люди с богатым духовным миром. Они часто проливают слёзы, вздыхают и ахают, причем не только женщины, но и мужчины. И нам, живущим в XXI веке, такое поведение кажется немного нелепым и смешным. Но в далёком XVIII веке такие герои приобретают индивидуальность.

3. Выделяем основные черты поэтики сентиментализма. Можно под запись.

Культ чувств (все люди, независимо от положения в обществе, равны в своих чувствах);

Обращение к внутреннему миру человека;

Обращение к жанрам, с наибольшей полнотой позволяющим показать жизнь человеческого сердца – дневник, путешествия, письма;

Сострадание, сочувствие героя ко всему, что его окружает;

Интерес к незначительным деталям, их подробное описание и размышления над ними.

4. В Россию сентиментализм проник в начале 80-х годов восемнадцатого столетия, благодаря переводам романов Гете, Ричардсона, Руссо. Эру русского сентиментализма открыл Николай Михайлович Карамзин “Письмами русского путешественника”. В “Письмах” мы встречаем чувствительные обращения к читателю, субъективные признания, идиллические описания природы, восхваление простой непритязательной жизни и обильно проливаемые слёзы.

5. Проблемные вопросы для учащихся. Доводилось вам путешествовать? Что значит путешествовать? Что значит быть Путешественником? На что больше всего обращаешь внимание во время путешествия? А теперь нам самое время прикоснуться к путешествию сентиментального Путешественника, совершенного в далёком восемнадцатом столетии.

6. Ученикам раздаются распечатанные фрагменты “Писем”, на интерактивной доске открываются соответствующие слайды.

Дополнения учителя. Автор писем сообщает своим читателям, что это “живые, искренние впечатления молодого неопытного сердца, лишенного осторожности и разборчивости…”. Наш Путешественник плачет, видя удаляющуюся Москву, но дорожные трудности отвлекают его от грустных переживаний. Нарва, Паланга, Рига, Кенигсберг и встреча с Кантом, у которого “все просто, кроме его метафизики” и, наконец, Берлин.

7. Берлин. Ученики зачитывают вслух фрагмент, обращают внимание на сентиментальную лексику.

Вопросы ученикам. Что можно сказать о городе? Кому автор уделяет значительное место в повествовании? Длинная аллея в зверинце. Для чего автор пишет о ней?

8. Из Берлина наш Путешественник отправляется в Дрезден. Первым делом, отправляется осматривать картинную галерею. И описывает не только свои впечатления о встречи с полотнами великих мастеров, но и сообщает биографические сведения о Рафаэле, Корреджо, Веронезе, Пуссене, Рубенсе.

Вопросы ученикам. Как через описание города передает Путешественник своё душевное состояние? Для чего необходимо описание обеда у господина П. и описание семейства?

9. Из Дрездена наш Путешественник решает отправиться в Лейпциг. По дороге подробно описывая картины природы, которые открываются ему из окна почтовой кареты. Лейпциг поражает его обилием книжных магазинов, что, в принципе, естественно для города, где трижды в год устраивают книжные ярмарки.

Вопросы ученикам. Что больше занимает Путешественника – дорога от Мейсена или разговор со студентом? Какие мысли нашему герою навевает путь в город? Какую роль играют гром и гроза в данном отрывке?

10. А теперь нашего Путешественника ждет “страна свободы и благополучия” - Швейцария. Он наслаждается прогулками по Альпийским горам и озёрам, посещает памятные места. Рассуждает об образовании и университетах. Причем бродит наш Путешественник с томиком “Элоизы” Руссо, т.к. хочет сравнить свои личные впечатления от мест, в которых Руссо поселил своих сентиментальных любовников, с литературными описаниями.

Вопросы ученикам. Как встречает Швейцария Путешественника? Подъём на Альпийскую гору. Чего больше в данном повествовании – описание горы или собственных эмоций?

