В последний день августа в поэтическом календаре скорбная дата: 75 лет со дня смерти одного из ярких и трагических литераторов Серебряного века Марины Цветаевой. Как и у каждого заметного поэта, жизнь Марины Ивановны слилась воедино с её творчеством, стала единой с ним по букве и духу. Так и шла Цветаева вместе со своей музой по поэтической стезе вдвоём – недолюбленные, недопонятые, особенные.

Смерть поэта покрыта мраком тайны. До сих пор не известно точное расположение её могилы на Петропавловском кладбище в Елабуге…

В 1960 году сестра поэтессы, Анастасия Цветаева, "между четырёх безвестных могил 1941 года", установила крест с надписью "В этой стороне кладбища похоронена Марина Ивановна Цветаева". В 1970 году на том месте было сооружено гранитное надгробие. Позднее, будучи уже в преклонном возрасте, Анастасия Цветаева стала утверждать, что надгробие находится на точном месте захоронения сестры.

Гибель Марины Цветаевой вызывает вопросы у исследователей её жизни и творчества. Известно, что, как и Есенин, она покончила жизнь самоубийством. Покончила ли? Сейчас приводится много доводов о том, что Цветаеву убили.

Своим мнением делится с нами профессор кафедры русской и зарубежной литературы факультета славянской филологии и журналистики КФУ, доктор филологических наук Ирина Остапенко:

– Для того чтобы убить человека, не обязательно физически надеть ему петлю на шею, – размышляет Ирина Владимировна.– Этой петлей стал для Марины Цветаевой тот сломанный мир, во времена которого ей выпало жить. А времена, как известно, "не выбирают, в них живут и умирают"... Смерть Марины Цветаевой, на мой взгляд, стала, вопреки ожиданиям, гимном свободному человеку. Она жива в своём слове, стучащемся в наши души.

Судьба поэтессы не была ровной. Творческий рассвет в годы Первой мировой войны. Замужество, рождение дочери, нищенская жизнь в эмиграции. И только поэтическая работа позволяла оставаться собой. В 1923-м в Берлине вышла книга "Ремесло", получившая высокую оценку критики. В 1924-м, во время пражского периода, были созданы "Поэма Горы", "Поэма Конца". Ещё через два года поэтесса закончила поэму "Крысолов", работала над поэмами "С моря", "Поэма Лестницы", "Поэма Воздуха".

Если поначалу русская эмиграция приняла Цветаеву как свою, то очень скоро её независимость, её бескомпромиссность, её одержимость поэзией обрекли её на полное одиночество. Она не принимала участия ни в каких поэтических или политических направлениях. "Некому прочесть, некого спросить, не с кем порадоваться", "одна всю жизнь, без книг, без читателей, без друзей...", – сокрушалась поэтесса. Последний прижизненный сборник вышел в Париже в 1928. Назывался он – "После России".

В конце тридцатых годов Цветаева вместе с семьёй вернулась в Россию. Она объясняла свой выбор просто: "Моя неудача в эмиграции – в том, что я не эмигрант, что я по духу, то есть по воздуху и по размаху – там, туда, оттуда…". Но Россия была уже не та: мужа и дочь вскоре арестованы, а сестра Анастасия уже два года была в лагере, отнюдь не в пионерском. Марина Цветаева жила в Москве по-прежнему в одиночестве, перебиваясь переводами. Война забросила её с сыном в Елабугу. Там и застал её последний день лета 1941 года. Последний день её жизни.

Сегодня о Цветаевой написаны десятки книг. Но очень коротко и образно сказал про неё Юрий Нагибин: "Беда Цветаевой, если это беда, что она не создала себе позы, как Анна Ахматова. Та сознательно и неуклонно изображала великую поэтессу, Цветаева ею была".

