«Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе», — услышала Ассоль из обшарпанной радиоточки.

По радио читали «Алые паруса». В это время она накладывала повязку старому зэку Поликарпычу — и замерла, застыла. Громада алых парусов ворвалась прямо в тесную лагерную больничку. К этому времени Ассоль провела в лагерях восемь с половиной лет. До свободы ей оставалось полтора года. Она знала, что выдержит. Выдержит ради своего гениального романтика, своего Капитана Грина.

Улыбка Ассоль

…Они встретились зимой 1918 года. Нина, оставив на время свою медицину, работала в редакции «Петроградского эха». Там она впервые увидела Грина: очень худого, очень высокого, очень мрачного и такого отстраненного, что к нему было страшно подойти. Но она улыбнулась ему — она улыбалась всем, и ему стало тепло от ее улыбки.

Летом сорокалетнего Грина мобилизовали в ряды Красной армии. Длинный, немного нелепый, похожий на католического пастора, он нес в солдатском мешке смену белья и рукопись «Алых парусов». Он уже знал, что посвятит ее этой странной девушке, которая раздаривает улыбки, не думая, что получит взамен. Через год, отвалявшись в госпитале с сыпным тифом, истощенный до полусмерти, бездомный, он брел по петроградским улицам. Горький помог устроиться в Дом Искусств — общежитие для бедных писателей эпохи гражданской войны. У Грина появились своя крошечная комната с узкой кроватью и скудный, но ежедневный паек. Писатель сидел в этой ледяной комнате, пил морковный чай, отогревал замерзшие руки и сочинял свой синий Зурбаган. На улицу выходил редко, но однажды вышел и столкнулся с Ниной. Потом писатель признался ей:

«Расставшись с тобой, я пошёл дальше с чувством тепла и све­та в душе. Вот это наконец-то она», — думал я.

К вам неравнодушен Грин

Каждый день Нина забегала к Грину, а потом бежала в больницу — она снова работала медсестрой. Если писателя не было дома, он оставлял в маленьком стакане трогательный букетик и записку с просьбой подождать. Весь Дом Искусств обсуждал любовь мрачного, нелюдимого затворника. Однажды Нина получила предостерегающее письмо:

«К Вам неравнодушен Грин. Берегитесь его, он опасный человек: был на каторге за убийство своей жены. И вообще прошлое его очень тёмное: говорят, что, будучи матросом, он где-то в Африке убил английского капи­тана и украл у него чемодан с рукописями. Знает английский язык, но тщательно скрывает это, а рукописи постепенно печатает как свои».

Бывшая жена Грина, конечно, была, конечно, жива, здорова и даже счастлива с новым мужем.

Бедное счастье

Для одинокого Грина Нина стала настоящим подарком судьбы. А она и сама не заметила, как тоже полюбила его. Переехали в Феодосию, на деньги от проданного романа и рассказов купили квартиру. В 44 года у Грина впервые появилось собственное жилье. Жили закрыто, почти ни с кем не общались. Все время покупали книги и читали друг другу вслух. Но это было очень хрупкое счастье — романтические произведения Грина не были востребованы Советской властью, а писать о колхозах и героических стройках пятилетки он не мог.

Дошло до того, что обменивали свои вещи на продукты, Нина вязала и продавала платки. Но — Грин написал «Бегущую по волнам» и, как и «Алые паруса», посвятил их жене.

«Милый ты мой, любимый, крепкий друг, очень мне с тобой жить хорошо. Если бы не дрянь со стороны, как нам было бы светло!», — писала Нина мужу.

Здоровье Грина стремительно ухудшалось, люди удивленно оглядывались на них на улице — молодая, красивая женщина под руку со стариком. Нищета сжимала руки на его горле. Он сдавался, она — нет.

«Я одинок. Все одиноки. Я умру. Все умрут. <…> У меня путаются в голове три вещи: жизнь, смерть и любовь — за что выпить?». «Пью за ожидание смерти, называемое жизнью».

Человек умирал

Они просили друзей о помощи, но кто-то просто не мог им помочь, как Волошин, а кто-то не хотел… В 1930 году в жизни Грина все-таки была еще одна радость: они с Ниной переехали в Старый Крым, в крошечный деревянный домик с яблоневым садом. Грин очень любил этот домишко, но прожил в нем недолго.

… В 60-х годах фотографию умирающего Грина увидит ленинградская школьница Таня Рождественская инапишет пронзительное стихотворение, в котором

Человек умирал, не зная, Что ко всем берегам земли Шли, как алая птичья стая, Им придуманные корабли.

11 лет жизни с Грином были для Нины самыми счастливыми в жизни. Когда он умер, она на время потеряла память, долго восстанавливалась. На руках у нее была больная мама. И главное — она не могла уехать из этого домика, в котором все напоминало о Грине. И когда началась война, Нина не эвакуировалась, и чтобы как-то прожить в годы оккупации, пошла работать корректором в открытую при фашистах газету. При этом точно известно, что она помогала партизанам, и а однажды спасла жизнь 13 людям, которых фашисты взяли в заложники после убийства своего офицера — Нине удалось уговорить городского голову освободить ни в чем неповинных людей…

Ассоль в лагере

В 1944 году Нина оказалась в числе местных жителей, которых насильно увезли в Германию. В победный год она смогла бежать из под Бреслау, добралась до Крыма и снова угодила в лагерь, но теперь уже в сталинский. И даже там она оставалась Ассолью — пылкой, романтичной, открытой людям и бесконечно порядочной. И ее все любили.

Татьяна Тюрина, которая работала вместе с Ниной в лагерной больнице, вспоминала:

«Нина Николаевна имела авторитет у персонала и зэков, самых отпетых».

Врач Всеволод Король писал:

«…В университете у нас был предмет «врачебная этика», но Вы были первым человеком, встреченным мной, который применял эту этику в жизни…, так как, забыв, как Вы ухаживали за этим больным воришкой, я забыл бы одну из самых красивых картин человеколюбия…».

Куча разорванных тряпок

Все десять лет в лагере Нина хранила фотографию мужа. Любовь и память помогали ей продержаться, но на свободу пожилая Ассоль вышла в состоянии, которое она называла:

«Все в душе — как куча разорванных окровавленных тряпок».

Через силу, но жила, потому что оставалось еще одно важное дело — создать в их с Гирном маленьком дом-музей. Но домик забрал себе под сарай председатель местного исполкома — потребовались годы изнурительной и противной борьбы, чтобы его вернуть. И Нина прошла и это, и создала этот музей. Она сделала все, чтобы сохранить память о человеке, который когда-то сказал ей:

«Ты мне дала столько радости, смеха, нежности и даже поводов иначе от­носиться к жизни, чем было у меня раньше, что я стою, как в цветах и вол­нах, а над головой птичья стая. На сердце у меня весело и светло».

Однажды на Пироговке...