11. Проведя несколько месяцев в Швейцарии, наш Путешественник отправляется во Францию. Первый город – Лион. Путешественнику интересно всё – театр, античные развалины, новая трагедия Андре Шенье…

Однако, вскоре Путешественник отправляется в Париж , пребывая в нетерпении перед встречей с великим городом. В Париже наш Путешественник побывал, кажется, везде – театры, бульвары, Академии, кофейни, литературные салоны и частные дома, Булонский лес и Версаль.

Вопросы ученикам. Почему Путешественник так ждет встречи с Парижем? Что значат для героя слова “Я в Париже!”?

12. Но наступает время покинуть Париж и отправиться в Лондон – цель, намеченная еще в России.

Вопросы ученикам. Так что же стало главным, основным в описаниях Карамзина? Ответ очевиден. Это не этнографические и географические особенности, а личность самого Путешественника.

  1. Карамзин Н.М. Письма русского путешественника. // Карамзин Н.М.Избранные сочинения в 2-х томах. - М., Л., 1964.
  2. Соловьёв Е. А. Поездка за границу. “Письма русского путешественника”.// Карамзин. Пушкин. Гоголь. Аксаковы. Достоевский. - Челябинск,1994. С.26-37.
  3. Рассадин С.Б. Взрывники.//Рассадин С.Б.Русская литература: от Фонвизина до Бродского - М., 2001. С.30-36.
  4. Привратник бессмертия.// Нестандартные уроки русской литературы.10-11 классы. – Ростов-на-Дону, 2004. С.8-23.
  5. Душина Л.Н. Сентиментальная “поэзия чувства” Н.М.Карамзина. // Душина Л.Н. Русская поэзия XVIII века. - Саратов, 2005. С.163-194.
  6. Басовская Е.Н.Своя вселенная гражданина вселенной (Н.М.Карамзин). // Басовская Е.Н. Личность - общество - мироздание в русской словесности. - М.:1994. - С.396-408.
  7. Кулешов В.И.Николай Михайлович Карамзин.// Кулешов В.И.История русской критики 18- начала 20 веков.- М.:1984. - С.44-56.
  8. Сентиментализм.//Энциклопедический словарь юного литературоведа - М., 1998. - С.296-298.

АННОТАЦИЯ

В статье предпринята попытка систематизации образов путешественника в русской литературе по тематическому признаку, обусловленному спецификой освоения пространства. Показано, что двумя продуктивными формами реализации идеи путешествия выступает эксплицитно маркированное перемещение и иллюстрация сюжетов нравственного развития персонажа.

ABSTRACT

An attempt of systematization of traveler’s characters in the Russian literature on the thematic sign caused by specifics of development of space is made in the article. It is shown that explicitly marked movement and an illustration of plots of moral development of the character acts as two productive forms of implementation of the idea of a travel.

Изучение типологии текстов с сюжетом путешествия, воплощенных в различных формах, – одно из динамично развивающихся направлений современного литературоведения. Предметом интересов исследователей становятся как канонические текстовые структуры, так и свободные жанровые образования. Отказ от исключительно жанрового контекста интерпретации путевой литературы позволяет рассматривать ее в контексте художественных универсалий – прежде всего как ситуацию путешествия, желание или необходимость движения, внешнего или внутреннего.

Д. Н. Замятин подчеркивает, что «путешествие способствует созданию целенаправленных географических образов, в структуре которых доля физико- и экономико-географической информации, статистических сведений и т.д. меньше культурных, эмоциональных, психологических элементов и связей, что ведет к “выпуклости”, рельефности, усложненной морфологии образа местности, страны, региона, через которые лежит путь» .

Н. В. Черепанова, анализируя путешествие как феномен культуры, подчеркивает, что это «перемещение (реальное или виртуальное) в чужое культурное пространство с целью выхода за пределы наличного бытия для познания себя и мира повседневности Другого» . Размышляя о путешествии как мифологической структуре, К. Воглер отмечает, что «путешествие героя – модель, которая распространяется не только на параметры, характеризующие нашу действительность. Кроме всего прочего, она отражает процесс создания мифологического путешествия как необходимой части истории» . Интерпретация идеи странствования как своеобразного духовного квеста не нова, но попытка наложить разнообразные сюжеты путешествий на закономерности внутренней эволюции персонажа может породить развернутую типологию образных систем художественного произведения.

