ЧУДЕСНАЯ МОЛОТЬБА

Раз как-то принял на себя Христос вид старичка-нищего и шел через деревню с двумя апостолами. Время было позднее, к ночи; стал он проситься у богатого мужика: «Пусти, мужичок, нас переночевать». А мужик-ат богатой говорит: «Много вас попрошаек здесь таскается! Что слоняетесь-та по чужим дворам? Только, чай, и умеете, а небось не работаете...» - и отказал наотрез. «Мы и то идем на работу, - говорят странники, - да вот застала нас в дороге ночь темная. Пусти, пожалуйста! Мы ночуем хоть под лавкою». - «Ну так и быть! Ступайте в избу». Впустили странников; ничем-то их не покормили, ничем-то их не напоили (сам хозяин-та поужинал вместе со своими домашними, а им ничего не дал), да и ночевать им довелось под лавкою.

Поутру рано стали хозяйские сыновья собираться хлеб молотить. Вот Спаситель и говорит: «Пустите, мы вам поможем за ночлег, помолотим за вас». - «Ладно, - сказал мужик, - и давно бы так! Лучше, чем попусту без дела слоняться-та!» Вот и пошли молотить. Приходят, Христос и гутарит хозяйским сыновьям: «Ну, разметывайте адонье, а мы приготовим ток». И стал с апостолами готовить ток по-своему: не кладут они по одному снопу в ряд, а снопов по пяти, по шести, один на другой, и наклали почитай целое поладонье. «Да вы, такие-сякие, совсем дела не знаете! - заругались на них хозяева. - Зачем наложили такие вороха?» - «Так кладут в нашей стороне; работа, знашь, оттого спорее идет», - сказал Спаситель и зажег покладенные на току снопы. Хозяева ну кричать да браниться, дескать, весь хлеб погубили. АН погорела одна солома, зерно осталось цело и заблистало в большущих кучах крупное, чистое да такое золотистое! Воротимшись в избу, сыновья-та и говорят отцу: так и так, батюшка, смолотили, дескать, поладонья. Куда! и не верит! Рассказали ему все, как было; он еще пуще дивится: «Быть не может! от огня зерно пропадет!» Пошел сам поглядеть: зерно лежало большими кучами, да такое крупное, чистое, золотистое - на диво! Вот покормили странников, и остались они еще на одну ночь у мужика.

Наутро Спаситель с апостолами собирается в путь-дорогу, а мужик им гутарит: «Пособите нам еще денек-та!» - «Нет, хозяин, не проси; нёколи, надыть идти на работу». А старшой хозяйской сын потихоньку и говорит отцу: «Не трожь их, бачка; незамай идут. Мы тапереча и сами знаем, как надыть молотить». Странники попрощались и ушли. Вот мужик-то с детьми своими пошел на гумно; взяли наклали снопов да и зажгли; думают - сгорит солома, а зерно останется. АН вышло не так: весь хлеб поняло огнем, да от снопов бросилось поломя на разны постройки; начался пожар, да такой страшной, что все догола и погорело!

ЧУДО НА МЕЛЬНИЦЕ

Когда-то пришел Христос в худой нищенской одеже на мельницу и стал просить у мельника святую милостыньку. Мельник осерчал: «Ступай, ступай отселе-ва с Богом! Много вас таскается, всех не накормишь!» Так-таки ничего и не дал. На ту пору случись - мужичок привез на мельницу смолоть небольшой мешок ржи, увидал нищего и сжалился: «Подь сюды, я тебе дам». И стал отсыпать ему из мешка хлеб-ат; отсыпал, почитай, с целую мерку, а нищий все свою кису подставляет. «Что, али еще отсыпать?» - «Да, коли будет ваша милость!» - «Ну, пожалуй!» Отсыпал еще с мерку, а нищий все-таки подставляет свою кису. Отсыпал ему мужичок и в третий раз, и осталось у него у самого зерна так самая малость. «Вот дурак! Сколько отдал, - думает мельник, - да я еще за помол возьму; что ж ему-то останется?» Ну, хорошо. Взял он у мужика рожь, засыпал и стал молоть; смотрит: уж много прошло времени, а мука все сыпится да сыпится! Что за диво! Всего зерна-то было с четверть, а муки намололось четвертей двадцать, да и еще осталось, что молоть: мука себе все сыпится да сыпится... Мужик не знал, куды и собирать-то!

БЕДНАЯ ВДОВА

Давно было - странствовал по земле Христос с двенадцатью апостолами. Шли они раз как бы простые люди, и признать нельзя было, что это Христос и апостолы. Вот пришли они в одну деревню и попросились на ночлег к богатому мужику. Богатой мужик их не пустил: «Вон там живет вдова, она нищих пускает; ступайте к ней». Попросились они ночевать у вдовы, а вдова была бедная-пребеднеющая! Ничего-то у ней не было; только была махонькая краюшечка хлебца да с горсточку мучицы; была у ней еще коровка, да и та без молока - не отелилась к тому сроку. «У меня, батюшки, - говорит вдова, - избенка малая, и лечь-то вам негде!» - «Ничего, как-нибудь упокоимся». Приняла вдова странников и не знает, чем напитать их. «Чем же мне покормить вас, родимых, - говорит вдова, - всего-навсего есть у меня одна махонькая краюшечка хлебца да с горсточку мучицы, а корова не привела еще теленочка, и молока нетуть: все жду - вот отелится... Не взыщите на хлебе - на соли!» - «И, бабушка! - сказал Спаситель, - не кручинься, все будем сыты. Давай что есть, мы и хлебушка поедим: все, бабушка, от Бога...» Вот сели они за стол, стали ужинать, одной краюшечкой хлебца все напитались, еще ломтей эва сколько осталось! «Вот, бабушка, ты говорила, что нечем будет накормить, - сказал Спаситель, - гляди-ка, мы все сыты, да и ломти еще остались. Все, бабушка, от Бога...» Переночевали Христос и апостолы у бедной вдовы. Наутро говорит вдова своей невестке: «Подь поскреби мучицы в закроме; авось наберешь с горсточку на блины, покормить странников». Невестка сходила и несет муки таки порядочную махотку (глиняный

горшок). Старуха не надивится, откуда взялось столько; было чуть-чуть, а таперьча и на блины хватило, да еще невестка говорит: «Там в закроме и на другой раз осталось». Напекла вдова блинков и потчует Спасителя и апостолов: «Кушайте, родимые, чем Бог послал...» - «Спасибо, бабушка, спасибо!»

Поели они, попрощались с бедною вдовою и пошли себе в путь. Идут эдак по дороге, а в стороне от них сидит на пригорке серый волк; поклонился он Христу и стал просить себе еды: «Господи, - завыл, - я есть хочу! Господи, я есть хочу!» - «Пойди, - сказал ему Спаситель, - к бедной вдове, съешь у нее корову с теленком». Апостолы усумнились и сказали: «Господи, за что же велел ты зарезать у бедной вдовы корову? Она так ласково приняла и накормила нас; она так радовалась, ожидаючи от своей коровы теленочка: было бы у ней молочко - пропитание на всю семью». - «Так тому быть должно!» - отвечал Спаситель, и по-"* шли они дальше. Волк побежал и зарезал у бедной вдовы корову; как узнала о том старушка, она со смиреньем промолвила: «Бог дал. Бог и взял; его святая воля!»

Вот идут Христос и апостолы, а навстречу им катится по дороге бочка с деньгами. Спаситель и говорит: «Катись, бочка, к богатому мужику во двор!» Апостолы опять усумнилися: «Господи! лучше бы велел ты этой бочке катиться во двор к бедной вдове; у богатого итак всего много!» - «Так тому быть должно!» - отвечал им Спаситель, и пошли они дальше. А бочка с деньгами прикатилась прямо к богатому мужику во двор; мужик взял, припрятал эти деньги, а сам все недоволен: «Хоть бы еще столько же послал Господь!» - Думает про себя. Христос и апостолы идут себе да идут. Вот в полдень стала большая жара, и захотелось апостолам испить. «Иисусе! мы пить хотим», - говорят они Спасителю. «Ступайте, - сказал Спаситель, - вот по этой дорожке, найдете колодезь и напейтеся».

Апостолы пошли; шли-шли - и видят колодезь. Заглянули в него: там-то срамота, там-то сквернота - жабы, змеи, лягва (лягушки), там-то нехорошо! Апостолы, не напившись, скоро воротились назад к Спасителю. «Что ж, испили водицы?» - спросил их Христос. «Нет, Господи!» - «Отчего?» - «Да ты, Господи, указал нам такой колодезь, что и посмотреть-то в него страшно». Ничего не отвечал им Христос, и пошли они вперед своею дорогою. Шли-шли; апостолы опять говорят Спасителю: «Иисусе! мы пить хотим». Послал их Спаситель в другую сторону: «Вон видите колодезь, ступайте и напейтесь». Апостолы пришли к другому колодезю: там-то хорошо! там-то прекрасно! растут деревья чудесныя, поют птицы райския, так бы и не ушел оттудова! Напились апостолы, - а вода такая чистая, студеная да сладкая! - и воротились назад. «Что так долго не приходили?» - спрашивает их Спаситель. - «Мы только напились, - отвечают апостолы, - да побыли там всего три минуточки». - «Не три минуточки вы там побыли, а целых три года, - сказал Господь. - Каково в первом колодезе - таково худо будет на том свете богатому мужику, а каково у другого колодезя - таково хорошо будет на том свете бедной вдове!»

ПОП - ЗАВИДУЩИЕ ГЛАЗА

Жил-был поп; приход был у него большой и богатой, набрал он много денег и понес прятать в церковь; пришел туда, поднял половицу и спрятал. Только пономарь и подсмотри это; вынул потихоньку поповския деньги и забрал себе все до единой копейки. Прошло с неделю; захотелось попу посмотреть на свое добро; пошел в церковь приподнял половицу, глядь - а денег-то нету! Ударился поп в большую печаль; с горя и домой не воротился, а пустился странствовать по белу свету - куды глаза глядят.

Вот шел он, шел и повстречал Николу-угодника; в то время еще святые отцы по земле ходили и всякия болезни исцеляли. «Здравствуй, старче!» - говорит поп. «Здравствуй! куда Бог несет?» - «Иду, куды глаза глядят!» - «Пойдем вместе». -«А ты кто таков?» - «Я Божий странник». - «Ну, пойдем». Пошли вместе по одной дороге; идут день, идут другой; все приели, что у них было. Оставалась у Николы-угодника одна просвирка; поп утащил ее ночью и съел. «Не взял ли ты мою просвирку?» - спрашивает поутру Никола-угодник у попа. - «Нет, - говорит, - я ее и в глаза не видал!» - «Ой взял! признайся, брат». Поп заклялся-забожился, что не брал просвиры.

«Пойдем теперь в эту сторону, - сказал Никола-угодник, - там есть барин, три года беснуется, а никто не может его вылечить, возьмемся-ка мы лечить». - «Что я за лекарь! - отвечает поп. - Я этого дела не знаю». - «Ничего, я знаю; ты ступай за мной; что я буду говорить - то и ты говори». Вот пришли они к барину. «Что вы за люди?» - спрашивают их. «Мы знахари», - отвечает Никола-угодник. «Мы знахари», - повторяет за ним поп. «Умеете лечить?» - «Умеем», - говорит Никола-угодник. «Умеем», - повторяет поп. «Ну, лечите барина». Никола-угодник приказал истопить баню и привести туда больного. Говорит Никола-угодник попу: «Руби ему правую руку». - «На что рубить?» - «Не твое дело! руби прочь». Поп отрубил барину правую руку. «Руби теперь левую ногу». Поп отрубил и левую ногу. «Клади в котел и мешай». Поп положил в котел - и давай мешать. Тем временем посылает барыня своего слугу: «Поди, подсмотри, что там над барином деется?» Слуга сбегал в баню, посмотрел и докладывает, что знахари разрубили барина на части и варят в котле. Тут барыня крепко осерчала, приказала поставить виселицу и, долго не мешкая, повесить обоих знахарей. Поставили виселицу и повели их вешать. Испугался поп, божится, что он никогда не бывал знахарем и за леченье не брался, а виноват во всем один его товарищ. «Кто вас разберет! вы вместе лечили».- «Послушай, - говорит попу Никола-угодник, - последний час твой приходит, скажи перед смертью: ведь ты украл у меня просвиру?» - «Нет, - уверяет поп, - я ее не брал». - «Так-таки не брал?» - «Ей-богу, не брал!» - «Пусть будет по-твоему». - «Постойте, - говорит слугам, -вон идет ваш барин». Слуги оглянулись и видят: точно идет барин и совершенно здоровой. Барыня тому обрадовалась, наградила лекарей деньгами и отпустила на все четыре стороны.

Вот они шли-шли и очутились в другом государстве; видят - по всей стране печаль великая, и узнают, что у тамошнего царя дочь беснуется. «Пойдем царевну лечить», - говорит поп. «Нет, брат, царевны не вылечишь». - «Ничего, я стану лечить, а ты ступай за мной; что я буду говорить - то и ты говори». Пришли во дворец. «Что вы за люди?» - спрашивает стража. - «Мы знахари, - говорит поп, - хотим царевну лечить». Доложили царю; царь позвал их перед себя и спрашивает: «Точно ли вы знахари?» - «Точно знахари», - отвечает поп. «Знахари», - повторяет за ним Никола-угодник. «И беретесь царевну вылечить?» - «Беремся», - отвечает поп. «Беремся», - повторяет Никола-угодник. «Ну, лечите». Заставил поп истопить баню и привесть туда царевну. Как сказал он, так и сделали: привели царевну в баню. «Руби, старик, ей правую руку», - говорит поп. Никола-угодник отрубил царевне правую руку. «Руби теперь левую ногу». Отрубил и левую ногу. «Клади в котел и мешай». Положил в котел и принялся мешать. Посылает царь узнать, что сталося с царевною. Как доложили ему, что сталося с царевною, - гневен и страшен сделался царь, в ту ж минуту приказал поставить виселицу и повесить обоих знахарей. Повели их на виселицу. «Смотри же, - говорит попу Никола-угодник, - теперь ты был лекарем, ты один отвечай». - «Какой я лекарь!» - и стал сваливать свою вину на старика, божится и клянется, что старик всему злу затейщик, а он не причастен. «Что их разбирать! - сказал царь. - Вешайте обоих». Взялись за попа за первого; вот уж петлю готовят. «Послушай, - говорит Никола-угодник, - скажи перед смертию: ведь ты украл просвиру?» - «Нет, ей-богу, не брал!» - «Признайся, - упрашивает, - коли признаешься - сейчас царевна встанет здоровою и тебе ничего не будет». - «Ну, право же, не брал!» Уж надели на попа петлю и хотят подымать. «Постойте, - говорит Никола-угодник, - вон ваша царевна». Смотрят - идет она совсем здоровая, как ни в чем не бывало. Царь велел наградить знахарей из своей казны и отпустить с миром. Стали оделять их казною; поп набил себе полные карманы, а Никола-угодник взял одну горсточку.

Вот пошли они в путь-дорогу; шли-шли, и остановились отдыхать. «Вынимай свои деньги, - говорит Никола-угодник, - посмотрим, у кого больше». Сказал и высыпал свою горсть; зачал высыпать и поп свои деньги. Только у Николы-угодника куча все растет да растет, все растет да растет; а попова куча нимало не прибавляется. Видит поп, что у него меньше денег, и говорит: «Давай делиться». - «Давай!» - отвечает Никола-угодник и разделил деньги на три части: «Эта

часть пусть будет моя, эта твоя, а третья тому, кто просвиру украл». - «Да ведь просвиру-то я украл», - говорит поп. «Эка какой ты жадной! два раза вешать хотели - и то не покаялся, а теперь за деньги признался! Не хочу с тобой странствовать, возьми свое добро и ступай один куда знаешь».

