Название «балты» можно понимать двояко, в зависимости от того, в каком смысле оно употребляется, географическом или политическом, лингвистическом или этнологическом. Географическое значение предполагает разговор о Балтийских государствах: Литве, Латвии и Эстонии, - расположенных на западном побережье Балтийского моря. До Второй мировой войны эти государства были независимыми, с населением примерно 6 миллионов. В 1940 году они были насильственно включены в состав СССР.

В настоящем издании речь идет не о современных Балтийских государствах, а о народе, язык которого входит в общеиндоевропейскую языковую систему, народе, состоявшем из литовцев, латышей и старых, древних, то есть родственных племен, многие из которых исчезли в доисторический и исторический периоды. Эстонцы не относятся к ним, поскольку принадлежат к финноугор-ской языковой группе, говорят на совершенно ином языке, другого происхождения, отличающемся от индоевропейского.

Само название «балты», образованное по аналогии с Балтийским морем, Mare Balticum, считается неологизмом, поскольку используется начиная с 1845 года как общее название для народов, говорящих на «балтийских» языках: древних пруссов, литовцев, латышей, ше-лонян. В настоящее время сохранились только литовский и латышский языки.

Прусский исчез примерно в 1700 году из-за немецкой колонизации Западной Пруссии. Куршский, зем-гальский и селонский (селийский) языки исчезли между 1400-м и 1600 годами, поглощенные литовским или латышским. Другие балтийские языки или диалекты исчезли в праисторический или в ранний исторический период и не сохранились в виде письменных источников.

В начале XX столетия носителей этих языков начали называть эсты (эстии). Так, римский историк Тацит в своей работе «Германия» (98 год) упоминает Aestii, gentes Aestiorum - эстиев, людей, живших на западном побережье Балтийского моря. Тацит описывает их как собирателей янтаря и отмечает их особенное трудолюбие в собирании растений и фруктов по сравнению с немецким народом, с которым у эстиев наблюдалось сходство во внешности и обычаях.

Возможно, более естественным было бы использовать термин «эсты», «эстии» по отношению ко всем балтийским народам, хотя нам достоверно не известно, имел ли Тацит в виду всех балтов, или только древних пруссов (восточных балтов), или собирателей янтаря, живших на Балтийском побережье вокруг залива Фри-шес-Хаф, который литовцы и сегодня называют «море Эстов». Так же его называл в IX веке Вульфстан, англосаксонский путешественник.

Существует также река Аиста на востоке Литвы. В ранних исторических записях часто встречаются названия Aestii и Aisti. Готский автор Иордан (VI в. до н. э.) находит Aestii, «совершенно мирных людей», к востоку от устья Вислы, на самом длинном отрезке Балтийского побережья. Эйнхардт, автор «Жизнеописания Карла Великого» (примерно 830-840 годы), находит их на западных берегах Балтийского моря, считая соседями славян. Похоже, что название «эсты», «эстии» следует использовать в более широком контексте, чем конкретное обозначение отдельного племени.

Самым древним обозначением балтов, или скорее всего западных балтов, было упоминание о них Геродота как о неврах. Поскольку распространена точка зрения, что неврами называли славян, я вернусь к этому вопросу, обсуждая проблему западных балтов во времена Геродота.

Начиная со II века до н. э. появились отдельные названия прусских племен. Птолемею (около 100-178 н. э.) были известны судины и галинды, судовяне и галин-дяне, что свидетельствует о давности этих наименований. Спустя много столетий судовяне и галиндяне продолжали упоминаться в перечне прусских племен под этими же названиями. В 1326 году Дунисбург, историограф Тевтонского ордена, пишет о десяти прусских племенах, включая судовитов (судовян) и галиндитов (галиндян). Среди других упоминаются помесяне, пого-сяне, вармийцы, нотанги, зембы, надровы, барты и ска-ловиты (названия племен давались по латыни). В современном литовском сохранились названия прусских провинций: Памеде, Пагуде, Варме, Нотанга, Семба, Надрува, Барта, Скальва, Судова и Галинда. Существовали еще две провинции, расположенные к югу от Пагуде и Галинды, называемые Любава и Сасна, известные из других исторических источников. Судовяне, самое большое прусское племя, также называлось ят-винги (йовингай, в славянских источниках ятвяги).

Общее наименование пруссов, то есть восточных балтов, появилось в IX в. до н. э. - это «брутци», впервые увековеченные баварским географом практически точно после 845 г. Полагали, что до IX в. пруссаками называли одно из восточных племен, и только со временем так стали называть другие племена, как, скажем, германцев «немцами».

Примерно в 945 г. арабский торговец из Испании по имени Ибрахим ибн Якуб, пришедший к балтийским берегам, отмечал, что пруссы имеют собственный язык и отличаются храбрым поведением в войнах против викингов (русов). Курши, племя, заселившее берега Балтийского моря, на территории современных Литвы и Латвии, в скандинавских сагах именуются кори или хори. Гам же упоминаются войны между викингами и курша-ми, происходившие в VII в. до н. э.

Земли земгалов - сегодня центральная часть Латвии и Северная Литва - известны из скандинавских источников в связи с нападениями датских викингов на земгалов в 870 году. Обозначения других племен возникли гораздо позже. Название латгалов, живших на территории современных Восточной Литвы, Восточной Латвии и Белоруссии, появилось в письменных источниках только в XI веке.

Между I столетием новой эры и XI веком одно за другим на страницах истории появляются названия балтийских племен. В первое тысячелетие балты переживали праисторическую стадию развития, поэтому самые ранние описания очень скудны, и без археологических данных нельзя составить представление ни о границах проживания, ни об образе жизни балтов. Возникающие в ранний исторический период названия позволяют идентифицировать их культуру по археологическим раскопкам. И только в некоторых случаях описания позволяют сделать выводы о социальной структуре, роде занятий, обычаях, внешности, религии и особенностях поведения балтов.

Из Тацита (I век) нам становится известно, что эсты были единственным племенем, собиравшим янтарь, и что они разводили растения с терпением, не отличавшим ленивых немцев. По характеру религиозных обрядов и внешнему виду они напоминали суэдов (германцев), но язык больше походил на бретонский (кельтской группы). Они поклонялись богине-матери (земле) и надевали маски кабанов, которые защищали их и наводили трепет на врагов.

Примерно в 880-890 годах путешественник Вульф-стан, проплывший на лодке из Хайтхабу, Шлезвиг, по Балтийскому морю к низовьям Вислы, к реке Эльбе и заливу Фришес-Хаф, описал огромную землю Эстландию, в которой было множество поселений, каждое из которых возглавлял вождь, и они часто воевали между собой.

Вождь и богатые члены общества пили кумыс (кобылье молоко), бедные и рабы- мед. Пива не варили, потому что в избытке имелся мед. Вульфстан подробно описывает их погребальные обряды, обычай сохранять мертвых замораживанием. Подробно об этом говорится в разделе, посвященном религии.

Первые миссионеры, вступившие на земли древних пруссов, обычно считали местное население погрязшим в язычестве. Архиепископ Адам Бременский так писал примерно в 1075 году: «Зембы, или пруссы, самый гуманный народ. Они всегда помогают тем, кто попадает в беду в море или на кого нападают разбойники. Они считают высшей ценностью золото и серебро... Много достойных слов можно было сказать об этом народе и их моральных устоях, если бы только они верили в Господа, посланников которого они зверски истребляли. Погибший от их рук Адальберт, блистательный епископ Богемии, был признан мучеником. Хотя они во всем остальном схожи с нашим собственным народом, они препятствовали, вплоть до сегодняшнего дня, доступу к своим рощам и источникам, полагая, что они могут быть осквернены христианами.

Своих тягловых животных они употребляют в пищу, используют их молоко и кровь в качестве питья настолько часто, что могут опьянеть. Их мужчины голубого цвета [может быть, голубоглазы? Или имеется в виду татуировка?], краснокожи и длинноволосы. Обитая в основном на непроходимых болотах, они не потерпят ничьей власти над собой».

На бронзовой двери собора в Гнезно, на севере Польши (летописные упоминания встречаются начиная с XII века), изображена сцена приезда первого миссионера, епископа Адальберта, в Пруссию, его споры с местной знатью и казнь. Пруссы изображены с копьями, саблями и щитами. Они безбородые, но с усами, волосы подстрижены, на них килты, блузы и браслеты.

Скорее всего, у древних балтов не было собственной письменности. Пока не найдены надписи на камне или на бересте на национальном языке. Самые ранние из известных надписей, сделанные на древнепрусском и литовском языках, датируются соответственно XIV и XVI веками. Все другие известные упоминания о балтийских племенах сделаны на греческом, латинском, немецком или славянском языках.

Сегодня древнепрусский язык известен только лингвистам, которые изучают его по словарям, опубликованным в XIV и XVI столетиях. В XIII веке балтийские пруссы были завоеваны тевтонскими рыцарями, немецкоговорящими христианами, и в течение последующих 400 лет прусский язык исчез. Преступления и зверства завоевателей, воспринимавшиеся как деяния во имя веры, сегодня забыты. В 1701 году Пруссия стала независимым немецким монархическим государством. С этого времени название «прусский» стало синонимом слова «немецкий».

Земли, занятые народами, говорящими на балтийских языках, составляли примерно одну шестую тех, что они занимали в праисторические времена, до славянских и немецких вторжений.

По всей территории, расположенной между реками Вислой и Неманом, распространены древние названия местностей, хотя в основном германизированные. Предположительно балтийские названия обнаруживаются и западнее Вислы, в Восточной Померании.

Археологические данные не оставляют сомнений в том, что до появления готов в низовьях Вислы и в Восточной Померании в I веке до н. э. эти земли принадлежали прямым потомками пруссов. В бронзовом веке, до экспансии центральной европейской лужицкой культуры (примерно 1200 г. до н. э.), когда, видимо, западные балты заселяли всю территорию Померании вплоть до нижнего Одера и ту, что сегодня является Западной Польшей, до Буга и верховий Припяти на юге, мы обнаруживаем свидетельства о той же самой культуре, которая была широко распространена в древних прусских землях.

Южная граница Пруссии доходила до реки Буг, притока Вислы, о чем свидетельствуют прусские наименования рек. Археологические находки показывают, что современное Подлясье, расположенное в восточной части Польши, и белорусское Полесье в доисторические времена были заселены судовянами. Только после длительных войн с русскими и поляками в течение XI-XII веков южные границы расселения судовян ограничились рекой Нарев. В XIII веке границы даже отодвинулись еще дальше на юг, по линии Островка (Осте-роде) - Олынтын.

Балтийские названия рек и местностей бытуют на всей территории, расположенной от Балтийского моря до Западной Великороссии. Встречается множество балтийских слов, заимствованных из финноугорского языка и даже от волжских финнов, которые жили на западе России. Начиная с XI-XII веков в исторических описаниях упоминается воинственное балтийское племя галиндян (голядь), жившее выше реки Протвы, около Можайска и Гжатска, к юго-востоку от Москвы. Все сказанное свидетельствует о том, что балтийские пароды проживали на территории России до вторжения западных славян.

Балтийские элементы в археологии, этнографии и языке Белоруссии занимали исследователей начиная с конца XIX столетия. Обитавшие в районе Москвы галиндяне породили любопытную проблему: их название и исторические описания этого племени указывают на то, что они не относились ни к славянами, ни к угро-финнам. Тогда кем же они были?

В самой первой русской летописи «Повесть временных лет» галиндяне (голядь) впервые упоминаются в 1058-м и в 1147 годах. Лингвистически славянская форма «голядь» происходит от древнепрусского «галиндо». "Этимология слова может быть объяснена и с помощью и итонского слова galas- «конец».

В древпеирусском галиндо также обозначало территорию, расположенную в южной части балтийской Пруссии. Как мы уже отмечали, прусские галиндяне упоминаются Птолемеем в его «Географии». Вероятно, жившие на территории России галиндяне были названы так, потому что они располагались восточнее всех балтийских племен. В XI и XII веках со всех сторон их окружали русские.

В течение столетий русские воевали против балтов, пока наконец не покорили их. С этого времени упоминаний о воинственных галиндянах не было. Скорее всего, их сопротивление было сломлено, и, вытесненные увеличившимся славянским населением, они не смогли выжить. Для балтийской истории эти немногие сохранившиеся фрагменты имеют особенно важное значение. Они показывают, что западные балты сражались против славянской колонизации на протяжении 600 лет. Согласно лингвистическим и археологическим исследованиям с помощью этих описаний можно установить территорию расселения древних балтов.

На современных картах Белоруссии и России едва ли можно обнаружить балтийские следы в названиях рек или местностей - сегодня это славянские территории. Однако лингвисты смогли преодолеть время и установить истину. В своих исследованиях 1913-го и 1924 годов литовский лингвист Буга установил, что 121 наименование рек в Белоруссии имеет балтийское происхождение. Он показал, что почти все наименования в верхнем Поднепровье и верхнем течении Немана, бесспорно, балтийского происхождения.