Итак, homo peregrinus, человек путешествующий. В одном из наших исследований предлагается классификация текстов путешествий в зависимости от объекта, субъекта и объекта перемещения – эта простая формула не исчерпывает всех их разновидностей, но актуализирует идею пространственного перемещения как маркера «деятельности» персонажа. Этот аспект выступал системообразующим вплоть до середины XVIII века, когда Л. Стерн задает новый вектор для всех, кто отправляется из пункта А в пункт Б – теперь это не столько детальное описание увиденного, сколько передача разнообразных проявлений эмоционального состояния субъекта путешествия.

Типология путешественников в русской литературе детерминирована закономерностями историко-литературного процесса и экстралитературными факторами. Д. Н. Замятин отмечает, что «посредством литературных произведений (и текстов, ставших таковыми) Россия осознавала и осмысляла огромные, слабо освоенные пространства» .

При первом приближении даже традиционный стадиальный подход к систематизации историко-литературного процесса оказывается весьма плодотворным. Так, путешественник Древней Руси – это, прежде всего, смиренный и восхищенный созерцатель хождения или дотошный и ответственный составитель статейного списка или землепроходческой скаски.

Ситуация (за вычетом истории Афанасия Никитина) не меняется вплоть до начала XVII века, эпохи русского ренессанса, когда, как подчеркивает О. В. Творогов, «происходит открытие человеческого характера во всей его сложности, противоречивости и изменчивости» .

Образ путешественника становится более сложным и реализуется на персональном уровне: так, например, в повести о Савве Грудцине пространственное перемещение хоть и является прямым детерминантом описываемых событий, но не является их смысловым центром; судьба мятежного протопопа Аввакума становится попыткой измерить бескрайнее пространство России в ее трагической противоречивости.

Путешественник петровской эпохи – человек новой формации. Переживая трагический разрыв с многовековыми традициями и устоями, отринутыми в пользу европейской модели развития, герои своего времени стремятся мыслить актуальными категориями: в петровских повестях сюжетная составляющая путешествия выполняет две функции – непосредственную фабульную и идеологическую. Европа видится тем идеальным пространством, освоение которого обеспечивает сопричастность новым имперским ценностям.

Затем появляется иной путешественник:

  • студент-стажер, который едет в Европу за систематическим образованием (Г. У. Райзер, Д. И. Виноградов и др.);
  • ученый, описывающий академическую экспедицию, в которой он принимает участие (Л. Делиль, В. Беринг, Г.Ф. Миллер, С. П. Крашенниников);
  • мореплаватель (Н. Полубояринов, Ю. Ф. Лисянский, И. Ф. Крузенштерн);
  • участник военных действий (Ф. Ефремов, Р. М. Цебриков, П. А. Левашов);
  • представитель образованного русского дворянства, путешествующий по Европе: (А. Г. Бобринский, П. А. Строганов, Ф. П. Лубяновский, Д. П. Горихвостов) .

На исходе столетия появляются женские записки о путешествиях (Е. Р. Дашкова, Е.П. Барятинская, А. И. Толстая), а также происходит неизбежный процесс олитературивания документальной модели (А. Н. Радищев, Д. И. Фонвизин, Н. М. Карамзин).

В литературе XIX века можно выделить две тематические группы текстов, содержащих сюжет о путешествии:

  • эксплицитно маркированное перемещение (путешествие как основа сюжета, перемещение имеет физические, географические, темпоральные, пространственные, культурные приметы);
  • путешествие как иллюстрация сюжета нравственного развития, его необходимая структурная составляющая (автор манифестирует динамику духовной эволюции героя через физическое перемещение).

