(Пушкино. Акулова гора, дача Румянцева,
27 верст по Ярославской жел. дор.)
В сто сорок солнц закат пылал,
в июль катилось лето,
была жара,
жара плыла -
на даче было это.
Пригорок Пушкино горбил
Акуловой горою,
а низ горы -
деревней был,
кривился крыш корою.
А за деревнею -
и в ту дыру, наверно,
спускалось солнце каждый раз,
медленно и верно.
мир залить
вставало солнце ало.
И день за днем
ужасно злить
И так однажды разозлясь,
что в страхе все поблекло,
в упор я крикнул солнцу:
довольно шляться в пекло!"
Я крикнул солнцу:
"Дармоед!
занежен в облака ты,
а тут - не знай ни зим, ни лет,
сиди, рисуй плакаты!"
Я крикнул солнцу:
послушай, златолобо,
без дела заходить,
на чай зашло бы!"
Что я наделал!
по доброй воле,
раскинув луч-шаги,
шагает солнце в поле.
Хочу испуг не показать -
и ретируюсь задом.
Уже в саду его глаза.
Уже проходит садом.
В окошки,
в щель войдя,
валилась солнца масса,
ввалилось;
дух переведя,
заговорило басом:
"Гоню обратно я огни
впервые с сотворенья.
Ты звал меня?
Чаи гони,
гони, поэт, варенье!"
Слеза из глаз у самого -
жара с ума сводила,
но я ему -
на самовар:
"Ну что ж,
садись, светило!"
Черт дернул дерзости мои
орать ему, -
сконфужен,
я сел на уголок скамьи,
боюсь - не вышло б хуже!
Но странная из солнца ясь
струилась, -
и степенность
сижу, разговорясь
с светилом
постепенно.
про это говорю,
что-де заела Роста,
а солнце:
не горюй,
смотри на вещи просто!
А мне, ты думаешь,
Поди, попробуй! -
А вот идешь -
взялось идти,
идешь - и светишь в оба!"
Болтали так до темноты -
до бывшей ночи то есть.
Какая тьма уж тут?
мы с ним, совсем освоясь.
дружбы не тая,
бью по плечу его я.
А солнце тоже:
нас, товарищ, двое!
Пойдем, поэт,
у мира в сером хламе.
Я буду солнце лить свое,
а ты - свое,
стихами".
Стена теней,
ночей тюрьма
под солнц двустволкой пала.
Стихов и света кутерьма
сияй во что попало!
Устанет то,
и хочет ночь
тупая сонница.
во всю светаю мочь -
и снова день трезвонится.
Светить всегда,
светить везде,
до дней последних донца,
светить -
и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой
и солнца!
«Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче»
Летом 1920 года Маяковский пишет одно из своих ярких стихотворений (фактически
Это маленькая лирическая поэма) о поэзии - «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче».
Стихотворение это справедливо сравнивают с державинской («Гимн солнцу»), с пушкинской («Вакхическая песня») традицией. Пушкин пропел гимн светлому солнцу творческого человеческого разума; Маяковский уподобил солнцу, источнику света и жизни, поэзию.
Развивая классические традиции, Маяковский в этом стихотворении выступает как поэт новой исторической эпохи, определившей новый, особый строй чувств и мыслей, новые образные ассоциации. Новым содержанием наполнен и образ солнца. В послеоктябрьском творчестве Маяковского этот образ обычно олицетворяет светлое (коммунистическое) будущее. В «Левом марше» - это «солнечный край непочатый». В «Окнах РОСТА» светлое будущее графически изображается в виде поднимающегося из-за горизонта солнца. В революционной поэзии тех лет (например, у поэтов-пролеткультовцев) мотив солнца обычно служит и средством перенесения действия в «космический», «вселенский» план. В «Необычайном приключении...» все эти аллегории не имеют столь четкой, определенной выраженности. Они проступают лишь как литературно-исторический контекст, общий культурный «фон» произведения. Тема стихотворения развивается в глубоко лирическом плане. Хотя само событие действительно «необычайное», фантастическое, его достоверность подтверждается множеством реальных деталей, сообщаемых, начиная с заглавия, с подзаголовка. Дан точный адрес события («Пушкино, Акулова гора, дача Румянцева»...), обстановка на даче (поле, сад, «варенье», «самовар», «чаи»...), множество психологических подробностей («разозлясь», «испуг», «ретируюсь задом», «сконфужен»...). Охарактеризована и июльская жара, которая «плыла» - «в сто сорок солнц закат пылал» (удивительно «точный» подсчет яркости заката - гипербола в стиле Гоголя).