Некоторые аналогичные формы встречаются в названиях рек Литвы, Латвии и Восточной Пруссии, их этимология может быть объяснена путем расшифровки значения балтийских слов. Иногда в Белоруссии несколько рек могут носить одно и то же название, например, Водва (так называется один из правых притоков Днепра, другая река расположена в районе Могилева). Слово происходит от балтийского «вадува» и часто встречается в названиях рек в Литве.

Следующий гидроним «Лучеса», которому в балтийском соответствует «Лаукеса», происходит от литовского lauka - «поле». Река с таким названием есть и в Литве - Лаукеса, в Латвии - Лауцеса и трижды встречается в Белоруссии: на севере и на юго-западе от Смоленска, а также к югу от Витебска (приток верхней Даугавы - Двины).

До настоящего времени названия рек лучше всего позволяют установить зоны расселения народов в древности. Буга был убежден в первоначальном заселении современной Белоруссии именно балтами. Он даже выдвинул теорию, что вначале земли литовцев, возможно, располагались к северу от реки Припять и в верхнем бассейне Днепра. В 1932 году немецкий славист М. Фасмер опубликовал перечень названий, которые считал балтийскими, куда входят названия рек, расположенных в районах Смоленска, Твери (Калинин), Москвы и Чернигова, расширив зону расселения балтов далеко на запад.

В 1962 году русские лингвисты В. Топоров и О. Тру-бачев опубликовали книгу «Лингвистический анализ гидронимов в верхнем бассейне Днепра». Они обнаружили, что более тысячи названий рек в верхнем бассейне Днепра балтийского происхождения, об этом свидетельствует этимология и морфемика слов. Книга стала очевидным свидетельством длительной оккупации балтами в древности территории современной Белоруссии и восточной части Великороссии.

Распространение балтийской топонимики на современных русских территориях верхнего Днепра и бассейнов верхней Волги является более убедительным доказательством, чем археологические источники. Назову некоторые примеры балтийских названий рек районов Смоленска, Твери, Калуги, Москвы и Чернигова.

Истра, приток Вори на территории Гжатска, и западный приток Москвы-реки имеет точные параллели в литовском и западнопрусском. Исрутис, приток Преге-ле, где корень *ser"sr означает «плыть», a strove означает «поток». Реки Вержа на территории Вязьмы и в районе Твери связаны с балтийским словом «береза», литовским «берзас». Обжа, приток Межи, расположенный в районе Смоленска, связывается со словом, обозначающим «осина».

Река Толжа, расположенная в районе Вязьмы, приняла название от *tolza, которое связывается с литовским словом tilzti- «погружаться», «находиться под водой»; название города Тильзита, находящегося на реке Неман, того же происхождения. Угра, восточный приток Оки, соотносится с литовским «унгурупе»; Сож, приток Днепра, происходит от *Sbza, восходит к древ-непрусскому suge - «дождь». Жиздра - приток Оки и город, носящий то же название, происходит от балтийского слова, означающего «могила», «гравий», «грубый песок», литовское zvigzdras, zyirgzdas.

Название реки Нары, притока Оки, находящейся на юге от Москвы, отразилось неоднократно в литовском и западнопрусском: встречаются литовские реки Нерис, Нарус, Нарупе, Наротис, Нараса, озера Нарутис и На-рочис, в древнепрусском - Наурс, Нарис, Нарусе, На-урве (современный Нарев), - все они образваны от narus, что означает «глубокий», «тот, в котором можно утонуть», или nerti- «нырять», «погружаться».

Самой дальней рекой, расположенной на западе, стала река Цна, приток Оки, она протекает к югу от Касимова и к западу от Тамбова. Это название часто встречается в Белоруссии: приток Уши близ Вилейки и приток Гайны в районе Борисова происходит от *Tbsna, балтийское *tusna; древнепрусское tusnan означает «спокойный».

Названия рек балтийского происхождения встречаются на юге до района Чернигова, расположенного к северу от Киева. Здесь находим следующие гидронимы: Верепеть, приток Днепра, от литовского verpetas - «водоворот»; Титва, приток Снова, впадающего в Десну, имеет соответствие в литовском: Титува. Самый большой западный приток Днепра, Десна, возможно, связан с литовским словом desine - «правая сторона».

Вероятно, название реки Волги восходит к балтийскому jilga - «длинная река». Литовское jilgas, ilgas означает «длинный», следовательно, Jilga - «длинная река». Очевидно, что это название определяет Волгу как одну из самых длинных рек в Европе. В литовском и латвийском языке встречается множество рек с названиями ilgoji- «самый длинный» или itgupe - «длинная река».

В продолжение тысячелетий финноугорские племена были соседями балтов и граничили с ними на севере, на западе. В течение короткого периода взаимоотношений между балтийскими и финноугорскоговоря-щими народами, возможно, существовали более близкие контакты, чем в более поздние периоды, что и нашло отражение в заимствованиях из балтийского языка в финноугорских языках.

Существуют тысячи подобных слов, известных со времен, когда в 1890 году В. Томсен опубликовал свое замечательное исследование, посвященное взаимовлияниям между финским и балтийскими языками. Заимствованные слова относятся к сфере животноводства и сельского хозяйства, к названиям растений и животных, частей тела, цветов; обозначения временных терминов, многочисленных новшеств, что было вызвано более высокой культурой балтов. Заимствовалась и ономастика, лексика из области религии.

Значение и форма слов доказывают, что эти заимствования древнего происхождения, лингвисты полагают, что они относятся к II и III векам. Многие из этих слов были заимствованы из древнебалтийского, а не из современных латышского или литовского языков. Следы балтийской лексики обнаружены не только в запад-нофинских языках (эстонском, ливском и финском), но также н волжско-финских языках: мордовском, марийском, мансийском, черемисском, удмуртском и коми-зырянском.

В 1957 году русский лингвист А. Серебренников опубликовал исследование, озаглавленное «Изучение нымерших индоевропейских языков, соотносимых с балтийским, в центре европейской части СССР». Он приводит слова из финноугорских языков, которые расширяют составленный В. Томсеном список заимствованных балтизмов.

Насколько далеко распространилось балтийское влияние в современной России, подтверждается тем, что многие балтийские заимствования в волжско-финские языки неизвестны западным финнам. Возможно, эти слова пришли непосредственно от западных балтов, населявших бассейн верхней Волги и во время раннего и среднего бронзового века постоянно стремившихся продвигаться все дальше на запад. Действительно, примерно в середине второго тысячелетия фатьяновская культура, как говорилось выше, распространилась в низовьях Камы, верховьях Вятки и даже в бассейне реки Белой, расположенных в современных Татарии и Башкирии.

На протяжении железного века и в ранние исторические времена непосредственными соседями западных славян были марийцы и мордвины, соответственно «меря» и «мордва», как отмечено в исторических источниках. Марийцы занимали районы Ярославля, Владимира и восток Костромского региона. Мордвины жили к западу от нижней части Оки. Границы их расселения по территории можно проследить по значительному числу гидронимов финноугорского происхождения. Но в землях мордвинов и марийцев редко встречаются названия рек балтийского происхождения: между городами Рязань и Владимир находились огромные леса и болота, которые в течение веков выполняли роль естественных границ, разделяющих племена.

Как отмечалось выше, огромное количество балтийских слов, заимствованных финскими языками, - это имена домашних животных, описание способов ухода за ними, названия зерновых культур, семян, обозначения приемов обработки почв, процессов прядения.

Заимствованные слова, несомненно, показывают, какое огромное число новшеств было введено балтийскими индоевропейцами в северных землях. Археологические находки не предоставляют такого количества информации, поскольку заимствования относятся не только к материальным предметам или объектам, но также к абстрактной лексике, глаголам и прилагательным, об этом не могут рассказать результаты раскопок в древних поселениях.

Среди заимствований в сфере сельскохозяйственных терминов выделяются обозначения зерновых культур, семян, проса, льна, конопли, мякины, сена, сада или растущих в нем растений, орудий труда, например бороны. Отметим названия домашних животных, заимствованные у балтов: баран, ягненок, козел, поросенок и гусь.

Балтийское слово для названия коня, жеребца, лошади (литовское zirgas, прусское sirgis, латышское zirgs), в финноугорских обозначает вола (финское Ъагка, эстонское bdrg, ливское - arga). Финское слово juhta - «шутка»- происходит от литовского junkt-a, jungti - «шутить», «подшучивать». Среди заимствований также встречаются слова для обозначения переносной плетеной изгороди, использовавшейся для скота при открытом содержании (литовское gardas, мордовское karda, kardo), названия пастуха.

Группа заимствованных слов для обозначения процесса прядения, названия веретена, шерсти, нити, ве-ренки показывают, что обработка и использование шерсти уже были известны балтам и пришли именно от них. От балтов были заимствованы названия алкогольных напитков, в частности, пива и медовухи, соответственно и такие слова, как «воск», «оса» и «шершень».

Заимствовались от балтов и слова: топор, шапка, обувь, чаша, ковш, рука, крючок, корзина, решето, нож, лопата, метла, мост, лодка, парус, весло, колесо, изгородь, стена, подпорка, шест, удочка, рукоятка, баня. Пришли названия таких музыкальных инструментов, как kankles (лит.) - «цитра», а также обозначения цветов: желтый, зеленый, черный, темный, светло-серый и имена прилагательные - широкий, узкий, пустой, тихий, старый, тайный, храбрый (галантный).

Слова со значениями любви или желания могли быть заимствованы в ранний период, поскольку они обнаружены и в западнофинском, и в волжско-финском языках (литовское melte - любовь, mielas - дорогая; финское mieli, угро-мордовское теГ, удмуртское myl). Тесные взаимоотношения между балтами и угрофиннами отражены в заимствованиях для обозначений частей тела: шея, спина, коленная чашечка, пупок и борода. Балтийского происхождения не только слово «сосед», но и названия членов семьи: сестра, дочь, невестка, зять, кузина, - что позволяет предположить частые браки между балтами и угрофиннами.

О существовании связей в религиозной сфере свидетельствуют слова: небо (taivas от балтийского *deivas) и бог воздуха, гром (литовское Perkunas, латвийское Регкоп, финское perkele, эстонское pergel).

Огромное количество заимствованных слов, связанных с процессами приготовления еды, указывает на то, что балты являлись носителями цивилизации в юго-западной части Европы, населенной угрофинскими охотниками и рыболовами. Жившие по соседству от балтов угрофинны в определенной степени подверглись индоевропейскому влиянию.

В конце тысячелетия, особенно во время раннего железного века и в первые столетия до н. э., угрофинс-кая культура в верхнем бассейне Волги и к северу от реки Даугава-Двина знала производство продуктов питания. От балтов они переняли способ создания поселений на холмах, строительство прямоугольных домов.

Археологические находки показывают, что в течение столетий бронзовые и железные инструменты и характер орнаментов «экспортировались» из Балтии в финно-угорские земли. Начиная со II и вплоть до V века за-паднофинекие, марийские и мордовские племена заимствовали орнаменты, характерные для балтийской культуры.

В случае, если речь идет о продолжительной истории балтийских и угрофинских отношений, язык и археологические источники предоставляют одни и те же данные, что же касается распространения балтов на территорию, которая теперь принадлежит России, заимствованные балтийские слова, встречающиеся в вол-жско-финских языках, становятся бесценными свидетельствами.

Название «балты» можно понимать двояко, в зависимости от того, в каком смысле оно употребляется, географическом или политическом, лингвистическом или этнологическом. Географическое значение предполагает разговор о Балтийских государствах: Литве, Латвии и Эстонии, - расположенных на западном побережье Балтийского моря. До Второй мировой войны эти государства были независимыми, с населением примерно 6 миллионов. В 1940 году они были насильственно включены в состав СССР.

В настоящем издании речь идет не о современных Балтийских государствах, а о народе, язык которого входит в общеиндоевропейскую языковую систему, народе, состоявшем из литовцев, латышей и старых, древних, то есть родственных племен, многие из которых исчезли в доисторический и исторический периоды. Эстонцы не относятся к ним, поскольку принадлежат к финноугор-ской языковой группе, говорят на совершенно ином языке, другого происхождения, отличающемся от индоевропейского.

Само название «балты», образованное по аналогии с Балтийским морем, Mare Balticum, считается неологизмом, поскольку используется начиная с 1845 года как общее название для народов, говорящих на «балтийских» языках: древних пруссов, литовцев, латышей, ше-лонян. В настоящее время сохранились только литовский и латышский языки.

Прусский исчез примерно в 1700 году из-за немецкой колонизации Западной Пруссии. Куршский, зем-гальский и селонский (селийский) языки исчезли между 1400-м и 1600 годами, поглощенные литовским или латышским. Другие балтийские языки или диалекты исчезли в праисторический или в ранний исторический период и не сохранились в виде письменных источников.

В начале XX столетия носителей этих языков начали называть эсты (эстии). Так, римский историк Тацит в своей работе «Германия» (98 год) упоминает Aestii, gentes Aestiorum - эстиев, людей, живших на западном побережье Балтийского моря. Тацит описывает их как собирателей янтаря и отмечает их особенное трудолюбие в собирании растений и фруктов по сравнению с немецким народом, с которым у эстиев наблюдалось сходство во внешности и обычаях.