В зависимости от типа сюжета выстраивается и определенный образ путешественника. В первом случае это непосредственный созерцатель, для которого фиксация реалий нового пространства не менее значима, чем рефлексия, причем речь идет как о документальном, так и литературном путешествии (от записок участников войны 1812 года и описаний паломничеств на Святую Землю до «Путешествия в Арзрум» А. С. Пушкина, «Поездки в Ревель» и кавказских повестей А. А. Бестужева-Марлинского). В середине столетия ведущим жанром становится очерк (В. П. Боткин, С. В. Максимов, Д. И. Стахеев, Н.М. Пржевальский) .

Во втором случае справедливо говорить об использовании ситуации реального или вымышленного путешествия для расширения емкости романного повествования (М. Ю. Лермонтов, Н. В. Гоголь, И. А. Гончаров) вплоть до фантастического (О. И. Сеньковский) – способы интерпретации сюжета практически неисчерпаемы.

На рубеже в первой половине XX столетия очерковую традицию внимательного наблюдателя продолжают В.В. Розанов, М.М. Пришвин, К. Г. Паустовский. Олитературенное путешествие обретает еще более разноплановые варианты реализации – в мифопоэтике символизма путешественник стремится через интенцию движения соединить два плана бытия – реальный и идеальный: так среди прочего воплощалась идея конструирования мира в процессе творчества (Н. С. Гумилев, А. Белый). Акмеизм, возвращая слову телесность, реанимирует идею предметного, синестетического восприятия пространства (О. Мандельштам). Д. Н. Замятин отмечает, что В. Хлебников «буквально поставил свою жизнь на географическую карту – случай геолитературы».

Сложность дальнейшей классификации связана не только с многообразием и динамикой смены историко-литературных сюжетов, но и с их максимальным тематическим разнообразием. Так, например, Т. Д. Савченко размышляет о кавказской теме в русской литературе XX столетия и намечает генетические связи с исконным представлением о путешествии как желании соприкоснуться с экзотическим (М. Горький, И. А. Бунин, А. И. Куприн, М. А. Булгаков, В. В. Маяковский, Г. Газданов, Л. Леонов).

Путешествие становится системообразующим мотивом творчества Б. Пастернака, М. Шолохова, В. Гроссмана, И. Бродского. Мотив пути в никуда – основа большинства утопий и антиутопий, жанра, чрезвычайно востребованного новой и новейшей русской литературой (Е.И. Замятин, А. В. Чаянов, Д. Л. Быков).

Иными словами, «человек путешествующий», один из системообразующих образов русской литературе, не только традиционно выступает непосредственным наблюдателем, но и последовательно транслирует нюансы духовного развития через освоение пространства.


Список литературы:

1. Воглер К. Путешествие писателя. Мифологические структуры в литературе и кино. – М., 2015. – 476 с.
2. Замятин Д. Н. Образы путешествий: социальное освоение пространства // Социологические исследования. – 2002. – № 2. – С. 12–22.
3. Львова О. В. Рассказ о путешествии: формы литературной рецепции травелога // Филологические науки. Вопросы теории и практики. – Тамбов: Грамота. – 2016. – № 9. – Ч. 3. – С. 38–40.
4. Савченко Т. Д. Литература путешествий о Кавказе второй половины XX века: Дис. … канд. филол. наук: 10.01.01. – Краснодар, 2009. – 202 с.
5. Стефко М. С. Европейское путешествие как феномен русской дворянской культуры конца XVIII – первой четверти XIX веков: Дис. … канд. истор. наук: 07.00.02. – М., 2010. – 245 с.
6. Творогов О. В. Литература Древней Руси: пособие для учителя. – М.: Просвещение, 1981. – 128 с.
7. Хайруллина О. Н. Очерк второй половины XIX века: жанрово-стилевая характеристика (на материале очерков о российском Дальнем Востоке): Дис. … канд. филол. наук: 10.01.01. – Владивосток, 2001. – 172 с.
8. Черепанова Н. В. Путешествие как феномен культуры: Дис. канд. … филос. наук: 09.00.13. – Томск, 2006. – 20 с.