ПИВО И ХЛЕБ

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был богатой крестьянин; много у него было и денег и хлеба. И давал он по всей деревне бедным мужичкам взаймы: деньги давал из процентов, а коли даст хлеба, то весь сполна возврати на лето, да сверх того за каждый четверик два дня ему проработай на поле. Вот раз случилось: подходит храмовой праздник и стали мужички варить к празднику пиво; только в этой самой деревне был один мужик да такой бедной, что скудней его во всем околодке не было. Сидит он вечером, накануне праздника, в своей избенке с женою и думает: «Что делать? люди добрые станут гулять, веселиться; а у нас в доме нет ни куска хлеба! Пошел бы к богачу попросить в долг, да ведь не поверит; да и что с меня, горемычного, взять после?» Подумал-подумал, приподнялся с лавки, стал перед образом и вздохнул тяжелехонько. «Господи! - говорит, - прости меня, грешного; и масла-та купить не на что, чтоб лампадку перед иконою затеплить к празднику!» Вот немного погодя приходит к нему в избушку старец: «Здравствуй, хозяин!» - «Здорово, старичок!» - «Нельзя ль у тебя переночевать?» - «Для чего нельзя! ночуй, коли угодно; только у меня, родимой, нет ни куска в доме, и покормить тебя нечем». - «Ничего, хозяин! у меня есть с собой три кусочка хлебушка, и ты дай ковшик водицы: вот я хлебцем-то закушу, а водицей прихлебну - тем сыт и буду». Сел старик на лавку ^и говорит: «Что, хозяин, так приуныл? в чем запечалился?» - «Эх, старина! - отвечает хозяин. - Как не тужить мне? Вот дал Бог - дождались мы праздника, люди добрые станут радоваться и веселиться, а у нас с женою хоть шаром покати, - кругом пусто!» - «Ну, что ж, - говорит старик, - пойди к богатому мужику да попроси у него в долг что надо». - «Нет, не пойду; все равно не даст!» - «Ступай, - пристает старик, - иди смело и проси у него четверик солоду; мы с тобой пива наварим». - «Э, старичок! тепери-ча поздно; когда тут пиво варить? вить праздник-то завтра». - «Уж я тебе сказываю: ступай к богатому мужику и проси четверик солоду; он тебе сразу даст! небось не откажет! А завтра к обеду такое пиво у нас будет, какого во всей деревне никогда не бывало!» Нечего делать, собрался бедняк, взял мешок под мышку и пошел к богатому. Приходит к нему в избу, кланяется, величает по имени и отчеству и просит взаем четверик солоду: хочу-де к празднику пива сварить. «Что ж ты прежде-та думал! - говорит ему богатой. - Когда теперича варить? вить до праздника всего-навсего одна ночь осталась». - «Ничего, родимой! - отвечает бедной. - Коли милость твоя будет, мы как-нибудь сварим себе с женою, - будем вдвоем пить да величать праздник». Богатой набрал ему четверик солоду и насыпал в мешок; бедной поднял мешок на плечи и понес домой. Воротился и рассказал, как и что было. «Ну хозяин, - молвил старик, - будет и у тебя праздник. А что, есть ли на твоем дворе колодезь?» - «Есть», - говорит мужик. «Ну, вот мы в твоем колодезе и наварим пива; бери мешок да ступай за мною». Вышли они на двор и прямо к колодезю. «Высыпай-ка сюда!» - говорит старик. «Как можно такое добро в колодезь сыпать! - отвечает хозяин. - Только один четверик и есть, да и тот задаром должон пропасть! Хорошего ничего мы не сделаем, только воду смутим». - «Слушай меня, все хорошо будет!» Что делать, вывалил хозяин в колодезь весь свой солод. «Ну, - сказал старец, - была вода в колодезе, сделайся за ночь пивом!.. Теперь, хозяин, пойдем в избу да ляжем спать, - утро мудренее вечера; а завтра к обеду поспеет такое пиво, что с одного стакана пьян будешь». Вот дождались утра; подходит время к обеду, старик и говорит: «Ну, хозяин! теперича доставай ты побольше ушатов, станови кругом колодезя и наливай пивом полнехоньки, да и зови всех, кого ни завидишь, пить пиво похмельное». Бросился мужик по соседям. «На что тебе ушаты понадобились?» - спрашивают его. «Оченно, - говорит, - нужно; не во что пива сливать». Вздивовались соседи: что такое значит! не с ума ли он спятил? куска хлеба нет в доме, а еще о пиве хлопочет! Вот хорошо, набрал мужик ушатов двадцать, поставил кругом колодезя и стал наливать - и такое сделалось пиво, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Налил все ушаты полным-полнехоньки, а в колодезе словно ничего не убыло. И стал он кричать, гостей на двор зазывать: «Эй, православные! пожалуйте ко мне пить пиво похмельное; вот пиво так пиво!» Смотрит народ, что за диво такое? вишь, налил из колодезя воды, а зовет на пиво; дай-ка зайдем, посмотрим, на каку это хитрость он поднялся? Вот повалили мужики к ушатам, стали черпать ковшиком, пиво пробовать; оченно показалось им это пиво: «Отродясь-де такого не пивали!» И нашло народу полон двор. А хозяин не жалеет, знай себе черпает из колодезя да всех сплошь и угощает. Услыхал про то богатый мужик, пришел к бедному на двор, попробовал пива и зачал просить бедного: «Научи-де меня, какой хитростью сотворил ты эдакое пиво?» - «Да тут нет никакой хитрости,- отвечал бедной, - дело самое простое, - как принес я от тебя четверик солоду, так прямо и высыпал его в колодезь: была-де вода, сделайся за ночь пивом!» - «Ну, хорошо же! - думает богатой, - только ворочусь домой, так и сделаю». Вот приходит он домой и приказывает своим работникам таскать из амбара самой что ни есть лучший солод и сыпать в колодезь. Как взялись работники таскать из амбара, и вперли в колодезь кулей десять солоду. «Ну, - думает богатой, - пиво-то у меня будет получше, чем у бедного!» Вот на другое утро вышел богатой на двор и поскорей к колодезю, почерпнул и смотрит: как была вода - так и есть вода! только мутнее стала. «Что такое! должно быть, мало солоду положили; надо прибавить», - думает богатой и велел своим работникам еще кулей пять ввалить в колодезь. Высыпали они и в другой раз; не тут-то было, ничего не помогает, весь солод задаром пропал. Да как прошел праздник, и у бедного осталась в колодезе только сущая вода; пива все равно как не бывало.

Опять приходит старец к бедному мужику и спрашивает: «Послушай, хозяин! сеял ли ты хлеб-ат нынешним годом?» - «Нет, дедушка, ни зерна не сеял!» - «Ну ступай же теперича опять к богатому мужику и проси у него по четверику всякого хлеба; мы с тобой поедем на поле да и посеем». - «Как теперича сеять? - отвечает бедной, - ведь на дворе зима трескучая!» - «Не твоя забота! делай, что приказываю. Наварил тебе пива, насею и хлеба!» Собрался бедной, пошел опять к богатому и выпросил у него в долг по четверику всякого зерна. Воротился и говорит старику: «Все готово, дедушка!» Вот вышли они на поле, разыскали по приметам мужикову полосу - и давай разбрасывать зерно по белому снегу. Все разбросали. «Теперича, - сказал старик бедному, - ступай домой и дожидай лета: будешь и ты с хлебом!» Только пришел бедной мужик в свою деревню, как проведали про него все крестьяне, что он середь зимы хлеб сеял; смеются с него - да и только: «Эка он, сердечной, хватился когда сеять! осенью небось не догадался!» Ну, хорошо; дождалися весны, сделалась теплынь, снега растаяли, и пошли зеленые всходы. «Дай-ка, - вздумал бедной, - пойду посмотрю, что на моей земле делается». Приходит на свою полосу, смотрит, а там такие всходы, что душа не нарадуется! На чужих десятинах и вполовину не так хороши. «Слава тебе. Господи! - говорит мужик. - Теперича и я поправлюсь». Вот пришло время жатвы; начали добрые люди убирать с поля хлеб. Собрался и бедной, хлопочет с своею женою и никак не сможет управиться; принужден созывать к себе на жнитво рабочий народ и отдавать свой хлеб из половины. Дивуются все мужики бедному: земли он не пахал, сеял середь зимы, а хлеб у него вырос такой славной. Управился бедной мужик и зажил себе без нужды; коли что надо по хозяйству - поедет он в город, продаст хлеба четверть-другую и купит что знает; а долг свой богатому мужику сполна заплатил. Вот богатой и думает: «Дай-ка и я зимой посею; авось и на моей полосе уродится такой же славный хлеб». Дождался того самого дня, в которой сеял бедной мужик прошлым годом, навалил в сани несколько четвертей разного хлеба, выехал в поле и давай сеять по снегу. Засеял все поле; только поднялась к ночи погода, подули сильные ветры и свеяли с его земли все зерно на чужие полосы. Во и весна-красна; пошел богатый на поле и видит: пусто и голо на его земле, ни одного всхода не видать, а возле, на чужих полосах, где не пахано, не сеяно, поднялись такие зеленя, что любо-дорого! раздумался богатей: «Господи, много издержал я на семена - все нет толку; а вот у моих должников не пахано, не сеяно - а хлеб сам собой растет! Должно быть, я - великой грешник!»

ХРИСТОВ БРАТЕЦ

Был-жил купец с купчихою - оба скупы и к нищим немилостивы. Был у них сын, и задумали они его женить. Сосватали невесту и сыграли свадьбу. «Подслушай, друг, - говорит молодая мужу, - от свадьбы нашей осталось много напеченного и наваренного; прикажи все это скласть на воз и развезти по бедным: пусть кушают за наше здоровье». Купеческой сын сейчас позвал приказчика и все, что от пира осталось, велел раздать нищим. Как узнали про то отец и мать, больно осерчали они на сына и сноху: «Эдак, пожалуй, раздадут все имение!» - и прогнали их из дому. Пошел сын со своей женою куда глаза глядят. Шли, шли и приходят в густой темной лес. Набрели на хижину - стоит пустая - и остались в ней жить.

Прошло время немалое, наступил Великой пост;

вот уже и пост подходит к концу. «Жена, - говорит Купеческой сын, - я пойду в лес, не удастся ли застрелить какой птицы, чтоб было чем на праздник разговеться».- «Ступай!» - говорит жена. Долго ходил он по лесу, не видал ни одной птицы; стал ворочаться домой и увидал - лежит человеческая голова, вся в червях. Взял он эту голову, положил в сумку и принес к жене. Она тотчас обмыла ее, очистила и положила в угол под образа. Ночью под самый праздник засветили они перед иконами восковую свечу и зачали Богу молиться, а как настало время быть заутрене, подошел купеческой сын к жене и говорит: «Христос воскресе!» Жена отвечает: «Воистину воскресе!» И голова отвечает: «Воистину воскресе!» Говорит он и в другой, и в третий раз: «Христос воскресе!» - и отвечает ему голова: «Воистину воскресе!» Смотрит он со страхом и трепетом: оборотилась голова седым старцем. И говорит ему старец: «Будь ты моим меньшим братом; приезжай ко мне завтра, я пришлю за тобой крылатого коня». Сказал и исчез.

На другой день стоит перёд хижиной крылатый конь. «Это брат за мной прислал», - говорит купеческой сын, сел на коня и пустился в дорогу. Приехал, и встречает его старец. «Гуляй у меня по всем садам, - сказал он, ходи по всем горницам; только не ходи в эту, что печатью запечатана». Вот купеческой сын ходил-гулял по всем садам, по всем горницам; подошел наконец к той, что печатью запечатана, и не вытерпел: «Дай посмотрю, что там такое!» Отворил дверь и вошел; смотрит - стоят два котла кипучие; заглянул в один, а в котле сидит отец и бьется оттуда выпрыгнуть; схватил его сын за бороду и стал вытаскивать, но - сколько ни силился, не мог вытащить; только борода в руках осталась. Заглянул в другой котел, а там мать его мучится. Жалко ему стало, взял ее за косу - и давай тащить; но опять, сколько ни силился, ничего не сделал; только коса в руках осталась. И узнал он тогда, что это не старец, в сам Господь назвал его меньшим братом. Воротился он к нему, пал к стопам и молил о прощении, что нарушил заповедь и побывал в запретной комнате. Господь простил его и отпустил назад, на крылатом коне. Воротился домой купеческой сын, а жена и говорит ему: «Что так долго гостил у брата?» - «Как долго! всего одни сутки пробыл». - «Не одни сутки, а целых три года!» С тех пор они еще милосерднее стали к нищей братии.

ЕГОРИЙ ХРАБРЫЙ

Не в чуждом царстве, а в нашем государстве было, родимый, времячко - ох-ох-ох! В то время у нас много царей, много князей, и Бог весть кого слушаться, ссорились они промеж себя, дрались и кровь христианскую даром проливали. А тут набежал злой татарин, заполонил всю землю мещерскую, выстроил себе город Касимов и начал он брать вьюниц и красных девиц себе в прислугу, обращал их в свою веру поганую и заставлял их есть пищу нечистую маханину. Горе, да и только; слез-то, слез-то что было пролито! все православные по лесам разбежались, поделали там себе землянки и жили с волками; храмы Божий все были разорены, негде было и Богу помолиться.

И вот жил да был в нашей мещерской стороне добрый мужичок Антип, а жена его Марья была такая красавица, что ни пером написать, только в сказке сказать. Были Антип с Марьею люди благочестивые, часто молились Богу, и дал им Господь сына красоты невиданной. Назвали они сына Егорием; рос он не по дням, а по часам; разум-то у Егорья был не младенческой: бывало, услышит какую молитву - и пропоет ее да таким голосом, что ангелы на небеси радуются. Тот услыхал схимник Ермоген об уме-разуме младенца Егория, выпросил его у родителей учить слову Божьему. Поплакали, погоревали отец с матерью, помолились и отпустили Егорья в науку.

А был в то время в Касимове хан какой-то Брагим, и прозвал его народ Змием Горюнычем: так он был зол и хитер! просто православным житья от него не было. Бывало, выедет на охоту - дикого зверя травить, никто не попадайся, сейчас заколет; а молодиц да красных девиц тащит в свой город Касимов. Встретил раз он Антипа да Марью, и больно полюбилась она ему;

сейчас велел ее схватить и тащить в город Касимов, а Антипа тут же предал злой смерти. Как узнал Егорий о несчастной доле родителей, горько заплакал и стал усердно Богу молиться за мать родную, - и Господь услышал его молитву. Вот как подрос Егорий, вздумал он пойти в Касимов-град, чтоб избавить мать свою от злой неволи; взял благословенье от схимника и пустился в путь-дорожку. Долго ли, коротко ли шел он, только приходит в палаты Брагимовы и видит: стоят злые нехристи и нещадно бьют мать его бедную. Повалился Егорий самому хану в ноги и стал просить за мать за родную; Брагим грозный хан закипел на него гневом, велел схватить и предать различным мучениям. Егорий не устрашился и стал воссылать мольбы свои к Богу. Вот повелел хан пилить его пилами, рубить топорами; у пил зубья посшибались, у топоров лезвия выбивались. Повелел хан варить его в смоле жипучей, а святой Егорий поверх смолы плавает. Повелел хан посадить его в глубокой погреб; тридцать лет сидел там Егорий - все Богу молился; и вот поднялась буря страшная, разнесли ветры все доски дубовые, все пески желтые, и вышел святой Егорий на вольный свет. Увидал в поле - стоит оседланный конь, а возле лежит меч-кладенец, копье острое. Вскочил Егорий на коня, приуправился и поехал в лес; повстречал здесь много волков и напустил их на Брагима хана грозного. Волки с ним не сладили, и наскочил на него сам Егорий и заколол его острым копьем, а мать свою от злой неволи освободил.

А после того выстроил святой Егорий соборную церковь, завел монастырь и сам захотел потрудиться Богу. И много пошло в тот монастырь православных, и создались вокруг него келий и посад, который и поныне слывет Егорьевском.

ИЛЬЯ-ПРОРОК И НИКОЛА

Давно было; жил-был мужик. Николин день завсегда почитал, а в Ильин нет-нет да и работать станет; Николе-угоднику и молебен отслужит, и свечку поставит, а про Илью-пророка и думать забыл.

Вот раз как-то идет Илья-пророк с Николой полем этого самого мужика; идут они да смотрят- на ниве зеленя стоят такия славныя, что душа не нарадуется. «Вот будет урожай так урожай! - говорит Никола. - Да и мужик-то, право, хороший, доброй, набожной;

Бога помнит и святых знает! К рукам добро достанется...» - «А вот посмотрим, - отвечал Илья, - еще много ли достанется! Как спалю я молнией, как выбью градом все поле, так будет мужик твой правду знать да Ильин день почитать». Поспорили-поспорили и разошлись в разныя стороны. Никола-угодник сейчас к мужику: «Продай, - говорит, - поскорее ильинскому батьке весь свой хлеб на корню; не то ничего не останется, всё градом повыбьет». Бросился мужик к попу: «Не купишь ли, батюшка, хлеба на корню? Все поле продам; такая нужда в деньгах прилучилась, вынь да положь! Купи, отец! задешево отдам». Торговались-торговались и сторговались. Мужик забрал деньги вошел домой.

Прошло ни много ни мало времени: собралась, понадвинулась грозная туча, страшным ливнем и градом разразилась над нивою мужика, весь хлеб как ножом срезала - не оставила ни единой былинки. На другой день идут мимо Илья-пророк с Николою; и говорит Илья: «Посмотри, каково разорил я мужиково по ле!» - «Мужиково? Нет, брат! Разорил ты хорошо, только это поле ильинского попа, а не мужиково». - «Как попа?» - «Да так; мужик с неделю будет как продал его ильинскому батьке и деньги все сполна получил. То-то, чай, поп по деньгам плачет!» - «Постой же, - сказал Илья-пророк, - я опять поправлю ниву, будет она вдвое лучше прежнего». Поговорили, пошли всякой своей дорогою. Никола-угодник опять к мужичку: «Ступай, - говорит, - к попу, выкупай поле - в убытке не будешь». Пошел мужик к попу, кланяется и говорит: «Вижу, батюшка, наслал Господь Бог несчастие на тебя - все поле градом выбито, хоть шар покати! Так уж и быть, давай пополам грех; я беру назад свое поле, а тебе на бедность вот половина твоих денег». Поп обрадовался, и тотчас они по рукам ударили.

Меж тем - откуда что взялось - стало мужиково поле поправляться; от старых корней пошли новые свежие побеги. Дождевыя тучи то и дело носятся над нивою и поят землю; чудный уродился хлеб - высоткой да частой; сорной травы совсем не видать; а колос налился полной-полной, так и гнется к земле. Пригрело солнышко, и созрела рожь - словно золотая стоит в поле. Много нажал мужик снопов, много наклал копен; уж собрался возить да в скирды складывать. На ту идет опять мимо Илья-пророк с Николою. Весело оглянул он все поле и говорит: «Посмотри, Никола, какая благодать! Вот так наградил я попа, по век свой не забудет...» - «Попа?! Нет, брат! благодать-то велика, да ведь поле это - мужиково; поп тут ни при чем останется». - «Что ты!» - «Правое слово! Как выбило градом всю ниву, мужик пошел к ильинскому батьке и выкупил ее назад за половинную цену». - «Постой же, - сказал Илья-пророк, - я отниму у хлеба всю спорынью: сколько бы ни наклал мужик снопов, больше четверика зараз не вымолотит». - «Плохо дело» - думает Никола-угодник; сейчас отправился к мужику: «Смотри, - говорит, - как станешь хлеб молотить, больше одного снопа зараз не клади на ток». Стал мужик молотить: что ни сноп, то и четверик зерна. Все закрома, все клети набил рожью, а все еще остается много; поставил он новые амбары и насыпал полнехоньки. Вот идет как-то Илья-пророк с Николою

мимо его двора, посмотрел туда-сюда и говорит: «Ишь какие амбары вывел! что-то насыпать в них станет?»- «Они уж полнехоньки», - отвечает Никола-угодник. «Да откуда же взял мужик столько хлеба?» - «Эва! у него всякой сноп дал по четверику зерна; как зачал молотить, он все по одному снопу клал на ток». - «Э, брат Никола! - догадался Илья-пророк; это все ты мужику пересказываешь». - «Ну вот, выдумал; стану я пересказывать...» - «Как там хочешь, а уж это твое дело! Ну будет же меня мужик помнить!» - «Что ж ты ему сделаешь?» - «А что сделаю, того тебе не скажу». - «Вот когда беда, так беда приходит!» - думает Никола-угодник - и опять к мужику: «Купи, - говорит, - две свечи, большую да малую, и сделай то-то и то-то».