Возможно, более естественным было бы использовать термин «эсты», «эстии» по отношению ко всем балтийским народам, хотя нам достоверно не известно, имел ли Тацит в виду всех балтов, или только древних пруссов (восточных балтов), или собирателей янтаря, живших на Балтийском побережье вокруг залива Фри-шес-Хаф, который литовцы и сегодня называют «море Эстов». Так же его называл в IX веке Вульфстан, англосаксонский путешественник.

Существует также река Аиста на востоке Литвы. В ранних исторических записях часто встречаются названия Aestii и Aisti. Готский автор Иордан (VI в. до н. э.) находит Aestii, «совершенно мирных людей», к востоку от устья Вислы, на самом длинном отрезке Балтийского побережья. Эйнхардт, автор «Жизнеописания Карла Великого» (примерно 830-840 годы), находит их на западных берегах Балтийского моря, считая соседями славян. Похоже, что название «эсты», «эстии» следует использовать в более широком контексте, чем конкретное обозначение отдельного племени.

Самым древним обозначением балтов, или скорее всего западных балтов, было упоминание о них Геродота как о неврах. Поскольку распространена точка зрения, что неврами называли славян, я вернусь к этому вопросу, обсуждая проблему западных балтов во времена Геродота.

Начиная со II века до н. э. появились отдельные названия прусских племен. Птолемею (около 100-178 н. э.) были известны судины и галинды, судовяне и галин-дяне, что свидетельствует о давности этих наименований. Спустя много столетий судовяне и галиндяне продолжали упоминаться в перечне прусских племен под этими же названиями. В 1326 году Дунисбург, историограф Тевтонского ордена, пишет о десяти прусских племенах, включая судовитов (судовян) и галиндитов (галиндян). Среди других упоминаются помесяне, пого-сяне, вармийцы, нотанги, зембы, надровы, барты и ска-ловиты (названия племен давались по латыни). В современном литовском сохранились названия прусских провинций: Памеде, Пагуде, Варме, Нотанга, Семба, Надрува, Барта, Скальва, Судова и Галинда. Существовали еще две провинции, расположенные к югу от Пагуде и Галинды, называемые Любава и Сасна, известные из других исторических источников. Судовяне, самое большое прусское племя, также называлось ят-винги (йовингай, в славянских источниках ятвяги).

Общее наименование пруссов, то есть восточных балтов, появилось в IX в. до н. э. - это «брутци», впервые увековеченные баварским географом практически точно после 845 г. Полагали, что до IX в. пруссаками называли одно из восточных племен, и только со временем так стали называть другие племена, как, скажем, германцев «немцами».

Примерно в 945 г. арабский торговец из Испании по имени Ибрахим ибн Якуб, пришедший к балтийским берегам, отмечал, что пруссы имеют собственный язык и отличаются храбрым поведением в войнах против викингов (русов). Курши, племя, заселившее берега Балтийского моря, на территории современных Литвы и Латвии, в скандинавских сагах именуются кори или хори. Гам же упоминаются войны между викингами и курша-ми, происходившие в VII в. до н. э.

Земли земгалов - сегодня центральная часть Латвии и Северная Литва - известны из скандинавских источников в связи с нападениями датских викингов на земгалов в 870 году. Обозначения других племен возникли гораздо позже. Название латгалов, живших на территории современных Восточной Литвы, Восточной Латвии и Белоруссии, появилось в письменных источниках только в XI веке.

Между I столетием новой эры и XI веком одно за другим на страницах истории появляются названия балтийских племен. В первое тысячелетие балты переживали праисторическую стадию развития, поэтому самые ранние описания очень скудны, и без археологических данных нельзя составить представление ни о границах проживания, ни об образе жизни балтов. Возникающие в ранний исторический период названия позволяют идентифицировать их культуру по археологическим раскопкам. И только в некоторых случаях описания позволяют сделать выводы о социальной структуре, роде занятий, обычаях, внешности, религии и особенностях поведения балтов.

Из Тацита (I век) нам становится известно, что эсты были единственным племенем, собиравшим янтарь, и что они разводили растения с терпением, не отличавшим ленивых немцев. По характеру религиозных обрядов и внешнему виду они напоминали суэдов (германцев), но язык больше походил на бретонский (кельтской группы). Они поклонялись богине-матери (земле) и надевали маски кабанов, которые защищали их и наводили трепет на врагов.

Примерно в 880-890 годах путешественник Вульф-стан, проплывший на лодке из Хайтхабу, Шлезвиг, по Балтийскому морю к низовьям Вислы, к реке Эльбе и заливу Фришес-Хаф, описал огромную землю Эстландию, в которой было множество поселений, каждое из которых возглавлял вождь, и они часто воевали между собой.

Вождь и богатые члены общества пили кумыс (кобылье молоко), бедные и рабы- мед. Пива не варили, потому что в избытке имелся мед. Вульфстан подробно описывает их погребальные обряды, обычай сохранять мертвых замораживанием. Подробно об этом говорится в разделе, посвященном религии.

Первые миссионеры, вступившие на земли древних пруссов, обычно считали местное население погрязшим в язычестве. Архиепископ Адам Бременский так писал примерно в 1075 году: «Зембы, или пруссы, самый гуманный народ. Они всегда помогают тем, кто попадает в беду в море или на кого нападают разбойники. Они считают высшей ценностью золото и серебро... Много достойных слов можно было сказать об этом народе и их моральных устоях, если бы только они верили в Господа, посланников которого они зверски истребляли. Погибший от их рук Адальберт, блистательный епископ Богемии, был признан мучеником. Хотя они во всем остальном схожи с нашим собственным народом, они препятствовали, вплоть до сегодняшнего дня, доступу к своим рощам и источникам, полагая, что они могут быть осквернены христианами.

Своих тягловых животных они употребляют в пищу, используют их молоко и кровь в качестве питья настолько часто, что могут опьянеть. Их мужчины голубого цвета [может быть, голубоглазы? Или имеется в виду татуировка?], краснокожи и длинноволосы. Обитая в основном на непроходимых болотах, они не потерпят ничьей власти над собой».

На бронзовой двери собора в Гнезно, на севере Польши (летописные упоминания встречаются начиная с XII века), изображена сцена приезда первого миссионера, епископа Адальберта, в Пруссию, его споры с местной знатью и казнь. Пруссы изображены с копьями, саблями и щитами. Они безбородые, но с усами, волосы подстрижены, на них килты, блузы и браслеты.

Скорее всего, у древних балтов не было собственной письменности. Пока не найдены надписи на камне или на бересте на национальном языке. Самые ранние из известных надписей, сделанные на древнепрусском и литовском языках, датируются соответственно XIV и XVI веками. Все другие известные упоминания о балтийских племенах сделаны на греческом, латинском, немецком или славянском языках.

Сегодня древнепрусский язык известен только лингвистам, которые изучают его по словарям, опубликованным в XIV и XVI столетиях. В XIII веке балтийские пруссы были завоеваны тевтонскими рыцарями, немецкоговорящими христианами, и в течение последующих 400 лет прусский язык исчез. Преступления и зверства завоевателей, воспринимавшиеся как деяния во имя веры, сегодня забыты. В 1701 году Пруссия стала независимым немецким монархическим государством. С этого времени название «прусский» стало синонимом слова «немецкий».

Земли, занятые народами, говорящими на балтийских языках, составляли примерно одну шестую тех, что они занимали в праисторические времена, до славянских и немецких вторжений.

По всей территории, расположенной между реками Вислой и Неманом, распространены древние названия местностей, хотя в основном германизированные. Предположительно балтийские названия обнаруживаются и западнее Вислы, в Восточной Померании.

Археологические данные не оставляют сомнений в том, что до появления готов в низовьях Вислы и в Восточной Померании в I веке до н. э. эти земли принадлежали прямым потомками пруссов. В бронзовом веке, до экспансии центральной европейской лужицкой культуры (примерно 1200 г. до н. э.), когда, видимо, западные балты заселяли всю территорию Померании вплоть до нижнего Одера и ту, что сегодня является Западной Польшей, до Буга и верховий Припяти на юге, мы обнаруживаем свидетельства о той же самой культуре, которая была широко распространена в древних прусских землях.

Южная граница Пруссии доходила до реки Буг, притока Вислы, о чем свидетельствуют прусские наименования рек. Археологические находки показывают, что современное Подлясье, расположенное в восточной части Польши, и белорусское Полесье в доисторические времена были заселены судовянами. Только после длительных войн с русскими и поляками в течение XI-XII веков южные границы расселения судовян ограничились рекой Нарев. В XIII веке границы даже отодвинулись еще дальше на юг, по линии Островка (Осте-роде) - Олынтын.

Балтийские названия рек и местностей бытуют на всей территории, расположенной от Балтийского моря до Западной Великороссии. Встречается множество балтийских слов, заимствованных из финноугорского языка и даже от волжских финнов, которые жили на западе России. Начиная с XI-XII веков в исторических описаниях упоминается воинственное балтийское племя галиндян (голядь), жившее выше реки Протвы, около Можайска и Гжатска, к юго-востоку от Москвы. Все сказанное свидетельствует о том, что балтийские пароды проживали на территории России до вторжения западных славян.

Балтийские элементы в археологии, этнографии и языке Белоруссии занимали исследователей начиная с конца XIX столетия. Обитавшие в районе Москвы галиндяне породили любопытную проблему: их название и исторические описания этого племени указывают на то, что они не относились ни к славянами, ни к угро-финнам. Тогда кем же они были?

В самой первой русской летописи «Повесть временных лет» галиндяне (голядь) впервые упоминаются в 1058-м и в 1147 годах. Лингвистически славянская форма «голядь» происходит от древнепрусского «галиндо». "Этимология слова может быть объяснена и с помощью и итонского слова galas- «конец».

В древпеирусском галиндо также обозначало территорию, расположенную в южной части балтийской Пруссии. Как мы уже отмечали, прусские галиндяне упоминаются Птолемеем в его «Географии». Вероятно, жившие на территории России галиндяне были названы так, потому что они располагались восточнее всех балтийских племен. В XI и XII веках со всех сторон их окружали русские.

В течение столетий русские воевали против балтов, пока наконец не покорили их. С этого времени упоминаний о воинственных галиндянах не было. Скорее всего, их сопротивление было сломлено, и, вытесненные увеличившимся славянским населением, они не смогли выжить. Для балтийской истории эти немногие сохранившиеся фрагменты имеют особенно важное значение. Они показывают, что западные балты сражались против славянской колонизации на протяжении 600 лет. Согласно лингвистическим и археологическим исследованиям с помощью этих описаний можно установить территорию расселения древних балтов.

На современных картах Белоруссии и России едва ли можно обнаружить балтийские следы в названиях рек или местностей - сегодня это славянские территории. Однако лингвисты смогли преодолеть время и установить истину. В своих исследованиях 1913-го и 1924 годов литовский лингвист Буга установил, что 121 наименование рек в Белоруссии имеет балтийское происхождение. Он показал, что почти все наименования в верхнем Поднепровье и верхнем течении Немана, бесспорно, балтийского происхождения.

Некоторые аналогичные формы встречаются в названиях рек Литвы, Латвии и Восточной Пруссии, их этимология может быть объяснена путем расшифровки значения балтийских слов. Иногда в Белоруссии несколько рек могут носить одно и то же название, например, Водва (так называется один из правых притоков Днепра, другая река расположена в районе Могилева). Слово происходит от балтийского «вадува» и часто встречается в названиях рек в Литве.

Следующий гидроним «Лучеса», которому в балтийском соответствует «Лаукеса», происходит от литовского lauka - «поле». Река с таким названием есть и в Литве - Лаукеса, в Латвии - Лауцеса и трижды встречается в Белоруссии: на севере и на юго-западе от Смоленска, а также к югу от Витебска (приток верхней Даугавы - Двины).

До настоящего времени названия рек лучше всего позволяют установить зоны расселения народов в древности. Буга был убежден в первоначальном заселении современной Белоруссии именно балтами. Он даже выдвинул теорию, что вначале земли литовцев, возможно, располагались к северу от реки Припять и в верхнем бассейне Днепра. В 1932 году немецкий славист М. Фасмер опубликовал перечень названий, которые считал балтийскими, куда входят названия рек, расположенных в районах Смоленска, Твери (Калинин), Москвы и Чернигова, расширив зону расселения балтов далеко на запад.

В 1962 году русские лингвисты В. Топоров и О. Тру-бачев опубликовали книгу «Лингвистический анализ гидронимов в верхнем бассейне Днепра». Они обнаружили, что более тысячи названий рек в верхнем бассейне Днепра балтийского происхождения, об этом свидетельствует этимология и морфемика слов. Книга стала очевидным свидетельством длительной оккупации балтами в древности территории современной Белоруссии и восточной части Великороссии.

Распространение балтийской топонимики на современных русских территориях верхнего Днепра и бассейнов верхней Волги является более убедительным доказательством, чем археологические источники. Назову некоторые примеры балтийских названий рек районов Смоленска, Твери, Калуги, Москвы и Чернигова.