Через путешествия география видит, описывает себя. Путешествия это письмо в движении, порождающее образы стран, городов, местностей, проникающие в литературу, изменяя ее. Литература в свою очередь создает жанры и каноны, - рамки осознания образов путешествий.

Роль путешествий в русской литературе переоценить невозможно . Посредством литературных произведений (и текстов, ставших таковыми) Россия осознавала и осмысляла огромные, слабо освоенные пространства. Русская литература развивалась, трясясь в карете, в тарантасе, на телеге по пыльным проселкам и трактам. Отсюда важность для ее понимания путевых заметок, писем, очерков, дневников. Путешествия трансформировали классические формы романа, повести и рассказа: сюжеты часто «нанизываются» на целиком (частично) вымышленные путешествия. Блестящую коллекцию подобной русской классики образуют «Мертвые души» Гоголя с эпигонским «Тарантасом» В. Соллогуба, «Чевенгур» Платонова, «Лолита» Набокова, «Москва-Петушки» Венедикта Ерофеева. Путешествия рождали произведения, превосходящие по мощи путевые дневники и письма. «Письма русского путешественника» Карамзина еще принадлежат эпохе сентиментализма и многим обязаны Стерну (как и последующие подражания). Радищев с «Путешествием из Петербурга в Москву», Гончаров с «Фрегатом "Палладой"» и Чехов с «Островом Сахалин» превратили путешествие в особый жанр и способ самопознания литераторов. Маршрут Радищева стал сакральным.

Есть два по значению для русской литературы типа путешествий: 1) сюжетный тип, меняющий структуру литературных форм, 2) жанровый (установочный) тип, меняющий мировоззренческую структуру литературы. Чистоту типологии нарушают труды путешественников и географов (чаще всего в Центральную Азию, Сибирь и на Дальний Восток): Пржевальский, Грумм-Гржимайло, Потанин, Певцов, Козлов и др. Влияние их описаний скорее стилевое. Набоков в романе «Дар» не скрывал его, и роман живет чувством пути, присущим великим русским путешественникам.

Как проникали образы путешествий в толщу русской литературы, меняя ее образ? Предварительно отмечу, что это проникновение вело, как правило, к росту мощи литературных произведений. Выделяются три основные эпохи: до начала XIX в. (условно - допушкинская), с начала XIX в. до 1910-х годов, с 1910-х годов по настоящее время. В допушкинскую эпоху путешествие – это сухая опись путевых столбов, яств на столах и экзотики ближних и дальних стран . Афанасий Никитин – редкое исключение. Путешествие проходит с полузакрытыми глазами; само письмо еще не умеет хорошо двигаться.

Золотой век путешествий в русской литературе делится на две части. 1800-1830 годы характерны ростом путевых описаний, выполняемых журналистскими и литературными средствами. Это эпоха экспансии. Прежде косноязычная, русская литература обрела язык, голос, цвет. Одновременно с расширением территории империи появляются произведения литературы, осваивающие новые районы и страны. Задал тон Пушкин «Путешествием в Арзрум». Завоевание Кавказа породило жанр повестей и рассказов, особенно кавказские повести Бестужева-Марлинского. Заграничные походы русской армии 1813-1815 гг. оживили интерес дворянской элиты к политике и культуре стран Европы. Она становится предметом литературных описаний . Позднее пишутся романы Гоголя, Тургенева, Достоевского, Гончарова (попутно они описывали образы стран пребывания). Возник жанр описаний путешествий в Св. Землю (Палестина), не ставших событиями литературы .