Напротив нашей дачи долгое время пустовали два участка. Потом на одном из них, который левее, появились хозяева. Точнее сказать, хозяйки: одна - пожилая, другая - средних лет, примерно одного со мной возраста. Они обнесли участок решеткой и построили маленькое, прямо игрушечное, жилище. Самое необычное: покрасили его в ярко-желтый цвет. Это было непривычно, но красиво. Нам понравился этот цыплячий, как мы его назвали, домик, а с хозяйками я быстро подружилась. Старшую звали Ольгой Ильиничной Белоусовой, ее дочь, как и меня, - Татьяной. Ежедневно по три-четыре часа проводили вместе на расположенном неподалеку Пироговском водохранилище. Лето выдалось жарким, и на берега нашей Пироговки устремилось, кажется, пол-Москвы, отчего она стала напоминать южный берег Крыма. Особенно донимали водные мотоциклы, хозяева которых норовили промчаться как можно ближе к берегу, чтобы похвастаться сноровкой. Вдали царственно скользили под парусами белоснежные спортивные яхты.

Надо же, как красиво, - невольно вырвалось у меня. - Прямо как у Грина... Не хватает только алых парусов.

А знаете, Танечка, - неожиданно отозвалась Ольга Ильинична, опершись на локоть и глядя на яхты, - я ведь когда-то была знакома с настоящей Ассоль. Женой Александра Грина, которой он посвятил "Алые паруса" .

И где же вы с ней познакомились, в Крыму?

Да нет, на Севере. В сталинских лагерях.

О жене Грина - Нине Николаевне Грин вообще написано не так уж много, а о ее пребывании в лагерях известно и того меньше. И мне подумалось, что рассказ моей соседки по даче может быть интересен всем любителям творчества замечательного писателя-романтика.

Солнце всходит, но не заходит

История того, как оказалась в лагерях 20-летняя москвичка Оленька, одновременно и трагична, и банальна по тем страшным временам. Родилась и выросла она в Москве, в интеллигентной семье. Когда немцы подошли к столице, ее семья эвакуировалась на Кубань к родственникам. Там Ольга Возовик (ее девичья фамилия) продолжила занятия в местном пединституте. Была отличницей, смешливой и острой на язычок. Он-то ее и подвел.

Однажды на семинаре разбирали стихотворение казахского поэта Джамбула, посвященное Сталину. Великий вождь всех времен и народов, естественно, сравнивался с солнцем - любая другая метафора была бы для него мелковата. А смешливая Оленька возьми и шепни подружке: "Солнце всходит и заходит..." Этого было достаточно, чтобы оказаться в краях, где солнце не заходило по полгода, а потом столько же стояла полярная ночь.

Дальше было длившееся несколько месяцев следствие и пересыльная тюрьма, где всех заключенных - и мужчин, и женщин - раздели догола и выстроили в одну шеренгу перед "покупателями", приехавшими из лагерей за новой порцией бесплатной рабсилы. "Покупатели" ходили вдоль рядов заключенных, ощупывая их и отбирая живой товар покрепче - для работы на лесоповале и рудниках требовались физически выносливые люди. Это очень было похоже на невольничий рынок где-нибудь в далекой Америке, о которых Оля читала в детских книжках. Тогда она не могла себе даже представить, что нечто похожее может происходить в их любимой Советской стране...

Больше всего Оля боялась, что никто из "покупателей" не захочет забрать ее из тюрьмы - от пребывания в одиночке она очень ослабела и едва держалась на ногах. Видимо, один из приезжих прочитал немую мольбу в глазах донельзя исхудавшей, дрожащей от холода голой девочки-подростка, и сердце его дрогнуло. В общем "столыпинском" вагоне, предназначенном для перевозки скота, ее вместе с другими отобранными заключенными отправили по этапу на Север, в лагерь под Воркуту.

В эшелоне она впервые близко столкнулась с уголовниками, представлявшими собой наглую, жестокую, безжалостную силу, отнимавшую жалкие крохи хлеба у других заключенных, в том числе и у нее самой. За время следования Оленька так обессилела, что по прибытии на место уже не могла самостоятельно выйти из вагона.

Но была в лагерях и другая сила - политические. Цвет интеллигенции, опальные академики, профессора, врачи и педагоги, которые объединились против уголовщины и старались во всем поддерживать друг друга: поскольку от них во многом зависело жизнеобеспечение лагерей, администрация вынуждена была с ними считаться. Именно они устроили так, что Олю Возовик сначала поместили в больницу и помогли ей встать на ноги, а потом смогли устроить здесь же на работу дежурной нянечкой.

В этой же больнице работала заключенная Нина Николаевна Грин.

Снимок у изголовья

Путь в лагеря жены Грина был гораздо более сложным и запутанным. После смерти писателя, в 1932 году она осталась жить с больной матерью в Старом Крыму. Здесь же их застала оккупация. Первое время жили, продавая старые вещи. Когда продавать стало нечего, пришлось искать работу. А какую работу можно было найти слабой интеллигентной женщине в оккупированном Крыму? Нина Николаевна считала, что ей еще повезло - подвернулось место корректора в типографии открытой при немцах газетенки. Знать бы, чем обернется это "везение" в будущем...

Никаких заметок, прославляющих "новый порядок", она, естественно, не писала и писать не могла. При любом режиме корректор - самая скромная должность, от которой мало что зависит. Но именно сотрудничество с немцами было поставлено ей в вину после войны. Плюс еще пребывание на невольничьих работах в Германии, куда Нину Николаевну вместе с другими местными жителями насильно увезли в 1944 году.

Там она находилась в лагере под Бреслау. Воспользовавшись бомбежкой союзников, в 1945-м бежала, с трудом добралась обратно в свой любимый Крым. А вскоре снова угодила в лагерь - теперь уже сталинский. Не помогло даже свидетельство очевидцев о том, что в годы войны жена Грина лично спасла жизнь 13 человек, взятых в заложники после убийства немецкого офицера: Нина Николаевна бросилась в управу и каким-то чудом упросила городского голову выпустить их на свободу...

В ту пору, когда она познакомилась с юной Оленькой Возовик, Нине Николаевне было около пятидесяти лет. Оле - чуть больше двадцати. Тем не менее они быстро сошлись и подружились.

Что привлекло жену Грина в этой наивной, худенькой, мечтательной девочке? Быть может, ее схожесть с той Ассоль, которой она сама была в молодости и мечты которой безжалостно раздавило время?

Я для нее была как дочка, - вспоминает Ольга Ильинична. - Помню, сижу ночью на дежурстве, глаза слипаются, и вдруг она приходит: "Иди поспи, я за тебя посижу". А однажды Нина Николаевна сшила мне юбочку из брюк, которые выменяла у кого-то на пайку хлеба. Она была большая мастерица и постоянно что-то шила...

А черты Ассоль она в себе сохранила?

Знаете, в ней были какие-то врожденные изящество и грациозность. Вот она ляжет спать на лагерные нары, но ляжет так, что будешь любоваться. В ней все было красиво. Даже омерзительную лагерную баланду она умела есть так, словно это было изысканное кушанье. Глядя на нее, я думала, что можно оставаться Ассолью и в самых трудных обстоятельствах. Но для этого надо очень крепко любить и верить.