Истра, приток Вори на территории Гжатска, и западный приток Москвы-реки имеет точные параллели в литовском и западнопрусском. Исрутис, приток Преге-ле, где корень *ser"sr означает «плыть», a strove означает «поток». Реки Вержа на территории Вязьмы и в районе Твери связаны с балтийским словом «береза», литовским «берзас». Обжа, приток Межи, расположенный в районе Смоленска, связывается со словом, обозначающим «осина».

Река Толжа, расположенная в районе Вязьмы, приняла название от *tolza, которое связывается с литовским словом tilzti- «погружаться», «находиться под водой»; название города Тильзита, находящегося на реке Неман, того же происхождения. Угра, восточный приток Оки, соотносится с литовским «унгурупе»; Сож, приток Днепра, происходит от *Sbza, восходит к древ-непрусскому suge - «дождь». Жиздра - приток Оки и город, носящий то же название, происходит от балтийского слова, означающего «могила», «гравий», «грубый песок», литовское zvigzdras, zyirgzdas.

Название реки Нары, притока Оки, находящейся на юге от Москвы, отразилось неоднократно в литовском и западнопрусском: встречаются литовские реки Нерис, Нарус, Нарупе, Наротис, Нараса, озера Нарутис и На-рочис, в древнепрусском - Наурс, Нарис, Нарусе, На-урве (современный Нарев), - все они образваны от narus, что означает «глубокий», «тот, в котором можно утонуть», или nerti- «нырять», «погружаться».

Самой дальней рекой, расположенной на западе, стала река Цна, приток Оки, она протекает к югу от Касимова и к западу от Тамбова. Это название часто встречается в Белоруссии: приток Уши близ Вилейки и приток Гайны в районе Борисова происходит от *Tbsna, балтийское *tusna; древнепрусское tusnan означает «спокойный».

Названия рек балтийского происхождения встречаются на юге до района Чернигова, расположенного к северу от Киева. Здесь находим следующие гидронимы: Верепеть, приток Днепра, от литовского verpetas - «водоворот»; Титва, приток Снова, впадающего в Десну, имеет соответствие в литовском: Титува. Самый большой западный приток Днепра, Десна, возможно, связан с литовским словом desine - «правая сторона».

Вероятно, название реки Волги восходит к балтийскому jilga - «длинная река». Литовское jilgas, ilgas означает «длинный», следовательно, Jilga - «длинная река». Очевидно, что это название определяет Волгу как одну из самых длинных рек в Европе. В литовском и латвийском языке встречается множество рек с названиями ilgoji- «самый длинный» или itgupe - «длинная река».

В продолжение тысячелетий финноугорские племена были соседями балтов и граничили с ними на севере, на западе. В течение короткого периода взаимоотношений между балтийскими и финноугорскоговоря-щими народами, возможно, существовали более близкие контакты, чем в более поздние периоды, что и нашло отражение в заимствованиях из балтийского языка в финноугорских языках.

Существуют тысячи подобных слов, известных со времен, когда в 1890 году В. Томсен опубликовал свое замечательное исследование, посвященное взаимовлияниям между финским и балтийскими языками. Заимствованные слова относятся к сфере животноводства и сельского хозяйства, к названиям растений и животных, частей тела, цветов; обозначения временных терминов, многочисленных новшеств, что было вызвано более высокой культурой балтов. Заимствовалась и ономастика, лексика из области религии.

Значение и форма слов доказывают, что эти заимствования древнего происхождения, лингвисты полагают, что они относятся к II и III векам. Многие из этих слов были заимствованы из древнебалтийского, а не из современных латышского или литовского языков. Следы балтийской лексики обнаружены не только в запад-нофинских языках (эстонском, ливском и финском), но также н волжско-финских языках: мордовском, марийском, мансийском, черемисском, удмуртском и коми-зырянском.

В 1957 году русский лингвист А. Серебренников опубликовал исследование, озаглавленное «Изучение нымерших индоевропейских языков, соотносимых с балтийским, в центре европейской части СССР». Он приводит слова из финноугорских языков, которые расширяют составленный В. Томсеном список заимствованных балтизмов.

Насколько далеко распространилось балтийское влияние в современной России, подтверждается тем, что многие балтийские заимствования в волжско-финские языки неизвестны западным финнам. Возможно, эти слова пришли непосредственно от западных балтов, населявших бассейн верхней Волги и во время раннего и среднего бронзового века постоянно стремившихся продвигаться все дальше на запад. Действительно, примерно в середине второго тысячелетия фатьяновская культура, как говорилось выше, распространилась в низовьях Камы, верховьях Вятки и даже в бассейне реки Белой, расположенных в современных Татарии и Башкирии.

На протяжении железного века и в ранние исторические времена непосредственными соседями западных славян были марийцы и мордвины, соответственно «меря» и «мордва», как отмечено в исторических источниках. Марийцы занимали районы Ярославля, Владимира и восток Костромского региона. Мордвины жили к западу от нижней части Оки. Границы их расселения по территории можно проследить по значительному числу гидронимов финноугорского происхождения. Но в землях мордвинов и марийцев редко встречаются названия рек балтийского происхождения: между городами Рязань и Владимир находились огромные леса и болота, которые в течение веков выполняли роль естественных границ, разделяющих племена.

Как отмечалось выше, огромное количество балтийских слов, заимствованных финскими языками, - это имена домашних животных, описание способов ухода за ними, названия зерновых культур, семян, обозначения приемов обработки почв, процессов прядения.

Заимствованные слова, несомненно, показывают, какое огромное число новшеств было введено балтийскими индоевропейцами в северных землях. Археологические находки не предоставляют такого количества информации, поскольку заимствования относятся не только к материальным предметам или объектам, но также к абстрактной лексике, глаголам и прилагательным, об этом не могут рассказать результаты раскопок в древних поселениях.

Среди заимствований в сфере сельскохозяйственных терминов выделяются обозначения зерновых культур, семян, проса, льна, конопли, мякины, сена, сада или растущих в нем растений, орудий труда, например бороны. Отметим названия домашних животных, заимствованные у балтов: баран, ягненок, козел, поросенок и гусь.

Балтийское слово для названия коня, жеребца, лошади (литовское zirgas, прусское sirgis, латышское zirgs), в финноугорских обозначает вола (финское Ъагка, эстонское bdrg, ливское - arga). Финское слово juhta - «шутка»- происходит от литовского junkt-a, jungti - «шутить», «подшучивать». Среди заимствований также встречаются слова для обозначения переносной плетеной изгороди, использовавшейся для скота при открытом содержании (литовское gardas, мордовское karda, kardo), названия пастуха.

Группа заимствованных слов для обозначения процесса прядения, названия веретена, шерсти, нити, ве-ренки показывают, что обработка и использование шерсти уже были известны балтам и пришли именно от них. От балтов были заимствованы названия алкогольных напитков, в частности, пива и медовухи, соответственно и такие слова, как «воск», «оса» и «шершень».

Заимствовались от балтов и слова: топор, шапка, обувь, чаша, ковш, рука, крючок, корзина, решето, нож, лопата, метла, мост, лодка, парус, весло, колесо, изгородь, стена, подпорка, шест, удочка, рукоятка, баня. Пришли названия таких музыкальных инструментов, как kankles (лит.) - «цитра», а также обозначения цветов: желтый, зеленый, черный, темный, светло-серый и имена прилагательные - широкий, узкий, пустой, тихий, старый, тайный, храбрый (галантный).

Слова со значениями любви или желания могли быть заимствованы в ранний период, поскольку они обнаружены и в западнофинском, и в волжско-финском языках (литовское melte - любовь, mielas - дорогая; финское mieli, угро-мордовское теГ, удмуртское myl). Тесные взаимоотношения между балтами и угрофиннами отражены в заимствованиях для обозначений частей тела: шея, спина, коленная чашечка, пупок и борода. Балтийского происхождения не только слово «сосед», но и названия членов семьи: сестра, дочь, невестка, зять, кузина, - что позволяет предположить частые браки между балтами и угрофиннами.

О существовании связей в религиозной сфере свидетельствуют слова: небо (taivas от балтийского *deivas) и бог воздуха, гром (литовское Perkunas, латвийское Регкоп, финское perkele, эстонское pergel).

Огромное количество заимствованных слов, связанных с процессами приготовления еды, указывает на то, что балты являлись носителями цивилизации в юго-западной части Европы, населенной угрофинскими охотниками и рыболовами. Жившие по соседству от балтов угрофинны в определенной степени подверглись индоевропейскому влиянию.

В конце тысячелетия, особенно во время раннего железного века и в первые столетия до н. э., угрофинс-кая культура в верхнем бассейне Волги и к северу от реки Даугава-Двина знала производство продуктов питания. От балтов они переняли способ создания поселений на холмах, строительство прямоугольных домов.

Археологические находки показывают, что в течение столетий бронзовые и железные инструменты и характер орнаментов «экспортировались» из Балтии в финно-угорские земли. Начиная со II и вплоть до V века за-паднофинекие, марийские и мордовские племена заимствовали орнаменты, характерные для балтийской культуры.

В случае, если речь идет о продолжительной истории балтийских и угрофинских отношений, язык и археологические источники предоставляют одни и те же данные, что же касается распространения балтов на территорию, которая теперь принадлежит России, заимствованные балтийские слова, встречающиеся в вол-жско-финских языках, становятся бесценными свидетельствами.

Раиса Денисова

Племена балтов на территории балтийских финнов

Публикация в журнале «Латвияс Вестуре» («История Латвии») №2 1991 г.

Ареал обитания балтийских племен в древности был намного обширней земель современной Латвии и Литвы. В 1-м тысячелетии южная граница балтов тянулась от верхнего течения Оки на востоке через среднее течение Днепра до Буга и Вислы на западе. На севере территория балтийцев граничила с землями финоугорских племен.

В результате дифференциации последних, возможно, уже 1 -м тысячелетии до Р.Х. из них выделилась группа балтийских финнов. В этот период времени формируется и полоса соприкосновения балтийских племен с финобалтами вдоль Даугавы до ее верховий.

Зона этих контактов явилась не результатом натиска балтов в северном направлении, а следствием постепенного создания этнически смешанной территории в Видземе и Латгале.

В научной литературе мы можем найти много свидетельств влияния культуры, языка и антропологического типа финобалтов на балтийские племена, происходившего как в ходе взаимного влияния культур этих племен, так и в результате смешанных браков. В то же время на сегодняшний день все еще мало исследована проблема влияния балтов на финоязычные народы этого ареала.

Эта проблема слишком сложна, чтобы решить ее в одночасье. Поэтому обратим внимание только на некоторые существенные, характерные для дискуссии вопросы, дальнейшему изучению которых могли бы способствовать исследования языковедов и археологов.

Южная граница балтийских племен всегда была наиболее уязвима и «открыта» для миграции и нападения извне. Древние племена, как это мы теперь понимаем, в моменты военной угрозы нередко оставляли свои земли и уходили на более защищенные территории.

Классический примером в этом смысле могло бы служить переселение древних невров с юга на север, в бассейн Припяти и верховий Днепра, событие, подтвержденное как свидетельством Геродота, так и с археологическими исследованиями.

Первое тысячелетие до н.э. стало особенно сложным периодом как в этнической истории балтов, так и в истории европейских народов вообще. Упомянем только несколько событий, повлиявших на перемещение балтийцев и миграцию в то время.

В упомянутый период южная территория балтийских племен была затронута всевозможными миграциями явно военного характера. Уже в 3 веке до н.э. сарматы опустошили земли скифов и будинов на территориях в среднем течении Днепра. Со 2-1 столетия эти набеги достигли территорий балтов в бассейне Припяти. В ходе нескольких столетий сарматы завоевали в степной полосе Причерноморья все земли исторической Скифии вплоть до Дуная. Там они стали решающим военным фактором.

В первых веках нашей эры на юго-западе в непосредственной близости от территории балтов (бассейн Вислы) появляются племена готов, образовавших Вельбаркскую культуру. Влияние этих племен достигло также бассейна Припяти, но основной поток готской миграции был направлен в степи Причерноморья, в которых они вместе со славянами и сарматами основали новое образование (территория Черняховской культуры), просуществовавшее около 200 лет.

Но самым важным событием 1 тысячелетия явилось вторжение кочевников хунну в зону причерноморских степей с востока, разрушившее государственное образование Германариха и на десятилетия вовлекших в непрестанные разрушительные войны все племена от Дона до Дуная. В Европе с этим событием связывают начало Великого переселения народов. Эта волна миграций особенно коснулась племен, населявших Восточную, Центральную Европу и земли Балкан.

Эхо упомянутых событий достигло также Восточной Балтии. Спустя столетия после начала новой эры в Литве и Южной Балтии появляются западно-балтийские племена, создавшие культуру «длинных курганов» в конце 4 - начале 5 столетия.

В раннюю эпоху «железного века» (7-1 вв. до н.э.) самый большой восточно-балтийский ареал находился в днепровском бассейне и на территории современной Белоруссии, где преобладают балтские гидронимы. Принадлежность в древности этой территории балтам сегодня является общепризнанным фактом. Территорию к северу от верхнего течения Даугавы до Финского залива вплоть до первого появления здесь славян населяли финоязычные балтийские племена - ливы, эстонцы, весь, ингры, ижора, вотичи.