Вторая часть золотой поры путешествий - 1840-1910-е годы. В 1840-х годах русская литература начинает осваивать все богатство путешествий. Основой стал жанр "физиологических" очерков нравов, быта городов и местностей России (здесь успел отметиться Лермонтов очерком «Кавказец»). Появились профессионалы очеркисты и писатели, отдавшие себя путешествиям, их "физиологии", запахам пространства и т.п. Одним из пионеров этого жанра был поэт, переводчик и публицист Александр Ротчев . Классика жанра - произведения В. Боткина («Письма из Испании»), С. Максимова, Влад. Немировича-Данченко, Е. Маркова. Наибольших успехов достиг к началу XX в. Василий Розанов, чьи очерки о Волге («Русский Нил»), о путешествиях в Италию, Германию, на Кавказ до сих пор читаются на одном дыхании . Не уступал ему его ученик по Елецкой гимназии М. Пришвин с очерками о русском Севере. Жанр дожил до XX в., утратив, правда, былые позиции. В советское время романтику жанра сумел сохранить К.Г. Паустовский.

Золотая пора путешествий в русской литературе это и авантюры, экзотика, романтика. Ряд описаний рождался в результате головокружительных путешествий, иногда непреднамеренных. Таковы описания Александра Ротчева. В допушкинскую эпоху отличился купец Ефремов, попавший в плен в киргиз-кайсацких степях . «Арабескный», авантюрный стиль письма хранили Осип Сенковский в 1840-х годах, а к концу эпохи – Н. Гумилев, путешествовавший в Африке и написавший ряд поэтико-географических циклов. Вынужденные путешествия (ссылка), стали источником описаний заснеженных пространств Северной Азии. Начатые Радищевым, декабристами поездки в Сибирь стали культовыми для писателей и очеркистов.

Примерно с 1910-х годов наступает новая эпоха взаимоотношений русской литературы и путешествий. Теперь путешествие означает внутренний поиск, эксперимент с литературным письмом, иногда с собственной жизнью. Образы путешествий переходят внутрь литературы: А. Белый, В. Хлебников, О. Мандельштам, А. Платонов и Б. Пастернак подчиняют литературный ритм ритму путешествий. Белый и Мандельштам счастливо совпали в описаниях Армении. В заметках «Читая Палласа» Мандельштам уловил структуры, основы путевого письма. Хлебников буквально поставил свою жизнь на географическую карту – случай геолитературы. Ранние проза и поэзия Пастернака дышат образами пути. В романе «Доктор Живаго» поэт связал судьбы героев с путешествием на Урал. Традицию во второй половине XX в. продолжил Иосиф Бродский. Ряд его стихотворений и эссе - это перетекающие образы Петербурга, Венеции, Крыма, Англии, Америки.

Как русская литература воспринимала географические образы путешествий? В золотую пору путешествий она любила их «по-детски»: яркость пейзажей, ландшафтов, зарисовки бытовых сценок и нравов – это, скорее, натуралистическая живопись, этнографическое кино. Оживляли картину сравнения политики и культуры России с другими странами – особенно, если путешественник был западником или славянофилом (описание Лондона А.С. Хомяковым). Зарождается интерес писателя к путешествию как возможности осмыслить свою жизнь и собственную страну. Если писатель эмигрировал, превращение интереса становилось просто необходимым. «Замогильные записки» Печерина, мемуары и письма Герцена подтверждают, что их путешествия по России отражены в путешествиях по Европе.

К концу XIX в. «детская любовь» русской литературы к путешествиям проходит. Образы путешествий уходят в детство и юность мемуаров, романов, рассказов русских писателей. Сохраняя часть экзотики, странствия детства и юности как сквозь увеличительное стекло оценивают жизненный путь героя. Отсюда разноцветье, «субъективность», жестокость postfactum путевых описаний. Срабатывает эффект «фотовспышки». Географические образы олицетворяют повороты судьбы в ранних рассказах Горького, мемуарах Короленко, «Жизни Арсеньева» Бунина, «Повести о жизни» Паустовского.