Даже после смерти Грина Нина Николаевна продолжала безумно любить своего мужа. В изголовье лагерных нар она поставила его фотографию, чудом уцелевшую после бесчисленных обысков, и каждый день старалась положить рядом с ней то зеленый листок, то травинку, то красивый кусочек ткани - цветы в лагерях не росли...

Рядом с Ниной Николаевной Оля научилась верить в чудо, которое обязательно должно произойти. И это чудо случилось: в 1952-м ворота лагеря перед ними распахнулись. А затем произошло еще одно, самое невероятное: у ворот легкую как пушинку, едва стовшую на ногах от слабости Олю подхватил на руки человек, который любил и ждал ее все эти годы и который вскоре стал ее мужем...

Подарок Ассоль

После смерти Сталина многих амнистировали. Наших героинь - тоже. Они продолжали встречаться уже в Москве. Однажды жена Грина пригласила Ольгу Ильиничну в филиал Большого театра на балет "Алые паруса", в котором танцевала Лепешинская. Нина Николаевна была уже седой, но по-прежнему красивой женщиной. Вдруг на весь зал объявили: "Здесь присутствует сама Ассоль". Свет софитов буквально залил ложу, в которой они сидели. Зрители встали и зааплодировали. Нине Николаевне бросали в ложу огромные букеты. Ассоль-сказка, Ассоль-быль по-прежнему была нужна людям...

К сожалению, этого нельзя сказать о тогдашних властях Старого Крыма, которые упорно не хотели возвращать домик Грина его законной хозяйке. После ареста Нины Николаевны он перешел к председателю местного исполкома и использовался как сарай. Несколько лет понадобилось Нине Николаевне, чтобы восстановить справедливость и создать в этом доме маленький Музей Грина.

По словам Ольги Ильиничны, в последние годы своей жизни Нина Николаевна очень беспокоилась за его будущее и хотела завещать домик своей лагерной подруге. Но Ольга Ильинична отказалась, полагая, что недостойна такого царского подарка. И только к старости приобрела себе вместе с семьей дочери цыплячий домик-дачу.

Конечно, его не овевают морские ветры, и даже из окон его мансарды никогда нельзя будет увидеть алые паруса. И все же мне кажется, что здесь незримо обитает сама Ассоль.

Вместо послесловия

Давняя клевета, увы, не отпустила жену Грина и после ее смерти. Когда Нина Николаевна скончалась, власти Старого Крыма не разрешили похоронить ее в могиле, где покоился Александр Степанович Грин со своей матерью. Место для неудобной покойницы подобрали где-то на окраине кладбища.

Согласно легенде, которая до сих пор бытует среди любителей творчества Грина, друзья Нины Николаевны не примирились с такой несправедливостью - глухой осенней ночью выкопали ее гроб и перенесли в могилу мужа. Один из участников этой тайной операции оставил записи о случившемся в своем дневнике, который, увы, попал в руки следователей из спецорганов.

Могилу Грина вскрыли и ничего не обнаружили, потому что безымянные доброхоты догадались спрятать останки Нины Николаевны не рядом, а под гробом мужа. Так в общей могиле они и покоятся до сих пор.

Нет, все же надо верить в чудеса.

Кстати

О том, что стало с домом Грина в Старом Крыму, рассказывает заместитель директора по науке Музея Грина Алла Алексеевна Ненада.

Музей Грина Нина Николаевна открыла на общественных началах в 1960 году. В самом доме тогда мало что осталось: Нина собирала по крупицам, восстанавливала все так, как было еще при жизни писателя. Перед арестом многие рукописи и памятные вещи она раздала по знакомым, и теперь эти ценности стекались обратно в дом. Здесь в "гнезде" она закончила книгу воспоминаний о Грине, которую начала писать еще во время ссылки в Печоре. Сюда съезжались друзья, писатели, книгочеи, студенты. Организовался такой полулегальный клуб - "гнездо" любителей Грина. Именно "гнездо" и положило начало гриноведению.

Когда ей сообщили, что в Феодосии решили открыть Музей Грина, она отнеслась к этому скептически. Считала, что не получится воссоздать ту тонкую атмосферу, воплотить самого Грина. Новый музей она уже не увидела и не смогла оценить, умерла.

И вот появился Музей Грина, а домик в Старом Крыму стал филиалом нашего музея. Уже позже он перешел в ведение Музея Темирикской культуры. Его организовала Мария Садовская - гениальный музейщик. Буквально на пустом месте в бывшем купеческом двухэтажном особняке она организовала этот музей. Сейчас там прекрасные сады, в которых и теряется "гнездо" Грина. Оно в прекрасном состоянии - чистенькое, красивое, ухоженное. Летом там дежурят сотрудники музея, зимой - сторожа. Можно приехать в любое время года и посетить это место. Там все сохранилось точно так же, как было при Нине Николаевне.

Материалы предоставлены Феодосийским музеем А.С.Грина!
=========================
Просим внести дополнения! Ищем потомков! [email protected]
=========================
Материалы в РГАЛИ!
Фонд А.С.Грин в РГАЛИ.
ф. 127 оп. 2 ед. хр. 50. Письма К. Н. Миронова (брата Н.Н. Грин).
ф. 127 оп. 2 ед. хр. 51. Письма и телеграмма Л.К. Миронова (племянника Н.Н. Грин).
ф. 127 оп. 2 ед. хр. 52. Письма О.А. Мироновой (матери Н.Н. Грин).
ф. 127 оп. 2 ед. хр. 87. Фотографии С. Навашина-Паустовского (индивидуальная) и Л.К. Миронова (племянника Н.Н. Грин) в группе со студентами Ленинградского института инженеров водного транспорта.
=========================================
Нисходящая роспись: Миронов...
Поколение 1
1. Миронов...

Мать ребёнка: ...
Сын: Миронов Сергей... (2-1)

Поколение 2
2-1. Миронов Сергей...
Родился: ?
Отец: Миронов... (1)
Мать: ...
Мать ребёнка: ...
Сын: Миронов Николай Сергеевич (3-2)
Жена: ...
Сын: Миронов Александр Сергеевич (4-2)
Сын: Миронов Анатолий Сергеевич (5-2)

Поколение 3
3-2. Миронов Николай Сергеевич
Родился: ?

Мать: ...
Мать детей: Савельева Ольга Алексеевна (1874-1944)
Дочь: Миронова Нина Николаевна (11.10.1894-27.09.1970) (6-3)
Сын: Миронов Константин Николаевич (1896-1954) (7-3)
Сын: Миронов Сергей Николаевич (1898-После 1934) (8-3)

4-2. Миронов Александр Сергеевич
Родился: ?
Отец: Миронов Сергей... (2-1)
Мать: ...
Жена: ...