Полагают, что наиболее древние названия рек и озер на этой территории - финоугорского происхождения. Однако в последнее время имела место научная переоценка этнической принадлежности названий рек и озер земель древних Новгорода и Пскова. Полученные результаты выявили, что на этой территории гидронимы балтийского происхождения фактически не менее часты, чем финские. Это может свидетельствовать о том, что на населенных племенами древних финнов землях когда-то появились и оставили значительный культурный след племена балтийские.

В археологической литературе признано присутствие балтийской компоненты на упомянутой территории. Его обычно относят ко времени переселения славян, движение которых на северо-запад Руси, возможно, включало какие-то балтийские племена. Но теперь, когда на территории древнего Новгорода и Пскова констатировано большое количество балтийских гидронимов, логично допустить мысль и о самостоятельном влиянии балтов на балтийские финоугорские народы еще и до появления здесь славян.

Также в археологическом материале территории Эстонии наблюдается большое влияние культуры балтов. Но тут результат этого влияния констатирован намного конкретнее. По мнению археологов, в эпоху «среднего железного века » (5-9 вв. н.э.) металлическая культура (литье, украшения, оружие, инвентарь) на эстонской территории развивалась не на базе культуры железных предметов предыдущего периода. На начальном этапе источником новых металлических форм стали земгалы, жемайты и древние пруссы.

В могильниках, в раскопках поселений на территории Эстонии найдены характерные для балтов предметы из металла. Влияние балтийской культуры констатировано также в керамике, в строительстве жилищ и похоронной традиции. Таким образом, начиная с 5 века, в материальной и духовной культуре Эстонии отмечаются влияния культуры балтийской. В 7-8 вв. здесь также наблюдается влияние с юго-востока — из региона Банцеровской восточно-балтийской культуры (верховья Днепра и Белоруссия).

Фактор культуры латгалов в сравнении с аналогичным влиянием других балтийских племен выражен слабее и лишь в конце 1 тысячелетия на юге Эстонии. Объяснить причины упомянутого явления только проникновением балтийской культуры без миграции самих этих племен фактически невозможно. Об этом свидетельствуют и антропологические данные.

В научной литературе бытует застарелое представление о том, что неолитические культуры в этом ареале принадлежат каким-то древним предшественникам эстонцев. Но упомянутые финоугры по антропологическому комплексу признаков (формы головы и лица) резко отличаются от современных жителей Эстонии. Поэтому, с антропологической точки зрения между культурами керамики неолита и культурным слоем современных эстонцев не наблюдается непосредственной преемственности.

Интересные данные дает антропологическое исследование современных народов Балтии. Они свидетельствуют, что эстонский антропологический тип (параметры головы и лица, рост) весьма схож с латышским и особенно характерен для населения территории древних земгальцев. Напротив, латгальский антропологический компонент в эстонцах почти не представлен и угадывается лишь кое-где на юге Эстонии. Игнорируя же влияние балтийских племен на формирование эстонского антропологического типа объяснить упомянутое сходство едва ли возможно.

Таким образом, это явление можно объяснить, опираясь на антропологические и археологические данные, экспансией балтов на упомянутой территории Эстонии в процессе смешанных браков, что повлияло на формирование антропологического типа местных финских народов, а также - на их культуру.

К сожалению, какие-либо краниологические материалы (черепа), относимые к 1 тысячелетию, на территории Эстонии пока не найдены, - это объясняется традициями кремации в похоронном обряде. Но в исследовании упомянутой проблемы важные данные дают нам находки 11-13 вв. Краниология населения Эстонии этого периода позволяет судить также и об антропологическом составе населения предыдущих поколений на этой территории.

Уже в 50 -х годах (20 века) эстонский антрополог K.Marka констатировал(а) наличие в эстонском комплексе 11-13 вв. ряд признаков (массивное строение черепов продолговатой формы с узким и высоким лицом), характерный для антропологического типа земгалов. Недавние исследования могильника 11-14 вв. на северо-востоке Эстонии полностью подтверждает сходство с земгальским антропологическим типом краниологических находок в этой местности Эстонии (Вирумаа).

Косвенно свидетельствуют о возможных миграциях к северу балтийских племен во второй половине 1 -го тысячелетия также и данные из северного Видземе - черепа из могильника 13-14 вв Анес Алукснеского района (волость Бундзену), обладающие характерным для земгалов сходным комплексом признаков. Но особый интерес вызывают полученные краниологические материалы из могильника Асарес Алукснеского района. Тут были открыты только несколько захоронений, датированные 7 веком. Могильник находится на территории проживания древних финоугорских племен и относится ко времени, предшествующему приходу латгальцев в Северное Видземе. Здесь, в антропологическом типе населения мы опять можем усмотреть сходство с земгалами. Итак, антропологические данные свидетельствуют о движении балтийских племен во второй половине 1-го тысячелетия через среднюю полосу Видземе в северном направлении.

Нужно сказать, что в формировании латышского языка главное место принадлежало «серединному диалекту». Я. Эндзелиньш полагает, что «вне языка куршей разговорная речь «середины» возникла на основе земгальского диалекта, с добавлением элементов диалекта «верхнелатышского», и, возможно, языка селов, - обитателей средней полосы древнего Видземе » 10 Какие же еще племена этого ареала повлияли на образование «серединного диалекта»? Археологических и антропологических данных сегодня явно не достаточно, чтобы ответить на этот вопрос.

Однако мы будем ближе к истине, если будем считать эти племена родственными земгалам - погребения могильника Асарес по ряду антропологических признаков сходны с ними, но все-таки не полностью им идентичны.

Эстонский этноним eesti поразительным образом перекликается с именем упомянутых в 1 веке Тацитом аистиев (Aestiorum Gentes)на юго-восточном побережье Балтийского моря, отождествляемых учеными с балтами. Также около 550 года Иордан помещает аистиев (Aesti) к востоку от устья Вислы.

В последний раз балтийские аистии упомянуты у Вулфстана в связи с описании этнонима "еasti". По мнению Я. Эндзелиня, этот термин мог быть заимствован Вулфстаном из древнеанглийского, где еаstе означает "восточные"11 Это говорит о том, что этноним аистии не был самоназванием балтийских племен. Они, возможно, были так названы (как это нередко было в древности) соседями германцами, которые, впрочем, называли так всех своих восточных соседей..

Очевидно, именно потому на населяемой балтами территории этноним «аистии» (насколько мне известно) нигде не "замечен" в названиях мест. Поэтому можно допустить мысль, что термин "аисти" (еаsте) — с которым, возможно, германцы связывали балтов, в основном в манускриптах средневековья говорит о каких-то их соседях.

Вспомним, что в период Великого переселения народов англы, саксы и юты переправились на Британские острова, где впоследствии при их посредничестве это название балтов могло сохраняться еще долгое время. Это выглядит правдоподобным, поскольку балтийские племена населяли территории в 1-м тысячелетии занимавшие весьма значительное место на политической и этнической карте Европы, поэтому неудивительно, что они должны были бы быть там известны.

Возможно, германцы со временем начали относить этноним "аистии" ко всем племенам, населявшим земли на восток от Балтики, ибо Вулфстан параллельно с этим термином упоминает некий Eastland, разумея при этом Эстонию. Начиная с 10 века этот политоним отнесен уже исключительно к эстонцам. Скандинавские саги упоминают эстонскую землю как Aistland. В хронике Индрика Латвийского упомянута Estonia или Еstlandia и народ Еstones, хотя эстонцы сами себя называют maarahvas — "народ (своей)земли".

Только в 19 столетии эстонцы перенимают название Eesti. для своего народа. Это свидетельствует о том, что эстонский народ не заимствовал свой этноним от упомянутых Тацитом в 1 веке нашей эры балтов.

Но этот вывод не меняет существа вопроса о симбиозе балтов и эстонцев во второй половине 1 тысячелетия. Вопрос этот меньше всего исследован и с точки зрения языкознания. Поэтому исследование этнического происхождения топонимов Эстонии могло бы стать важным источником и исторических сведений.

Русская хроника "Повесть временных лет" содержит два финоугоских названия в упоминании балтийских племен. Если принять на веру, что наименования племен, очевидно, расположены в какой-то определенной последовательности, можно предположить, что оба списка отвечают географическому местонахождению этих племен. Прежде всего, - в северо-западном направлении (где за точку отсчета взяты, очевидно Старая Ладога и Новгород), восточнее же упомянуты финоугорские племена. После перечисления этих народов для летописца было бы логично следовать далее на запад, что он и делает, упоминая балтов и ливов в последовательности, адекватной их численности:

1. литва, зимигола, корсь, норова, либь;
2. литва, зимегола, корсь, летьгола, любь.

Эти перечисления интересуют нас здесь постольку, поскольку в них фигурирует племя
«норова». Где находилась их территория? Какова была этническая принадлежность этого племени? Угадывается ли какой либо археологический эквивалент «норове»? Почему норова один раз упомянута вместо латгальцев? Конечно, сразу дать исчерпывающий ответ на все эти вопросы невозможно. Но попробуем представить себе этот главный аспект проблемы, а также возможное направление дальнейшего исследования.

Упомянутые перечни племен в ПВЛ раньше датировались 11 в. Последние исследования свидетельствуют, что они старше и относятся к племенам, населявшим эти территории не то в 9-м, не то к первой половине 10-го века.12 Попытаемся как-то локализовать термин «нарова» исходя из названий мест, возможно от него происходящего. Картина их (мест) расположения охватывает весьма большую территорию финнобалтов на северо-западе России — от Новгорода на востоке до границы Эстонии и Латвии на западе.

Здесь локализованы многие названия рек, озер и сел, а также упомянутые во всевозможных письменных источниках персональные имена, происхождение которых связывают с этнонимом «нарова». В этом регионе "следы" имени этноса наров в названиях мест весьма устойчивы и встречаются в документах еще с 14.-15 вв.. Для этих наименований, связываемых с племенем нарова, есть очень много вариаций норова /narova/nereva/ neroma/morova/mereva и другие13

По мнению Д. Мачинского, этому региону соответствует ареал могильников длинных курганов 5-8 вв, что тянутся из Эстонии и Латвии на восток вплоть до Новгорода. Но эти могильники в основном сконцентрированы по обе стороны Чудского озера и реки Великая14. Отмеченные длинные курганы частично исследованы на востоке Латгале и на северо-востоке. Ареал их распространения захватывают также северо-восток Видземе (волость Илзене).

Этническая принадлежность могильников длинных курганов оценивается по-разному. В. Седов считает их русскими (или кривичами, в латышском это одно слово - Bhalu), т.е., погребениями племен первой волны славян на упомянутой территории, хотя в материале этих могил очевидна балтская компонента. Славянам же оказались приписаны также могилы длинных курганов в Латгалии. Сегодня русскую этническую принадлежность уже не оценивают столь однозначно, ибо и хроники русских не свидетельствуют, что начальная русь говорила бы на языке славян.

Существует мнение о принадлежности кривичей балтам. Притом последние археологические исследования свидетельствуют, что славянские племена на северо-западе России появились не ранее середины 8 века. Таким образом, вопрос относительно славянской принадлежности могильников длинных курганов отпадает сам собой.

Противоположные мнения отражены в исследованиях эстонского археолога M. Ауна. На юго-востоке Эстонии курганы с трупоположениями относят к балтийским финнам16, хотя также отмечена балтийская компонента17. Эти противоречивые результаты археологии сегодня дополнены выводами относительно принадлежности длинных курганов на землях Пскова и Новгорода племенам «норова». Утверждение фактически опирается на единственный довод, что этноним нерома - финского происхождения, потому что в финоугорских языках норо означает «низкий, низкое место, болото»18.

Но такое толкование этнической принадлежности имени norovas/neromas представляется слишком упрощенным, поскольку не берутся в расчет другие существенные факты, имеющие непосредственное отношение к упомянутому вопросу. Прежде всего особое внимание, уделенное в русской хронике имени нерома (нарова) : "нерома сиреч жемоить".

Итак, по словам летописца, нерома аналогична жемайтам. Д. Мачинский полагает, что такое сравнение нелогично и поэтому не учитывает его совсем, ибо в противном случае следует признать, что нерома - жемайты19. На наш взгляд, в основе этого лаконичной фразы заложен определенный и весьма важный смысл.

Скорее всего упоминание этих племен не является сравнением, очевидно летописец уверен, что нерома и жемайты говорили на одном языке. Весьма возможно, что именно в таком значении и следует понимать в древнерусской речи упоминание этих племен. Эту мысль подтверждает другой сходный пример. Летописцы нередко переносили название татар на печенегов и половцев, очевидно, полагая, что все они относятся к одним и тем же тюркским народам.

Итак, логично было бы сделать вывод, что летописец был человек образованный и хорошо информированный относительно упоминаемых им племен. Поэтому всего вероятнее, что народы, которые в хронике русских упомянуты под названием norova/neroma, следует считать балтами.