По мере развития лирического сюжета происходит постепенное олицетворение солнца из неодушевленного небесного светила в героя-гостя, говорящего «басом», пьющего «чаи» с лирическим героем, переходящего с ним на «ты», называющего его «товарищем». Правда, сам лирический герой уже в начале стихотворения, «разозлясь», обращается к солнцу на «ты». Но это - грубость. К концу же стихотворения это уже взаимное дружеское «ты». В результате «необычайного приключения», дружеской беседы становится ясной глубинная общность ролей «поэта Владимира Маяковского» и «солнца»:
Я буду солнце лить свое, а ты - свое, стихами.
Оба товарища, солнце и поэт, обстреливают «двустволкой» лучей и стихов враждеб-ные силы мрака - «стену теней, ночей тюрьму» - и побеждают. Так делом, совместным участием в борьбе подтверждается единство, совпадение их задач:
Светить всегда, светить везде.
Вот лозунг мой - и солнца!
Итоговый лозунг «светить» всегда и везде, проиллюстрированный столь ярко и остроумно, такой «необычайной» историей, - уже не отвлеченная аллегория. Это обыденное дело поэта, художника, побеждающего тьму, несущего миру красоту, радость, свет.
Обновлено: 2011-05-09
ПосмотритеВнимание!
Спасибо за внимание.
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.
В. В. Маяковский. «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче»
Язык поэзии В. В. Маяковского до сих пор служит то предметом восторгов, то хулы: некоторым его язык казался смелой революционной ломкой самых основ русской речи, другим - порчей и гибелью той русской традиции, которая была создана классической литературой начала века. Каков же в самом деле язык Маяковского? Это новатор языка или его разрушитель? Ответ на данный вопрос таится в тщательном, скрупулезном анализе конкретных текстов поэта, который позволит установить, насколько новаторство В. Маяковского мотивировано художественным, коммуникативным заданием каждого конкретного текста.
Стихотворение «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче» занимает особое место в творчестве поэта. Сам Маяковский считал его «вещью программной».
Фантастическая встреча с солнцем выливается в реальный, «земной» разговор о высоком назначении поэта и преобразующей роли поэзии, о радости творческого труда и величии простых, будничных дел.
Данное стихотворение построено как диалог двух персонажей - поэта и солнца, причем В. Маяковский не просто перенес сюда реальную разговорную речь, он сделал ее объектом изображения. Здесь слито несколько диалогов: 1) эксплицитный диалог, реализованный в тексте через прямую речь лирического героя-поэта, ведущего разговор от первого лица /«я»/, и солнца; 2) диалог названных лиц с Автором, который выступает здесь в особой роли: как заинтересованный свидетель, слушатель, собеседник, который в конце стихотворения призывает: «Стихов и света кутерьма, сияй во что попало!»;
3) имплицитный, внутренний диалог, под которым понимается контакт с читателем. С точки зрения М. Бахтина, всякий текст (том числе и поэтический) диалогичен, ибо ориентирован на активность читателя, который стремится точнее воспринять мысль автора, чтобы ответить на нее поступком, репликой, мыслью. Такая диалогичность повышает уровень понимания текста, помогает более эффективному воздействию на читателя.
Начинается эксплицитный диалог в стихотворении как предметный (по классификации Н. Д. Арутюновой), в котором преобладает обмен информацией: «Дармоед! занежен в облака ты, а тут - не знай ни зим, ни лет, сиди, рисуй плакаты /» - «Чаи гони, гони, поэт, варенье!» В конце стихотворения диалог становится модальным, в нем преобладает обмен мнениями: «Ладно, не горюй, смотри на вещи просто! А мне, ты думаешь, светить легко?» и т.д.