Впустив в себя образы путешествий, русская литература не могла не измениться. После Хлебникова, Мандельштама, Платонова географические образы стали естественным литературным средством выражения отношения к миру. Путешествие стало удобным литературным приемом и мощной литературной метафорой. Книги П. Вайля и А. Гениса, В. Аксенова, А. Битова и В. Пелевина подтверждают это. Реальные местности и страны могут перемешиваться с выдуманными, пространство и путь часто являются самостоятельными героями, определяют сюжеты. Путешествие само по себе, как образ-архетип, вошло внутри литературы, став основой почти всех литературных жанров.

1. Путешествие-возвращение.
2. Путешествие-поиск.
3. Путешествие-служение.
4. Путешествие-искушение и путешествие-развлечение.
5. Путешествие-антипоиск.

Мотив путешествия — один из самых распространенных и древних в мировой литературе. Разумеется, это не случайно. В древности, когда еще не было современных средств коммуникации и связи, путешествие было одним из немногих способов расширить свой кругозор. В то же время военные походы и торговые караваны также подразумевали путешествие по суше или по морю. Однако существует еще одно измерение путешествия — символическое, философское. Человеческая жизнь — это тоже своего рода путешествие. А внимание авторов художественных произведений всегда было направлено на человеческую судьбу, на развитие личности и событий, влияющих на нее. Пестрая смена фона, оторванность героя от привычного образа жизни, драматичность ситуаций, заставляющих то и дело совершать выбор — все это представляет благодатное поле деятельности для тех, кто стремится показать-личность в развитии.

Нетрудно заметить, что в большинстве случаев путешествие героя — это не бессмысленное блуждание, а целенаправленное движение. Однако цель и Причины путешествия могут быть различными. Так, главный герой «Одиссеи» Гомера путешествует долгие годы не по своей воле, а из-за гнева Посейдона. Цель Одиссея — возвращение домой, то есть достижение блага. Следовательно, само путешествие выступает в качестве испытания героя. Но разве плохо жилось Одиссею у бессмертных богинь — Цирцеи и Калипсо? Почему герой все время стремится двигаться дальше? Повествуя о странствиях Одиссея, Гомер проводит идею о выборе и верности. На жизненном пути человек неизбежно подвергается искушениям, однако цель, если она выбрана верно, остается неизменной. Любовь к родине и своей жене Одиссей ставит выше, чем возможность сделаться мужем богини и получить бессмертие. Упорство Одиссея не удается сломить ни гневу Посейдона, ни ласкам Цирцеи и Калипсо, потому, должно быть, и достигает наконец герой берегов своей Итаки.

В литературной традиции весьма распространена и другая разновидность путешествия — поиск. Впрочем, и путешествие Одиссея своего рода поиск — он ищет путей возвращения домой. Однако это поиск того, что герой уже хорошо знает, более того — что принадлежит ему. Зачастую же героям приходится отыскивать то, о чем они знают лишь понаслышке и вовсе не знают. Гиперболизированным выражением подобной ситуации является сказочная формула «пойди туда, не знаю куда». Однако даже если направление поиска и его цель более или менее определены, героям предстоит пройти через череду испытаний. Чаще всего перед героем стоят два варианта исхода его поиска: рост (духовный, карьерный) либо гибель.

Сходные тенденции обнаруживаются в путешествии-служении. В качестве примера подобного путешествия можно привести проповедь Христа. Он и его ученики переходили из города в город, возвещая народу истину. Однако целью Христа — й это следует подчеркнуть — являются отнюдь не личные намерения. Бог и так превыше всего. Его цель — духовный рост людей, их возвращение к нему, их поиск Бога и путей к нему, обретение Земли Обетованной.