5-2. Миронов Анатолий Сергеевич
Родился: ?
Отец: Миронов Сергей... (2-1)
Мать: ...
Жена: ...

Поколение 4
6-3. Миронова Нина Николаевна (11.10.1894-27.09.1970)
Родилась: 11.10.1894. Умерла: 27.09.1970. Продолжительность жизни: 75


Муж: Коротков Михаил Васильевич (?-1916)
Муж: Гриневский Александр Степанович (11.08.1880-08.07.1932)
Муж: Наний Пётр Иванович (1880-После 1942)

7-3. Миронов Константин Николаевич (1896-1954)
Родился: 1896. Умер: 1954. Продолжительность жизни: 58
Отец: Миронов Николай Сергеевич (3-2)
Мать: Савельева Ольга Алексеевна (1874-1944)
Жена: ... Мария...
Сын: Миронов Лев Константинович (1915-01.1942) (9-7(1))
Жена: ... Зоя Аркадьевна

8-3. Миронов Сергей Николаевич (1898-После 1934)
Родился: 1898. Умер: После 1934. Продолжительность жизни: 36
Отец: Миронов Николай Сергеевич (3-2)
Мать: Савельева Ольга Алексеевна (1874-1944)

Поколение 5
9-7(1). Миронов Лев Константинович (1915-01.1942)
Родился: 1915. Умер: 01.1942. Продолжительность жизни: 27. Пропал без вести в блокаду Ленинграда!
Отец: Миронов Константин Николаевич (1896-1954) (7-3)
Мать: ... Мария...
Жена: Иосифович Элеонора Евграфовна (1911-2003)
Дочь: Миронова Татьяна Львовна г.Казань (Около 1940) (10-9)

Поколение 6
10-9. Миронова Татьяна Львовна г.Казань (Около 1940)
Родилась: Около 1940. Возраст: 78. Живёт в Казани.
Отец: Миронов Лев Константинович (1915-01.1942) (9-7(1))
Мать: Иосифович Элеонора Евграфовна (1911-2003)
Муж: ...
Сын: ... (11-10)

Поколение 7
11-10. ...
Родился: ?
Отец: ...
Мать: Миронова Татьяна Львовна г.Казань (Около 1940) (10-9)

Грин Нина Николаевна (урожд. Миронова, в первом браке Короткова, во втором браке Гриневская; с 1926 г. Грин (Гриневская); с 1933 г. – Грин, 11 (23). 10. 1894 – 27. 09. 1970), вторая жена А.С.Грина.
Родилась в г. Нарве Петербургской губернии в семье Николая Сергеевича Миронова, бухгалтера Николаевской железной дороги, происходившем из семьи малопоместных дворян г. Гдова, и Ольги Алексеевны Савельевой, дочери гдовского купца. Девочку окрестили Антониной, потом стали называть Ниной. Подлинное имя некоторое время сохранялось в документах, потом забылось.
После Нины родилось еще два мальчика – Сергей и Константин, на два и три года моложе.
Когда Нине было семь лет, Мироновы переехали под Нарву, в имение князя Виттгенштейна, у которого Николай Сергеевич получил место управляющего.
В 1912 году Нина Миронова кончила Нарвскую гимназию с золотой медалью и поступила в Петербурге на физико-математическое отделение Высших женских (Бестужеских) курсов. Позже перешла на историко-филологическое (не окончила). В том же 1912 году семья Мироновых переехала в поселок Лигово под Петербургом, в свой дом.
В 1915 г. Н.Миронова вышла замуж за студента юридического факультета Петроградского университета Михаила Васильевича Короткова, взяв его фамилию. В 1916 году, во время 1-ой мировой войны, М.Коротков был мобилизован на фронт и погиб в первом бою, хотя долгое время считался пропавшим без вести.
В 1916 г. Нина Николаевна, окончив курсы сестер милосердия, работала в госпитале в Лигово; в конце года устроилась на службу в газете «Биржевой курьер». С начала 1917г. перешла на работу помощника секретаря в газету «Петроградское эхо».
В январе 1918 г. в редакции газ. «Петроградское эхо» состоялось ее знакомство с А.С.Грином. В мае того же года она, заболев туберкулезом, уехала к родственникам под Москву.
С января по июнь 1921 г. Нина Николаевна жила в Лигово, работала медсестрой в больнице села Рыбацкое.
20 мая 1921 г. состоялась регистрация брака Н.Н.Коротковой и А.С.Гриневского в ЗАГСе на ул. Офицерской в здании Литовского замка. Нина Николаевна приняла настоящую фамилию мужа – Гриневская.
27 июня 1926 г. Феодосийский горотдел милиции выдал им удостоверения личности (№ 80, № 81) на фамилии Грин (Гриневская), Грин (Гриневский).
С 1932 г. (после смерти А.С.Грина) Н.Грин приступила к работе над воспоминаниями о Грине и популяризации творчества писателя.
1 апреля 1933 г. Нина Николаевна получает в Наркомсобесе справку № 1420 для перепрописки на фамилию Грин.
С 1934 г., благодаря ее усилиям, в свет стали выходить книги Грина: «Фантастические новеллы» (1934), «Дорога никуда» (1935), «Рассказы» (1937), «Золотая цепь» (1939), «Рассказы» (1940).
В том же году Н.Грин организовала мемориальную комнату А.Грина в доме № 52 по ул. К.Либкнехта в Старом Крыму. Устроившись в феодосийский Инфизмет, ездила в командировки по стране, приступила к строительству собственного дома в Ст. Крыму, сошлась с П.И.Нанием, врачем Инфизмета, с которым рассталась летом 1941 г.
В 1937 г. окончила Областную татарскую фельдшерско-акушерскую школу.
В 1940 г. Н.Грин занялась решением вопроса об открытии дома-музея А.С.Грина в Ст. Крыму, и передачей архива Грина в Государственный литературный музей СССР и в Институт мировой литературы им. М.Горького.
С января 1942 по октябрь 1943 гг. Н.Грин работала редактором немецкой газеты «Официальный бюллетень Старо-Крымского района» и одновременно исполняла обязанности заведующей районной типографией.
12 октября 1945 г. Н.Н.Грин была арестована за сотрудничество с немцами и отправлена в феодосийскую тюрьму.
26 февраля 1946 г. приговором Военного трибунала НКВД Крыма она была подвергнута лишению свободы с отбыванием в исправительно-трудовых лагерях НКВД сроком на 10 лет, с поражением в политических правах на 5 лет, с конфискацией всего лично ей принадлежащего имущества.
17 сентября 1955 г. Н.Грин была освобождена по амнистии со снятием судимости.
По возвращении в Ст. Крым она вновь начала активную работу по созданию дома-музея А.С.Грина и популяризации его творчества.
В 1960 г. Н.Грин, не дождавшись официального разрешения и помощи властей, открыла дом-музей А.С.Грина для посетителей, где проработала фактически на общественных началах экскурсоводом, хранительницей и уборщицей до 1969 года.
27 сентября 1970 г. Н.Н.Грин умерла в Киеве от обострения хронической коронарной недостаточности, похоронена на старокрымском кладбище.
8 июля 1971 г. в Старом Крыму официально был открыт Дом-музей А.С.Грина.
5 декабря 1997 г. Н.Н.Грин была реабилитирована по ст. 1 Закона Украины от 17 апреля 1991 г. «О реабилитации жертв политических репрессий на Украине».
===================================================