Композиционно стихотворение делится на две части: 1) реальное, будничное (описание места и времени действия - с начала стихотворения и до слов: «Вупор я крикнул солнцу “Слазь!..”»); реальность усиливается подзаголовком: «Пушкино, Акулова гора, дача Румянцева, 27 верст по Ярославской жел. дор.»; 2) фантастическое, необычайное, которое также усилено заголовком «Необычайное приключение...»
В столкновении реального и ирреального идет основное содержание текста - отношение к выполнению своего долга, к труду, друг к другу.
В начале стихотворения поэт показан за работой, а его отношение к солнцу - это отношение к праздному светилу: «Дармоед!», «Слазь!»
В ходе беседы поэта и солнца выясняется, что оно тоже - труженик: «А мне, ты думаешь, светить легко?» Сходное отношение к делу, к труду и явилось основанием для дружбы поэта и солнца: «И скоро, дружбы не тая, бью по плечу его я». Дружба закрепляется пониманием сходства их деятельности, общности задач: «Я буду солнце лить свое, а ты - свое, стихами».
Стремясь усилить экспрессивность и тем самым воздействующую силу на читателя, В. Маяковский обращается к единицам различных языковых уровней, умело трансформируя и неожиданно объединяя их.
Немало выразительных возможностей находит поэт в словообразовательных единицах, в том числе - в словообразовательных моделях. Причем, Маяковский не изобретает небывалых звукосочетаний, он работает с тем, что есть в языке как намек и скрытая, потенциальная возможность; он как бы намеренно демонстрирует словообразовательные возможности языка. Так, поэт часто использует усечение основ (ясь - образовано от прилагательного ясный), обычные аффиксы, но прибавляет он их к тем словам, с которыми эти аффиксы в норме не сочетаются (сонница = сон + ниц (а), трезвониться = трезвонить + ся, взорим - от зори), словосложение (луч-шаги).
Смело использует В. Маяковский возможности морфологической системы языка, переводя, например, слова из одного морфологического класса в другой (из неизменяемого в изменяемый), меняя его признаки внутри одного класса (например, род; число в классе изменяемых слов): чаи гони - существительное «чай» поэт употребляет во множественном числе; не знай ни зим, ни лет : вставало солнце ало - краткое прилагательное использует не в предикативной функции, как того требует норма русского языка, а в атрибутивной (в значении «алое»).
Самым необычным способом В. Маяковский сталкивает обычные слова, рождая при этом новые экспрессивные смыслы: в июль катилось лето; пригорок Пушкина горбил Акуловой горою; кривился крыш корою; занежен в облака ты; раскинув луч-шаги, шагает солнце в поле; уже в саду его глаза; взорим, вспоем у мира в сером хламе.
В области использования лексических средств новаторство В. Маяковского не только в довольно большом количестве авторских окказионализмов, но и в свободном употреблении сниженных и разговорных слов, которым, казалось бы, не место в высокой поэзии: дармоед (разг.), гони варенье (прост.), слазь (разг.), шляться (прост.) и др.
Как смелый новатор пользуется В. Маяковский фразеологическими единицами. В данном стихотворении можно отметить своеобразную борьбу с тем омертвением отдельного слова, которое превращает свободное словосочетание во фразеологизм. Автор трансформирует фразеологизмы, вводя в их структуру свободные слова и выражения: например, во фразеологизм смотреть в оба Маяковский вводит два свободных глагола и возникает трасформация «идешь и смотришь в оба»; фразеологизм кричать во всю мочь превращается в стихотворении «Вдруг я во всю светаю мочь»; фразеологическая единица сколько зим, сколько лет трансформируется так, что становится трудноузнаваемой - «не знай ни зим, ни лет».
Что касается синтаксиса, то Маяковский стремился к выделению слова, к его освобождению от синтаксических зависимостей, т.е. «к своеобразному преодолению синтаксиса», по словам Г. О. Винокура. Существует неразрывная связь между особенностями синтаксического построения стихотворной речи Маяковского и ее ритмикой, так что, в сущности, ритм и синтаксис Маяковского как бы объясняют друг друга:
В окошки, в двери, в щель войдя, ввалилась солнца масса, ввалилось; дух переведя...
Специфика синтаксиса В. Маяковского вовсе не в том, что у него много необычных конструкций, а в том, что все они порождены определенным стилистическим заданием, определенной коммуникативной установкой автора.