Мы же продолжаем нашу беседу с Ириной Остапенко. Ирина Владимировна рассказывает о крымском периоде Цветаевой:

– Марина Цветаева была в Крыму не единожды. Это и детство, и юность, и первые годы зрелости, это большой и временной пласт пребывания на полуострове (с 1905 по 1917, периодически, иногда подолгу в Ялте, Севастополе, Гурзуфе, Феодосии, Коктебеле), и это опыт общения с легендарными личностями. Тот же Максимилиан Волошин, увидевший "в девчонке – Марину", её коктебельское литературное окружение. ... С Крымом связана как личная судьба поэта (с Сергеем Эфроном Марина Цветаева познакомилась в доме Волошина), так и вовлечённость её частной жизни в круговорот истории (революция
1917 года внесла непоправимые коррективы в личную судьбу). Покинув Крым в конце ноября 1917 года, Марина Ивановна уже больше никогда не приедет сюда, но, по словам дочери Ариадны, она "Крым…искала везде и всюду – всю жизнь".

По словам Ирины Остапенко, изучением крымского периода творчества Цветаевой занимаются в Крыму в первую очередь сотрудники музея-заповедника "Киммерия М. А. Волошина", куда входит и Музей сестер Цветаевых в Феодосии. Это Зоя Тихонова, заведующая музеем Марины и Анастасии Цветаевых, Марина Жарикова, зав. отделом научно-информационной и организационной работы музея-заповедника "Киммерия М. А. Волошина", научные сотрудники Марина Федоренко, Оксана Гришиненко и др. Кроме того, Музей-заповедник "Киммерия М. А. Волошина" совместно с университетом проводит Международные Крымские Волошинские и Герцыковские чтения, где обсуждаются доклады и по творчеству Марины Цветаевой.

– Тем не менее, как считает Остапенко, системных и целостных литературоведческих исследований крымского периода творчества Марины Цветаевой нет, хотя в целом и поэзия, и проза в разных ракурсах изучена, написано огромное количество диссертационных работ.

И всё же крымчане не забывают о выдающейся поэтессе. Накануне печальной даты её гибели в Феодосийском музее Марины и Анастасии Цветаевых прошёл V Международный поэтический фестиваль "Моя божественная лира – с твоей гитарою – сестра", на котором с программой "В диалоге о счастье!" выступили солисты групп "Утро Моне" (Москва) Константин Мирошник и солистка группы "Анастасия" (Крым) Анастасия Коробова.

Закончим размышления о поэтессе строками, написанными Цветаевой в Крыму. В них – надежда. Пусть она не покидает каждого из нас.

Сердце, пламени капризней,

В этих диких лепестках,

Я найду в своих стихах

Всё, чего не будет в жизни.

Жизнь подобна кораблю:

Чуть испанский замок – мимо!

Всё, что неосуществимо,

Я сама осуществлю.

Крым вошёл в судьбу Марины Цветаевой с первой же встречи – и остался там до встречи последней, до самого печального конца её непростой жизни. В течение 12 лет Цветаева вновь и вновь возвращалась сюда, но всё же ей пришлось расстаться с Крымом навсегда…

Первая встреча

«Ялта-красавица! Как понятно стало это ходячее слово – как только мы очутились на Дарсановской горке! Вверх, вверх, меж стенок садов, изгибается дорога, мимо аптеки, женской гимназии, мимо дворца эмира Бухарского, пока не упирается в дачу Елпатьевского: белая, двухэтажная, с двухэтажной террасой в полдома шириной, свободна от тени и зелени, открытая ветру и взгляду на море, далеко внизу за домами, сизо-чёрной чертой», – так описывала Анастасия Цветаева в своих «Воспоминаниях» первую встречу – свою и сестры –
с Крымом, куда семья Цветаевых при­ехала в 1905 году. Марине тогда было 13 лет, Анастасии – 11. Их мать, Мария Александровна, болела туберкулёзом, поэтому семья решила некоторое время пожить в Ялте. Прибыв в Крым, несколько дней провели в Севастополе, а в Ялте поселились на даче врача и писателя Сергея Елпатьевского. В это время сёстры Цветаевы учились в ялтинской женской гимназии (сейчас гимназия им. Чехова) и успешно сдали экзамены: Марина за три класса, Анастасия за первый класс гимназии. В этот же приезд побывали они в Массандре. «Массандра? Может быть, это рай?» – вспоминала их детские впечатления Анастасия Цветаева.