РГАЛИ Ф127 оп.1 ех 113
Письма К.Н.Миронова сестре Грин Нине Николаевна
=================================
15.2.1948 Дорогая Нина!
Ты меня крепко, крепко прости. Прежде всего хочу, чтобы ты поняла, почему я долго тебе не отвечал. Твоё первое письмо было получено у меня дома в начале декабря. Я, как раз, находился в Москве, с командировкивернулся лишь 23 декабря. Мне было очень тяжело читать это письмо и не знаю, как я смог сдержаться и дочитать его, но об этом дальше. Я очень хотел сразу же написать тебе и, буквально, ежедневно эта мысль не выходила у меня из головы. Что меня всё время задерживало – это то, что я считал, что я должен не только написать тебе, но и помочь. Вот это меня всё время и задерживало и заставляло отложить письмо со дня на день и наконец вчера я получил твою открытку.
Я очень хочу, чтобы ты поняла моё положение – это очень тяжёлое и хочу, чтобы ты поняла и поверила моей задержке с письмом.
Быт мой сложился так. Трамвай я бросил – измучился до последней степени. Ведь я работал с утра до 11-12 ночи, не заходя домой, не имея ни одного дня отдыха и к тому же имея ещё почти ежедневные ночные беспокойства по телефону. Дошёл, что называется «до ручки» и удалось, в конце концов, продолбить своё руководство и вырваться. Работаю я сейчас в Горплане Начальником сектора. Получаю 1000 р. Минус вычеты – около 850. Семья сейчас у меня … Одна дочка вышла замуж, имеет ребетёнка, но живёт у меня, так как муж её вот уже почти год не может добиться квартиры в Москве, где работает. Вторая дочка работает на заводе и приносит в месяц 150-200 р. Жена не работает. … жмёмся и живём. Частной работы сейчас никакой не найдёшь. Ты не поверишь – но у меня нет даже смены белья, я хожу только в одном костюме … Ну да, что об этом! К тому же мне сейчас приходится платить около 150 р. Долгов в месяц: ездил в другой город поступать; не договорился и теперь взыскивают деньги.
Нина, дорогая! Поверь, я пишу это только для того, чтобы ты поняла, что ничто другое, как невозможность хоть чем-нибудь помочь тебе, заставила меня так задержаться с ответом. … обещали в одном месте небольшую работёнку – заработаю чего-нибудь и пошлю тебе хоть немного. Очень прошу тебя – пойми меня и прости от души. Мне всё кажется, что я недостаточно ясно выразил, что у меня делается на сердце. До сего времени не могу оправиться от почти двухгодичного «отдыха 37-39 года. Читал твоё первое письмо и всё внутри переворачивалось. Как я дочитал его – не знаю. Вот и сейчас сижу и пишу тебе и смотрю на картину мамы и тяжело, тяжело на душе. Так нехорошо, ведь я даже не переписывался с ней, с 27 или 28 г. даже не видел её. Карточки её и папы у меня всегда перед глазами, на столе. Неудачный я какой-то родился -- не знаю в кого по характеру. Вот уже седой стал – и всё «волк одиночка»; всё до сего времени ни с кем из людей близко сойтись не могу. Этот отпечаток и в отношениях и с родными мне, и с мамой, и с тобой. Поверишь ли – дома у меня никто не бывает и никого не зову. Я всё время один, всё время молчу. Нет никого, даже некому излить, то что творится на душе … И поэтому должно быть так тяжело, мучительно тяжело переживать все удары в жизни, которых так много.
Бедная мама! Как сейчас представляю её себе. Почему-то, особенно запомнился период жизни в Нарве – более, чем какой-либо другой. Помню её отчётливо в Л-…е в 19 году и затем в Крыму, в 27 или 28 году – так тяжело вспоминать. Жизнь кончим, конечно, рано или поздно, и не то особенно тяжело, что она умерла. Тяжело то, как она умерла, как ей, бедной, пришлось мучиться, и, хотя и без ясного сознания, но переживать весь ужас, её окружавший. Тяжело, то, что я сам был в стороне от неё в её труднейшие минуты жизни. Но – остаётся тяжесть на душе, остаётся большое сожаление о глупо, бесцельно, бессодержательно прожитой жизни, прожитой жизни не для себя, не для других своих близких, а только для работы. Глупо, жалко.
Дорогая Нина! Я получил от тебя письмо летом – и почти немедленно на него ответил. Но ответа не получил. Перевёл денег – вернулись обратно. Запросил адресный стол – ответ не получил. Так уже и решил, что по каким-то причинам ты не хочешь поддерживать связь со мной. Было очень тяжело, так как у меня больше никого родных нет. Где Серёжа – не знаю, ни одного письма от него не имел с тех пор, как расстались Где ребята дедушки, кажется Шура и Толя, не знаю с тех пор, как расстались детьми. С тётей Женей, как-то одно время, ещё в 35-36 г. установилась редкая связь, а теперь тоже оборвалась и от них никакого ответа тоже не получаю … Все расстались, все растерялись. И виною всему, конечно, я сам, виновен своей нелюдимостью, своей необязательностью.
Как мне тяжело было узнать о твоей судьбе – даже представить себе не могу всего этого ужаса. Очень прошу напиши подробно о своей жизни. Я не представляю совершенно, как ты живёшь, что с тобой случилось. Осуждена ты или, только, выслана. В чём же, конкретно, твоя вина и насколько она тяжела. Меня всё это очень, очень интересует и беспокоит. Почему так долго идут от тебя письма: твою последнюю открытку, датированную 8.1., я получил только 12 февраля – шла больше месяца.
Тебе, конечно, интересно какая у меня семья. Я, жена, две её дочери, но я их считаю фактически своими, и внучек – вот и всё. Лёвушка пропал без вести – очевидно погиб в Л-де, но как – не знаю. Получил я от него последнее письмо в январе 1942 г. – очень тяжёлое письмо. В частности писал, что ему удастся эвакуироваться. Потом получил телеграмму с просьбой перевести денег на дорогу. Деньги перевёл и в апреле получил их обратно. С тех пор ни слуха, ни духа – где, что, как погиб – ничего не знаю. Писал во все места, где его могли знать – но или не получал ответа, или получал 2чиновничьи» отписки, что ничего не могут сообщить. Такая это большая для меня потеря и такая тяжёлая! Осталась здесь в Казани его дочка –Танюша. Живёт здесь с матерью. Мать её, жена Лёвушки, работает режиссёром в Доме Актёра и ассистентом в Музыкальном театре. Женщина хорошая и серьёзная. Очень нуждается и так тяжело, что даже своей единственной, родной внучке – ничем материально помочь не можешь. Танюша очень похожа на Лёвушку, только глаза, как у матери –карие. Девочка очень хорошая, ей уже 8 лет, учится в 1 классе, бывает у меня каждое воскресенье обязательно, ну и так иногда забегает. Смотреть не могу на неё без слёз – перед глазами Лёвушка и так грустно, тяжело, так хочется его видеть около себя …
Видишь, как безрадостно, скучно, уныло сложилась моя горькая жизнь.Не знаешь, когда же будет просвет.
Единственно, хоть жизнь теперь стала немного легче в связи с отменой карточек. Хоть не надо «изобретать», как достать кусок хлеба, так как на карточках не проживёшь. Вспомнить страшно эту тяжёлую эпоху. Можешь думать – в 43-44 г. карточка здесь дошла до 60-65 рб. .. и по этому уровню можешь судить о других благах жизни. Сейчас тоже, конечно, дорого жить, но всё же не сравнишь с тем ужасом, что был. Я очень прошу тебя – напиши мне, как ты живёшь. У меня из головы не выходит ежедневно – как достать хоть немного денег и послать тебе. И, поверь дорогая Нина, при первой же хоть маленькой возможности я это сделаю немедленно. Так трудно писать об этом тебе, когда знаешь в каком ты тяжёлом положении находишься. Но мне стыдно стало того, что из-за этих материальных вопросов задерживал тебе ответ, ты можешь подумать, что я нехорошо отношусь к твоему несчастью. Поверь этого нет – я сам знаю, как это тяжело, сам переживал это и всё понимаю. Очень только прошу – извини, что задержал из-за этих соображений письмо тебе. Поверь, что я очень хочу быть с тобой в хороших, близких, товарищеских отношениях – у меня же никого больше на свете нет Напиши, когда же кончатся твои несчастья, когда ты будешь свободной, вольной. Может быть надумаем жить вместе – вот было бы хорошо. Работа, по-моему, здесь для тебя безусловно найдётся. Как ты об этом думаешь?
Вообще, Нина, очень прошу пиши мне, пиши подробно обо всём. Ответом я больше не задержу ни на минуту. Ну, желаю тебе всего, всего лучшего и скорого освобождения. Прости за длинное и такое сумбурное письмо. Да – прилагаю к письму карточку мамы и карточку Александра Степановича. Это у меня последние (мамина – есть ещё одна), а переснять, прости, не на что. Посылаю заказным, так как боюсь, что иначе письмо с картачкоми не дойдёт. До свидания, дорогая Нина. Целую и обнимаю тебя крепко, крепко и от всей души желаю всего наилучшего.
Твой Костя.
Казань 15 февраля 1948
Прилагаю и свою карточку, верно, очень плохую, но другой нет никакой. Это снимался в 41 г. в начале войны, когда был взят в армию. Находился в ней всего 3-4 месяца нужно было для удостоверения.