Кроме названных языковых средств разных уровней, В. Маяковский использует различные приемы. Наиболее распространенным в данном стихотворении становится повтор, который выполняет различные функции. Во-первых, повтор способствует динамичности и экспрессивности изображения: «Уже в саду его глаза, уже проходит садом». Во-вторых, на его основе строится каламбур: «Гоню обратно я огни впервые с сотворения. Ты звал меня ? Чаи гони, гони, поэт, варенье!»
В-третьих, благодаря повтору последовательно раскрывается, например, вся гамма значений одного из центральных глаголов стихотворения - светить (от физического до общественно-политического) :
А мне, ты думаешь, светить
легко ?
- Поди, попробуй! -
А вот идешь -
взялось идти.
идешь - и светишь в оба!
Светить всегда. Светить везде, до дней последних донца, светить - и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой - и солнца!
Здесь взаимодействуют два ряда повторов - глаголы идти и светить, которые усиливают друг друга, делают их более значимыми и важными в выражении авторской идеи.
Основная идея стихотворения неоднократно подчеркивается стилистическим приемом параллелизма в изображении поэта и солнца: «Я буду солнце лить свое, а ты - свое, стихами», «а вот идешь - взялось идти, идешь - и светишь в оба!» и др.
В стихотворении встречаются и другие приемы: а) гипербола - «в сто сорок солнц закат пылал»; б) метафоры - «лето катилось», «жара плыла», «шагает солнце», «вспоем у мира в сером хламе» и др.; в) олицетворения - «уже в саду его глаза», (солнце) «дух переведя, заговорило басом». Кроме того, различные приемы, объединяясь в стихотворении, усиливают друг друга, увеличивая воздействующую силу текста, его экспрессивность, например: «бью по плечу его я» - гипербола и олицетворение одновременно.
«Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче» Владимир Маяковский
(Пушкино. Акулова гора, дача Румянцева,
27 верст по Ярославской жел. дор.)В сто сорок солнц закат пылал,
в июль катилось лето,
была жара,
жара плыла —
на даче было это.
Пригорок Пушкино горбил
Акуловой горою,
а низ горы —
деревней был,
кривился крыш корою.
А за деревнею —
дыра,
и в ту дыру, наверно,
спускалось солнце каждый раз,
медленно и верно.
А завтра
снова
мир залить
вставало солнце ало.
И день за днем
ужасно злить
меня
вот это
стало.
И так однажды разозлясь,
что в страхе все поблекло,
в упор я крикнул солнцу:
«Слазь!
довольно шляться в пекло!»
Я крикнул солнцу:
«Дармоед!
занежен в облака ты,
а тут — не знай ни зим, ни лет,
сиди, рисуй плакаты!»
Я крикнул солнцу:
«Погоди!
послушай, златолобо,
чем так,
без дела заходить,
ко мне
на чай зашло бы!»
Что я наделал!
Я погиб!
Ко мне,
по доброй воле,
само,
раскинув луч-шаги,
шагает солнце в поле.
Хочу испуг не показать —
и ретируюсь задом.
Уже в саду его глаза.
Уже проходит садом.
В окошки,
в двери,
в щель войдя,
валилась солнца масса,
ввалилось;
дух переведя,
заговорило басом:
«Гоню обратно я огни
впервые с сотворенья.
Ты звал меня?
Чаи гони,
гони, поэт, варенье!»
Слеза из глаз у самого —
жара с ума сводила,
но я ему —
на самовар:
«Ну что ж,
садись, светило!»
Черт дернул дерзости мои
орать ему,-
сконфужен,
я сел на уголок скамьи,
боюсь — не вышло б хуже!
Но странная из солнца ясь
струилась,-
и степенность
забыв,
сижу, разговорясь
с светилом
постепенно.
Про то,
про это говорю,
что-де заела Роста,
а солнце:
«Ладно,
не горюй,
смотри на вещи просто!
А мне, ты думаешь,
светить
легко.
— Поди, попробуй! —
А вот идешь —
взялось идти,
идешь — и светишь в оба!»
Болтали так до темноты —
до бывшей ночи то есть.
Какая тьма уж тут?
На «ты»
мы с ним, совсем освоясь.
И скоро,
дружбы не тая,
бью по плечу его я.
А солнце тоже:
«Ты да я,
нас, товарищ, двое!