Однако этими выводами не исчерпывается эта важная для науки проблема, связанная с племенами нерома. В этой связи следует упомянуть и точку зрения, достаточно полно выраженную в посвященном неурам научном исследовании П.Шмита. Автор обращает внимание на такое возможное объяснение этнонима нерома. Шмит пишет, что упоминаемое в хронике Нестора в нескольких вариантах имя "нерома" означает землю "неру", где суффикс -ма является финоязычным «маа» - земля. Дальше он делает вывод, что реку Вильну, что в языке литовцев также известна как Нерис, возможно, также этимологически связана с «нериями» или neurie"20.

Таким образом, этноним «нерома» можно быть связан с «неврами», балтийскими племенами 5 века до нашей эры, которых Геродот упоминал предположительно в верховьях Южного Буга, археологи отождествляют невров с ареалом Милоградской культуры 7-1 вв до н.э, но локализуют их,однако, в верхнем течении Днепра в соответствии со свидетельствами Плиния и Марселлина. Конечно, вопрос относительно этимологии этнонима невров и связи его с neromu/norovu есть предмет компетенции языковедов, исследований которых в этой области мы еще ждем.

Названия рек и озер, связанных с этнонимом невры, локализованы на весьма обширной территории. Ее южную границу может приблизительно обозначить от нижнего течения Варты на западе до среднего течения Днепра на восттоке21, на севере же это территория охватывает древних финнов Балтии. В этом регионе находим также имена мест, полностью совпадающих с этнонимом norova/narova. Они локализованы в верхнем течении Днепра (Нарева) 22, в Белоруссии и на юго-востоке (Naravai/Neravai) в Литве 23.

Если считать упомянутых в хронике русских норову финоязычным народом, то как же объяснить сходные топонимы на всей этой упомянутой территории? Топонимическое и гидронимическое соответствие локализации для древней территории балтийских племен очевидна. Поэтому, исходя из этого аспекта, приведенные доводы относительно финской принадлежности norovas/neromas вызывают сомнение.

По мнению языковеда Р. Агеевой, гидронимы с корнем Nar-/Ner (Нарус, Нарупе, Нара, Нарева, Нередкая, также река Нарвы в латинском средневековом варианте ее — Нарвиа, Нервиа) мог бы быть балтийского происхождения. Напомним, что на северо-западе России Р. Агеевой открыто много гидронимов считающихся балтского происхождения, что, возможно, соотносится с культурой длинных курганов. Причины прихода балтов на территории древних балтийских финнов на северо-западе России скорее всего связана с социально- политической ситуацией эпохи Великого переселения народов.

Конечно, на упомянутой территории балты соседствовали с балтийскими финнами, что способствовало как смешанным бракам среди этих племен, так и взаимодействию культуры. Это отражено и в археологическом материале культуры длинных курганов. С середины 8 века, когда здесь появляются славяне, этническая ситуация усложнилась. Это также разъединило судьбы балтийских этносов на этой территории.

К сожалению, краниологического материала из могильников длинных курганов нет, потому что здесь существовала традиция кремации. Но черепа, извлеченные из могильников 11-14 вв на этой территории, очевидно свидетельствуют в пользу антропологических компонентов балтов в составе местного населения. Здесь представлены два антропологических типа. Один из них сходен с латгальским, второй — характерен для земгалов и жемайтов. Остается неясным, какой из них лег в основу населения культуры длинных курганов.

Дальнейшие исследования этого вопроса, а также дискуссии по вопросам балтийской этнической истории, очевидно носят междисциплинарный характер. Их дальнейшему исследованию могли бы способствовать исследования различных смежных отраслей, способные уточнить и углубить сделанные в этой публикации выводы.

1. Pie Baltijas somiem pieder lībieši, somi, igauņi, vepsi, ižori, ingri un voti.
2. Мельниковслая О.Н. Племена южной Белоруссии в раннем железном веке М.,19б7. С,161-189.
3. Denisova R. Baltu cilšu etnīskās vēstures procesi m. ē. 1 gadu tūkstotī // LPSR ZA Vēstis. 1989. Nr.12.20.-36.Ipp.
4. Топоров В.Н., Трубачев О.Н. Лингвистический анализ гидронимов Верхнего Поднепровья М., 1962.
5. Агаева Р. А. Гидронимия балтского происхождения на территории псковских и новгородских земель // Этнографические и лингвистические аспекты этнической истории балтских народов. Рига, 1980. С.147-152.
6. Eestti esiajalugi. Tallinn. 1982. Kk. 295.
7. Аун М. Балтские элементы второй половины I тыс. н. э. // Проблемы этнической истории балтов. Рига, 1985. С. 36-39; Ауи М. Взаимоотношения балтских и южноэстонских племенво второй половине I тысячелетия н.э.// Проблемы этнической истории балтов. Рига, 1985. С. 77-88.
8. Ауи М. Взаимоотношения балтских и южноэстонских племенво второй половине I тысячелетия н.э. // Проблемы этнической истории балтов. Рига, 1985. С. 84-87.
9. Asaru kapulauks, kurā M. Atgazis veicis tikai pārbaudes izrakumus, ir ļotl svarīgs latviešu etniskās vēstures skaidrošanā, tādēļ tuvākajā nākotnē ir jāatrod iespēja to pilnīgi izpētīt.
10. Endzelīns J. Latviešu valodas skaņas un formas. R., 1938, 6.Ipp.
11. Endzelīns J. Senprūšu valoda. R., 1943, 6.Ipp.
12. Мачинский Д. А. Этносоциальные и этнокультурные процессы в Северной Руси // Русский Север. Ленинград. 198б. С. 8.
13. Turpat, 9.-11.Ipp.
14. Седов В. В. Длинные курганы кривичей. М., 1974. Табл. 1.
15. Urtāns V. Latvijas iedzīvotāju sakari ar slāviem 1.g.t. otrajā pusē // Arheoloģija un etnogrāfija. VIII. R, 1968, 66.,67.Ipp.; arī 21. atsauce.
16. Аун М. Курганные могильники восточной Эстонии второй половине I тысячелетия н.э. Таллинн. 1980. С. 98-102.
17. Аун М. 1985. С. 82-87.
18. Мачинский Д. А. 1986. С. 7, 8, 19, 20, 22
19. Turpat, 7.Ipp.
20. Šmits P. Herodota ziņas par senajiem baltiem // Rīgas Latviešu biedrības zinātņu komitejas rakstu krājums. 21. Rīga. 1933, 8., 9.lpp.
21. Мельниковская О. Н. Племена южной Белоруссии в раннем железном веке. М. 1960, рис. 65. С. 176.
22. Turpat, 176.lpp.
23. Охманский Е. Иноземные поселения в Литве X711—XIV вв. в свете этнонимических местных названий // Балто-славянские исследования 1980. М., 1981. С. 115, 120, 121.

Мы поступили бы неправильно, если, говоря об этническом составе Древнерусского государства, о формировании древнерусской народности, ограничились бы только восточными славянами.

В процессе складывания древнерусской народности приняло участие и другое, неславянское, население Восточной Европы . Имеются в виду меря, мурома, мещера. весь, голядь, водь и др., неизвестные нам по названию, но прослеживаемые по археологическим культурам, племена финно-угорских, балтийских и пр. языков, которые с течением времени полностью или почти полностью обрусели и, таким образом, могут считаться историческими компонентами восточного славянства. Их языки при скрещивании с русским языком исчезли, но они обогатили русский язык и пополнили его словарный состав.

Материальная культура этих племен также внесла свой вклад в материальную культуру Древней Руси. Поэтому, хотя данная работа посвящена происхождению русского народа, тем не менее мы не можем не сказать хотя бы несколько слов о тех этнических образованиях, которые с течением времени органически вошли в состав «словенеск язык в Руси», в состав восточного славянства или испытали на себе его влияние и вошли в сферу древнерусской культуры, в состав Древнерусского государства , в сферу его политического влияния.

Вместе с восточными славянами, подчиняясь их руководящей роли, они выступали создателями древнерусской государственности, обороняли Русь от «иаходников» - варягов, тюркских кочевников, византийцев, хазар, войск правителей мусульманского востока, «уставляли» свои земли, принимали участие в создании «Русской Правды», представляли Русь во время дипломатических посольств.

Племена создатели древнерусской государственности вместе со славянами

«Повесть временных лет» перечисляет народы, которые дань дают Руси: чудь, меря, весь, мурома, черемись. мордва, пермь, печера, ямь, литва, зимигола, корсь, норома, либь (ливы) Никоновская летопись к числу данников Руси прибавляет мещеру, выделяя-ее в особое племя.

Вряд ли все перечисленные племена были подлинными данниками Руси уже во времена образования Древнерусского государства. В частности, помещая среди данников Руси ямь (емь) и либь (ливов), летописец имел в виду современную ему ситуацию, т. е. конец XI - начало XII столетий.

Часть перечисленных племен не была так органически связана с русскими и Русью (литва, корсь, зимигола, либь, ямь), как другие, ассимилированные славянами (меря, мурома, весь). Некоторые из них впоследствии создали свою государственность (литва) или стояли накануне ее создания (чудь) и-сложились в народности литовскую и эстонскую.

Поэтому в основном мы остановимся только на тех племенах, которые были наиболее тесно связаны с восточными славянами, с Русью и русскими, с Древнерусским государством, а именно: меря, мурома, чудь, весь, голядь, мещера, карелы.

Племена Поволжья и Прибалтики отнюдь не были дикарями. Они прошли сложный и своеобразный путь, рано узнали бронзу, рано освоили земледелие и скотоводство, вступили в торговые и культурные связи с соседями, в частности с сарматами, перешли к патриархально-родовым отношениям, познали имущественное расслоение и патриархальное рабство, познакомились с железом.

Балты, балтийские племена

Племена балтийских языков с самой глубокой древности, доступной лингвистическому анализу, заселяли Понеманье, Верхнее Поднепровье, Поочье и Поволжье и большую часть течения Западной Двины. На востоке балты доходили до Московской, Калининской и Калужской областей, где они в глубокой древности обитали чересполосно с финно-уграми, аборигенами края. Повсюду на данной территории широко распространена балтская гидронимия. Что касается археологических культур, то с балтами той далекой поры связываются культуры штрихованной керамики, принадлежащей, видимо, предкам литовцев (западная часть Верхнего Поднепровья), днепродвинская, верхнеокская, юхновская (Посемье) и, как полагают некоторые археологи (В. В. Седов, П. Н. Третьяков), несколько специфическая милоградская (Поднепровье, между Березиной и Росью, и Нижний Сож). На юго-востоке данной территории, в Посемье, балты соседствовали с иранцами, оставившими так называемую зольничную культуру. Здесь, в Посемье, имеет место топонимика и иранская (Сейм, Свапа, Тускарь), и балтийская (Ипуть, Ломпя, Ламенка).

Для культуры балтов, земледельцев и скотоводов, характерны наземные постройки столбовой конструкции. В древности это большие, длинные дома, обычно разделенные на несколько жилых помещений в 20-25 м2 с очагом. Позже жилище балтов эволюционирует, и старинные длинные многокамерные дома сменяются небольшими четырехугольными столбовыми.

В средней части Белоруссии в эпоху раннего железа и до середины I тыс. н. э. были распространены поселения со штрихованной керамикой. Первое время эти поселения отличались полным отсутствием оборонительных сооружений, а позднее (IV-V вв. н. э.) они укреплялись мощными валами и глубокими рвами.

Основным занятием жителей этих поселений было подсечное земледелие (о чем свидетельствуют серпы, каменные зернотерки, остатки пшеницы, проса, бобов, вики, гороха), сочетающееся со скотоводством (находки костей лошадей, коров, свиней, овен) и развитыми формами охоты.

Высокого развития достигли разнообразные домашние ремесла (добыча и обработка железа, литье бронзы, гончарное производство, прядение, ткачество и т. п.).

Повсюду у балтов господствовал первобытно-общинный строй с патриархальной родовой организацией. Основной хозяйственной и социальной единицей являлась большая патриархальная семья, т. е. семейная община. Ее господство было обусловлено самим типом хозяйства. Подсечное земледелие требовало общинного, коллективного труда. Наличие укрепленных городищ в середине I тыс. н. э. говорит о начавшемся процессе накопления и имущественного расслоения и связанных с ним войнах. Быть может, уже существовало патриархальное рабство.

Культура штрихованной керамики находит полную аналогию в культуре поселений (пилькалнисов) Литовской ССР, население которой было, несомненно, древними литовцами.

Расселение славян по землям балтоязычных племен обусловило славянизацию последних. Как некогда в Поочье и сопредельных областях древние индоевропейские языки фатьяновцев и близких им племен были поглощены финно-угорскими, а затем финно-угорская речь сменилась балтской, так в VII-IX вв. балтийские языки юхновцев и других уступили место языку восточных славян. На древнюю культуру балтов наслаивалась славянская культура. Культура вятичей наслоилась на восточнобалтскую мощинскую культуру, кривичей - на культуру штрихованной керамики, древнелитовскую, северян - на юхновскую, восточнобалтскую. Вклад балтов в язык и культуру восточных славян очень велик3. Особенно это характерно для кривичей. Не случайно у литовцев сохранились предания о Великой Криви, о верховном жреце Криве Кривейто. В Латвии, у города Бауска в Земгале до середины XIX в. жили кривины. Они говорили на западно-финно-угорском языке, близком к языку води. В середине XIX в. они были полностью ассимилированы латышами. Характерно, что в женской одежде кривинов было очень много восточнославянских черт...