Казань 5.7.1949
Дорогая Нина!
Я уже писал тебе, что написать письмо письмо для меня большая работа. Но не в этом дело! Но не в этом главное. Я был в Ленинграде, разыскал с большим трудом следы Лёвушки. Он – умер, умер глупо, возмутительно глупо. Он с рядом своих товарищей выбрался уже из Ленинграда, сели в товарный вагон и здесь - сел около печурки и заснул навсегда. Очевидно переволновался и не выдержало сердце. Так тело его и оставили на ст. Борисова Грива Финл. Ж. д. Теперь его не вернёшь! И вот с тех пор со мной что-то случилось. Не знаю что, но мне всё время очень тяжело, душа болит. Не знаю, когда я войду в норму. Ведь это всё, что у меня было в жизни. Да тут ещё денежные большие неурядицы - денег получаю меньше, а работы всё больше. Вот всё что в сумме и выбило меня из колеи, нарушило равновесие. В Москве я смог быть только от поезда до поезда. Заезжал в комиссию – но, как на грех был не приёмный день, а справки дают только лично. Твои записки получил. Получил их и от твоих знакомых – хранятся теперь у меня. Дорогая Нина! У тебя должно быть все сухие фрукты фрукты уже конечно израсходовались. Знаю, помню при первой же возможности пошлю тебе ещё. Извини меня. Как у тебя дела? Я всё хочу тебе пересоставить заявление, так как мне думается было бы бы и короче и вернее. Но не знаю, как ты примешь это предложение и можно ли его послать тебе. Ты мне пиши пожалуйста и не обращай внимание на мою неаккуратность – таков уж я от природы.
Да, чуть не забыл! В Ленинграде случайно разыскал дядей – Анатолия и Александра Мироновых, сыновей дедушки. Смог у них быть только уже перед самым отъездом и застал только одного – Толю. Шура был в Москве. Разговорились, вспомнили детство. Сохранилось у них много карточек. Взял у них снимок, где снята мама, ты, Серёжа и я всюду, в возрасте должно быть 5-6 лет. Они говорят, что долго разыскивали тебя и не нашли. Я не стал им ничего говорить о твоих делах – не знал, как ты это примешь. Если нечего не имеешь против – могу им написать, тем более, что от них уже получил письмо, что ничего им не пишу.
Сообщаю их адреса: Ленинград, ул. Марата № 43 кв. 23 Александр и кВ. №15 Анатолий. Шура живёт неплохо, а Толя – мне не понравился, какой-то неудачный.
Ну пока всего наилучшего – не сердись на меня. Всё устроится и образуется. Привет тебе от всех моих.
Целую крепко, пиши.
Твой Костя.

=================================================

Нина Грин - «фея волшебного ситечка»
/МАРГАРИТА ИВАНЧЕНКО/
Ее хоронили дважды

Нина Грин - жена известного писателя. Ее судьба оказалась не менее драматична, чем жизнь мужа. Ее называли предателем за то, что во время немецкой оккупации редактировала газету «Старокрымский бюллетень», и умалчивали о том, что помогала партизанам. Она выдержала все и навсегда сохранила для Крыма память о великом романтике Александре Грине.

Газеты не могли об этом сообщить и никогда бы не сообщили. Тогда такая информация в народ не просачивалась. Ночью на старокрымском клад-бище группа сообщников разрыла могилы Нины Грин и Александра Грина и перезахоронила изменницу родины (как тогда считалось) в могилу писателя. Это был тайный сговор. Перед тем как отправиться на такое дело, они проконсультировались у юриста. Тот разъяснил, что, если их застанут у разрытого захоронения, грозит срок за осквернение могилы.