Пойдем, поэт,
взорим,
вспоем
у мира в сером хламе.
Я буду солнце лить свое,
а ты — свое,
стихами».
Стена теней,
ночей тюрьма
под солнц двустволкой пала.
Стихов и света кутерьма
сияй во что попало!
Устанет то,
и хочет ночь
прилечь,
тупая сонница.
Вдруг — я
во всю светаю мочь —
и снова день трезвонится.
Светить всегда,
светить везде,
до дней последних донца,
светить —
и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой
и солнца!
Анализ стихотворения Маяковского «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче»
Очень многие стихи Владимира Маяковского славятся удивительной метафоричностью. Именно благодаря этому нехитрому приему автору удалось создавать очень образные произведения, которые можно сравнить с русскими народными сказками. Например, у народного эпоса с произведением «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче », которое было написано поэтом летом 1920 года, очень много общего. Главным героем этого произведения является солнце, которое поэт сделал одушевленным существом . Именно так в сказках и преданиях изображается небесное светило, которое дарит жизнь и тепло обитателям земли. Однако автор посчитал, что солнце, каждый день путешествующее по небу одним и тем же маршрутом, является бездельником и тунеядцем, которому попросту нечем себя занять.
Однажды, наблюдая за тем, как оно «медленно и верно» спускалось за деревню, Маяковский обратился к небесному светилу с гневной речью, заявив, что «чем так, без дела заходить, ко мне на чай зашло бы!». И – оказался сам не рад такому предложению, так как солнце действительно явилось к Маяковскому в гости, опалив его своим жаром: «Ты звал меня? Чаи гони, гони, поэт, варенье!». В итоге небесное и поэтическое светила провели за одним столом целую ночь, жалуясь друг другу на то, как трудно им живется. И Маяковский осознал, что он в любой момент может отказаться от своих стихов и сменить перо, к примеру, на обычный рубанок. Однако солнце лишено такой возможности, и ему каждый день необходимо вставать и освещать землю. На фоне откровений небесного гостя автор почувствовал себя весьма неуютно и понял, что только такой самоотверженный труд может действительно изменить этот мир, сделать его светлее и чище.
В заключительной части стихотворения «Необычное приключение» Маяковский призывает каждого человека не только следовать своему призванию, но и любое дело выполнять с максимальной самоотдачей . Иначе смысл существования попросту теряется. Ведь люди приходят в этот мир с определенной миссией, которая заключается в том, чтобы «светить всегда, светить везде до дней последних донца». Поэтому нет смысла жаловаться на усталость и сетовать на то, что кому-то судьбой определен более легкий жизненный путь. Беря пример со своего гостя, Маяковский заявляет: «Светить – и никаких гвоздей! Вот лозунг мой – и солнца!». И этой простой фразой подчеркивает, насколько важное значение имеет работа каждого из нас, будь то поэт или же обычный труженик села.
Пушкина называли «солнцем русской поэзии», а Владимир Маяковский сравнил саму поэзию с солнцем и написал стихотворение «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче» , об анализе которого пойдет речь далее.
Уже первые строки этого стихотворения помогают читателю погрузиться в атмосферу веселой сказки , забавного приключения. Перед его взором возникает, с одной стороны, совершенно конкретная местность (Пушкино, Акулова гора, дача Румянцева), с другой стороны, появляется ощущение чего-то необычного, что встречается лишь в сказках: что-то вроде «в некотором царстве, в некотором государстве» . Само название настраивает на восприятие какого-то приключения, которое произойдет с героем, носящим то же имя, что и автор. Подобное абстрагирование от своего имени разовьют в прозе ХХ века Венедикт Ерофеев.
Привычная, на первый взгляд, картина захода солнца вдруг превращается в фантастическую картину: «в сто солнц закат пылал» (характерная для стиля Маяковского гипербола ). Слегка замедленное, обстоятельное, наполненное легким юмором начало постепенно усиливает, как бы «подогревает» интерес к повествованию, заставляет с нетерпением ожидать того события, которое было обещано в заглавии.
Само же необычайное событие преподносится очень эмоционально:
Что я наделал! Я погиб!