Вновь в Ялте Марина Цветаева оказалась в апреле 1909-го – вместе со своими московскими гимназическими одноклассницами она на пасхальные каникулы отправилась в Крым: от Москвы на поезде до Севастополя, оттуда – пароходом в Ялту.

Ялтинская женская гимназия, в которой учились Мария и Анастасия Цветаевы

«Места моей души»

И в Севастополе, и на Южном берегу Марина Цветаева бывала и в последующие годы, но всё же главными географическими точками Крыма для неё стали не Ялта-красавица и не райская Массандра, а выжженный солнцем и наполненный ветром Коктебель и Феодосия. «Одно из лучших мест на земле», – так написала поэтесса о Коктебеле в 1931 году. А в конце 1930-х резюмировала: «Таруса… Коктебель да чешские деревни – вот места моей души».

На календаре было 5 мая 1911 года, и в этот день Марина Цветаева, как она сама писала, «впервые ступила на коктебельскую землю, перед самым Максиным домом, из которого уже огромными прыжками по белой внешней лестнице нёсся мне навстречу – совершенно новый, неузнаваемый Макс. Макс полынного веночка и цветной подпояски, Макс широченной улыбки гостеприимства, Макс – Коктебеля». (М. Цветаева, «Живое о живом».)

Тем же летом 1911-го Марина и Анастасия Цветаевы вместе с Волошиным ездили в Старый Крым и Феодосию. Феодосия покорила восточной экзотикой, толпами приезжих на набережной, иностранными кораблями в порту.

«Когда мы увидели феодосийские улицы, Итальянскую улицу с арками по бокам, за которыми лавочки с восточными товарами, бусами, сладостями, когда сверкнул атлас, рекой разливающийся по прилавку, и его пересёк солнечный луч, золотой воздушной чадрой протянулся под арку, – и когда из-под арки вышли два мусульманина, унося плохо завёрнутый шёлк, и брызнула нам в глаза синева
с плывущими розами, – бороды чернее ночи показались нам со страницы Шехерезады, ветер с моря полетел на нас из Стамбула! – и мы поняли – Марина и я, что Феодосия – волшебный город и что мы полюбили его навсегда», – писала Анастасия Цветаева в «Воспоминаниях».

Сердоликовая буса

«Чем я тебе отплачу? Это лето было лучшим из всех моих взрослых лет, и им я обязана тебе», – писала Максу Волошину Марина Цветаева, подразумевая коктебельское лето 1911 года. Именно тогда во многом благодаря Волошину она, 18-летняя, осознала себя настоящим, уже состоявшимся поэтом. А ещё тем летом на пустынном коктебельском берегу Марина Цветаева встретила свою первую любовь – Сергея Эфрона.

В своих воспоминаниях Ариадна Эфрон так описывает встречу родителей: «Она собирала камешки, он стал помогать ей – красивый грустный юноша с пора­зительными, огромными – в пол-лица глазами; заглянув в них и всё прочтя наперед, Марина загадала: если он найдёт и подарит мне сердолик, я выйду за него замуж! Конечно, сердолик этот он нашел тотчас же, на ощупь, ибо не отрывал своих серых глаз от её зелёных, – и вложил ей его в ладонь, розовый, изнутри освещённый камень, который она хранила всю жизнь». (Ариадна Эфрон, «Воспоминания».)

Сама же Цветаева писала: «1911 год. Я после кори стриженая. Лежу на берегу, рою, рядом роет Волошин Макс.

– Макс, я выйду замуж только за того, кто из всего побережья угадает, какой мой любимый камень.

– Марина! (вкрадчивый голос Макса) – влюблённые, как тебе, может быть, уже известно, глупеют. И когда тот, кого ты полюбишь, принесёт тебе (сладчайшим голосом) булыжник, ты совершенно искренне поверишь, что это твой любимый камень!

– Макс! Я от всего умнею! Даже от любви!

А с камешком – сбылось, ибо С. Я. Эфрон, за которого я, дождавшись его 18-летия, через полгода вышла замуж, чуть ли не в первый день знакомства отрыл и вручил мне – величайшая радость! – генуэзскую сердоликовую бусу, которая и по сей день со мной». (Марина Цветаева, «История одного посвящения».)