Вот на другой день идут вместе Илья-пророк и Никола-угодник в виде странников, и попадается им навстречу мужик: несет две восковыя свечи - одну рублевую, а другую копеечную. «Куда, мужичок, путь держишь?» - спрашивает его Никола-угодник. - «Да вот иду свечку рублевую поставить Илье-пророку, уж такой был милостивой ко мне! Градом поле выбило, так он батюшка постарался, да вдвое лучше прежнего дал урожай». - «А копеечная-то свеча на что?» - «Ну, эта Николе!» - сказал мужик и пошел дальше. «Вот ты, Илья, говоришь, что я все мужику пересказываю; чай, теперь сам видишь, какая это правда!»

На том дело и покончилось; смиловался Илья-пророк, перестал мужику бедою грозить; а мужик зажил припеваючи, и стал с той поры одинаково почитать и Ильин день и Николин день.

КАСЬЯН И НИКОЛА

Раз в осеннюю пору увязил мужик воз на дороге. Знамо, какия у нас дороги; а тут еще случилось осенью - так и говорить нечего! Мимо идет Касьян-угод-ник. Мужик не узнал его - и давай просить: «Помоги, родимой, воз вытащить!» - «Поди ты! - сказал ему Касьян-угодник. - Есть мне когда с вами валандаться!» Да и пошел своею дорогою. Немного спустя идет тут же Никола-угодник. «Батюшка, - завопил опять мужик, - батюшка! помоги воз вытащить». Никола-угодник и помог ему.

Вот пришли Касьян-угодник и Никола-угодник к Богу в рай. «Где ты был, Касьян-угодник?» - спросил Бог. «Я был на земле, - отвечал тот. - Прилучилось мне идти мимо мужика, у которого воз завяз; он просил меня: помоги, говорит, воз вытащить; да я не стал марать райского платья». - «Ну, а ты где так выпачкался?» - спросил Бог у Николы-угодника. «Я был на земле; шел по той же дороге и помог мужику вытащить воз», - отвечал Никола-угодник. «Слушай, Касьян, - сказал тогда Бог, - не помог ты мужику - за то будут тебе через три года служить молебны. А тебе, Никола-угодник, за то, что помог мужику воз вытащить, будут служить молебны два раза в год». С тех пор так и сделалось: Касьяну в високосный только год служат молебны, а Николе два раза в год.

ЗОЛОТОЕ СТРЕМЯ

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был один цыган, была у него жена и семеро детей, и дожил он до того, что ни есть, ни пить нечего - нет ни куска хлеба! Работать-то он ленится, а воровать боится; что делать? Вот вышел цыган на дорогу и стоит в раздумье. На ту пору едет Егорий Храбрый. «Здорово! - говорит цыган. - Куды едешь?» - «К Богу». - «Зачем?» - «За приказом: чем кому жить, чем промышлять». - «Доложи и про меня Господу, - говорит цыган, - чем велит мне питаться?» - «Хорошо, доложу!» - отвечал Егорий и поехал своей дорогой. Вот цыган ждал его, ждал и только завидел, что Егорий едет назад, сейчас и спрашивает: «Что ж, доложил про меня?» - «Нет», - говорит Егорий. «Что ж так?» - «Забыл!» Вот и в другой раз вышел цыган на дорогу и опять повстречал Егория: едет он к Богу за приказом. Цыган и просит: «Доложи-де про меня!» - «Хорошо», - сказал Егорий - и опять позабыл. Вышел цыган и в третий раз на дорогу, увидал Егория и снова просит: скажи-де про меня Богу! - «Хорошо, скажу». - «Да ты, пожалуй, забудешь?» - «Нет, не забуду». Только цыган не верит: «Дай, - говорит, - мне твое золотое стремено, я подержу, пока ты назад вернешься; а без того ты опять позабудешь». Егорий отвязал золотое стремено, отдал цыгану, а сам об одном стремене поехал дальше. Приехал к Богу и стал спрашивать: чем кому жить, чем промышлять? Получил приказ и хотел было назад ехать; только стал на лошадь садиться, глянул на стремено и вспомнил про цыгана. Воротился к Богу и говорит: «Попался мне еще на дороге цыган и наказал спросить, чем ему питаться?» - «А цыгану, - говорит Господь, - то и промысел, коли у кого что возьмет да утаит; его дело обмануть да выбожить!» Сел Егорий на коня и приехал к цыгану: «Ну, вправду ты, цыган, сказывал! коли б не взял ты стремено, совсем бы забыл про тебя». - «То-то и есть! - сказал цыган. - Теперь по век меня не забудешь, как только глянешь на стремено - сейчас меня помянешь. Ну, что Господь-то сказал?» - «А то и сказал: коли у кого что возьмешь - утаишь да забожишь, твое и будет!» - Спасибо», - молвил цыган, поклонился и повернул домой. «Куда ж ты? - сказал Егорий, - отдай мое золотое стремено». - «Какое стремено?» - «Да ты же у меня взял?» - «Когда я у тебя брал? Я тебя впервой вижу, и никакого стремена не брал, ей-богу, не брал!» - забожился цыган.

Что делать- бился с ним, бился Егорий, так и уехал ни с чем! «Ну правду сказывал цыган: коли б не давал стремена - и не знал бы его, а теперь по век помнить буду!»

Цыган взял золотое стремено и пошел продавать. Идет дорогою, а навстречу ему едет барин. «Что, цыган, продаешь стремено?» - «Продаю». - «Что возьмешь?» - «Полторы тысячи рублев». – Зачем так дорого?» - «Затем, что оно золотое». Ну, ладно!» - сказал барин; хватился в карман тысячи. «Вот тебе, цыган, тысяча - отдавай стремено; а остальные деньги напоследях получишь». - «Нет, барин; тысячу-то рублев, пожалуй, я возьму, а стремена не отдам; как дошлешь, что следует по уговору, тогда и товар получишь». Барин отдал ему тысячу и поехал домой. И только приехал - сейчас же вынул пятьсот рублев и послал к цыгану с своим человеком: «Отдай, - говорит, - эти деньги цыгану да возьми у него золотое стремено». Вот приходит барской человек в избу к цыгану. «Здорово, цыган!» - «Здорово, доброй человек!» - «Я привез тебе деньги от барина». - «Ну давай, коли привез». Взял цыган пятьсот рублев, и давай поить его вином: напоил досыта, стал барской человек собираться домой и говорит цыгану: «Давай же золотое стремено». - «Какое?» - <«Да то, что барину продал!» - «Когда продал? у меня никакого стремена не было». - «Ну, подавай назад деньги!» - «Какие деньги?» - «Да я сейчас отдал тебе пятьсот рублев». - «Никаких денег я не видал, ей-богу, не видал! Еще самого тебя Христа ради поил, не то что брать с тебя деньги!» Так и отперся цыган. Только услыхал про то барин, сейчас поскакал к цыгану: «Что ж ты, вор эдакой, деньги забрал, а золотого стремена не отдаешь?» - «Да какое стремено? Ну, ты сам, барин, рассуди, как можно, чтоб у эдакого мужика-серяка да было золотое стремено!» Вот барин с ним дозился-возился, ничего не берет. «Поедем, - говорит, - судиться». - «Пожалуй, - отвечает цыган, - только подумай, как мне с тобой ехать-то? ты как есть барин, а я мужик-вахлак! Наряди-ка наперед меня в хорошую одежу, да и поедем вместе».

Барин нарядил его в свою одежу, и поехали они в город судиться. Вот приехали в суд; барин говорит: «Купил я у этого цыгана золотое стремено; а он деньги-то забрал, а стремена не отдает». А цыган говорит: «Господа судьи! сами подумайте, откудова возьмется у мужика-серяка золотое стремено? У меня дома и хлеба-то нету! Не ведаю, чего этому барину надо от меня? Он пожалуй, скажет, что на мне и одежа-то его!» - <Да таки моя!» - закричал барин. «Вот видите, господа судьи!» Тем дело и кончено; поехал барин домой ни с чем, а цыган стал себе жить да поживать, да добра наживать.

СОЛОМОН ПРЕМУДРОЙ

Иисус Христос после распятия сошел во ад и всех оттуда вывел, окромя одного Соломона Премудрого. «Ты - сказал ему Христос, - сам выйди своими мудростями!» И остался Соломон один в аду: как ему выйти из аду? Думал-думал да и стал вить завертку. Подходит к нему маленький чертенок да и спрашивает, на что вьет он веревку без конца? «Много будешь знать,- отвечал Соломон, - будешь старше деда своего, сатаны! увидишь на что!» Свил Соломон завертку да и стал размерять ею в аду. Чертенок опять стал у него спрашивать, на что он ад размеряет? «Вот тут монастырь поставлю, - говорит Соломон Премудрой, - вот тут церковь соборную». Чертенок испугался, бегом побежал и рассказал все деду своему, сатане, а сатана взял да и выгнал из аду Соломона Премудрого.

СОЛДАТ И СМЕРТЬ

Один солдат прослужил двадцать пять лет, а отставки ему нет как нет! Стал он думать да гадать: «Что такое значит? прослужил я Богу и великому государю двадцать пять лет, в штрафах не бывал, а в отставку не пущают; дай пойду куды глаза глядят!» Думал-думал и убежал. Вот ходил он день, и другой, и третий и повстречался с Господом. Господь его спрашивает: «Куда идешь, служба?» - «Господи, прослужил я двадцать пять лет верою и правдою, вижу: отставки не дают - вот я и убежал; иду теперь куды глаза глядят!» - «Ну, коли ты прослужил двадцать пять лет верою и правдою, так ступай в рай - в царство небесное». Приходит солдат в рай, видит благодать неизреченную и думает себе: вот когда поживу-то! Ну только ходил он, ходил по райским местам, подошел к святым отцам и спрашивает: не продаст ли кто табаку? «Какой, служба, табак! тут рай, царство небесное!» Солдат замолчал. Опять ходил он, ходил по райским местам, подошел в другой раз к святым отцам и спрашивает: не продают ли где близко вина? «Ах ты, служба-служба! какое тут вино! здесь рай, царство небесное!» <...> «Какой тут рай: ни табаку, ни вина!» - сказал солдат и ушел вон из раю.

Идет себе да идет и попался опять навстречу Господу. «В какой, - говорит, - рай послал ты меня. Господи? ни табаку, ни вина нет!» - «Ну, ступай по левую руку, - отвечает Господь, - там все есть!» Солдат повернулся налево и пустился в дорогу. Бежит нечистая сила: «Что угодно, господин служба?» - «Погоди спрашивать; дай прежде место, тогда и разговаривай». Вот привели солдата в пекло. «А что, табак есть?» - спрашивает он у нечистой силы. «Есть, служивой!» - «А вино есть?» - «И вино есть!» - «Подавай всего!» Подали ему нечистые трубку с табаком и полуштоф перцовки. Солдат пьет-гуляет, трубку покуривает, радехонек стал: вот взаправду рай так рай! Да недолго нагулял солдат, стали его черти со всех сторон прижимать, тошно ему пришлося! Что делать? пустился на выдумки, сделал сажень, настрогал колышков и давай мерить: отмерит сажень и бьет колышок. Подскочил к нему черт: «Что ты, служба, делаешь?» - «Разве ты ослеп! Не видишь, что ли? Хочу монастырь построить». Как бросился черт к своему дедушке: «Погляди-тка, дедушка, солдат хочет у нас монастырь строить!» Дед вскочил и сам побежал к солдату: «Что, - говорит, - ты делаешь?» - «Разве не видишь, хочу монастырь строить». Дед испугался и побежал прямо к Богу: «Господи! какого солдата прислал ты в пекло: хочет монастырь у нас построить!» - «А мне что за дело! зачем таких к себе принимаете?» - «Господи! возьми его отседова». - «А как его взять-то! сам пожелал». - «Ахти! - завопил дед. - Что же нам, бедным, с ним делать?» - «Ступай, сдери с чертенка кожу и натяни на барабан да после выйди из пекла и бей тревогу: он сам уйдет!» Воротился дед, поймал чертенка, содрал с него кожу, натянул барабан. «Смотрите же, - наказывает чертям, - как выскочит солдат из пекла, сейчас запирайте ворота крепко-накрепко, а то как бы опять сюда не ворвался!» Вышел дед за ворота и забил тревогу; солдат, как услыхал барабанный бой, пустился бежать из ада сломя голову, словно бешеной; всех чертей распугал и выскочил за ворота. Только выскочил - ворота хлоп, и заперли крепко-накрепко. Солдат осмотрелся кругом: никого не видать и тревоги не слыхать; пошел назад- и давай стучаться в пекло: «Отворяйте скорее! - Кричит во все горло. - Не то ворота сломаю!» - «Нет, брат, не сломаешь! - говорят черти. - Ступай себе куда хочешь, а мы тебя не пустим; мы и так насилу тебя выжили!» Повесил солдат голову и побрел куда глаза глядят. Шел-шел и повстречал Господа. «Куда идешь, служба?» - «И сам не знаю!» - «Ну, куда я тебя дену? послал в рай - нехорошо! послал в ад - и там не ужился!» - «Господи, поставь меня у своих дверей на часах». - «Ну, становись». Стал солдат на часы. Вот пришла Смерть. «Куда идешь?» - спрашивает часовой. Смерть отвечает: «Иду к Господу за повелением, кого морить мне прикажет». - «Погоди, я пойду спрошу». Пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла;

кого морить укажешь?» - «Скажи ей, чтоб три года морила самой старой люд». Солдат думает себе: «Эдак, пожалуй, она отца моего и мать уморит: ведь они старики». Вышел и говорит Смерти: «Ступай по лесам и три года точи самые старые дубы». Заплакала Смерть:

«За что Господь на меня прогневался, посылает дубы точить!» И побрела по лесам, три года точила самые старые дубы; а как изошло время - воротилась опять к Богу за повелением. «Зачем притащилась?» - спрашивает солдат. «За повелением, кого морить Господь прикажет». - «Погоди, я пойду спрошу». Опять пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла; кого морить укажешь?» - «Скажи ей, чтоб три года морила молодой народ». Солдат думает себе: «Эдак, пожалуй, она братьев моих уморит!» Вышел и говорит Смерти:

«Ступай опять по тем же лесам и целых три года точи молодые дубы; так Господь приказал!» - «За что это Господь на меня прогневался!» Заплакала Смерть и пошла по лесам. Три года точила всё молодые дубы, а как изошло время - идет к Богу; едва ноги тащит. «Куда?» - спрашивает солдат. «К Господу за повелением, кого морить прикажет». - «Погоди, я пойду спрошу». Опять пошел и спрашивает: «Господи! Смерть пришла; кого морить укажешь?» - «Скажи ей, чтоб три года младенцев морила». Солдат думает себе: «У моих братьев есть ребятки; эдак, пожалуй, она их уморит!» Вышел и говорит Смерти: «Ступай опять по тем же лесам и целых три года гложи самые малые дубки». - «За что Господь меня мучает!» - заплакала Смерть и пошла по лесам. Три года глодала самые что ни есть малые дубки; а как изошло время - идет опять к Богу, едва ноги передвигает. «Ну теперь хоть подерусь с солдатом, а сама дойду до Господа! за что так девять лет он меня наказует?» Солдат увидал Смерть и окликает: «Куда идешь?» Смерть молчит, лезет на крыльцо. Солдат ухватил ее за шиворот, не пускает. И подняли они такой шум, что Господь услыхал и вышел: «Что такое?» Смерть упала в ноги: «Господи, за что на меня прогневался? мучалась я целых девять лет: все по лесам таскалась, три года точила старые дубы, три года точила молодые дубы, три года глодала самые малые дубки... еле ноги таскаю!» - «Это всё ты!» - сказал Господь солдату. «Виноват, Господи!» - «Ну, ступай же за это носи девять лет Смерть на закортышках!

Засела Смерть на солдата верхом. Солдат - делать нечего - повез ее на себе, вез-вез и уморился; вытащил рог с табаком и стал нюхать. Смерть увидала, что солдат нюхает, и говорит ему: «Служивой, дай и мне понюхать табачку». - «Вот те на! полезай в рожок да и нюхай сколько душе угодно». - «Ну, открой-ка свой рожок!» Солдат открыл, и только Смерть туда влезла - он в ту ж минуту закрыл рожок и заткнул его за голенище. Пришел опять на старое место и стал на часы. Увидал его Господь и спрашивает: «А Смерть где?» - «Со мною». - «Где с тобою?» - «Вот здесь за голенищем». - «А ну, покажи!» - «Нет, Господи, не покажу, пока девять лет не выйдет: шутки ли ее носить на закортышках! ведь она нелегка!» - «Покажь, я тебя прощаю!» Солдат вытащил рожок и только открыл его - Смерть тотчас и села ему на плеча. «Слезай, коли не сумела ездить!» - сказал Господь. Смерть слезла. «Умори же теперь солдата!» - приказал ей Господь и пошел - куда знал.

«Ну, солдат, - говорит Смерть, - слышал, тебя Господь велел уморить!» - «Что ж? надо когда-нибудь умирать! дай только мне исправиться». - «Ну, исправься!» Солдат надел чистое белье и притащил гроб. «Готов?» - спрашивает Смерть. «Совсем готов!» - «Ну, ложись в гроб!» Солдат лег спиной кверху. «Не так!» - говорит Смерть. «А как же?» - спрашивает солдат и улегся на бок. «Да всё не так!» - «На тебя умереть-то не угодишь!» - и улегся на другой бок. «Ах, какой ты, право! разве не видал, как умирают?» - «То-то и есть, что не видал!» - «Пусти, я тебе искажу». Солдат выскочил из гроба, а Смерть легла его место. Тут солдат ухватил крышку, накрыл поскорее гроб и наколотил на него железные обручи; как наколотил обручи - сейчас же поднял гроб на плечи и стащил в реку. Стащил в реку, воротился на прежнее место и стал на часы. Господь увидал его и спрашивает: «Где же Смерть?» - «Я пустил ее в реку». Господь глянул - а она далеко плывет по воде. Выпустил ее Господь на волю. «Что ж ты солдата не уморила?» - «Вишь, он какой хитрой! с ним ничего не сделаешь». - «Да ты с ним долго не разговаривай; пойди и умори его!» Смерть пошла и уморила солдата.