Такие разговорные интонации придают стихотворению доверительность, свойственную всей поэзии Маяковского. Не случайно так много у него «Писем» и «Разговоров». Кроме того, оживление вносит и использование в буквальном смысле стершейся метафоры : у поэта солнце действительно заходит и садится, как если бы это было какое-то существо. Не без юмора рисует он свою необычайную встречу с солнцем, только скрадывает фантастику, окружая ее незатейливыми приметами быта, сопровождая скупыми, но очень красочными деталями: «ввалилось, дух переведя, заговорило басом…» , «сконфужен, я сел на уголок скамьи…» , «И скоро, дружбы не тая, бью по плечу его я» .
Беседа между поэтом и светилом протекает неторопливо и непринужденно. Поэт в шутливо-озорном тоне подразнивает солнце, а то, в свою очередь, подзадоривает: «Поди, попробуй!» . В диалоге и в авторских ремарках множество разговорной лексики : «Ну что ж, садись, светило!» ; «Слазь! Довольно шляться в пекло!» ; «Дармоед!» ; «… и ретируюсь задом» .
Так же искусно обращается Маяковский и омонимами :
Чем так, без дела заходить ,
Ко мне на чай зашло бы.
Гоню обратно я огни впервые с сотворенья.
Ты звал меня? Чаи гони ,
гони , поэт, варенье!
Конечно, герои стихотворения весьма своеобразны: сильное, но при этом ласковое и трудолюбивое солнце и поэт, немного усталый, сперва даже слегка раздраженный, но безмерно любящий жизнь, знающий цену себе и своему творчеству. Наверное, поэтому он позволяет себе так запросто разговаривать с «самим» небесным светилом.
Произведение удивляет смелостью сюжета и красотой мысли: поэт и солнце – два товарища: «Ты да я, нас, товарищ, двое!» . Но за бытовым планом отчетливо проступает иной – серьезный, даже патетический. Маяковский на самом деле утверждает созидательную роль поэзии, которая не только преобразует все вокруг. Подобно солнцу, живое слово поэта согревает людей, освещая самые темные закоулки их жизни, разрушает предрассудки, рассеивает сомнения, как тьму, окружавшую многих на протяжении всей жизни. Именно поэтому и сходятся во мнении эти два светила, что позволяет утверждать:
Светить всегда, светить везде,
до дней последних донца,
светить - и никаких гвоздей!
Вот лозунг мой и солнца!
Необычность произведения создается и целым каскадом рифм : от точной: «РОСТА – просто» до абсолютно не совпадающей по звучанию: «не тая – ты да я» . Традиционное разделение строки на небольшие отрезки-ступеньки позволяет выдерживать паузы и ставить логическое ударение на самых значимых словах. Большое количество неологизмов : «златолобо» , «занежен» , «вспоем» - придает стихотворению неповторимый стиль. Некоторые их них требуют пояснения. Например, «взорим» может означать «взойдем над землей, чтобы озарить ее».
Таким образом, поэт размышляет не только о поэтическом творчестве, но и защищает непреходящее значение любого, самого скромного, незаметного труда, если он посвящен высокой цели.
- «Лиличка!», анализ стихотворения Маяковского
- «Прозаседавшиеся», анализ стихотворения Маяковского
История создания стихотворения «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче».
Стихотворение «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче» написано в 1920 году. Шли первые послереволюционные годы, в стране еще продолжалась гражданская война, царила разруха, начинался голод. Молодое государство остро нуждалось в поддержке и пропаганде своих идей, и с этой целью в Москве при Российском телеграфном агентстве были созданы «Окна РОСТА»: в центре города в витрине бывшего магазина были вывешены плакаты на злобу дня.
В 1919-1922 годах в «Окнах РОСТА» много работал Маяковский, создав в общей сложности более пятисот плакатов. Эта трудная, повседневная работа сочинителя плакатов и лозунгов, очень нужных для молодой страны, утомляла Маяковского и вызывала сомнение: не растрачивает ли он себя как поэт, отдавая свой талант и время? Ответ на этот традиционный вопрос о назначении поэта и поэзии Маяковский дает в стихотворении «Необычайное приключение…». Тема поэта и поэзии в стихотворении «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче».