В письме Марины Сергею, написанном уже в 1921 году, об их встрече в Коктебеле читаем: «Вы сидели рядом с Лилей в белой рубашке. Я, взглянув, обмерла: “Ну можно ли быть таким прекрасным?” Серёженька, умру ли я завтра или до 70 лет проживу – всё равно – я знаю, как знала уже тогда, в первую минуту: навек…»

Когда Цветаева и Эфрон поженились, на внутренней стороне его обручального кольца было выгравировано имя «Марина». Ну а она, несмотря на сложности в их отношениях, возникшие позднее, всю жизнь, не снимая, носила ту самую сердоликовую бусу.

Дворец эмира Бухарского

«К чему эти унылые кофточки!»

«Насчёт Феодосии мы решили как-то сразу, не сговариваясь. Серёже хочется спокойствия и отсутствия соблазнов для экзаменов», – писала Марина
Цветаева в Москву в 1913 году, когда она с дочерью Ариадной поселилась в Феодосии, а позже к ним при­соединился и Сергей Эфрон. (В феодосийской мужской гимназии Эфрон, сдав почти двадцать экзаменов, получил аттестат, с которым поступил в 1914 году в Московский университет.) Десять месяцев 1913-1914 годов стали феодосийским временем Марины Цветаевой.

Она жила в доме на склоне горы Тепе-Оба, на бывшей Анненской улице (ныне это улица О. Ю. Шмидта). В это же время в Феодосии поселилась и её сестра Анастасия с маленьким сыном.

Осенью и зимой 1913 года Марина Цветаева читала свои стихи на литературных вечерах в обществе
приказчиков Феодосии, в Еврейском обществе пособия бедным, в Азово-Донском банке, на «великосветском балу», организованном Феодосийским обществом спасения на водах. Об одном из этих выступлений городская газета писала: «Снова выступали очаровательные сёстры Цветаевы. Ещё раз обвеяли нас солнечной лаской. Ещё раз согрели одинокие одичавшие души!» На выступления Марина неизменно надевала красивые платья,
кольца и массивные браслеты. «Господи, к чему эти унылые английские кофточки, когда так мало жить!.. Прекрасно – прекрасно одеваться вообще, а особенно - где-нибудь на необитаемом острове, – только для себя!» – восклицает она в одном из писем тех лет.

Сёстры Цветаевы и Максимилиан Волошин (он был их частым гостем) гуляли по Караимской слободке, бродили по Карантину у стен средневековой генуэзской крепости, поднимались к Музею древностей на вершине горы Митридат. «Караимская слободка – совершеннейшая Италия. Узкие крутые улочки, полуразрушенные дома из грубого пористого камня, арки. Мы дошли до Митридата – белого здания с колоннами в греческом стиле. У входа в помещающийся в нем Музей древностей –
два старинных огромных кудрявых итальянских льва», – писала Марина Цветаева.

«…искала везде и всюду»

А вот описание весенней Феодосии в дневнике Марины Цветаевой: «Как чудно в Феодосии! Сколько солнца и зелени! Сколько праздника! Золотой дождь акаций осыпается. Каждая улица – большая, тёплая, душистая волна. В низких пышных акациях что-то совсем сливающееся со стенами домов, крытых черепицей, – со всем духом Феодосии». Но празднику скоро пришёл конец… 9 августа 1917-го Цветаева писала из Москвы в Коктебель Волошину: «Серёже очень хочется в Феодосию, он говорит, что там есть тяжёлая артиллерия. Я в полном страхе за Серёжину судьбу. В Москве бе­зумно трудно жить. Как бы я хотела перебраться в Феодосию!»

5 ноября 1917 года Цветаева и Эфрон уезжают из Москвы в Крым. Но всего через 20 дней Марина возвращается за детьми в Москву (их должна была привезти в Коктебель сестра Эфрона, но она не смогла этого сделать). Больше в Крыму поэтесса никогда не бывала. По словам её дочери Ариадны Эфрон, Марина Цветаева «Крым искала везде и всюду – всю жизнь».