Шел прохожий и выпросился ночевать к одному дворнику. Накормили его ужином, и улегся он спать на лавочку. У этого дворника было три сына, все женатые. Вот после ужина разошлись они с женами спать в особые клети, а старик-хозяин взобрался на печку. Прохожий проснулся ночью и увидал на. столе разной гад; не стерпел такой срамоты, вышел из избы вон и зашел в ту клеть, где спал большой хозяйской сын; здесь увиден, что дубинка бьется от полу до самого потолка. Ужаснулся и перешел в другую клеть, где спал середний сын; посмотрел, а меж ним и женой лежит змий и дышит на них. «Дай еще испытаю третьего сына», - подумал прохожий и пошел в иную клеть; тут увидал кунку: перескакивает с мужа на жену, с жены на мужа. Дал им спокой и отправился в поле; лег под зород сена, и послышалось ему - будто какой человек в сене стонет и говорит: «Тошно животу моему! ах, тошно животу моему!» Прохожий испугался и лег было под суслон ржаной; и тут послышался голос, кричит: «Постой, возьми меня с собой!» Не поспалось прохожему, воротился к старику-хозяину в избу, и зачал его старик спрашивать: «Где был, прохожий?» Он пересказал старику все виденное да слышанное: «На столе, - говорит, - нашел я разной гад, - оттого что после ужина невестки твои ничего благословясь не собрали и не покрыли; у большого сына бьется в клети дубинка, - это оттого, что хочется ему большаком быть, да малые братья не слушаются: бьется-то не дубинка, а ум-разум его; промеж середнего сына и жены его видел змия, - это потому, что друг на друга вражду имеют; у меньшого сына видел кунку - значит, у него с женой благодать Божия, живут в добром согласии; в сене слышал стон, - это потому: коли кто польстится на чужое сено, скосит да сметет в одно место с своим, тады чужое-то давит свое, а свое стонет, да и животу тяжело; а что колосье кричало: постой, возьми меня с собой! - это которое с полосы не собрано, оно-де говорит: пропаду, соберите меня!» А после сказал прохожий старику: «Наблюдай, хозяин, за своей семьею: большому сыну отдай боль-шину и во всем ему помогай; середнего сына с женою разговаривай, чтобы жили советнее; чужого сена не коси, а колосье с полос собирай дочиста». Распростился с стариком и пошел в путь-дорогу.

ПУСТЫННИК И ДЬЯВОЛ

Был пустынник, молился тридцать лет Богу: мимо него часто пробегали беси. Один из них хромой отстаивал далеко от своих товарищей. Пустынник остановил хромого и спросил: «Куды вы, беси, бегаете?» Хромой сказал: «Мы бегаем к царю на обед». - «Когда побежишь назад, принеси мне солонку от царя; тогда я поверю, что вы там обедаете». Он принес солоницу. Пустынник сказал: «Когда побежишь опять к царю обедать, забеги ко мне взять назад солоницу». Между тем солонке написал: «Ты, царь, не благословясь кушал; с тобой беси едять!» Государь велел, чтобы на стол становили все благословясь. После того бесёнки прибежали на обед и не могут подойти к благословенному столу, жжет их, и убежали назад. Начали спрашивать хромого: «Ты оставался с пустынником; верно, говорил с ним, что на обед ходим?» Он сказал: «Я только одну солоницу приносил ему от царя». Начали беси хромого за то драть, для чего сказывал пустыннику. Вот хромой в отмщение построил против кельи пустынника кузницу и стал стариков переделывать в горне на молодых. Пустынник увидал это, захотел и сам переделаться:. «Дай-ка, говорит, и я переделаюсь!» Пришел в кузницу к бесёнку, говорит: «Нельзя

ли и меня переделать на молодого?» - «Изволь», - отвечает хромой и бросил пустынника в горно; там его варил-варил и выдернул молодцом; поставил его перед зеркалом: «Поглядись-ка теперь - каков ты?» Пустынник сам себе налюбоваться не может. Потом понравилось ему жениться. Хромой предоставил ему невесту; оба они глядят не наглядятся друг на друга, любуются не налюбуются. Вот надобно ехать к венцу;

бесёнок говорит пустыннику: «Смотри, когда венцы станут накладывать, ты не крестись!» Пустынник думает: как же не креститься, когда венцы накладывают? Не послушался его и перекрестился, а когда перекрестился, - то увидел, что над ним нагнута осина, а на ней петля. Если б не перекрестился, так бы тут и повис на дереве; но Бог отвел его от конечной погибели.

ПУСТЫННИК

Было-жило три мужика. Один мужик был богатой; только жил он, жил на белом свете, двести лет прожил, всё не умирает; и старуха его была жива, и дети, и внуки, и правнуки все были живы - никто не умирает; да что? из скотины даже ни одна не тратилась! А другой мужик слыл бессчастным, ни в чем не было ему удачи, потому что за всякое дело принимался без молитвы; ну, и бродил себе то туда, то сюда без толку. А третий-то мужик был горькой-горькой пьяница; все дочиста с себя пропил и стал таскаться по миру.

Вот однова сошлись они вместе и отправились все трое к одному пустыннику. Старику захотелось выведать, скоро ли Смерть за ним придет, а бессчастному да пьянице - долго ли им горе мыкать? Пришли и рассказали всё, что с ними сталося. Пустынник вывел их в лес, на то место, где сходились три дорожки, и велел древнему старику идти по одной тропинке, бессчастному по другой, пьянице по третьей: там, дескать, всяк свое увидит. Вот пошел старик по своей тропинке, шел-шел, шел-шел и увидал хоромы, да такие славные, а в хоромах два попа; только подступился к попам, они ему и гуторят: «Ступай, старичок, догмой! как вернешься - так и умрешь». Бессчастный увидал на своей тропинке избу, вошел в нее, а в избе стоит стол, на столе краюшка хлеба. Проголодался бессчастный, обрадовался краюшке, уж и руку протянул, да позабыл лоб-то перекрестить - и краюшка тотчас исчезла! А пьяница шел-шел по своей дорожке и дошел до колодца, заглянул туда, а в нем гады, лягва и всякая срамота! Воротился бессчастный с пьяники к пустыннику и рассказали ему, что видели. «Ну, - сказал пустынник бессчастному, - тебе николи и ни в чем не будет удачи, пока ни станешь ты за дело приниматься, благословясь и с молитвою; а тебе, - молвил пьянице, - уготована на том свете мука вечная - за то, что упиваешься ты вином, не ведая ни постов, ни праздников!» А старик-то древний пошел домой и только в избу, а Смерть уж пришла за душою. Он и зачал просить: «Позволь еще пожить на белом Свете, я бы роздал свое богачество нищим; дай сроку хоть на три года!» - «Нет тебе сроку ни на три недели, ни на три часа, ни на три минуты! - говорит Смерть. - Чего прежде думал - не раздавал?» Так и умер старик. Долго жил на земле, долго ждал Господь, а только как Смерть пришла - вспомнил о нищих.

ЦАРЕВИЧ ЕВСТАФИЙ

В некотором государстве жил-был царь. У него был младой сын царевич Евстафий; не любил он ни пиров, плясок, ни гульбищ, а любил ходить по улицам да водиться с нищими, людьми простыми и убогими, и дарил их деньгами. Крепко рассердился на него царь, повелел вести к виселице и предать лютой смерти. Привели царевича и хотят уже вешать. Вот царевич пал перед отцом на колени и стал просить сроку хоть на три часа. Царь согласился, дал ему сроку на три часа. Царевич Евстафий пошел тем временем к слесарям и заказал сделать вскорости три сундука: один золотой, другой серебряной, а третий - просто расколоть кряж надвое, выдолбить корытом и прицепить замок.Сделали слесаря три сундука и принесли к виселице. Царь с боярами смотрят, что такое будет; а царевич открыл сундуки и показывает: в золотом насыпанополно золота, в серебряном насыпано полно серебра, а в деревянном накладена всякая мерзость. Показал и опять затворил сундуки и запер их накрепко. Царь еще пуще разгневался и спрашивает у царевича Евстафия: «Что это за насмешку ты делаешь?» - «Государь-батюшка! - говорит царевич. - Ты здесь с боярами, вели оценить сундуки-то, чего они стоят?» Вот бояре серебряной сундук оценили дорого, золотой того дороже, а деревянной и смотреть не хотят. Евстафий-царевич говорит: «Отомкните-ка теперь сундуки и посмотрите, что в них!» Вот отомкнули золотой сундук, там змеи, лягушки и всякая срамота; посмотрели серебряной - и здесь тоже; открыли деревянной, а в нем растут древа с плодами и листвием, испускают от себя духи сладкие, а посреди стоит церковь с оградою. Изумился царь и не велел казнить царевича Евстафия.

СМЕРТЬ ПРАВЕДНОГО И ГРЕШНОГО

Один старец просил у Бога, чтоб допустил его увидеть, как умирают праведники. Вот явился к нему ангел и говорит: «Ступай в такое-то село и увидишь, как умирают праведники». Пошел старец; приходит в село и просится в один дом ночевать. Хозяева ему отвечают: «Мы бы рады пустить тебя, старичок, да родитель у нас болен, при смерти лежит». Больной услыхал эти речи и приказал детям впустить странника. Старец вошел в избу и расположился на ночлег. А больной созвал своих сыновей и снох, сделал им родительское наставление, дал свое последнее навеки нерушимое благословение и простился со всеми. И в ту же ночь пришла к нему Смерть с ангелами: вынули душу праведную, положили на золотую тарелку, запели «Иже херувимы» и понесли в рай. Никто того не мог видеть; видел только один старец. Дождался он похорон праведника, отслужил панихиду и возвратился домой, благодаря Господа, что сподобил его видеть святую кончину.

После того просил старец у Бога, чтоб допустил его видеть, как умирают грешники; и был ему глас свыше: «Иди в такое-то село и увидишь, как умирают

орешники». Старец пошел в то самое село и выпросился переночевать у трех братьев. Вот хозяева воротились с молотьбы в избу и принялись всяк за свое дело, начали пустое болтать да песни петь; и невидимо им пришла Смерть с молотком в руках и ударила одного брата в голову. «Ой, голова болит!.. ой, смерть моя...» - закричал он и тут же помер. Старец дождался похорон грешника и воротился домой, благодаря Господа, что сподобил его видеть смерть праведного и грешного.

Родила баба двойню. И посылает Бог ангела вынуть из неё душу. Ангел прилетел к бабе; жалко ему стало двух малых младенцев, не вынул он души из бабы и полетел назад к Богу. «Что, вынул душу?» - спрашивает его Господь. «Нет, Господи!» - «Что ж так?» Ангел сказал: «У той бабы, Господи, есть два малых младенца; чем же они будут питаться?» Бог взял жезло, ударил в камень и разбил его надвое. «Полезай туда!» - сказал Бог ангелу; ангел полез в трещину. «Что видишь там?» - спросил Господь. «Вижу двух червячков». – «Кто питает этих червячков, тот пропитал бы и этих двух младенцев!» И отнял Бог у ангела крылья, и пустил его на землю на три года.

Нанялся ангел в батраки у попа. Живёт у него год и другой; раз послал его поп куда-то за делом. Идёт батрак мимо церкви, остановился – и давай бросать в неё каменья, а сам норовит, как бы прямо в крест попасть. Народу собралось много-много, и принялись все ругать его; чуть-чуть не прибпли! Пошёл батрак дальше, шёл-шёл, увидел кабак – и давай на него Богу молиться. «Что за долван такой, - говорят прохожие, - на церковь каменья швыряет, а на кабак молится! Мало бьют эдаких дураков!..» А батрак помолился и пошёл дальше. Шёл-шёл, увидал нищего – и ну его ругать попрошайкою. Услыхали то люди прохожие и пошли к попу с жалобой: так и так, говорят, ходит твой батрак по улицам – только дурит, над святыней насмехается, над убогими ругается. Стал поп его допрашивать: «Зачем-де ты на церковь каменья бросал, на кабак Богу молился!» Говорит ему батрак:

«Не на церковь бросал я каменья, не на кабак Богу молился! Шел я мимо церкви и увидел, что нечистая сила за грехи наши так и кружится над храмом Божьим, так и лепится на крест; вот я и стал шибать в нее каменьями. А мимо кабака идучи, увидел много народу, пьют, гуляют, о смертном часе не думают; и помолился тут я Богу, чтоб не допускал православных до пьянства и смертной погибели». - «А за что облаял убогого?» - «Какой то убогой! много есть у него денег, а все ходит по миру да сбирает милостину; только у прямых нищих хлеб отнимает. За то и назвал его попрошайкою».

Отжил батрак три года. Поп дает ему деньги, а он говорит: «Нет, мне деньги не нужны; а ты лучше проводи меня». Пошел поп провожать его. Вот шли они, шли, долго шли. И дал Господь снова ангелу крылья; поднялся он от земли и улетел на небо. Тут только узнал поп, кто служил у него целых три года.

ГРЕХ И ПОКАЯНИЕ

Жила-была старуха, у ней были один сын и одна дочь. Жили они в превеликой бедности. Вот раз как-то пошел сын в чистое поле посмотреть на озимые всходы; вышел и осмотрелся кругом: стоит недалеча высокая гора, а на той горе на самом верху клубится густой дым. «Что за диво такое! - думает он, - уж давно стоит эта гора, никогда не видал на ней и малого дыма, а теперича, вишь, какой густой поднялся! Дай пойду посмотрю на гору». Вот полез на гору, а она была крутая-крутая! - насилу взобрался на самой верх. Смотрит - а там стоит большой котел полон золота. «Это Господь клад дослал на нашу бедность!» - подумал парень, подошел к котлу, нагнулся и только хотел горсть набрать - как послышался голос: «Не смей брать этих денег, а то худо будет!» Оглянулся он назад - никого не видно, и думает: «Верно, мне почудилось!» Опять нагнулся и только хотел набрать горсть из котла - как послышались те же самыя слова. «Что такое? - говорит он сам себе. - Никого нет, а голос слышу!» Думал-думал и решился в третий раз подойти к котлу. Опять нагнулся за золотом, и опять раздался голос: «Тебе сказано - не смей трогать! а коли хочешь получить это золото, так ступай домой и сделай наперед грех с родной матерью, сестрою и ку-

Мою. Тогда и приходи: все золото - твое будет!»

Воротился парень домой и крепко призадумался. Мать и спрашивает: «Что с тобой? ишь ты какой невеселой!» Пристала к нему, и так и сяк подговаривается: сын не выдержал и признался про все, что с ним было. Старуха, как услыхала, что он нашел большой клад, с того самого часу и зачала в мыслях держать, как бы ухитриться смутить сына да на грех навести. И в первой-таки праздник позвала к себе куму, перемолвила с нею и с дочерью, и придумали они вместе напоить малого пьяным. Принесли вина - и ну его потчевать; вот он выпил рюмку, выпил и другую, и третью, и напился до того, что совсем позабылся и сотворил грех со всеми тремя: с матерью, сестрою и кумою. Пьяному море по колена, а как проспался да вспомнил, какой грех-то сотворил, - так просто на свет не смотрел бы! «Ну, что же, сынок, - говорит ему старуха, - о чем тебе печалиться? Ступай-ка на гору да таскай деньги в избу». Собрался парень, взошел на гору, Смотрит, золото стоит в котле нетронуто, так и блестит! Куды мне девать это золото? я бы теперь последнюю рубаху отдал, только б греха избыть». И послышался голос: «Ну, что еще думаешь? теперича не бойся, бери смело, все золото - твое!» Тяжело вздохнул парень, горько заплакал, не взял ни одной копейки и пошел куда глаза глядят.

Идет себе да идет дорогою, и кто ни встретится - всякого спрашивает: не знает ли, как замолить ему грехи тяжкие? Нет, никто не может ему сказать, как замолить грехи тяжкие. И с страшного горя пустился он в разбой: всякого, кто только попадется навстречу, допрашивает: как замолить ему перед Богом свои грехи? и если не скажет - тотчас убивает до смерти. Много загубил он душ, загубил и мать, и сестру, и куму, и всего - девяносто девять душ; а никто ему не сказал, как замолить грехи тяжкие. И пошел он в темный дремучий лес, ходил-ходил и увидал избушку - такая малая, тесная, вся из дерну складена; а в той избушке спасался скитник. Вошел в избушку; скитник и спрашивает: «Откуда ты, доброй человек, и чего ищешь?» Разбойник рассказал ему. Скитник подумал и говорит: «Много за тобою грехов, не могу наложить на тебя епитимью!» - «Коли не наложишь на меня епитимьи, так и тебе не миновать смерти; я загубил девяносто девять душ, а с тобой ровно будет сто». Убил скитника и пошел дальше. Шел-шел и добрался до такого места, где спасался другой скитник, и рассказал ему про все. «Хорошо, - говорит скитник, - я наложу на тебя епитимью, только можешь ли ты снести?» - «Что знаешь, то и приказывай, хоть каменья грызть зубами - и то стану делать!» Взял скитник горелую головешку, повел разбойника на высокую гору, вырыл там яму и закопал в ней головешку. «Видишь, - спрашивает он, - озеро?» А озеро-то было внизу горы, с полверсты эдак. «Вижу», - говорит разбойник. «Ну, ползай же к энтому озеру на коленках, носи оттудова ртом воду и поливай это самое место, где зарыта горелая головешка, и до тех-таки пор поливай, покудова не пустит она отростков и не выростет из нее яблоня. Вот когда вырастет от нее яблоня, зацветет да принесет сто яблоков, а ты тряхнешь ее, и все яблоки упадут с дерева наземь, тогда знай, что Господь простил тебе все твои грехи». Сказал скитник и пошел в свою келью спасаться по-прежнему. А разбойник стал на колена, пополз к озеру и набрал в рот воды, влез на гору, полил головешку и опять пополз за водою. Долго, долго эдак он потрудился; прошло целых тридцать лет - и пробил он коленками дорогу, по которой ползал, в пояс глубины, и дала головешка отросток. Прошло еще семь лет - и выросла яблоня, расцвела и принесла сто яблоков. Тогда пришел к разбойнику скитник и увидел его худого да тощего: одни кости! «Ну, брат, тряси теперь яблоню». Тряхнул он дерево, и сразу осыпались все до единого яблоки; в ту ж минуту и сам он помер. Скитник вырыл ему яму и предал его земле честно.