В стихотворении «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче» создается образ мастера, который для Маяковского сравним с солнцем, возвышенным и повседневным. Следуя традициям Пушкина, Лермонтова, Некрасова, поэт прибегает к сравнению роли поэта с действием природных сил, поддерживающих жизнь на земле. Так, Пушкин сравнивает силу человеческого разума и таланта с сиянием солнца и восклицает: Да здравствуют музы, да здравствует разум! Ты, солнце святое, гори! Как эта лампада бледнеет Пред ясным восходом зари. Так ложная мудрость мерцает и тлеет Пред солнцем бессмертным ума.
Да здравствует солнце, да скроется тьма! («Вакхическая песня», 1825) Особенности композиции стихотворения. Композиционно стихотворение делится на две части: изображение обычного (пейзаж, поэт за работой) Пригорок Пушкино горбил Акуловой горою, а низ горы - деревней был, кривился крыш корою. А за деревнею - дыра, И в ту дыру, наверно, спускалось солнце каждый раз, медленно и верно. А завтра снова мир залить вставало солнце ало. И день за днем ужасно злить меня вот это стало.
И необычного, фантастического (встреча и разговор поэта с солнцем, осознание поэтом родства их деятельности и общности задач): Что я наделал! Я погиб! Ко мне, По доброй воле, само, Раскинув луч-шаги, шагает солнце в поле. Хочу испуг не показать - и ретируюсь задом. Уже в саду его глаза. Уже проходит садом. В окошки, в двери, в щель войдя, валилась солнца масса, ввалилось; дух переведя, заговорило басом: «Гоню обратно я огни впервые с сотворенья. Ты звал меня?
Чаи гони, Гони, поэт, варенье!» Такая структура наглядно раскрывает одну из мыслей стихотворения: величие подлинно поэтического будничного труда, несущего истину и откровение, смысл которого выражает глагол «светить», родственный пушкинскому «жечь глаголом» в «Пророке»: И он мне грудь рассек мечом, И сердце трепетное вынул, И угль, пылающий огнем. Во грудь отверстую водвинул. Как труп в пустыне я лежал, И бога глас ко мне воззвал: «Восстань, пророк, и виждь, и внемли. Исполнись волею моей, И, обходя моря и земли. Глаголом жги сердца людей».
Обычное значение глагола «светить» постепенно перерастает в символическое, получающее нравственно-эстетическое и общественно-политическое звучание: Светить всегда, светить везде, до дней последних донца, светить - и ниоких гвоздей! Вот лозунг мой - и солнца! Художественные особенности стихотворения «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче». Основным в стихотворении является прием фантастики - лирический герой зовет солнце к себе на чай, и оно откликается на приглашение: И так однажды разозлясь, что в страхе все поблекло, в упор я крикнул солнцу: «Слазь! Довольно шляться в пекло!» Я крикнул солнцу: «Дармоед! Занежен в облака ты, а тут - не знай ни зим, ни лет, сиди, рисуй плакаты!» Я крикнул солнцу: «Погоди!
Послушай, златолобо, Чем так, Без дела заходить, ко мне На чай зашло бы!» Поэт не просто использует фантастическое допущение, он делает это настолько мастерски, что ситуация кажется почти правдоподобной. Сначала Маяковский объединяет два устойчивых речевых выражения: «солнце заходит» и «человек заходит в гости». Таким образом, заход солнца утрачивает свое небесное значение, и солнце запросто заходит к человеку на землю.
Солнце впервые нарушило свой вечный круг вращения ради человека, что показано благодаря приему олицетворения: оно зашагало по небу своими лучами, вот проходит садом, озаряя его жарким взглядом, его огромное тело - масса просачивается во все щели и отверстия дома и разговаривает, как и должно грузному существу, басом. Связь двух планов - обычного и необычного - и их переход друг в друга подчеркнуты каламбуром - «игрой» значений многозначных слов: чем так, Без дела заходить, ко мне На чай зашло бы!
Стихотворение представляет собой диалог. Отсюда неизбежное олицетворение «собеседника». Солнцу придан человеческий облик: оно говорит, рассуждает, поучает, пьет чай: «Уже в саду его глаза», «Дух переводя, / заговорило басом», «бью по плечу его я». «Необычайное приключение…», как и вся необычная поэзия Маяковского, требовало от поэта поиска новых художественных средств для выражения поэтических идей.