      Цветаева Марина Ивановна (1892 – 1941), русская советская поэтесса. Неоднократно бывала в Крыму. Впервые, по свидетельству сестры поэтессы, А. И. Цветаевой, – в 1905 г. в Ялте вместе с матерью, страдавшей туберкулезом. Жили Цветаевы на даче Е. Я. Елпатьевского. Спустя шесть лет, летом 1911 г., Марина Цветаева живет в Гурзуфе, откуда переезжает в Коктебель, где гостит в доме поэта М. А. Волошина, с которым она познакомилась в 1910 г. в Москве после выхода своей первой книги «Вечерний альбом». В Коктебеле, где прошли самые счастливые годы ее жизни, Цветаева познакомилась с Сергеем Эфроном, который стал ее мужем.

Встреча с Пушкиным

Я поднимаюсь по белой дороге,
Пыльной, звенящей, крутой.
Не устают мои легкие ноги
Выситься над высотой.

Слева – крутая спина Аю-Дага,
Синяя бездна – окрест.
Я вспоминаю курчавого мага
Этих лирических мест…

В 1913 г. Цветаева вновь в Крыму, в Феодосии. В Крыму написаны стихотворения «Идешь на меня похожий…», «Моим стихам…» и другие. Для понимания того места, которое занимал Крым в жизни Цветаевой, большое значение имеют слова ее сестры: «Читающие теперь стихи зрелой Марины Цветаевой уносят с ее страниц трагический образ поэта и женщины, не нашедшей себе в жизни счастья. И никто, кроме меня, ее полублизнеца, не помнит тех лет ее жизни, которые это оспаривают. Но я помню и говорю: Марина была счастлива с ее удивительным мужем, с ее изумительной маленькой дочкой – в те предвоенные годы. Марина была счастлива». По словам Ариадны Эфрон, дочери поэтессы, «тот Крым она искала везде и всюду – всю жизнь…».