Легенды и предания, рожденные в недрах русской народной жизни, давно уже считаются отдельным литературным жанром. В связи с этим чаще всего называют известных этнографов и фольклористов А. Н. Афанасьева (1826–1871) и В. И. Даля (1801–1872). Пионером же собирательства старинных изустных рассказов о тайнах, кладах и чудесах и тому подобном можно считать М. Н. Макарова (1789–1847).

Одни повествования разделяются на древнейшие - языческие (сюда относятся предания: о русалках, леших, водяных, Яриле и прочих богах русского пантеона). Другие - принадлежат ко временам христианства, более глубоко исследуют народный быт, но и те все еще перемешаны с языческим мировоззрением.

Макаров писал: «Повести о провалах церквей, городов и проч. принадлежат к чему-то непамятному в наших земных переворотах; но предания о городцах и городищах, не указка ли на странствия по Русской земле руссов. Да и славянам ли только они принадлежали?» Происходил он из старинной дворянской семьи, владел поместьями в Рязанском уезде. Воспитанник Московского университета, Макаров некоторое время писал комедии, занимался издательской деятельностью. Эти опыты, однако, успеха ему не принесли. Истинное свое призвание он нашел в конце 1820-х годов, когда, состоя чиновником для особых поручений при рязанском губернаторе, стал записывать народные легенды и предания. В многочисленных его служебных поездках и странствиях по центральным губерниям России и сложились «Русские предания».

В те же годы другой «первопроходец» И. П. Сахаров (1807–1863), тогда еще семинарист, занимаясь разысканиями для тульской истории, открыл для себя прелесть «узнавания русской народности». Он вспоминал: «Ходя по селам и деревням, я вглядывался во все сословия, прислушивался к чудной русской речи, собирая предания давно забытой старины». Определился и род деятельности Сахарова. В 1830–1835 г. он побывал во многих губерниях России, где занимался фольклорными разысканиями. Итогом его исследований стал многолетний труд «Сказания русского народа».

Исключительное для своего времени (длиною в четверть века) «хождение в народ» с целью изучения его творчества, быта, совершил фольклорист П. И. Якушкин (1822–1872), что и отразилось в его неоднократно переизданных «Путевых письмах».

В нашей книге, несомненно, нельзя было обойтись без преданий из «Повести временных лет» (XI в.), некоторых заимствований из церковной литературы, «Абевеги русских суеверий» (1786). Но именно XIX век был ознаменован бурным всплеском интереса к фольклору, этнографии - не только русской и общеславянской, но и праславянской, которая, во многом приспособившись к христианству, продолжала существовать в различных формах народного творчества.

Древнейшая вера наших предков похожа на клочки старинных кружев, забытый узор которых можно установить по обрывкам. Полной картины не установил еще никто. До XIX века русские мифы никогда не служили материалом для литературных произведений, в отличие, например, от античной мифологии. Христианские писатели не считали нужным обращаться к языческой мифологии, поскольку их целью было обращение в христианскую веру язычников, тех, кого они считали своей «аудиторией».

Ключевыми для национального осознания славянской мифологии стали, безусловно, широко известные «Поэтические воззрения славян на природу» (1869) А. Н. Афанасьева.

Учеными XIX века исследовались и фольклор, и церковные летописи, и исторические хроники. Они восстановили не только целый ряд языческих божеств, мифологических и сказочных персонажей, которых великое множество, но и определили их место в национальном сознании. Русские мифы, сказки, легенды исследовались с глубоким пониманием их научной ценности и важности сохранения их для последующих поколений.

В предисловии к своему собранию «Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия» (1880) М. Забылин пишет: «В сказках, былинах, поверьях, песнях встречается очень много правды о родной старине, и в поэзии их передается веь народный характер века, с его обычаями и понятиями».

Легенды и мифы оказали воздействие и на развитие художественной литературы. Примером тому может служить творчество П. И. Мельникова-Печерского (1819–1883), в котором переливаются, как драгоценные жемчужины, легенды Поволжья и Приуралья. К высокому художественному творчеству несомненно относится и «Нечистая, неведомая и крестная сила» (1903) С. В. Максимова (1831–1901).

В последние десятилетия переизданы забытые в советский период, а ныне заслуженно пользующиеся широкой популярностью: «Быт русского народа» (1848) А. Терещенко, «Сказания русского народа» (1841–1849) И. Сахарова, «Старина Москвы и русского народа в историческом отношении с бытовою жизнью русских» (1872) и «Московские окрестности ближние и дальние…» (1877) С. Любецкого, «Сказки и предания Самарского края» (1884) Д. Садовникова, «Народная Русь. Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа» (1901) Аполлона Коринфского.

Многие из приведенных в книге легенд и преданий взяты из редких изданий, доступных только в крупнейших библиотеках страны. К ним относятся: «Русские предания» (1838–1840) М. Макарова, «Заволоцкая чудь» (1868) П. Ефименко, «Полное собрание этнографических трудов» (1910–1911) А. Бурцева, публикации из старинных журналов.

Изменения, внесенные в тексты, большая часть которых относятся к XIX веку, незначительны, носят чисто стилистический характер.

О СОТВОРЕНИИ МИРА И ЗЕМЛИ

Бог и его помощник

До сотворения мира была одна вода. А сотворен мир Богом и помощником его, которого Бог нашел в водяном пузыре. Это было так. Господь шел по воде, и видит - большой пузырь, в котором виднеется некий человек. И взмолился тот человек к Богу, стал просить Бога прорвать этот пузырь и выпустить его на волю. Господь исполнил просьбу этого человека, выпустил его на волю, и спросил Господь человека: «Кто ты такой?» «Покуда никто. А буду тебе помощник, мы будем творить землю».

Господь спрашивает этого человека: «Как ты думаешь сделать землю?» Человек отвечает Богу: «Есть земля глубоко в воде, надо достать ее». Господь и посылает своего помощника в воду за землей. Помощник исполнил приказание: он нырнул в воду и добрался до земли, которой взял полную горсть, и возвратился назад, но когда он показался на поверхность, то в горсти земли не оказалось, потому что ее вымыло водой. Тогда Бог посылает его в другой раз. Но и в другой раз помощник не мог доставить землю в целости к Богу. Господь посылает его в третий раз. Но и в третий раз та же неудача. Господь нырнул сам, достал землю, которую вынес на поверхность, три раза он нырял и три раза возвращался.

Господь с помощником начали сеять добытую землю по воде. Когда всю рассеяли, сделалась земля. Где не попала земля, там осталась вода, и эту воду назвали реками, озерами и морями. После сотворения земли они сотворили себе жилище - небо и рай. Потом они сотворили, что мы видим и не видим, в шесть дней, а в седьмой день легли отдыхать.

В это время Господь крепко заснул, а его помощник не спал, а выдумал, как бы ему сделать, чтобы люди почаще его вспоминали на земле. Он знал, что Господь его сверзит с неба. Когда Господь спал, он взбудоражил всю землю горами, ручьями, пропастями. Бог скоро проснулся и удивился, что земля была такая ровная, а вдруг сделалась такая уродливая.

Господь спрашивает помощника: «Для чего ты это все сделал?» Помощник отвечает Господу: «Да вот, когда будет человек ехать и подъедет к горе или пропасти, то скажет: „Эх, чёрт тебя возьми, какая горища!“» А когда взъедет, то скажет: «Слава тебе, Господи!»

Господь разгневался за это на своего помощника и сказал ему: «Если ты чёрт, то будь им отныне и довеку и отправляйся в преисподнюю, а не на небо - и пусть будет тебе жилище не рай, а ад, где будут с тобой мучиться те люди, которые творят грех».

ПРЕДАНИЯ О ПРЕБЫВАНИИ ИСТОРИЧЕСКОГО ЛИЦА В КОНКРЕТНОЙ МЕСТНОСТИ

327. Марфа Романова в Карелии

<.. .> Инокиня Марфа бывала не только в ближайших к Толвуйскому погосту деревнях, но езжала и к Спасу в Кижи, и в Сенную Губу, и за Онего в Чёлмужу, где угощали и дарили ее сигами.
Эти сиги за свой превосходный вкус доставлялись впоследствии ко двору...
Зап. Н. С. Шайжин // П. кн. 1912. С. 11.

328. Лось-камень, или Петр Первый в Тотьме

Петр Первый проезжал, путешествовал на парусной лодке, ну, там со свитой своей. И они ехали с Архангельска и поднимались всё по этой по Двине. Потом (Сухона в Двину впадает) они по Сухоне поехали <...>.
Ну вот, они доезжают... Тотьмы не было такого города, как сейчас существует, а была ниже она, Тотьма, километров примерно семь-восемь ниже, на старом месте. Ну вот они ехали, а там дремучий лес кругом этой реки всё (тогда пароходы еще не ходили, эти купеческие небольшие ходили, маленькие).
Вот ехали. Ну, пообедать надо где. А там на средине реки большущий камень стоит, примерно как порядочный дом. Весной река эта поднимается метров на шесть - на восемь, и этот камень еще видно весной даже, частью видно. Ну, а они ехали летом - река сбыла, дак большущий камень. Там и обедали со своей всей свитой.
Пообедали, Петр посмотрел:
- Какая, - говорит, - тут тьма!..
Ну, после этого и создалось, что Тотьма, присвоили. И перенесли (селение. - Н.К.) вверх на семь километров, разрослась эта Тотьма. Ну, там много монастырей, всего, в этой Тотьме.
И дальше он поехал путешествовать, всё на своей лодочке, из Архангельска и в Вологоду, от Вологоды поехал дальше, по каналу и туда всё до места, до Ленинграда, всё на лодке на парусной.
Это я слышал от старых людей и от многих. Только в книгах вот я это не видал нигде.

Зап. от Бурлова А. М. в дер. Андома Вытегорского р-на Вологодской обл 10 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 134. № 25; Фонотека, 1621/4

ПРЕДАНИЯ ОБ ИЗБРАНИИ ЦАРЯ

329. Борис Годунов

Собрались все российские бояра в каменной Москве и советуют о том, как, господне, будем царя выбирать. И удумали бояра выбирать его таким положением: есть у Троицы у Сергия над воротами Спаситель и пред ним лампада; будем все проезжать чрез эти ворота, и от кого загорится свеча пред лампадой, тому и быть царем на Москве над всей землей. Так и утвердили это слово. По первый день с самых высоких рук пущать людей в ворота, по другой - середнего сорту людей, а по третий и самого низкого звания. Пред кем загорится лампада против Спасителя, тому и царить на Москве.
И вот назначен день для вышних людей ехать к Троице: едет один барин с кучером своим Борисом.
- Если я, - говорит, - буду царем, тебя сделаю правою рукою - первеющим человеком, а ты, Борис, если будешь царем, куда ты меня положишь?
- Что попусту колякать, - отвечал ему конюх Борис, - буду царем, так и скажу...
Въехали они в ворота в святую обитель к Троице - и загорелась от них свеча на лампаде - сама, без огня. Увидели вышние люди и закричали: «Господне, бог нам царя дал!» Но раздробили, кому из двух царем быть... И решили, что по единому пущать надо.
На другой день пускали людей середнего сорта, а по третий и самого низкого сорта. Как зашел конюх Борис в святые ворота, глаза перекрестил по рамам и загорелась свеча на лампаде. Все закричали: «Господне, дал нам бог царя из самого низкого сорта людей!»
Стали все разъезжаться по своим местам. Приехал Борис-царь ъ каменну Москву и велел срубить голову тому боярину, у которого служил он в конюхах.

Опубл. Е. В. Барсов // Др. и нов. Россия. 1879. Т. 2. № 9. С. 409; Легенды, предания, бывальщины. С. 101-102.

ПРЕДАНИЯ О ЦАРСКОЙ НАГРАДЕ

330. Царица Марфа Ивановна

Эта царица сослана была на Выг-озеро, в пределы Беломорские, в Чёлмужу, в Георгиевский погост <...>. Для житья ее велено было устроить бочку трех-покойную, чтобы в одном конце держать овес, а в другом - вода, а в середине - покой для самой царицы.
А в этом Чёлмужском погосте был поп Ермолай - и сделал он турик с двумя днами, поверх наливал в него молоко, а в средине между днами передавал письма и гостинцы, посланные из Москвы.
Тын и остатки ее жилья видны были до последнего времени. Поп Ермолай с восшествием на престол Михаила Федоровича вызван был в Москву и определен к одному из Московских соборов, а роду его дана обельная грамота, которая и поныне цела и в этой грамоте пишется о радении попа Ермолая.

Опубл. Е. В. Барсов//Др. и нов. Россия. 1879. Т. 2. № 9. С. 411; Легенды, предания, бывальщины. С. 102.

331. Обелыщша

<.. .> Марфа Иоанновна не забыла услуг толвуйских доброхотов и вызвала их в Москву. Там она предложила им выбрать одно из двух: или единовременно получить по сто рублей каждому, или пользоваться вечно льготами и преимуществами, какие им будут даны.
Толвуяне, посоветовавшись со сведущими людьми, избрали последнее и получили жалованные грамоты на угодья и льготы.

Опубл. И. Машезерский // ОЕВ. 1899. № 2. С. 28; П. кн. 1912. С. 20-21.

332. Обельщина

Императрица Елизавета в нашу сторону спасалась, когда у ней смута была. И в которых деревнях остановилась и в которых чай кушала или там калиточку, про тых вспомнала. А потом, как стала на царстви, так прислала им грамоту:
- Чего, мужички, хочете, все вам будет, приезжайте в Питер, скажите только.
Выбрали они это которых поумнее и послали. Идут это они по городу и не знают, чего им просить-то. Вот увидели они человека важного и рассказывают ему. А он говорит:
- Не просите вы денег - казну стратите; не просите вы чинов - скоро вас оттуда выпрут по темному вашему делу; а просите вы обельная грамоты, чтобы вы и дети и внуки ваши в солдаты во веки веков не шли.
Так дело и сделали, и стали мы «обельщина», и до сюй поры в солдаты не хаживали. Только при большевике взяли нас.

Зап. от Митрофанова И. В. в дер. Яндомозере Медвежьегорского р-на Карельской АССР И. В. Карнаухова // Сказки и предания Северн, края. Я» 50 С. 101-102.

333. Обельные

Мать Михаила Федоровича жила в Царево (Толвуя) под надзором. Ходила на колодец мыться (в пяти километрах от Толвуи).
Когда ее сын стал царем, то те, где она жила, податей не платили. Было таких несколько деревень. Их называли обельные. Они и при Николае не платили налогов.

Зап. от Крохина П. И. в дер. Падмозеро Медвежьегорского р-на Карельской АССР в 1957 г. Н. С. Полищук // АКФ. 80. № 72.

334. На овес и воду, или дьяк Третьяк

<.. .> Будто Марфа Федоровна Романова, она была здесь в заключении. Вот на этом острове тут острог есть спрятан (не этот, а тот повыше маленько островок), вот на этом острове она жила. И там значит, ходил, за ней ухаживал, ну, кормил ее (она была сослана сюда на овес и воду) дьякон или поп, бог его знает кто. И вот будто бы он ухаживал за ней.
Когда, значит, Михаила Федоровича на царство-то поставили, тогда он стал разыскивать семью, матерь. И вот он нашел матерь.
Ну и будто бы эта мать, значит (туда увезли ее), ну и она наградила этого дьякона. Вот сыну-то стала говорить, что вот наградить надоть этого ключника...
И вот это переплодье пошло Ключарёвых от этого ключника. Быдто бы... Так отец рассказывал. Но не знаю, так оно было это точно все?
Значит, вот здесь нас, Ключарёвых, нашу деревню; потом вот там, в Заонежье, тарутинцев, Тарутинску деревню, вот это они будто бы наградили: там - обельные, а здесь исаковские - бояра.
Так отец рассказывал, а точно это или не точно, откуда я могу знать, поскоку я девятьсот третьего года рождения, а это произошло в шестнадцатом веке, дак разве можно понять это дело - трудно...
От ключника этого мы и пошли, это переплодье пошло. Первое время нас шесть было домохозяев, ну, а теперича стало уже больше двадцати домохозяев.

Зап. от Ключарева А. А. в с. Чёлмужи Медвежьегорского р-на Карельской АССР 12 августа 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 135. № 33; Фонотека, 1628/9.

335. Марфа Романова и Ключаревский род

<...> Там некто есть Ключаревы, жители, семей восемь тогда было. И вот Михаила Федоровича, первого Романова (Михаил Федорович - первый был избранный из дома Романовых), его мать была Борисом Годуновым сюда сослана. Она сослана была собственно не в Чёлмужи, а здесь, в Толвую. Там Царево-деревня есть. Ц вот она иногда ездила в Чёлмужи, к священнику. А священник ее принимал.
И вот когда Михаил-то Федорович был избран царем первым из рода Романовых, вот он наградил этого священника, землей наградил, вместе, кажется, и с населением. Большую площадь дал земельную и лесную. При мне разрабатывал некто Беляев, нет, Белов, этот участок. Ну, дак вот поэтому-то Чёлмужи и связаны с домом Романовых.
(Этих чёлмужских крестьян), кажется, называли «бояре», их семей восемь было.
Ну, в тысяча девятьсот девятом году они не боярами назывались, а вотчинниками: грамота от царя Михаила Романова у них была (я этой грамоты не читал, но мне говорили, что мера в ней «выть» называлась).