Ятвяги. Культурная и языковая связь балтов и славян

Культурная и языковая связь балтов и славян обусловлена либо древней балто-славянской общностью, либо длительным соседством и общением. Следы участия балтов в формировании восточных славян обнаруживаются в погребальных обрядах (восточная ориентировка погребения, змеиноголовые браслеты, особые платки, закалываемые фибулами, и др.), в гидронимии. Процесс славянизации шел быстро, и обусловлено это было этнокультурной и языковой близостью славян и балтов. Имели место славянские племена, близкие балтам (например, кривичи), и балтские племена, близкие славянам. Таким племенем, видимо, были жившие в Понеманье и Побужье родственные западным балтам- пруссам ятвяги (судавы), язык которых, как полагают, имел много общего со славянским и представлял собой переходную форму между балтскими и славянскими языками.

Каменные курганы ятвягов с сожжениями и погребениями не встречаются ни у восточных балтов, ни у славян. Договор Руси с Византией, заключенный Игорем, упоминается среди русских послов Ятвяга (Явтяга) 4. Видимо, к западным балтам относится и голядь. О прибалтийских галиндах говорит еще Птолемей. Под 1058 и 1147 гг. летописи говорят о голяди в верховьях реки Поротвы (Протвы) 5. Кроме голяди, дольше всего островки балтов сохранились в Осташковском районе Калининской области и в Восточной Смоленщине.

В период образования Древнерусского государства процесс ассимиляции балтов славянами на его территории в основном был завершен. Среди балтов преобладал долихокранный, широко- и среднелицый расовый тип, видимо, светлопигментированный, вошедший в состав славянского населения в качестве субстрата.

Необходимо также отметить, что на коренных землях балтийских племен, где сохранились балтийские языки, наблюдается очень сильное влияние русского языка и русской культуры. В восточной части Латвии, Латга- лии, археологи находят много вещей русского происхождения, датируемых IX-XII вв.: посуду с волнистым и ленточным орнаментом, овручские розовые шиферные пряслица, серебряные и бронзовые витые браслеты, фибулы, бусы, подвески и т. п. В материальной культуре Восточной Литвы X-XI вв. много общего с древнерусской культурой: тип гончарного круга, волнистый орнамент керамики, серпы определенной формы, широколезвийные топоры, общие черты погребального обряда. То же самое характерно и для Восточной Латвии. О большом влиянии русских на своих соседей - латышей - говорит ряд заимствований из русского языка (именно заимствований, а не следствия балто-славян- ской языковой общности или близости), свидетельствующих о распространении в Восточной Прибалтике элементов более высокой культуры восточных славян (например, dzirnavas - жернова, stikls - стекло, za- bak - сапог, tirgus- торг, сепа - цена, kupcis - купец, birkavs - берковец. puds - пуд, bezmen - безмен и т.п.). Христианская религия проникала вереду латышских племен также из Руси. Об этом свидетельствуют такие заимствования из русского в языке латышей, как baz- nica - божница, zvans - колокол, gavenis- пост, гове- ние, svetki - святки6. Такие заимствования в латышском языке, как бояре, вирник, холопы, смерды, погост, сироты, дружина, являются свидетельством большого влияния на латышей и латгальцев социально-экономического и политического строя Древней Руси. По свидетельству Генриха Латвийского, русские князья издавна брали дань с летов (латгальцев), селов и ливов7.

Племя чудь

На обширном пространстве восточные славяне соседствовали с различными финно-угорскими племенами, впоследствии обрусевшими. Некоторые из них сохранили свой язык и-свою культуру, но были такими же данниками русских князей, как и восточно-славянские племена.

На крайнем северо-западе соседями славян была летописная «чудь ». Чудью в древней Руси называли прибалтийские финно-угорские племена: волховскую чудь, представлявшую собой выходцев из различных племен, привлеченных великим водным путем «из варяг в греки», водь, ижору, весь (кроме белозерской), эстов6. Некогда, во времена Иордана, айстами (эстами) называли балтов. Лишь с течением времени это наименование перешло на финно-угров в Эстонии.

Во второй половине I тыс. н. э. восточные славяне пришли в соприкосновение с эстонскими племенами. В это время у эстов господствовали подсечное земледелие и скотоводство. Примитивные орудия земледельческого труда- мотыгу, цапку и рало сменила соха. В качестве тягловой силы стали широко применять лошадь. Коллективные погребения в виде каменных могил длиной в несколько десятков метров с отдельными камерами, господствовавшие в I-V вв. н. э., сменяются индивидуальными ьГогилами. Возникают городища, что свидетельствует о разложении первобытного общинных отношений. В этом процессе немаловажную роль сыграло влияние на эстов их восточных соседей-- славян.

Связи между эстами и восточными славянами установились давно, во всяком случае не позднее VIII в. н. э., когда на юго-востоке Эстонии к западу от Псковского озера появляются курганы и сопки кривичей и ильменских словен. Они проникают на территорию распространения каменных могил эстов. В славянских курганах, обнаруженных в Эстонии, находят некоторые предметы материальной культуры эстов.

Переворот в технике подсечного земледелия у эстов едва ли не связан именно с соприкосновением их со славянами. Видимо, соха, сменившая примитивное одно- зубое рало, была заимствована эстами у славян, так как сам термин, ее обозначающий, в эстонском языке русского происхождения (sahk - coxa, sirp - серп). Более поздние заимствования из русского языка в эстонском говорят о влиянии культуры Руси на эстов и связаны главным образом с ремеслом, торговлей, письменностью (piird - бердо, varten - веретено, look - дуга, turg - торг, aken - окно, raamat - книга и др.).

На городище Отепяа («Медвежья голова» русских летописей), датируемом XI-XIII вв., много славянской керамики, украшений, наконечников стрел, характерных для русских земель.

Славянские курганы обнаружены по течению Наро- вы. Все это предопределило впоследствии вхождение юго-восточной части Эстонии в состав Древнерусского государства. Кое-где на юго-востоке Эстонии славянское население с течением времени было ассимилировано эстами, но вся юго-восточная Эстония вошла в состав Древнерусского государства. Сага об Олафе Тригвассоне повествует о том, что в Эстляндии собирают дани посланцы князя Хольмгарда (Новгорода) Владимира. Ярослав ставит в * земле чуди (эстов) город Юрьев (Тарту). Чудь участвовала в походах Олега и Владимира, чудины Каницар, Искусеви и Апубськарь принимали участие в заключении договора Руси с Византией во времена Игоря. «Русскую Правду» Ярос^авичей наряду с русскими «уставлял» обрусевший чудии Минула, тысяцкий вышегородский. «Повести временных лет» известен его брат Тукы. Владимир «набирал» воинов и заселял ими пограничные укрепления, возводимые против печенегов, не только из числа славян: словен, кривичей, вятичей, но и чуди. В Новгороде была Чудин- цева улица. Наконец, из числа чуди - эстов, белозерской чуди или води выходили те колбяги, которые выступают на Руси примерно в той же роли, что и варяги9.

Племена водь, весь и ижора

Восточнее эстов, на южном побережье Финского залива, жила водь (вакья, ваддя). Памятниками води считают так называемые «жальники», представляющие собой групповые могильники без насыпей, с каменными ограждениями в виде четырехугольника, овала или круга. Четырехугольные ограды сопровождают наиболее древние жальники с коллективными погребениями. Жальники встречаются в разных местах Новгородской земли в сочетании со славянскими курганами. Погребальный инвентарь их своеобразен, но имеется много вещей, типичных для эстов, что свидетельствует о принадлежности води к группе- эстонских племен. В то же время много вещей славянских. Памятью о води является Водская пятина Новгорода10.

Памятниками ижоры археологи считают курганы под Ленинградом (Сиверская, Гдов, Ижора) с много- бусенными височными кольцами, ожерельями из раковин каури и пр. По уровню социально-экономического развития земледельцы водь и ижора приближаются к эстам.

Существенное значение в истории населения Восточной Европы сыграла весь. «Повесть временных лет» сообщает, что «на Белеозере седять весь», но, по-видимому, весь продвигалась на восток с южного берега Ладожского озера. Весь заселила межозерье Ладоги, Онеги и Белоозера, Пашу, Сясь, Свирь, Оять, вышла на Северную Двину. Часть веси вошла в состав карел- ливвиков (Приладожье), часть - в состав карел-людди- ков (Прионежье), а часть приняла участие в формировании «чуди-заволоцкой», т. е. коми-зырян (Подвинье).

Культура веси в общем однородна. Веси принадлежат небольшие курганы юго-восточного Приладожья, расположенные одиночками или многочисленными группами. Материальная культура характеризует весь как племя, занимавшееся в XI в. подсечным земледелием, скотоводством, охотой, рыболовством и бортничеством. Сохранялся первобытно-общинный строй, патриархально-родовой быт. Только с середины XI в. распространяются крупные курганные группы, говорящие о складывании сельской общины. Лемехи от плугов говорят о переходе к пашенному земледелию. Для веси характерны перстнеобразные и эсоконечные височные кольца. Постепенно все больше и больше среди веси распространяются славянские вещи и памятники христианского культа. Идет обрусение веси. Весь известна не только «Повести временных лет», но и Иордану (vas, vasina), хронисту Адаму Бременскому (vizzi), датскому хронисту XIII в. Саксону Грамматику (visinus), Ибн- Фадлану и другим арабоязычным писателям X в. (вису, ису, вис). Потомков веси усматривают в современных вепсах11. Памятью о веси являются такие названия, как Весь-Егонская (Весьегонск), Черепо-Весь (Череповец).

Вепсы, насчитывающие 35 тыс. человек, являются сейчас самой многочисленной из упоминаемых в летописях народностей, ассимилированных славянами. Ижора насчитывает 16 тыс. человек, водь - 700, ливы - 500 человек. Куршей. т, е. корси «Повести временных лет», являющихся по языку балтами (по мнению некоторых исследователей, латышизированными финно-уграми), недавно еще числилось только 100 человек12.

Трудно проследить историю карел в период, предшествующий образованию Древнерусского государства и на начальных этапах его истории. «Повесть временных лет» не говорит о карелах. Карелы в это время обитали от побережья Финского залива у Выборга и Приморска до Ладожского озера. Основная масса карельского населения концентрировалась в северо-западном При- ладожье. В XI в. часть карел вышла к Неве. Это и была ижора, инкери (отсюда Ингрия, Ингерманландия). В состав карел вошла часть веси и волховской чуди. «Калевала» и очень немногочисленные археологические находки характеризуют карел как земледельцев, применявших подсечное земледелие, скотоводов, охотников и рыбаков, живших отдельными устойчивыми родами. Общественный строй карел причудливо сочетал в себе архаические (пережитки матриархата, прочность родовой организации, поклонение божествам леса и вод, медвежий культ и т. п.) и прогрессивные черты (накопление богатств, войны между родами, патриархальное рабство) .

Карелы не упоминаются среди данников Руси. И, видимо, потому, что Карелия никогда не была волостью Новгорода, а его составной частью (как водь и ижора), его государственной территорией. И, как таковая, она, подобно Обонежью, была поделена на погосты.

«Повесть временных лет», Устав Святослава Ольго- вича 1137 г., шведские источники (хроники, описания и т. д.) свидетельствуют, что емь (от финского hame), обитавшая в IX-XII вв. в юго-восточной части Финляндии и на севере Карельского перешейка, была в это время (во всяком случае в XI-XII вв.) данником Руси. Не случайно в современном финском языке,- суоми, сложившемся на основе смешения двух диалектов - суми и еми (тавастов), слово арчакка, т. е. русское оброк, означает дань. А в Древней Руси оброки и уроки означали дань 13.

Прибалтийские племена находились под большим влиянием восточных славян, русской культуры. И чем дальше на восток, тем это влияние являлось все более и более ощутимым. С момента вхождения в состав Древнерусского государства оно стало решающим. Об этом говорит прежде всего словарный состав языка всех прибалтийских финно-угров и "балтов, где очень много, особенно на востоке, заимствований из языка восточных славян, относящихся к хозяйству, политической жизни и культуре 14. Словарные заимствования свидетельствуют о том, что торговля, государственность, христианство были привнесены сюда, на северо-запад, русскими.

Говоря о расовых типах, следует отметить, что на территории чуди, води, ижоры, веси, карел, еми господствовал европеоидный длинноголовый расовый тип, как правило, широколицый, хотя имели место и представители других европеоидных расовых тжюв. Но чем дальше на восток, тем чаще встречались видимо темноокра- шенные уралолапоноидные расовые типы.

Если прибалтийские финно-угры долгое время сохраняли и сохранили свой язык, культуру, языковые и этнографические особенности по настоящее время, то приволжские и прикамские восточные финно-угорские племена, такие как меря, мурома, мещера, белозерская весь, а может быть, и некоторые другие, имена которых до нас не дошли, полностью обрусели.