Планируя в марте путешествие по Крыму обнаружила, что в Феодосии уже несколько лет открыт Музей сестёр Цветаевых – Марины и Анастасии. Неудивительно - раньше Крым был украинский, информация о музее прошла мимо меня. В музей ходили дважды – в пятницу вечером он оказался закрыт без объявлений в честь крымского праздника. На следующий день мы туда попали и взяли экскурсию.
Моя Феодосия – большая промзона, вдоль линии моря ветка железной дороги, отделённая рядом домов от проезжей части. В центре Феодосии как в Бердянске – рельсы, ведущие в порт, тянутся вдоль всей набережной. Только железная дорога отделена от пешеходной части невысоким заборчиком. Пляж узкий, галечный. В порту краны. Караимы и генуэзцы, чьё незримое присутствие продолжает чувствоваться на старых улочках. Остатки генуэзских крепостей. Лёгкий оттенок восточного колорита. Малоэтажные дома различных времён. Много кошек. На розовой пятиэтажке в центре памятная доска - здесь был Королёв.
Цветаевский Крым объединил в себе всё дорогое, что было в жизни у Марины – воспоминания о родителях, юность и молодость, встречу с будущим мужем, Волошина и его окружение, сестру Анастасию, их тогдашних детей и общих друзей. Также Крым оказался чудесной страной, одновременно древней греческой Элладой и экзотичным Константинополем, местами обожаемого ей Пушкина и коктебельским домом Максимилиана Волошина – друга, мистика и учителя.
В молодые годы Марине посчастливилось жить в местах, где её переполняли радость и гармония. Родительский дом в Трёхпрудном переулке, дом в Тарусе, Крым с присутствием Волошина, и а также какое-то время квартира в Борисоглебском переулке. В счастливые моменты жизни Марина словно впитывала в себя энергетику этих мест, оставляя там частицу себя, своего присутствия. В светлых местах поэзия была частью реальности, а реальность – частью поэзии, они переплетались и дополняли друг друга.
Но дом в Трёхпрудном раскатали на брёвна, а потом построили на его месте краснокирпичного шестиэтажного монстра. Дом в Тарусе позже снесли на глазах дочери Ариадны. Военно-революционный Крым лишился своей щедрости и гостеприимства, обернувшись голодом, кровью и расстрелами. Квартира в Борисоглебском как и вся Москва, как и вся большевистская Россия оказалась свидетельницей голода, нищеты, грязи и тяжёлого быта. Словно жизнь говорила поэту – не привязывайся, не привязывайся, не привязывайся!
Остальные места оказались временным обиталищем, борьбой за выживание, бедность и тяжёлый быт стали постоянными спутниками в страшной и непонятной реальности тех времён – Чехия, Франция, Болшево, предвоенная Москва, и, наконец, страшная Елабуга. Но с каждым новым местом поэзия Марины Цветаевой восходила на новый уровень, это была другая Марина и другие стихи. В счастливых местах Марина чувствовала своё единство с миром, раскрывалась и вбирала в себя ощущения и впечатления, в чужих местах приходилось закрываться и быть сильной, держать удары судьбы, уходить из реальности в поэзию. К моменту возвращения в Россию внутреннего света осталось немного – хватило только на выживание. Поэзия иссякла, да и момент для рождения свободных стихов Марины был очень неподходящий. Источник жизни и стихов словно померк и тихо угас в Елабуге.
- А вы знаете, почему сёстры Цветаева приехали в Феодосию поздней осенью 13 года? Они похоронили отца, очень переживали утрату и решили поехать туда, где им было хорошо. Молодые, красивые, талантливые – в городе их поддерживали и сочувствовали, старались не оставлять одних, - рассказывала экскурсовод.Часто бывали в семье художника Богаевского, выступали с чтением стихов на два голоса.
В отличие от московских музеев среди экспонатов оказались подлинники. Я незаметно постаралась потрогала кресло, на котором любила сидеть Марина. Понравилась круглая цилиндрическая печь-голландка. Топка находилась в коридоре, а полукруглая стена выходила в другую комнату.
Разглядывая музейные стенды увидела знакомое лицо на старой фотографии - Викентий Вересаев, я зачитывалась им в школе.
- Неужели они были знакомы? - Да, - подтвердила экскурсовод. Очень странное ощущение, когда известные люди, с которыми интересуешься в различные периоды жизни, оказываются знакомыми. Для меня - столкновение двух миров, моего прошлого и настоящего. Позже вспомнила красочное вересаевское описание пляжного конфликта Волошина и Дейши-Сионицкой.
- Что это? - среди привычных вещей красовалась потемневшая от времени чугунная загогулина, которая отдалённо напоминала непонятный инструмент.
- Это ручка от калитки дома знакомых, которой касались руки Марины и Анастасии.