Зап. от Соколина А. Т. в с. Шуньга Медвежьегорского р-на Карельской АССР 9 августа 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 135. № 2; Фонотека, 1627/2.

336. На Москве - царь Михаил

Мне говорил Царёв с Песчаного: шел к нам старик большой, в руках - крест, что дерево:
- Хозяин, разрешишь ли бога прославить?
Он выстал перед богом, занялся.
- Отныне и до века не будут здесь люди налогов платить - пришел на Москву царь Михаил.
И земля была своя... Землю считали на бабки (десять снопов - в бабке); намолачивали маленку - пуд десять фунтов. Земли на покос дали сорок заколин (по двадцать кучек заколина, по-нонешнему - полторы тонны).

Зап. от Буркова Г. И. в дер. Волкостров Медвежьегорского р-на Карельской АССР в сентябре 1968 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 135. № 61.

337. Петровская награда

Чем вас наградить? - спросил у наших стариков Петр.
- Нам никакой награды не надо, дай нам на себя работать. (Раньше-то, видишь, три дня на Соловецкий монастырь работали... Руководствовала Марфа-посадница).
Петр Первый нюхоцких от монастыря освободил. Марфа-посадница все эти угодья и оставила. Старики пахали, сеяли себе! Места здесь хорошие: на Уккозере был скит, так оттуда кошелями рыбу носили, возили лодками!..

Зап. от Кармановой А. А. в с. Нюхча Беломорского р-на Карельской АССР 14 июля 1969 г. Н. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 135. № 109.

338. Петр Первый на пути к Архангельску

Путешествуя к Архангельску, Петр посетил Топецкое село Архангельской губернии и <...> выходя из карбаса на илистый берег села, он с трудом мог идти по нем, сказавши при этом: «Какой же здесь ил!» И с той поры место это и поныне не называется иначе, как Ил.
Придя в село, государь вошел в дом крестьянина Юринского ж у него обедал, хотя обеденный стол был приготовлен для Петра в другом доме. Сей крестьянин, когда Петр выходил из карбаса на берег, случайно рубил на берегу дрова и, таким образом, первый поздравил государя с благополучным прибытием. По сему-то Юринский и был отличен перед прочими односельчанами.
На память посещения своего государь пожаловал ему две чарки серебряные и таковой же именной перстень да несколько тарелок. Сверх того, Петр дарил Степану Юринскому столько земли, сколько он видит, но благоразумный Юринский довольствовался пятьюдесятью десятинами.

Опубл. С. Огородников//АГВ. 1872. № 38. С. 2-3; Легенды, предания, бывальщины. С. 110.

339. Петр Первый и Баженин

На эту колокольню (на Вавчужской горе. - Н.K.) всходил с Бажениным Петр Великий <...>. На этой колокольне <. ..> он звонил в колокола, тешил свою государеву милость. И с этой-то колокольни раз, указывая Баженину на дальные виды, на все огромное пространство, расстилающееся по соседству и теряющееся в бесконечной дали, Великий Петр говорил:
- Вот все, что, Осип Баженин, видишь ты здесь: все эти деревни, все эти села, все земли и воды - все это твое, все это я жалую тебе моею царскою милостью!
- Много мне этого, - отвечал старик Баженин. - Много мне твоего, государь, подарку. Я этого не стою.
И поклонился царю в ноги.
- Не много, - отвечал ему Петр, - не много за твою верную службу, за великий твой ум, за твою честную душу.
Но опять поклонился Баженин царю в ноги и опять благодарил его за милость, примолвив:
- Подаришь мне все это - всех соседних мужичков обидишь. Я сам мужик и не след мне быть господином себе подобных, таких же, как я, мужичков. А я твоими щедрыми милостями, великий государь, и так до скончания века моего взыскан и доволен.

Максимов. Т. 2. С. 477-478; неточн. перепечатка: АГВ. 1872. № 38. С. 3i

340. Петр Первый и горшечник

Как он (Петр. - Н.К.) однажды находился в Архангельске при реке Двине и увидел довольное число барок и прочих сему подобных простых судов, на месте стоящих, то спросил он, какие бы то были суда и откуда они? На сие было донесено царю, что это мужики и простолюдины из Холмогор, везущие в город разной товар для продажи. Сим не был он доволен, но хотел сам с ними разговаривать.
И так пошел он к ним и усмотрел, что большая часть помянутых повозок были нагружены горшками и прочею глиняною посудою. Между тем, как он старался все пересмотреть и для того ходил по судам, то нечаянно под сим государем переломилась доска, так что он упал в нагруженное горшками судно; и хотя себе никакого не причинил вреда, но горшечнику довольно сделал убытку.
Горшечник, которому сие судно с грузом принадлежало, посмотрев на разбитой свой товар, почесал голову, и с простоты сказал царю:
- Батюшка, теперь я не много денег с рынка домой привезу.
- Сколько ж думал ты домой привезти? - спросил царь.
- Да ежели б все было благополучно, - продолжал мужик, - то бы алтын с сорок шесть или бы и больше выручил.
Потом сей монарх вынял из кармана червонец, подал его мужику и сказал:
- Вот тебе те деньги, которые ты выручить надеялся. Сколько тебе сие приятно, столько и с моей стороны приятно мне, что ты после не можешь назвать меня причиною твоего несчастия.

Зап. от Ломоносова М. В. Я. Штелин // Подлинные анекдоты..., изданные Я. Штелиным. № 43. С. 177-179; неточн. перепечатка: Деяния Петра Великого. Ч. 2. С. 77-78.

341. Петр Первый и горшечник

Петр Великий во время более полуторамесячного пребывания в Архангельске посещал в одежде голландского шкипера иностранные корабли, с любопытством обозревал устройство их и беседовал запросто о мореплавании и торговле не только со шкиперами, но и простыми матросами. Сверх того осматривал достопримечательности Архангельска.
Монаршее внимание обращено было не только на морские, но и на мелкие речные суда. Переходя однажды по доске чрез какую-то лодку, царь оступился, упал и переломал множество хрупкого товара, за что щедро вознаградил хозяина оного.

Зап. от многих архангельских старожилов // АГВ. 1846. № 51. С. 772; неточн. перепечатка: АГВ. 1852. № 40. С. 360.

342. Петр Первый и горшечник

Рассказывают, что государь целые дни проводил на городской бирже, ходил по городу в платье голландского корабельщика, часто гулял по реке Двине, входил во все подробности жизни приходивших к городу торговцев, расспрашивал их о будущих видах, о планах, все замечал и на все обращал внимание даже в малейших подробностях.
Раз <...> он осматривал все русские купеческие суда; наконец, по лодкам и баркам взошел на холмогорский карбас, на котором тамошний крестьянин привез для продажи горшки. Долго осматривал он товар и толковал с крестьянином; нечаянно подломилась, доска - Петр упал с кладки и разбил много горшков. Хозяин их всплеснул руками, почесался и вымолвил:
- Вот-те и выручка! Царь усмехнулся.
- А много ли было выручки?
- Да теперь немного, а было бы алтын на сорок. Царь пожаловал ему червонец, примолвив:
- Торгуй и разживайся, а меня лихом не поминай!

Максимов. Т. 2. С. 411-412; неточн. перепечатка: ОГВ. 1872. № 13. С. 15^

343. Петр Первый на Кегострове

<...> Петр, во время пребывания своего на Кегострове, потешался над деревенскими бабами. Подплывет, бывало, невидимо для них, опрокинет карбас, да и давай вытаскивать их потом из воды. Разумеется, что молока, с которыми бабы ездили в город на торг, пропадали, но царь щедро вознаграждал их за понесенные ими в таких случаях убытки.

Зап. в дер. Гневашеве Онежского у. Архангельской губ. в 50-е гг. XIX в. А. Михайлов // Михайлов. С. 14; Легенды, предания, бывальщины. С. 113.

344. Петр Первый в Архангельске

<...> Соорудив крепость, он (Петр Первый. - Н.K.) приказал выстроить в ней церковь и, желая увековечить хотя чем-нибудь свое пребывание в Архангельске, пожертвовал в ризницу новой церкви свой походный плащ, из которого, по преданию, был сделан впоследствии архиерейский саккос.
Этот саккос, ценный по воспоминаниям, но с виду совсем неказистый, и до сих пор сохраняется в Архангельском кафедральном соборе.

Опубл. А. Н. Сергеев//Север. 1894. № 8. Стб. 422.

345. Петр Первый и нюхчане

Там за успешную проводку кораблей Петр Первый подарил нюхоцкому капитану Поташову свой кафтан. Он вел корабли чуть ли яе из Архангельска.
А того, который взялся провести корабли, Петр Первый отстранил от руководства.

Зап. от Игнатьева К. Я. в г. Беломорске Карельской АССР 7 июля 1969 г. Я. Криничная, В. Пулькин // АКФ. 135. № 96.

346. Петр Первый и нюхчане

Да нюхчане у Петра Великого (у царя!) кафтан украли.
И за это Петр Первый дал старичку пять рублей поощрения. У него душа нараспашку была. Узнал, кто украл, - еще и похвалил за сметку.
Вот это дело: украсть у царя кафтан, да еще и пять рублей получить.

Зап. от Никитина А. Ф. в с. Сумпосаде Беломорского р-на Карельской АССР 12 июля 1969 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 135. № 101.

347. Царский камзол

Была стоянка в Вытегорском погосте: лошадей меняли. Петр Первый ходил на Вянгинскую пристань; оборотя, пришел в избу, начал собираться в дорогу и хотел надевать свой камзол. Вдруг выступил вперед Гриша-простец, тамошний житель; за святого его почитали; рубил он правду и злых людей краснеть заставлял. Пал этот Гриша в ноги Петру Первому и говорит:
- Надежа-царь государь! Не прикажи казнить, прикажи слово вымолвить.
- Говори, что те надо, - изрек царь.
- Дай-ка ты нам, надежа-государь, этот камзол, что по плечам откидывать, - сказал Гриша.
- А куда ты кладешь мой камзол? - спросил Петр Первый.
Тут Гриша-простец возответствовал:
- Себе, надежа-государь, и тем, кто умнее и добрее, на шапки, а шапки мы не токмо детям, а и правнукам запасем на память твоей к нам, царя-батюшки, милости.
Прилюбилось Петру Первому это Гришине слово, и он подал ему свой камзол.
- Добро, - скаже. - Вот тебе, Гриша, камзол; да смотри, не поминай меня лихом.
Взяли вытегоры этот камзол и пошили себе на шапки. Завидно стало жителям суседным, и стали они говорить, что вы-де камзол украли, и пронеслось это слово в Москву, а из Москвы во все города. И с тых пор стали звать вытегор «камзольниками». - Вытегоры-де воры, у Петра Великого камзол украли.

Зап. Е. В. Барсов//Беседа. 1872. Кн. 5. С. 303-304; Петр Вел в народных преданиях Северн. края. С. 11-12; О. сб. Вып. III. Отд. 1. С. 193; Базанов. 1947. С. 143-144; Сказки, песни, частушки Вологодск. края. № 11. С. 287-287.

348. Царский камзол

По возвращении с Вянгинской пристани государь останавливал на Вытегорском погосте для перемены лошадей и отдохновения. Здесь один юродный - Гриша упал к ногам государя со словами" «Надежа-царь, не прикажи казнить, прикажи слово вымолвить»
Получив позволение говорить, юродный встал и, к удивлению всех, начал просить у государя подарить ему красный камзол, который денщик приготовлял для подачи.
Государь спросил, для чего ему надобен камзол. Гриша отвечал:
- Себе и тем, кто умнее и добрее, на шапки, а шапки мы не только детям, но и правнукам запасем на память твоей, царь-батюшка, милости.
Государь подарил камзол; но этот подарок прибавил к имени вытегоров присловье - «камзольники».

Зап. от священнослужителя, 1733 г. р., отец которого встречал Петра Первого. Извлек из рукописи Ф. И. Дьякова, хранившейся в копии в библиотеке Олонецкой гимназии, К. М. Петров // ОГВ. 1880. № 32. С. 424; сокращ. перепечатка: Березин. С. 8.

349. Архангелогородцы-шанежники

В то время, когда уже основан был Петербург и к тамошнему порту начали ходить иностранные корабли, великий государь, встретив раз одного голландского матроса, спросил его:
Не правда ли, сюда лучше приходить вам, чем в Архангельск?
- Нет, ваше величество! - отвечал матрос.
- Как так?
- Да в Архангельске про нас всегда были готовы оладьи.
- Если так, - отвечал Петр, - приходи завтра во дворец: попотчую!
И он исполнил слово, угостивши и одаривши голландских матросов.
Максимов. Т. 2. С. 557; АГВ. 1868. № 67. С. 1; Легенды, предания, бывальщины. С. 111-112.

ПРЕДАНИЯ О ПРИЗНАНИИ ЦАРЕМ ПРЕВОСХОДСТВА НАД НИМ ПОДДАННОГО

350. Петр Первый и Антип Панов

Когда царь в тысяча шестьсот девяносто четвертом году от пристани Архангельской выехал в океан, то такая страшная поднялась буря, что все с ним бывшие пришли в чрезвычайный ужас и стали молиться приуготовляяся к смерти; один только младый государь казался нечувствительным к ярости свирепствующего моря. Он, равнодушно возложа на себя обещание, ежели благовременный податся случай и не воспрепятствуют государственные нужды, побывать в Риме и отдать поклонение мощам святого апостола Петра, своего патрона, пошел к кормщику и веселым видом ободрял к должности всех унынием и отчаянием пораженные сердца.
Помянутый кормщик был тамошний нюхонский крестьянин Антип Панов; он только один с монархом в общем том страхе нетеряли резолюции; и как сей крестьянин был презнающий на тамошнем море кормщик, то когда государь, пришед к нему, стал ему деле его указывать и куда должно направлять судно, то сей с грубостию отвечал ему:
– Поди, пожалуй, прочь; я больше твоего знаю и ведаю, куда правлю.
Итак, когда управил он в губу, называемую Унские Рога, и между подводных каменьев, коими она была наполнена, счастливо проведя судно, пристал к берегу у монастыря, называемого Перто-минским, тогда монарх, подошед к сему Антипу, сказал:
- Помнишь ли, брат, какими ты словами на судне меня отпотчивал?
Крестьянин сей, в страхе падши к ногам монарха, признавался в грубости своей и просил помилования. Великий государь поднял его сам и, три раза поцеловав в голову, сказал:
- Ты не виноват ни в чем, друг мой; и я обязан еще благодарностию тебе за твой ответ и за искусство твое.
И тогда же, переодевшись в другое платье, все бывшее на нем измоченное даже до рубашки, пожаловал ему в знак памяти и, сверх того, определил ему же годовую до смерти его пенсию.

Доп. к «Деяниям Петра Великого». Т. 17. II. С. 8-10; Анекдоты, собранные И. Голиковым. С. 9-10.

351. (Петр Первый и Антип Панов)

Походы сии сопровождались иногда и опасностями. Однажды постигла его (Петра Первого. - Н. К.) буря, приведшая в ужас всех его спутников. Все они прибегнули к молитве; каждый из них ждал последней минуты своей в морских пучинах. Один Петр, безбоязненно смотря на штурмана, не только поощрял его исполнять свой долг, но и показывал ему, как править судном. - Прочь от меня! - вскрикнул нетерпеливый моряк. - Я сам знаю, как надо править, и знаю это лучше тебя!
И подлинно, он с удивительным присутствием духа переправил корабль через все опасные места и провел его к берегу сквозь гряды Именных рифов.
Тогда бросясь к ногам царя, он умолял простить его грубость. Петр поднял штурмана, поцеловал его в чело и сказал:
- Прощать тут нечего, а я должен еще тебе благодарностию, не только за спасение наше, но и за самый ответ.
Он подарил штурману в знак памяти свое насквозь промокшее платье и назначил ему пенсию.

Из записок голландца Схельтемы, переведенных П. А. Корсаковым//Сын отечества. 1838. Т. 5. Ч. 2. Отд. 6. С. 45.

352. Петр Первый и Антип Панов

Петр Великий <...> отправился с архиепископом Афанасием и с большою свитой на архиерейской яхте в Соловецкий монастырь. Жестокая буря застигла плавателей. Все приобщились святых тайн и прощались друг с другом.
Царь был бодр, утешал всех и, узнав, что на корабле находится опытный лоцман, архиерейский перевозчик Антип Тимофеев, отдал ему команду, приказав вести судно в безопасную пристань.
Антип направился к губе Унские Рога. Боясь опасного прохода, царь вмешался в его распоряжения.
- Коли ты отдал команду мне, так поди прочь! Здесь мое место, а не твое, и я знаю, что делаю! - закричал на него сердито Антип.
Царь смиренно удалился, и только когда Антип счастливо пристал к берегу, проведя яхту среди подводных камней, смеясь, напомнил лоцману:
- А помнишь, брат, как ты отделал меня.
Кормщик упал на колени, но царь поднял его, обнял и сказал:
- Ты был прав, а я виноват; в самом деле вмешался не в свое дело!
Он подарил Антипу бывшее на нем мокрое платье на память и шапку, выдал пять рублей на одежду, двадцать пять в награду и навсегда освободил его от монастырских работ.
В память спасения царь срубил собственными руками огромный деревянный крест, снес его, с другими, к берегу и водрузил на месте, где судно причалило. Крест этот с 1806 года находится в Архангельском кафедральном соборе.

АГВ. 1846. № 51. С. 773; АГВ. 1861. № 6. С. 46; ГААО. Фонд 6. Опись 17. Ед. хр. 47. 2 л.