Испытания и курятник

В 1990 году мне довелось познакомиться с киевлянами, организовавшими это перезахоронение: Александром Верхманом и Юлией Первовой. Тогда, 27 сентября, в Старом Крыму отслужил на кладбище панихиду владыка Симферопольский и Крымский отец Василий.
Тогда же здесь и появилась табличка с именем Нины Николаевны Грин (почти через 20 лет после перезахоронения). До того же считалось, что она покоится в 50 метрах от своего мужа. В этот день Крым услышал правду, которую знали только компетентные органы, но и они помалкивали, так как опростоволосились. В перестройку на нас вылился ушат информации. Мы каждый день узнавали новости: то о катастрофах, то о деньгах партии, то об известных личностях. Союз Советских Социалистических Республик прозрел и жаждал демократии, правда, несколько иной, чем мы имеем сегодня.
Верхман и Первова после митинга рассказывали нам, журналистам, о том, как умирал Грин на руках Нины Николаевны, как потом она начала создавать его музей, как сошла с ума ее мать, началась война, и Нина, измученная голодом и страданиями близкого человека, а еще страхом, ведь немцы расстреливали душевнобольных, устроилась в немецкую типографию корректором. Через время ее назначают редактором издания «Старокрымский бюллетень». Бюллетень печатал сводки и хронику. Отказаться Нина не могла по тем же причинам, которые вынудили пойти на работу. Работа эта не требовала от нее личной оценки событий - она была технической. Грин помогала партизанам и спасла от смерти 13 человек. В конце войны умирает мама, и Нина едет в Одессу, тогда к Крыму уже подходили наши, говорили, что они расстреливают всех, кто сотрудничал с немцами, без разбора. Ехала к друзьям, а попала в облаву. Нину Николаевну схватили и вместе с другими отправили в Германию.
Вернулась в Крым. «...Там хорошо, но мое плохое мне дороже, чем это хорошее. Познала всю жестокость тоски по родине и никому не желаю ее пережить». Она знала, что ее не пощадят, тогда даже за неосторожно оброненное слово не щадили, сама явилась в МГБ и сказала: «Я пришла арестовываться». Как эта маленькая женщина, фея волшебного ситечка (так ее называл Грин, читая ей рукописи и, как сквозь ситечко, пропуская через нее прочитанное), выдержала такие страшные испытания. Когда через десять лет Нина Николаевна вышла из мест заключения, в гриновском доме был курятник первого секретаря райкома партии.
Александра Верхмана и Юлию Первову когда-то в Старый Крым привело имя Грина, но, познакомившись с Ниной Николаевной, они стали ее настоящими друзьями. Бывают ли они вообще, настоящие друзья? Это редкий дар, когда человек может взять на себя твои беды и понести, как свои. Не будь этих людей, иначе бы сложилась судьба и Нины Николаевны, и Гриновского музея. Через годы они станут ее душеприказчиками. Слово какое, не из нашего времени. А здесь все не из нашего времени: и любовь Гринов, и сами они - не меркантильные нисколечко, будто по воздуху парящие над суетой, и друзья такие же.
Когда стало ясно, что пенсии Нина Николаевна не получит, а денег чужих, даже от друзей, не возьмет (не из того теста сделана), они ее обманули - поздравили с тем, что смогли добиться пенсии, и стали высылать свои деньги. Благодаря стараниям друзей и была реабилитирована Нина Грин. Случилось это в 2001 году, через тридцать лет после ее смерти.

Окровавленная душа

Когда Нина с Александром познакомились, ей было 23, а ему 37. Познакомились и расстались на несколько лет. «Необходимо было каждому из нас отмучиться отдельно, чтобы острее почувствовать одиночество и усталость». Они отмучились, встретились случайно на Невском и прожили счастливую жизнь. Чувствам их трудно не позавидовать, хоть, по большему обывательскому счету, и завидовать-то было нечему. Она разглядела в нем писателя, не временщика, а суперромантика, потому как у самой душа была чистая, сильная.
Пьянство писателя не кажется чем-то выходящим за рамки. Душа ранимая, творческая - вот и спасался. Страдала ли от этого супруга? Бесспорно. Но как!
Был случай, они обедали в одной известной семье. Грин не ограничил себя в спиртном. Хозяйка после выказала Нине Николаевне удивление:
- На вашем лице не было никаких следов волнения...
- Чего же мне волноваться?
- Но Александр Степанович был прямо неприличен, совсем пьян. Мы так волновались.
- Вы, приглашая нас, знали, что Александр Степанович пьет; обед был с вином, следовательно, выпивший Александр Степанович - последствие законное. Вы же, видимо, смотрели на это, как на опасное и любопытное зрелище, и оно было бы еще пикантнее, если бы с другого конца стола к Александру Степановичу стала бы испуганно взывать взволнованная жена: «Саша, не пей, тебе вредно. Пойдем домой!» - и из глаз ручьем бы лились слезы. Для меня у вас за обедом Александр Степанович не был пьян, а потому и волноваться мне было нечего. Мне у вас было интересно и занимательно».
Ах, как же захотелось крикнуть сквозь года: браво, Нина Николаевна! Вот как умеют вести себя настоящие женщины! Просто она любила его любого и болела не за себя, за него душой.
Пусть были дни и даже месяцы таких гриновских болезней, но в общем они были счастливы в своем маленьком домике: «Я засыпаю, полная душевного мира и тепла, - пишет в воспоминаниях Нина Грин. - Александр Степанович дал мне это. Несколько позже приходит он из своей комнаты, тихо-тихо раздевается и ложится в постель. И я знаю - такой же светлый мир в те минуты и в его душе».
Вспомните, что говорит Дези в «Бегущей по волнам», когда любимый сообщает ей, что прекрасный дом, в котором они остановились, куплен и обустроен специально для нее: «Не кажется ли тебе, что все может исчезнуть?»
Так и вышло - все исчезло: жизнь Нины Николаевны превратилась в кошмарный сон. Грин тяжко заболел, жили крайне бедно. Смерть его стала для нее катастрофой: она на время теряет память. А потом живет одной мечтой: обустроить в их домике музей. Но война не спрашивает о планах... Дальше все как в жутком кино: сумасшедшая мать, немцы, смерть мамы, лагеря... Кто встречался с ней в лагерной жизни, тот навсегда сохранил о Нине Николаевне трогательные воспоминания. Она и в этих нечеловеческих условиях была непоколебимо романтичной душой. В лагере Грин работала в больнице вместе с Татьяной Тюриной: «Нина Николаевна имела авторитет у персонала и зэков, самых отпетых». Врач Всеволод Король: «...В университете у нас был предмет «врачебная этика», но Вы были первым человеком, встреченным мной, который применял эту этику в жизни... Истории болезни Братцева я, надеюсь, не забуду до гроба. Пишу «надеюсь», так как, забыв, как Вы ухаживали за этим больным воришкой, я забыл бы одну из самых красивых картин человеколюбия...»
Потом ее перевели в жуткий астраханский лагерь, куда отправляли самых изможденных - умирать или тех, кто провинился. И наконец - свобода! Казалось бы, несчастья кончились, но они не имели конца. Вскоре свободная жизнь доведет ее до состояния, о котором она скажет: «Все в душе - как куча разорванных окровавленных тряпок».
Для того чтобы уничтожить «противника», власти распустили по Старому Крыму сплетни и даже подготовили липовый документ для тех, кто пытался помочь в деле организации музея. Вот как не хотелось первому секретарю райкома отдавать свой сарай - курятник (гриновский дом) и свой сад (гриновский сад). В итоге сарай ему построили новый, а вот борьба за сад еще долго продолжалась. Нина Николаевна решила не сдаваться: пусть все здесь будет по-гриновски, пусть шелестят для тех, кто придет проведать Александра Степановича, его деревья. В состряпанной «легенде», которую запустили власти, говорилось о том, что Нина Николаевна бросила больного Грина, что он умирал, лежа на соломе, в полном одиночестве. А во время войны, юродствовали лжецы, Нина Грин предавала советских людей и даже переливала кровь умерщвленных младенцев раненым фашистам, а теперь еще она хочет захватить домик Грина, чтобы под видом музея устроить шпионскую явку. Сплетням всегда, как известно, верят больше, чем правде. Клеветническая бумажка имела успех не только у приезжих, но и у определенной части старокрымского населения.