- Ни за что бы не догадалась!
- А вы уже были в доме Волошина? - Завтра собираемся. - К сожалению, там так мало представлена Марина Цветаева, они часто гостили в Коктебеле.
На следующий день мы высадились из маленького автобуса в Коктебеле и пошли к морю. Странное безмолвие повисло в воздухе. Чернеющие горы, хмурое небо, море и пустота. Навстречу не попалось ни одного человека, только кошки. Курортные города вне сезонного времени всегда выглядят иначе, но Коктебель был особенным.
- Он, - поняли мы, увидев необычное строение тёплого песочного цвета с закруглёнными окнами. Дом-корабль. Первый зал, второй. Экскурсовод на редкость молчалива, мы взяли только осмотр.
- Смотри, это руны - на портрете Волошина ворот рубахи был вышит руническими символами.
- Акварели необычные, Рериха напоминают. А вот фотография Королёва. Они были знакомы с Цветаевой?
- Да, он тут часто бывал, мог ночевать остаться, - второе столкновение миров за сутки. И ощущение прикосновения к чему-то большому, сильному и когда-то знакомому. Второй этаж, мастерская Макса, другое ощущение пространства. Царство Мастера, который умеет чувствовать Энергию. Я поняла откуда у Марины Цветаевой эзотерическое восприятие мира - от Волошина. Она не писала об этом, тайна была для неё более интимная, чем личная жизнь. Всё, что касалось души не выносилось на обозрение, выливалось в стихи.
- Сейчас построили новую набережную, из окон мастерской не стало видно полосу прибоя, этот вид раньше обладал большой силой.
Задаю экскурсоводу заготовленный вопрос, хотя ответ знаю:
- Волошин обладал эзотерическими знаниями?
- Да, несомненно. Марина Цветаева его даже пироманом называла. Однажды они сидели в комнате, вдруг перед камином загорелся огонь. Все побежали к морю за водой, а Волошин спокойно остался, поднял над огнём руки, что-то забормотал. Возвращаются с полными бидонами, Волошин смеётся, огонь погас.
- Какой необычный кабинет!
- Здесь всё подлинное, Волошин сам проектировал и участвовал в строительстве. Этот почти окаменевший тёмный кусок дерева -обломок старинного корабля, выброшенный приливом на пляж. Волошин говорил, что это часть корабля аргонавтов. Краски он сам делал по старинному рецепту. Вторая жена смогла сохранить, даже во время войны и оккупации почти ничего не пострадало. Одни дома разбомбили другие сожгли или разобрали, а это чудом уцелел.
- Какая ужасная скульптура перед памятником на площади! Цементные синие шары, покрытые квадратами мелкой плитки.
- Это что, здесь после перестройки перед домом ресторанчик построили. Каждый вечер под окнами крики, громкая музыка, шашлычный дым, пьяные посетители. С трудом убрали, сейчас спокойней стало.
Мир Макса Волошина был самым сильным впечатлением от поездки в Крым. Хорошо, что я попала в Коктебель ранней весной. Ощущений хватило, дополнительная информация оказалась бы лишней. Мы прошлись по пляжу. Холодало. Хотелось задержаться в этом безлюдье.
- В Коктебеле ощущается другое течение времени, - услышала я позже, - его либо не понимают и отрицают, либо возвращаются. Там пишется и творится по другому, многие на себе это почувствовали.
Через полтора месяца после возвращения я хотела написать часть про цветаевский Крым. Но словно упёрлась в стену, не могла писать про Коктебель. Отложила на полгода, на днях вернулась. Макс меня дождался. Я уже знала, что искать. Читала статьи, смотрела фильмы, выписывала, картина начала складываться.
Все эпитеты - мыслитель, исследователь, поэт, художник, философ, критик и т.д - показывают отдельные грани, но не дают объёмного понимания личности. Многие считают, что Волошина не оценили по заслугам ни в его время, ни сейчас. Советская власть предпочла закрыть глаза на его заслуги, в те времена было не до судеб отдельных людей. Макс не скрывал своей аполитичности к любой власти, не разделял ценностей социума. Спасибо, что сумел в живых остаться, запрет на деятельность и публикации - не самая большая цена за выживание в условиях советской мясорубки первой половины прошлого века. Умер своей смертью в своём доме в статусе полупризнанного поэта, похоронили там, где хотел. В жизни Волошина много будто случайных странностей, которые можно назвать случайными совпадениями.