Племена меря, мурома

Предкам летописной мери, муромы и других восточных финно-угорских племен принадлежали так называемые «городища дьякова типа» с наземными домами и плоскодонной сетчатой или текстильной керамикой, распространенные в междуречье Волги и Оки, Верхнем Поволжье и на Валдае. В свою очередь дьяковские городища с сетчатой (текстильной) керамикой выросли из различных культур круглодонной ямочно-гребенчатой керамики, принадлежавшей охотникам и рыбакам лесной полосы Восточной Европы эпохи неолита.

Дьяковские городища сменили их неукрепленные поселения в середине I тыс. до н. э. Дьяковцы были преимущественно скотоводами. Они разводили главным образом лошадей, умевших добывать себе корм под снегом. Это было весьма существенно, так как заготовить сено на зиму было трудно, да и нечем - кос не было. Лошадиное мясо употребляли в пищу, как и кобылье молоко. На втором месте у дьяковцев стояла свинья, на третьем - крупный и мелкий рогатый скот. Городища располагались главным образом у рек, на речных мысах, близ пастбищ. Не случайно «Летописец Переславля Суздальского» называет финно-угров «конокормцами». Скот был в родовой собственности, и борьба за него приводила к межродовым войнам. Укрепления дьяковых городищ имели цель оборонять население во время таких межродовых войн.

На втором месте после скотоводства стояло подсечное, мотыжное земледелие, о котором говорят находки зернотерок и серпов. Немаловажное значение имели охота и рыболовство. Особенно большую роль они играли в хозяйстве белозерской веси. Железные изделия встречаются не часто, и среди них в первую очередь надо отметить ножи. Много изделий из кости. Встречаются специфические дьяковские грузильца.

На" среднем и нижнем течении Оки, в южных областях Западного Поволжья была распространена городецкая культура. Будучи очень близкой дьяковской, она отличалась от последней преобладанием керамики с рогожными отпечатками и землянками вместо наземных жилищ.

«Повесть временных лет» помещает мерю в Верхнем Поволжье: «на Ростовьском озере меря, и на Клещине озере меря же»15. Область мери шире очерченной летописью. Население Ярославля и Костромы, Галича Мереного, Нерли, озер Неро и Плешеево, низовьев Шексны и Мологи также было мерянским. Мерю упоминают Иордан (merens) и Адам Бременский (mirri).

Памятниками мери являются могильники с трупо- сожжениями, многочисленными женскими металлическими украшениями, так называемыми «шумящими подвесками» (ажурные изображения коня, подвески из плоских проволочных спиралей, ажурные подвески в виде треугольника), мужскими поясными наборами и т. п. Племенным признаком мери являются височные проволочные круглые кольца в виде втулки на конце, куда вставлялось другое кольцо. В мужских погребениях находили топоры-кельты, архаичные проушные топоры, копья, дротики, стрелы, удила, мечи, ножи с горбатой спинкой. В керамике господствуют ребристые сосуды.

Множество глиняных статуэток в виде медвежьих лап из глины, медвежьих когтей и зубов, а также упоминания письменных источников говорят о широко распространенном культе медведя. Специфически мерян- скими являются человеческие фигурки-идолы и изображения змей, свидетельствующие о культе, отличном от верований финно-угорских племен Оки, Верхней и Средней Волги.

Множество элементов материальной культуры, особенности языческих верований, лапоноидный расовый тип, топонимика, более древняя финно-угорская и более поздняя собственно угорская,- все это говорит о том, что меря была племенем угорским по языку, прикам- ским по своему происхождению. Древние венгерские легенды повествуют о том, что рядом с Великой Венгрией лежала русская земля Susudal, т. е. Суздаль, город, основанный русскими на месте поселков с несла* вянским населением.

С мерей можно связать городище Березняки, расположенное невдалеке от впадения Шексны в Волгу у Рыбинска. Оно датируется III-V вв. н. э. Городище Березняки обнесено прочной оградой из бревен, плетня и земли. На территории его располагались одиннадцать построек и загон для скота. В центре стоял большой бревенчатый дом - общественное здание. Жилыми помещениями служили маленькие дома с очагом из камней. Кроме них, на городище стояли амбарчик для зерна, кузница, дом для женщин, занимавшихся прядением, ткачеством и шитьем, «домик мертвых», где сохранились останки умерших, сожженных где-то на стороне16. Посуда гладкая, лепленная от руки, позднедьяковского типа. Примитивные серпы и зернотерки говорят о подсечном земледелии, но оно не преобладало. Господствовало скотоводство. Городище представляло собой поселок патриархальной семьи, семейной общины. Грузики и посуда дьяковского типа и вообще позднедьяков- ский инвентарь городища Березняки свидетельствуют об этническом составе его населения. За это же говорит и сам тип поселка, находящий полную аналогию в старинных домах соседей - удмуртов, таких же финно- угров по языку, как и меря.

Мери принадлежит Сарское городище, расположенное в 5 км от озера Неро на месте древнего поселения VI-VHI вв., аналогичного городищу Березняки. На Сарском городище найдены и вещи, аналогичные вещам из городища Березняки (большие височные проволочные кольца, топоры-кельты и др.). С другой стороны, много вещей сближает материальную культуру жителей Сар- ского городища с мордвой и муромой. Сарское городище в IX-X вв. было уже настоящим городом, ремесленно- торговым центром, предшественником Ростова.

По уровню развития социальных отношений и культуры меря стояла выше всех остальных финно-угорских племен, ассимилированных славянами. Вместе с тем ряд данных подтверждает влияние славян на мерю, ее обрусение. Многочисленность трупосожжений, обряда, не характерного для восточных финно-угорских племен, проникновение славянских вещей (керамика, бронзовые изделия и т. д.), ряд черт в материальной культуре мери, роднящих ее со славянами,- все это говорит о ее обрусении. Памятью о мере осталась только топонимика Верхнего Поволжья (Мерские станы, Галич Мерский или Костромской), кое-где по Шексне и Мологе двуязычие его населения еще в начале XVI в.17

Как и меря, полностью обрусели мещера и мурома - обитатели Оки. Им принадлежат могильники (Борковский, Кузьминский, Малышевский и др.) с многочисленными орудиями труда, оружием, украшениями (гривны, височные кольца, бусы, бляхи и т. д.). Особенно много так называемых «шумящих подвесок». Это бронзовые трубочки и пластинки, подвешенные на петлях к маленьким коромыслам. Ими обильно украшали, головные уборы, ожерелья, платье, обувь. Вообще в муромских, мещерских и - мордовских могильниках находят очень много металлических изделий. У муромы головной женский убор состоял из дугообразных жгутов и ремня, обвитого бронзовой спиралью. Косы украшали спинными привесками и височными кольцами в виде щитка с отверстием в одной стороне и концом с загнутым щитком. Женщины муромы носили пояса и обувь, ремни которой были покрыты бронзовыми обоймами на высоте 13-15 см от щиколотки. Мурома хоронила своих покойников головой на север.

Хуже прослеживаются памятники мещеры. Характерными их особенностями следует считать украшения в виде полых фигурок уточек, а также погребальный обряд - своих покойников мещера хоронила в сидячем положении. Современная русская мещера - это обрусевшая мордва-эрзя. Тюркизированной угорской Мещерой (мящяр, можар) являются современные татары - мишари (мещеряки) 18. Мурома и мещера быстро обрусели. Проникновение славян в их земли, на Оку, началось очень давно. Славянских вещей, в том числе височных колец (вятичских, радимичских, кривичских), здесь встречается очень много, так же как и славянских погребений. Славянское влияние чувствуется во всем. Оно усиливается из столетия в столетие. Город Муром был поселением муромы и славян, но в XI в. его население полностью обрусело.

Обрусение мери, муромы, мещеры, веси являлось результатом не завоевания, а мирного и постепенного расселения славян на восток, многовекового соседства, взаимного обогащения культуры и языка, причем в результате скрещения распространялись русский язык и русская культура 19.

Племя мордва, эрзя

Влияние восточных.славян испытывала на себе и мордва, особенно эрзя, в земле которой славянские вещи и славянский обряд трупосожжения вместе с самими славянами появляются в VIII-IX вв. В свою очередь в землях славян, особенно северян и вятичей, распространяются мордовские вещи (ножные браслеты, особые застежки - сюлгамы, проволочные перстни, трапециевидные подвески и др.] .

Распространение обряда трупосожжения среди мордвы говорит о том, что рядом длительное время жили русские, которые и ассимилировали часть мордовского населения. Видимо, от мордовского племенного названия эрзя произошло название Ердзянь, русская Рязань. В мордовских землях еще в XIII в. находилась Пургасова Русь.

Среди данников Руси «Повесть временных лет» называет также загадочную норому (нерому, нарову), в которой некоторые исследователи усматривают латгальцев, а другие эстов, живших по реке Нарове, либь (ливь, ливов), небольшое южное прибалтийское финно- угорское племя, жившее у берегов Балтийского моря, подвергшееся сильному влиянию балтов, а также «чере- мись... пермь, печеру», живущих в «странах полунощных». Перечисление данников Руси в «Повести временных лет», упоминающей либь, чудь, корсь, мурому, мордву, черемись, пермь, печеру, охватывает балтийские и финно-угорские племена, обитавшие от Рижского залива до реки Печоры, от северного побережья Финского залива до лесостепной полосы Правобережья Волги.

Живет и кочует по публикациям забавный тезис: "Раньше литовцы жили почти до Припяти, а потом с Полесья пришли славяне и вытеснили их за Вилейку". [Хороший пример - классический труд профессора Е. Карского "Белоруссы" Т.1.]

Учитывая площадь РБ (целиком лежащей в ареале балтских гидронимов - названий водоемов), геноцид "литовцев" был в 20 раз масштабнее истребления индейцев на Ямайке (площади как 200/10 тыс.км2). А Полесье до XVI в. на картах изображали морем Геродота .

А если опрерировать терминами архелогии и этнографии, тезис выглядит еще забавнее.

Для начала - о каком времени идет речь?

До V в.н.э. - "культура штрихованной керамики" . Соответсвтуют термины "анты", "венеды ", "будины" "невры", "андрофаги" и т.п.

В IV-VI в.н.э. - "банцеровская (тушемлинская) культура" . Соответсвуют термины "кривичи ", "дреговичи" и т.д.

"Конечная стадия пшеворской и черняховской культур по времени соответствует крушению Римской империи [ V век н.э.] и началу «великого переселения народов». ...Миграция в основном затронула зарождающееся княжеско-дружинное сословие. Таким образом, славянские культуры V-VII вв. следует рассматривать не как прямое генетическое развитие пшеворской и черняховской культур, а как эволюцию культуры населения."
Седов В.В. "Проблема этногенеза славян в археологической литературе 1979-1985 гг."

* Для справки - "прото-славянская страна" Ойум (Черняховская культура), лежавшая от Черного моря до Полесья, основана в результате миграции германских готов в ирано-язычную Скифию. Гуды (gudai) , от искаженного готы (Gothi, Gutans, Gytos) - в Летуве архаичное название беларусов.

"Вычленить в составе населения банцеровской (тушемлинской) культуры местный балтский и пришлый славянский этнические компоненты не представляется возможным. По всей вероятности, в ареале этой культуры сформировался культурный славяно-балтский симбиоз с общим домостроительством, керамическим материалом и погребальной обрядностью. Можно полагать, что время тушемлинской культуры было начальным этапом славянизации местного населения."
Седов В. В. "Славяне. Историко-археологическое исследование"

Антропологи считают, что автохтонное население в пределах РБ осталось постоянным в пределах 100-140 поколний (2000-3000 лет). В советской антропологии существовал такой очень нейтральный термин - "валдайско-верхнедвинский антропологический комплекс" , практически совпадающий с картой М. Довнар-Запольского.

* Для справки - термину "славянизированные литовцы" уже более ста лет. И да, в XIX-XX вв. пошел обратный процесс - и "Козловские" стали "Kazlauskas" (самая распространенная фамилия в Летуве).

"Важнейшие этнографические признаки славянских культур V-VII вв.- лепная керамика, погребальный обряд и домостроительство... Жизнь на городищах раннего железного века полностью затухает, все население теперь концентрируется на открытых поселениях, возникают убежища с мощными фортификационными сооружениями." (с) В.В. Седов.

Т. е. "славянство" - это переход из землянки в подобие городов и развитые ремесла. Вероятно, к IX-X веку - началу формирования Полоцкого княжества на "пути из варяг в греки ", - сложился общий язык-"койне". Про миграцию, сравнимую с походом венгров с Урала на Дунай, речь не идет.

"Принятие славянства" и вытеснение местных диалектов общим языком-койне могло растянуться на столетия. Еще в XVI в. Герберштейн в "Записках о Московии" описывал современных ему самогитов (не принявших "славянства") так -

"Самогиты носят плохую одежду... Жизнь свою проводят они в низких и притом очень длинных хижинах... У них в обычае держать скот, без всякой перегородки, под той же кровлей, под которой живут сами... Землю взрывают они не железом, а деревом."

Т.о. "славяне" и "древние племена" - это немного из разных категорий понятия. И претензии нашего северного соседа на все "дославянское наследие" слегка преувеличены и немного беспочвенны.