353. Петр Первый и Антип Панов

<...> Миновав Унскую губу, лежащую от Архангельска в ста двадцати верстах, яхте государевой пришлось бороться с бурею, поднявшеюся на море и грозящею погубить смелых пловцов. Волны перекатывались чрез яхту, и страх смерти виден был на всех лицах. Погибель была неизбежна. Буря усиливалась. Паруса на яхте убрали. Опытные мореходцы, управлявшие яхтою, не скрывали более, что спасения нет. Все громко молились и призывали на помощь бога и соловецких угодников. Вопли отчаяния сливались с ревом ветра и с священными песнопениями. Одно лишь лицо Петра, смотревшего молча на яростное море, казалось спокойно. Вручая себя промыслу божию, Петр приобщился святых тайн из рук архиепископа и затем смело приступил к рулю. Такое хладнокровие и пример благочестия Петра ободрили спутников.
В это время подошел к нему монастырский кормщик Антип Тимофеев, сумский уроженец, взятый в Архангельске лоцманом на яхту, и доложил государю, что одно имеется средство избегнуть погибели - войти в Унскую губу.
- Только бы, - прибавил Антип, - улучить путь в Унские Рога; иначе суетно будет наше спасение: там о подводные камни разбиваются суда и не при такой буре.
Петр отдал ему руль и приказал идти в Унскую губу. Но государь, подходя к опасному месту, не выдержал, чтобы не вмешаться в распоряжение Антип"а.
- Коли ты, государь, отдал мне руль, так не мешай и поди прочь; здесь мое место, а не твое, и я знаю, что делаю! - крикнул Антип, отстраняя государя рукою, и смело направил яхту в узкий, извилистый проход, между двумя рядами подводных камней, где бушевали пеною буруны. Под управлением искусного лоцмана яхта счастливо избегла опасности и второго июня, в полдень, бросила якорь поблизости Пертоминского монастыря.
Тогда государь, желая наградить Антипа, шутливо заметил ему:
- А помнишь, брат, как ты отделал меня?
Лоцман в испуге упал в ноги государю, прося прощения, и государь поднял его, трижды поцеловал в голову и сказал:
- Ты был прав, а я виноват, и в самом деле вмешивался не в свое дело.
Обязанный спасением своей жизни лоцману, Петр отдал ему с себя свое измокшее платье и шапку на память, выдал ему пять рублей на одежду, двадцать пять рублей в награду и навсегда освободил его от монастырских работ. Но царская шапка не пошла впрок Антипу. Шапка подарена была ему с приказом: поить его водкой всякому, кому только покажет ее. И поили его все, знакомый и незнакомый, так что он сделался беспросыпным пьяницей и умер от запоя.

Опубл. С. Огородников // АГВ. 1872. № 36. С. 2-3.

354. Петр Первый и Антип Панов

Один из польских панов, явившись в Нюхчу для грабежа и разорения, остановился у Святой горы с западной стороны для ночлега со своими приверженцами. Но в ту же ночь ему было видение, будто на его людей напал страх, так что они стали бросаться в озеро, находящееся при горе, а сам пан ослеп. Проснувшись, он рассказал об этом видении своим сподвижникам и, заявив, что с этого времени он оставляет свое преступное ремесло, отправился к местному приходскому священнику и принял от него святое крещение с именем Антипы, по фамилии Панова.
Впоследствии, живя в Нюхче, он вполне усвоил искусство мореплавания и, как опытный моряк, управлял судном Петра Великого я спас царя и всех его спутников от верной смерти в Унских Рогах.
Получив от царя в подарок фуражку, по предъявлении которой любому виноторговцу он мог пить вина бесплатно сколько угодно, Антипа Панов слишком неумеренно пользовался этим правом и умер от пьянства.

Краткое ист. опис. приходов и церквей Арх. епархии. Вып. III. С. 149.

355. Петр Первый и мастер Лайкач

Здесь фамилия - Лайкачёв. Был мастер. Лайкач. Приходит ж нему Петр.
- Бог помочь, мастер.
А мастер не отвечает, тешет одним разом, ничего не сказывает. Потом дотесал брус, оправился:
- Просим милости, - говорит, - ваше императорское величество!
- А почему же ты мне сразу не сказал?
- А посему, что я тесал, - говорит, - если глаз отведу, то не дотесать. Надо окончить дело.
Царь положил персты:
- Можешь ли ты мне меж персты попасть и перстов не рассечь? Ну вот, положил руку, а он топором и шмакнул между перста.
Царь руку оттянул, а мел остался, от перста след остался. А он вокурат посредине и попал меж перста.
- Ну, - говорит, - молодец, проводником будешь на город Повенец.
Пошли на Повенец. Лайкач говорит:
- Три раза торкнет, а пройдет.
И, как он сказал, корабль дном три раза торкнул камень, но дошел до самого берега.

Зап. от Федорова К. А. в дер. Пулозеро Беломорского р-на Карельской АССР в июле 1956 г. В. М. Гацак, Л. Гаврилова (экспедиция МГУ) // АКФ. 79. № 1071; Северные предания. № 231. С. 162-163 (перепечатывается ввиду уточнения паспортизации текста).

356. Лапоть Петра Первого

А как вот ни хитер был, а лаптя-то все-таки не мог сплести: заплести-то заплел, а свершить-то и не мог. Носка не сумел заворотить. И топерь еще лапоть-от этот где-то там в Питере во дворце али в музее висится.

Зап. на Кокшеньге в Тотемском у. Вологодской губ. М. Б. Едемский // ЖС. 1908. Вып. 2. С. 217; Сказки, песни, частушки Вологодск. края. № 12. С. 288.

357. Лапоть Петра Первого

<...> Хотел, подешевле чтоб обувь была на армию, лаптей наплести. Ну, а нанять там некого было, что народ не плел. А Петр, значит:
- Давай сам наплету!
И он попробовал плести, плел-плел, не мог ничего сделать. Как завеял лапоть плести, так и остался недоплетен.

Зап. от Хлебосолова А. С. в дер. Самина Вытегорского р-на Вологодской обл. 14 июля 1971 г. Н. Кринитаая, В. Пулькин//АКФ. 134. № 51; Фонотека,
1622/9.

358. Лапоть Петра Первого

<...> Только лаптей не мог сплести. Сколько пробовал Петр Первый - не мог сплести:
- Хитры карелы: лапти плетет да поигрывает.
В Петрозаводске есть те лапти - Петр Первый их плел.

Зап. от Егорова Ф. А. в дер. Колежма Беломорского р-на Карельской АССР 11 июля 1969 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 135. № 114

359. Петр Первый и кузнец

Петр Первый однажды заехал в кузницу на своей лошади к кузнецу подковать лошадь. Кузнец сковал подкову. Петр Первый взял подкову и сломал ее пополам в руках. И говорит:
- Что ж ты куешь, когда они ломаются?
Кузнец сковал вторую подкову. И Петр Первый ее переломить не мог.
Подковав лошадь, Петр Первый дает кузнецу серебряный рубль. Кузнец взял в руки и сломал его пополам. И говорит:
- А что же ты мне за рубль даешь?
Ну, тогда Петр Первый поблагодарил кузнеца и дал ему за это двадцать пять рублей. Вышло то, что сила на силу попала...
Петр Первый вторую подкову не переломал, а кузнец рублей без счету наломал бы.

Зап. от Черноголова В. П. в г. Петрозаводске Карельской АССР А. Д. Соймонов // АКФ. 61. № 81; Песни и сказки на Онежск. заводе. С. 288.

360. Петр Первый и кузнец

Однажды Петр подъехал в кузницу к кузнецу и говорит:
- Подкуй-ка мне, кузнец, лошадь. Кузнец сказал:
- Можно.
И начинает ковать подкова.
Сковал подкову и начинает подкуивать ногу коня. А Петр говорит:
- Покажи-ка подкову твою?
Кузнец подает подкову Петру. Петр взял подкову, разогнул ее рукам и говорит:
- Нет, брат, фальшивы твои подковы, не годятся моему коню. Тогда кузнец сковал вторую. Он и вторую разогнул. Потом кузнец сковал третью, стальную, и закалил ее и подает Петру.
Петр взял подкову, осмотрел ее - эта годится подкова. И таких сковал четыре подковы и подковал лошадь. Тогда Петр Первый спросил:
- Сколько заработал?
А кузнец говорит:
- А ну-ка выкладывайте деньги, я буду проверять.
Петр достает серебряные рубли. Кузнец берет рубель между пальцы и ломает пальцам рубель. И говорит Петру:
- Нет, мне таких денег не надо. Ваши рубли фальшивы.
Тогда Петр достает золотые монеты и сыплет на стол. И говорит кузнецу:
- Ну как, эти годятся?
Кузнец отвечает:
- Вот эти не фальшивы деньги, могу принять.
Отсчитал, сколько ему нужно за работу, и поблагодарил Петра.

Зап. от Ефимова Д. М. в дер. Ранина Гора Пудожского р-на Карельской АССР в 1940 г. Ф. С. Титков//АКФ. 4. № 59; Перстенек - двенадцать ставешков. С. 223-224.

361. Петр Первый и кузнец

О Петре Первом еще ходит такая легенда, что якобы он проезжал по неизвестно какой дороге и потребовалось ему подковать лошадь. Зашел к кузнецу. Кузнец изготовил подков, а Петр захватил этот подков - разогнул.
Кузнец был вынужден изготовить второй, которого Петр уже разогнуть не мог.
Когда подковал лошадь, Петр Первый ему дал рубель. Рубель подал, а кузнец взял захватил его между пальцев, вот между указательным и средним, и большим пальцем нажал - этот рубель выгнулся. Говорит:
- У вас-то, видишь, качество денег какое!..
Вот после этого только Петр поверил, что у кузнеца силы еще больше, чем у него.

Зап. от Прохорова А. Ф. в дер. Анненский Мост Вытегорского р-на Вологодской обл. 22 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134 № 122^ Фонотека, 1625/8.

362. Петр и Меншиков

Вот поехал раз Петр Первый на охоту. Едет на лошади и как-то потерял подковку. А лошадь у него была богатырская. Без подков нельзя ездить.
Подъезжает он к одной кузнице и видит - там куют отец с сыном. Паренек у кузнеца что надо.
- Вот что, - говорит, - подкуй мне лошадь. Сковал парень подкову, царь за шипаки и разогнул.
- Стой, - говорит, - это не подкова. Она мне не годится. Начинает он ковать другую. Взял Петр и вторую разломил.
- И эта подкова не ладна.
Сковал он третью. Петр схватил раз, другой - ничего не мог сделать.
Подковали лошадь. Петр подает ему рубль серебряный за подкову. Берет он рубль, на два пальца нажал, рубль только зазвенел. Подает ему другой, - и другой тем же манером.
Царь изумился.
- Вот нашла коса на камень.
Смекнул, достает ему пять рублей золотом. Поломал, поломал парень - не мог сломать. Царь записал его имя и фамилию. А это был Меншиков. И царь как приехал домой, так сразу его к себе и призвал. И стал он у него главный управитель.

Зап. от Ширшвева в с. Крохино Кирилловского р-на Вологодской обл. в 1937 г. С. И. Минц, Н. И. Савушкина // Сказки и песни Вологодск. обл. № 19. С. 74; Легенды, предания, бывальщины. С. 135.

363. Петр Первый на лесопильном заводе при Вавчугской верфи

Раз Петр, за веселою пирушкою, в доме Баженина, похвалился, что остановит рукою вододействующее колесо на бывшем тогда при верфи лесопильном заводе. Сказал, и тотчас же отправился на лесопильню. Перепуганные приближенные тщетно старались отклонить его от задуманного им намерения.
Вот наложил он могучую руку свою на спицу колеса, но в то же мгновение был поднят на воздух. Колесо, действительно, остановилось. Сметливый хозяин, зная хорошо характер Петра, успел распорядиться, чтоб оно вовремя было остановлено.
Петр спустился на землю и, чрезвычайно довольный этим распоряжением, поцеловал Баженина, находчивость которого дала ему возможность сдержать свое слово и вместе с тем избавила его от предстоявшей ему неминуемой гибели.

Зап. от архангелогородского старожила в 50-е гг. XIX в. А. Михайлов// Михайлов. С. 13; Легенды, предания, бывальщины. С. 112-113.

364. Старше всех

Когда он (Петр Первый) поднял суда в районе Нюхчи (в Вардегоре), тянул по направлению к Онежскому озеру, затем, чтобы выйти к шведам в тыл и разбить их, и вот когда он был в селе Нюхча, то попросил, чтобы его привели на такую квартиру, где нет старше его.
Ну, а кто старше царя? Привели его в такой дом богатый, а в доме-то оказался ребенок. Вот когда он зашел туда, а ребенок-то
плачет.
- Ну, что вон! Я говорил, что вы (туда, где есть. - Я. К.) старше меня, не ведите. А вон привели в дом, где старше меня есть.
Ребенка-то наказать он не может.

Зап. от Игнатьева К. Я. в г. Беломорске Карельской АССР в декабре 1967 г. А. П. Равумова, А. А. Митрофанова П АКФ. 125. № 104

365. Старше всех

Ну вот, когда Петр Первый пришел со своим отрядом, - там сколько у него считалось? около десяти тысяч солдат тянули эти суда по суше, - он пришел в Петровский Ям. А одна хозяйка, значит (ну, ребенок маленький был, и ребенок обмарался - ну, понимаете), она не знает, куда этого ребенка деть, хоть выбрось его.
А Петр Первый приходит и говорит:
- Вы не бойтесь этого. Он старше нас. Ему, - говорит, - ни один генерал, даже я, государь, не могу приказать. А он мне прикажет, что сделать...

Зап. от Бабкина Г. П. в с. Чёлмужи Медвежьегорского р-на Карельской АССР 12 августа 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 135. № 18; Фонотека, 1627/18.

ПРЕДАНИЯ О КУМОВСТВЕ ЦАРЯ С ПОДДАННЫМИ

366. Петр Первый - кум

Дед или прадед этого семейства был крестьянин и содержал лошадей на станции Святозере. Петр в один из проездов своих из Петербурга на тогдашние Петровские заводы, переменяя лошадей в Святозере, вошел в избу крестьянина и, узнав, что жене хозяина дома бог дал дочь, изъявил желание быть крестным отцом. Хотели послать за кумою, но царственный гость выбрал старшую дочь хозяина (лично передавшую этот рассказ даме, от которой его и ныне можно слышать) и с нею окрестил новорожденную. Подали водку; государь вынул чарку, налил себе, выпил и налил куме, заставляя ее выпить. Молодая кума, стыдясь пить, отказывалась, но государь настаивал, и уже после (говоря точными словами кумы) отцовского приказания она выпила. Государь был в веселом расположении духа, продолжая приводить, в застенчивость девушку, снял с себя кожаный галстух и повязал ей на шею, снял также большие по локоть перчатки и надел ей на руки, потом чарку пожаловал куме.
- А чем же подарю я крестницу? - проговорил он. - Ничего нет у меня. Экая она несчастная! Но когда в другой раз буду сюда, то пришлю ей, если не позабуду.
После, когда он приезжал с государынею Екатериною Алексеевною, вдруг вспомнил, что крестил у кого-то, сказал Екатерине об этом и об обещании подарить, и просил ее исполнить вместо него это обещание.
Отыскали, у кого он крестил, и прислали бархату, парчей и материй разных много, - и все опять куме же, а крестнице опять ничего.
<.. .> Вот не мимо идет царское слово; назвал ее несчастною, так и было: она выросла, жила, а всю жизнь свою была несчастлива.

Опубл. С. Раевский // ОГВ. 1838. № 24. С. 22-23; П. кн. 1860. С. 147-148;; неточная перепечатка: Дашков. С. 389-391.

367. Петр Первый - кум

<.. .> вызвался однажды государь на заводах своих быть восприемником сына у одного чиновника. Трудно было поставить с ним рядом куму из тамошних боярынь: все боялись. Чтобы успокоить, эту госпожу, которая наконец стала с ним кумою, Петр по окончании крещения вынул из кармана серебряную чарочку и, налив ее чем-то, подал куме. Та сперва отказывалась пить, но напоследок должна была исполнить волю августейшего своего кума. А он и самую чарочку подарил ей на память.
Недавно чарочка сия пожертвована в Петрозаводский собор и употребляется для подавания теплоты архиерею.

Воспом. Игнатия-архиеп. С. 71-72; ОГВ. 1850. № 8-9. С. 4

368. Петр Первый - кум

Привелось осударю и в наших местах побывать... О ту пору он у моего падеда дитя крестил. Был мой падед человек куда бедный: ни мучицы - поесть, ни винца - выпить нету.
Родился у него сын, и стал падед обивать пороги да кланяться, чтобы кума разыскать - никто к нему в кумовья идти не зарится.
О ту пору и пришел осударь в наше село.
- Ты что, старик, бродишь? Или что потерял?
- Так и так, - говорит дед.
- Возьми меня, старик, кумом! Люб ли я тебе? - спрашивает. - Только вот что: не бери ты куму богатую, зачем они к тебе добром не шли, а найди ты мне так ледащую бабенку, и я с нею у тебя крестить буду.
И та и другая богачки просят деда их в кумы взять, а дед разыскал самую что ни есть ледащую бабенку и привел ее к осударю.. Справили крестины истово.
- Ну, чем же ты, старик, угощать нас будешь? Сунулся было падед - да нет в доме ничего ровно.
- Видно, - говорит осударь, - моя анисовка ныне отдуваться будет. Взял свою фляжечку, что у него на ремне на боку всегда висела, налил себе, выкушал, а там попотчевал и куму, и падеда, и роженицу, и новокрещеному младенцу в рот капельку влил.
197
- Пусть приучается, - молвил, - от людей много горше ему будет.
Стаканчик отдал падеду - ишь под божницей-то стоит.

Зап. в дер. Вожмосалме Петровско-Ямской вол. Повенецкого у. Олонецкой губ. В. Майнов // Майнов. С. 237-238; Др. и нов. Россия. 1876. Т. 1. № 2. С. 185; ОГВ. 1878. № 71. С. 849; Мирск. вестник. 1879. Кн. 4. С. 49; О. сб. Вып. И. Отд. 2. С. 31; неточн. перепечатка: ОГВ. 1903. № 23. С. 2; П. кн. 1906. С. 335.