Макс называл восточную часть Крыма Киммерией. Кимммерийцы - это доскифские племена. Макс любил рисовать Киммерию, сохранилиось множество акварелей. Это были не просто рисунки, не просто пейзажи. Американский космонавт Нил Армстронг разглядывая альбом акварелей Волошина заметил - такое чувство, что этот человек побывал на Луне. Крымские геологи, познакомившись с пейзажами Волошина заказали ему альбом - его рисунки очень точно отражали геологическую структуру рельефов местности. Недаром Волошина часто сравнивают с Рерихом - похожая энергетика, мировоззрение, пейзажи заключают в себе ретроспективный портрет местности, словно соединяют потенциалы прошлого и будущего. Медитации с горными пейзажами. Взаимосвязь цивилизаций, взаимодействие земли и космоса. Плотно-прозрачные силуэты гор короной замыкают море и небо в рамку бытия. Тринити, святая троица. Горы - отец, море - сын, а небо и воздух - святой дух.
На одной старой репродукции я увидела название Кокъ-Тебель. Два символа, а смысл другой. Вернее, три, Т и т - это разное значение. В молодости Макс много путешествовал. Была цель - познакомиться с культурой разных стран, познать все религии мира, вернуться в Россию и применить это. Католицизм, буддизм, масонство, теософия, антропософия плюс экстрасенсорика помогли глубже понять православие. Он был способен если не соединить, то приблизить Запад и Восток, уловить связь времён и событий. Макс часто напоминал большого ребёнка, сохранил детскую первозданность и ребячливые манеры. Великан с детским характером. Некоторые знакомые считали его незрелым, но это был способ познания мира и человеческой души. Он обожал игры и розыгрыши, в каждом маленьком человеке видел личность и легко находил с ним общий язык.
Свою биографию Максимилиан Волошин разделил на семь семилетий совсем не случайно. По восточным канонам есть 7 чакр, каждая из которых связана с тонким телом, а все семь тонких тел полностью формируются к 49 годам и наступает период зрелости. Он обладал сильным даром предвидения, мог предсказать события как в истории страны, так и в жизни отдельного человека. В то же время считал этот дар лишением иллюзии свободы выбора. Понимал, что все события предопределены и приподнимать покров будущего опасно. Говорят, когда он работал, от него летели электрические искры. Макс умел не только гасить, но и вызывать огонь. Он называл свою способность управлением стихии. На дуэли с Гумилёвым пистолет Волошина дважды дал осечку. Возможно, это не было случайностью. При своём пацифизме и нежеланием убивать людей Макс мог навести оружие на человека будучи полностью уверенным, что выстрела не будет. Повелел стихии осечься.
Никогда Макс не повышал голос, не выходил из себя, мог понять и принять любого человека. Умел талантливо слушать, талантливо рассказывать, писать - талантливо делать всё. Щедро делился своим теплом, знаниями, пищей, кровом. Дарил людям свою поддержку, дарил встречи с друг другом, дарил самих себя. Созидал и создавал на всех уровнях, самым ценным для него были люди, человеческие судьбы и жизни. В войну спасал белых от красных, а красных от белых, заступался за известных людей. Молился за всех. Не разделял людей и их врагов, жертв и палачей, видел в них две части одного целого. Молитва за палача часто оборачивалась спасением жертвы, Макс умел применять Законы Мироустройства. Лишь однажды он посмотрел в глаза и отказал в ночлеге незнакомцу, но дал ему большую сумму денег. Впоследствии оказалось, что человек только что совершил тяжкое убийство.
Максимилиан Волошин был сильным мистиком, он умел формировать пространство, воздействовать на людей и ситуации. Мудрец с детской душой, хорошо знакомый с энергией Вселенной. Всё, к чему он прикасался, имело этот энергетический отпечаток. Люди, гостившие в Коктебеле, получали творческий импульс. Он мог считывать информацию о человеке с одного взгляда, а лучше с одного общения. Видел светлое и тёмное, прошлый опыт и потенциал. Знал, куда и как достаточно подтолкнуть и направить человека, чем помочь. Недаром Марина Цветаева говорила - у Макса была тайна, он сам был тайной. Необычное сочетание открытости и таинственности.
В годы войны дом Волошина возвышался в центре набережной, его несколько раз хотели уничтожить то наши, то не наши. Вторая жена Мария Степановна несколько раз с криком выхватывала из рук захватчиков волошинские вещи, а потом закопала будущие экспонаты в саду от греха подальше. Вещи сохранились до сих пор. Когда у неё в войну обнаружили онкологию, то ей и сопровождению выписали пропуска, вывезли в Феодосию, известный хирург её прооперировал, после чего она прожила больше 30 лет и сохранила наследие Волошина. Недаром в молодости по Марии ошибочно отслужили панихиду, что предвещало долгую жизнь. Энергетика Макса защищала близких и того, что было дорого. Интересно, расстреляли бы Гумилёва, если бы он не вызвал на дуэль Волошина? По непроверенным данным Вселенная способна защищать людей со светлой энергетикой и наказывать их обидчиков.

Королёв ноябрь 2016.