Духовное завещание

Последние силы ушли на организацию музея. Умерла Нина Грин 27 сентября 1970 года в Киеве - у друзей. В своем духовном завещании оно просила похоронить ее рядом с мужем. Но в то время хоронить изменницу родины рядом с советским писателем власти запретили. Шли переговоры, совещания, собранные специально по этому поводу, друзья звонили в Москву, в Союз писателей, оттуда звонили в ЦК партии. Власти были непреклонны, однако похороны взяли на себя. И похоронили, правда, не в 4 часа дня, как планировали, а в 12. В результате не все, кто хотел, смогли проститься с Ниной Николаевной.
Через год, в октябре 1971 г., Юлия Первова, Александр Верхман и еще четверо отважных собрались на старокрымском кладбище. Женщину поставили, как говорится в таких случаях, на стреме.
Ночью, слава Богу, поднялся страшный ветер, он заглушал стук саперных лопаток о камни, которых в земле было огромное количество. «Операция» прошла, если так уместно выразиться, успешно. Старый Крым спал спокойно, и его стражи порядка ни о чем не догадывались. «Гроб несли сменяясь. Освещенный огнями с шоссе, он, казалось, плыл по воздуху. Не исключено, что если бы в эту пору забрел на кладбище местный житель, то пошла бы гулять по окрестностям легенда о том, как Нина Николаевна сама себя перезахоронила», - пишет Юлия Первова. Через год на квартире одного из участников этих событий был проведен обыск и найден дневник. Всех вызывали, запугивали, но никого не посадили. То ли решили не афишировать происшедшее, то ли не смогли подобрать соответствующую статью в Уголовном кодексе.
Но через время история вновь скорчила страшную гримасу. В 1998 г. в местном пункте приема металла застали за распиливанием части памятника некоего гражданина. Добывая цветной металл, вандал изуродовал памятник, отодрав от него фигуру девушки, символизирующую Бегущую по волнам. И представьте, этот человек оказался внуком бывшего начальника МГБ, через руки которого и проходило в свое время дело Нины Грин.
В августе этого года все подданные страны Гринландии отмечают 125-й день рождения своего кумира. Они обязательно вспомнят в этот день его «фею волшебного ситечка», которой выпали в жизни нечеловеческие испытания. А после смерти - двойные похороны.

Http://1k.com.ua/86/details/9/1

23 ноября 1922 года Александр Грин завершил написание повести «Алые паруса», посвятив её своей жене Нине, которая стала прототипом главной героини повести - Ассоль.

Нина Николаевна Грин (в девичестве – Миронова), была старшим ребенком в семье банковского служащего Николая Сергеевича Миронова. Окончив гимназию с золотой медалью она в 1914 году поступила на Бестужевские курсы. Через год Нина вышла замуж за студента-юриста Сергея Короткова. Счастью молодых людей помешала Первая мировая война. Вскоре Сергея призвали и в1916 году он погиб. А Нина пошла работать медсестрой в госпиталь.

С Александром Грином Нина познакомилась в 1917 году, когда работала в газете «Петроградское эхо» машинисткой. Но в тот период им обоим было не до романтических отношений. В 1918 году умер отец Нины Николаевны, а саама она заболела туберкулезом и вынуждена была переехать из холодного Петрограда в Подмосковье, где жила у родственников.

Когда в начале 1921 года она вернулась в Петроград, то пошла работать медсестрой. Жила вместе с мамой, чтобы хоть как-то выжить в это трудное и голодное время, продавала на рынке вещи. Именно в этот период, холодным январским днем она снова встретила Грина. Уже 7 марта 1921 года они поженились и в течение последующих 11 лет, до самой смерти писателя, больше не расставались.

Для Александра Грина Нина Николаевна стала настоящей музой. Именно она стала прототипом Ассоль и именно ей, писатель посвятил свою самую романтичную повесть. «Нине Николаевне Грин подносит и посвящает Автор. ПБГ, 23 ноября 1922 г. »: - такими были последние строки в рукописи «Алых парусов».

В 1924 году Грин с Ниной и ее мамой переехали в Крым: сначала в Феодосию, а затем в городок Старый Крым. Этот крымский период оказался самым плодотворным в его творчестве. Именно тут из-под пера писателя появились на свет повести «Блистающий мир», «Золотая цепь», «Бегущая по волнам» и «Джесси и Морггиана». Рядом было ласковое море и любимая женщина. Это было все, что требовалось писателю для плодотворной работы.

В последние годы своей жизни Александр Степанович сильно болел и умер в Крыму в 1932 году. Через два года после его смерти Нина Николаевна в третий раз вышла замуж: в этот раз за феодосийского врача-фтизиатра Петра Ивановича Нания, который был лечащим врачом А. С. Грина. Этот брак распался в начале Великой Отечественной войны.

Нина Николаевна не успела эвакуироваться из Крыма и во время оккупации, чтобы прокормить себя и тяжелобольную мать, работала в оккупационной газете «Официальный бюллетень Старо-Крымского района», а затем заведовала районной типографией.

Немцы широко использовали имя вдовы знаменитого советского писателя в своих пропагандистских целях. В дальнейшем Нина Николаевна была вывезена трудовые работы в Германию.

После окончания войны, в 1945 году, вдова писателя добровольно вернулась из американской зоны оккупации в Советский Союз, где вскоре была арестована и предана суду за «коллаборационизм и измену Родине». Была осуждена на десять лет лагерей с конфискацией имущества. Отбывала заключение в сталинских лагерях сначала на Печоре, затем - в Астрахани.

Освободилась только в 1955 году по амнистии (полностью реабилитирована только в 1997 году уже после смерти). После освобождения вернулась в Крым, где смогла добиться возвращения себе дома, в котором жила вместе с Гринов в последние годы его жизни. Умерла Нина Николаевна 27 сентября 1970 года в Киеве. В завещании она просила похоронить ее в семейной ограде между могилами матери и мужа. Но власти запретили выполнить последнюю волю покойной, и она была похоронена в другом месте старокрымского кладбища.