Можно привести и другой пример путешествия-служения. Это легенды о поисках Святого Грааля. Следует обратить внимание на различие между обычным поиском какого-либо значимого объекта с целью завладения им и поисками Святого Грааля. В последнем случае владение объектом невозможно, и самый достойный может быть лишь его хранителем. Благом, целью путешествия-поиска является зрелище чудес Грааля, которого удостаивается не просто тот, кто отважен и хорошо владеет оружием (чего зачастую достаточно для того, чтобы завладеть каким-либо предметом), но тот, кто добродетелен. Так, поиск Святого Грааля сближается с паломничеством — путешествием во имя духовного очищения и искупления грехов. Однако ставить знак равенства между этими двумя разновидностями путешествий все же неправомерно. Да и само стремление к Граалю является мощным духовным импульсом к возрождению личности, однако чтобы увидеть Грааль, этого недостаточно.

Мотив испытания, который присутствует в любом путешествии, наиболее сильно звучит в драме И. В. Гете «Фауст». Мефистофель именно с этой целью и показывает Фаусту мир, чтобы его душа поддалась земным соблазнам и стала легкой добычей дьявола. Мечта же самого героя «о волшебном плаще», который дал бы ему возможность побывать в разных краях — это стремление к поиску и служению: герой драмы Гете жаждет знаний и их применения на благо людям. Это и оказывается его спасением: бескорыстное служение другим уподобляет человека Богу, а служение лишь самому себе — мятежному духу Люциферу.

В путешествии Фауста присутствует и мотив развлечения — Мефистофель старался показывать своему подопечному то, что, по мнению дьявола, могло развлечь Фауста.

Тему путешествия-развлечения развил Д. Байрон в поэме «Паломничество Чайльд-Гарольда». Эту тему затрагивал и А. С. Пушкин в романе в стихах «Евгений Онегин». Пресыщенный всеми наслаждениями герой уже не ищет чего-то значимого, будь оно материальным или духовным — скорее бежит от скуки, от самого себя, надеясь найти минутное развлечение в сменяющих друг друга путевых впечатлениях. Однако это тоже поиск, хотя и вывернутый наизнанку, поиск, лишенный самой сути, цели.

Как мы видим, все разновидности путешествия достаточно условны, так как у них очень много общего. Д. Толкин в своей эпопее «Властелин Колец» создал образец странствия, в котором резко проступают характерные черты всех разновидностей путешествия. Путешествие девятерых Хранителей Кольца — это конечно же путешествие-служение. Судьба всего Средиземья зависит от того, чем закончится их поход. Немаловажное значение имеет тот факт, что лишь часть пути Хранители преодолевают вместе — каждому выпадают свои испытания, свои искушения. Несомненно также, что это путешествие-поиск: героям нужно найти дорогу к Роковой горе, где возможно уничтожить Кольцо Всевластия. Однако это испытание целиком ложится на плечи хоббитов Фродо и Сэма. Пути остальных Хранителей играют важную роль в объединении народов Средиземья перед общим врагом.

Во «Властелине Колец» звучит и тема неоконченного путешествия: Боромир, охваченный искушением использовать Кольцо во благо своей родины (как кажется герою), погибает в бою с орками. Не менее ярко, чем другие ипостаси путешествия, представлена и тема возвращения домой. Почти как Одиссею, приходится героям-хоббитам сражаться за свой родной край. Однако помимо всех перечисленных мотивов, во «Властелине Колец» обозначилась и еще одна ипостась путешествия — антипоиск. Ведь герои странствуют и сражаются не ради того, чтобы обрести нечто ценное и значимое, но чтобы уничтожить волшебное Кольцо, обладающее зловещими свойствами. Это не значит, конечно, что герои не обретают ничего: их общее приобретение — мир и свобода Средиземья, кроме того, почти все они получают то, к чему стремились. Лишь Фродо не обрел душевного покоя — потому-то ему и предстоит новое путешествие-паломничество в Запредельный Край, Туда же отправляется и Гэндальф, однако для мага это путешествие-возвращение, потому что там его дом.

Итак, мы видим, насколько многообразно и глубоко значение мотива путешествия в литературной традиции. Однако необходимо отметить, что путешествие обычно имеет точку отсчета и цель, а образы Дома, Дороги и некой цели странствия неразрывно связаны воедино.