ПРЕДАНИЯ О ПОХИЩЕНИИ У ЦАРЯ КАФТАНА (КАМЗОЛА, ПЛАЩА)

369. Петр Первый и вытегоры

В Петровы великие дни на том месте, где стоит теперь город Вытегра, была небольшая деревушка; имя ей - Вяньги.
Преобразователь наш, тогда еще только замышлявший системы водных торговых путей, не миновал, конечно, и той местности, где ныне пролегает водный путь так называемой Мариинской системы, в которую входит река Вытегра, придавшая название и местности, и самому городу.
Случайно посетил Петр деревушку Вяньги, и в одной из ее избенок или клетей расположился после обеда отдохнуть от трудов, продолжавшихся по его обыкновению с раннего летнего утра. Государь почивал. Простая его одежда висела в простенке, на вбитом в стенку колышке.
Один из игравших близ жилья крестьянских мальчиков снял с колышка государев камзол, надел его на себя и, конечно, не без шлейфа, вышел пощеголять в нем перед товарищами. Между тем государь проснулся. Камзола нет как нет. Кинулись искать. Нашли щеголя, сопровождаемого толпою товарищей, привели в чужом камзоле пред лицо великого, который, усмехаясь наивности предстоявших ребятишек и поласкав их, шутливо сказал: «Ах, вы воры-вытегоры». Предание добавило остальное: «у Петра Великого камзол украли».

ОГВ. 1864. № 52. С. 611; Базанов. 1947. С. 144-145.

370. Петр Первый и вытегоры

Как-то раз приехал в Вытегру царь Петр. Осматривая окрестности городка, он зашел отдохнуть на так называемую Беседную гору (близ города). Так как время было очень жаркое, летнее, то царь скинул свой камзол и положил его тут же, на траве.
Пришло время снова приниматься за работу и идти в город; смотрит царь, а камзола его нет как нет. Камзол был не плохой, а вытегоры - не промах: пользуясь тем, что царь задремал от устатка, они стянули у него одежду: камзол царский как в воду канул.
После того все соседние жители прозвали вытегоров ворами: «Вытегоры-воры, камзол Петра украли!»
Царь, не найдя камзола, усмехнулся и сказал:
- Сам виноват! Надо было не камзол, а азям надеть.
Вытегоры уверяли, однако, что никакого камзола у царя Петра не воровали, а достался тот камзол от царя какому-то Гришке, который выпросил его у самого государя себе на шапки.

Опубл. А. Н. Сергеев // Север. 1894 № 7. Стб. 373.

371. Петр Первый и вытегоры

Петр Первый канал строил здесь, дак... Ну что ж? Петра Первого я видел, короче, медаль, которую отлил он вытегорам за то, что они украли у него камзол. Ну вот. Это с большущей сковороды такая чугунная штука была отлита. Уже надпись вся слиняла, когда я ее видел. А она была на таком на крупном гвозде забита, снять ее было невозможно никак, нет.
Часовенка здесь была на Петровском. И вот эту я медаль видал. Но говорят, на ней надпись была, что «Вытегоры-воры, камзольники». Вот они камзол украли...
Вот Петр Первый, значит, отдыхал, уснул на воле, отдыхал и разделся, понимаешь, - у него этот камзол тиснули, украли. Украли, а он не стал ни разыскивать, ни наказывать никого; он вот, значит, дал команду, что отлить чугунную медаль. Медаль отлил и написал на этой медали, что «Вытегоры-воры, камзольники». И медаль эту недалеко от этого происшествия тут повесил, в этой часовенке...

Зап. от Прохорова А. Ф. в дер. Анненский Мост Вытегорского р-на Вологодской обл. 22 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 118; Фонотека, 1625/4.

372. Петр Первый и вытегоры

Так Петр Первый здеся проходил, сидел на Бесёдной горке (ее теперь залило), посидел; потом, говорили, у него какой-то комбинезон унесли. Он пешой шел на Никольскую гору и прямо в город туда, в Вытегру, и прошел. Пешой надо было этакую дорогу пройти, так через нашу деревню он и проходил.
Всё говорили мужики, было так: шел Петр один, говорят, один шел, без свиты, дак и украли...

Зап. от Паршукова И. Г. в дер. Анхимово Вытегорского р-на Вологодской обл. 17 июля 1971 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 134. № 153.

ПРЕДАНИЯ О МУДРОМ СУДЕ

373. Олонецкий воевода

Великий государь посещал часто и нечаянно города, когда граждане отнюдь его и не ожидали; и для сего употреблял на поездки свои самые простые экипажи и малую свиту. В один из таковых приездов прибыв монарх в Олонец, прямо пошел в воеводскую канцелярию и застал в оной воеводу, украшенного сединами, простосердечием и непорочностию, как из следующего то явно.
Его величество спросил его:
- Какие есть в канцелярии челобитчичьи дела?
Воевода в страхе повергается в ноги государю и дрожащим голосом говорит:
- Виноват, всемилостивейший государь, никаких нет.
- Как никаких? - вопрошает паки монарх.
- Никаких, надёжа-государь, - со слезами повторяет воевода, - виноват, государь, я никаких челобитен таких не принимаю и до канцелярии не допускаю, а всех таковых соглашаю на мир и следов ссорных не оставляю в канцелярии.
Удивился монарх таковой вине; он поднял стоящего воеводу на коленях, поцеловал его в голову и сказал:
- Я бы желал и всех воевод видеть столь же виноватых, как ты; продолжай, друг мой, таковое служение; бог и я тебя не оставлю.
Чрез некое же время приметив в Адмиралтейской коллегии между членами, а паче между господами Чернышевым и Крейцом несогласие, послал указ к воеводе оному, чтоб был к нему в Петербург, и по прибытии определил его прокурором в коллегию, сказав:
- Старик! Я желаю, чтоб ты и здесь был столь же виноват, как и в Олонце, и, не принимая никаких ссорных объяснений от членов, мирил их. Ты ничем столько не услужишь мне, ежели поселишь между ими мир и согласие.

Зап. от Барсукова И. Голиков//Доп. к «Деяниям Петра Великого». Т. 17. LXXIX. С. 299-301; Анекдоты, собранные И. Голиковым. № 90. С. 362-364; неточн. перепечатка: ОГВ. 1859. № 18. С. 81; П. кн. 1860. С. 149-150; ОГВ. 1905. № 16. С. 4; в литерат. обработке: На рубеже. 1948. № 5. С. 46-47; сокращ. перепечатка: ОГВ. 1887. № 85. С. 765.

374. Олонецкий воевода

Проезжал однажды государь чрез Олонец, остановился тут на короткое время и видит: у соседнего дома стоит много народу.
- Что это такое, - спросил он, - у соседнего дома много народу толчется?
- Тут, - сказали ему, - живет воевода Синявин.
- Пойду и посмотрю, - сказал государь. Приходит и спрашивает:
- Покажи мне, воевода Синявин, дела твои по судебной части. Воевода Синявин упал к ногам государя:
- Виноват, - говорит, - надёжа-государь, никаких таких судебных дел не имеется.
- Как никаких не имеется? - грозно спросил его государь.
- Никаких, - со слезами повторял воевода. - Я, государь, никаких таких челобитень не принимаю и до разбора в канцелярию не допускаю, а всех соглашаю к миру, и следов ссор в канцелярии никогда не бывает.
По сердцу пришелся государю этот ответ, он поднял его, поцеловал в голову и сказал:
- Я беру тебя в Петербург, где ты будешь мирить у меня не простых мужиков, а повыше их, тузов - моих сенаторов и других высоких вельмож.
Воевода этот сделан был затем прокурором Адмиралтейской коллегии и продолжал водворять мир и согласие между знатью и вельможами, между коими всегда были ссоры и вражда.

Зап. Е. В. Барсов//ТЭООЛЕАЭ. 1877. Кн. IV. С. 35; сокращ. текст: ОГВ. 1873. № 86. С. 979; Смирнов. С. 43-45.

ПРЕДАНИЯ О ВЗИМАНИИ ДАНЕЙ, ПОДАТЕЙ, ОБРОКОВ, НАЛОГОВ

375. Юрик-новосел, или дани и подати

Был Юрик в давности. С северной стороны пришел он и присвоил себе этот Новгород: владелец он этому граду.
- Пусть крестьяне-заонежане, - порешил он, - ополномочены мною данью, не тяжелым оброком. Под Новгород подберу их и положу на их - половину беличья хвоста в дар с их брать; потом чрез малое время положу полшкуры беличьей, а тут и шкуру целую, и далее и более.
И продолжалась эта подать и руб, и два, и три, и в трех рублях она была до Петра Первого. Петр Первый, когда короновался, положил дань на крестьян пять рублей, и в той тяготы много лет жили до Суворова, до главного воина.
С того часу оброк на крестьян выше и выше, и впредь написано есть двенадцать рублев, а что прибудет дальше, не знаем.

ПРЕДАНИЯ О ЦАРСКОЙ РАСПРАВЕ

376. Казнь колокола

Услышал Грозный царь во своем царении в Москве, что в Великом Новгороде бунт. И поехал он с каменной Москвы великой и ехал путем-дорогой все больше верхом. Говорится скоро, деется тихо. Въехал он на Волховской мост; ударили в колокол у святой Софии - и пал конь его на колени от колокольного звону. И тут Грозный царь воспроговорил коню своему:
- Аи же ты мой конь пеловой мешок (мякина), волчья ты сыть; не мошь ты царя держать - Грозного царя Ивана Васильевича.
Доехал он до Софийского храма и в гневе велел он отрубить снасти у этого колокола, и чтобы пал на земь, и казнить его уши.
- Не могут, - говорит, - скоты звону его слышать.
И казнили этот колокол в Новгороде - нонь этот колокол перелитой.

Опубл. Е. В. Барсов//Др. и нов. Россия. 1879. Т. 2. № 9. С. 409; Легенды, предания, бывальщины. С. 100.

377. Гибель Ивана Болотникова

<...> Привезли с Москвы этого Болотникова в Каргополь. И он там не так долго сидел.
Привезли его на конях, железной-то дороги не было.
Его взяли из тюрьмы ночью.
Его утопили в Онеге ночью.
Главный велел прорубь прорубить, да его взяли и толкнули в прорубь ночью. Зимой дело было...
Я это от горожан слыхал. Утопили его в Онеге...

Зап. от Соколова В. Т. в дер. Гарь Ошевенского сельсовета Каргополь-ского р-на Архангельской обл. 12 августа 1970 г. Н. Криничная, В. Пулькин// АКФ. 128. № 90.

378. Сожжение протопопа Аввакума

А вон туда, влеве-то! <.. .> За леском площадочка есть такая, крест стоит, народ ходит молиться: Аввакумов-де.
А самого его сожгли в Городке, на площади. Сделали сруб такой из дров, протопопа поставили в сруб и троих еще с ним товарищей. А протопоп-то предсказал это раньше, что быть-де мне во огни, и распорядок такой сделал: свои книги роздал. Народ собрался, стал молитвы творить, шапки снял... дрова подожгли - замолчали все: протопоп говорить начал, и крест сложил старинный - истинный значит:
- Вот-де будете этим крестом молиться - вовек не погибнете, а оставите его - городок ваш погибнет, песком занесет, а погибнет городок - настанет и свету кончина.
Один тут - как огонь хватил уж их - крикнул, так Аввакум-от наклонился да и сказал ему что-то такое, хорошее же, надо быть; старики, вишь, наши не помнят. Так и сгорели.
Стали пепел собирать, чтоб в реку бросить, так только и нашли от одного кости, и, надо быть, того, который крикнул. Старухи видели, что как-де сруб-от рухнул, три голубя, снега белее, взвились оттуда и улетели в небо... душеньки-то это, стало быть, ихние.
И на том теперь месте, по летам, песочек такой знать, как стоял сруб, белой-пребелой песочек знать и все год от году больше да больше. Запрежь на этом месте крест стоял, в мезенских скитах делан и решеточкой, сказывают, был огорожен. Так начальство сожгло решетку, а крест велели за город вынести, вон туда, влево-то!..

Максимов. Т. 2. С. 60-62; Легенды, предания, бывальщины. С. 87. 379.

379. Щепотева гора

Прошел Петр Первый от Конопотья два километра просеком, зимником пошел к Оштомозеру. Еще семь километров протянул - ведь с судами шли! А там - Маслицкая гора (теперь - Щепотева). Пал дождик большой, они обсиротали, обмокли, и денщик царский обсиротал. Петр и дал ему свой мундир - согреться. Тут Щепотев и посмеялся:
- Ты теперь как Петр Первый!
Царю и не полюбилось - застрелил Щепотева.,.
Оттого гора Щепотевой прозвана.

Зап. от Кармановой А. А. в с. Нюхча Беломорского р-на Карельской АССР 14 июля 1969 г. Н. Криничная, В. Пулькин//АКФ. 135. № 91.

РУССКИЕ ЛЕГЕНДЫ И ПРЕДАНИЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга откроет впервые для многих из нас удивительный, почти неизведанный, воистину чудесный мир тех верований, обычаев, обрядов, которым всецело предавались на протяжении тысячелетий наши предки - славяне, или, как они себя называли в глубочайшей древности, русы.

Русы… Слово это вобрало в себя просторы от Балтийского моря - до Адриатики и от Эльбы - до Волги, - просторы, овеянные ветрами вечности. Именно поэтому в нашей энциклопедии встречаются упоминания о самых различных племенах, от южных до варяжских, хотя в основном речь в ней идет о преданиях русских, белорусов, украинцев.

История наших пращуров причудлива и полна загадок. Верно ли, что во времена великого переселения народов они явились в Европу из глубин Азии, из Индии, с Иранского нагорья? Каков был их единый праязык, из которого, как из семечка - яблоко, вырос и расцвел широкошумный сад наречий и говоров? Над этими вопросами ученые ломают головы уже не одно столетие. Их затруднения понятны: материальных свидетельств нашей глубочайшей древности почти не сохранилось, как, впрочем, и изображений богов. А. С. Кайсаров в 1804 году в «Славянской и российской мифологии» писал, что в России потому не осталось следов языческих, дохристианских верований, что «предки наши весьма ревностно принялись за новую свою веру; они разбили, уничтожили все и не хотели, чтобы потомству их остались признаки заблуждения, которому они дотоле предавались».

Такой непримиримостью отличались новые христиане во всех странах, однако если в Греции или Италии время сберегло хотя бы малое количество дивных мраморных изваяний, то деревянная Русь стояла среди лесов, а как известно, Царь-огонь, разбушевавшись, не щадил ничего: ни людских жилищ ни храмов, ни деревянных изображений богов, ни сведений о них, писанных древнейшими рунами на деревянных дощечках. Вот так и случилось, что лишь негромкие отголоски донеслись до нас из далей языческих, когда жил, цвел, владычествовал причудливый мир.

Мифы и легенды в энциклопедии понимаются достаточно широко: не только имена богов и героев, но и все чудесное, магическое, с чем была связана жизнь нашего предка-славянина, - заговорное слово, волшебная сила трав и камней, понятия о небесных светилах, явлениях природы и прочем.

Древо жизни славян-русов тянется своими корнями в глубины первобытных эпох, палеолита и мезозоя. Тогда-то и зародились перворостки, первообразы нашего фольклора: богатырь Медвежье Ушко, получеловек-полумедведь, культ медвежьей лапы, культ Волоса-Велеса, заговоры сил природы, сказки о животных и стихийных явлениях природы (Морозко).

Первобытные охотники изначально поклонялись, как сказано в «Слове об идолах» (XII век), «упырям» и «берегиням», затем верховному владыке Роду и рожаницам Ладе и Леле - божествам живительных сил природы.

Переход к земледелию (IV–III тысячелетия до н. э.) отмечен возникновением земного божества Мать Сыра Земля (Мокошь). Землепашец уже обращает внимание на движение Солнца, Луны и звезд, ведет счет по аграрно-магическому календарю. Возникает культ бога солнца Сварога и его отпрыска Сварожича-огня, культ солнечноликого Дажьбога.

Первое тысячелетие до н. э. - время возникновения богатырского эпоса, мифов и сказаний, дошедших до нас в обличье волшебных сказок, поверий, преданий о Золотом царстве, о богатыре - победителе Змея.

В последующие столетия на передний план в пантеоне язычества выдвигается громоносный Перун, покровитель воинов и князей. С его именем связан расцвет языческих верований накануне образования Киевской державы и в период ее становления (IX–X вв.). Здесь язычество стало единственной государственной религией, а Перун - первобогом.

Принятие христианства почти не затронуло религиозные устои деревни.

Но и в городах языческие заговоры, обряды, поверья, выработанные на протяжении долгих веков, не могли исчезнуть бесследно. Даже князья, княгини и дружинники по-прежнему принимали участие в общенародных игрищах и празднествах, например в русалиях. Предводители дружин наведываются к волхвам, а их домочадцев врачуют вещие женки и чародейки. По свидетельству современников, церкви нередко пустовали, а гусляры, кощунники (сказители мифов и преданий) занимали толпы народа в любую погоду.

К началу XIII века на Руси окончательно сложилось двоеверие, дожившее и до наших дней, ибо в сознании нашего народа остатки древнейших языческих верований мирно уживаются с православной религией…

Древние боги были грозны, но справедливы, добры. Они как бы родственны людям, но в то же время призваны исполнять все их чаяния. Перун поражал молнией злодеев, Лель и Лада покровительствовали влюбленным, Чур оберегал границы владений, ну а лукавец Припекало приглядывал за гуляками… Мир языческих богов был величавым - и в то же время простым, естественно слитым с бытом и бытием. Именно поэтому никак, даже под угрозой самых суровых запретов и расправ, не могла душа народная отрешиться от древних поэтических верований. Верований, коими жили наши предки, обожествлявшие - наравне с человекоподобными властителями громов, ветров и солнца - и самые малые, самые слабые, самые невинные явления природы и натуры человеческой. Как писал в прошлом веке знаток русских пословиц и обрядов И. М. Снегирев, славянское язычество - это обожествление стихий. Ему вторил великий русский этнограф Ф. И. Буслаев:

«Язычники породнили душу со стихиями…»

И пусть ослабела в нашем славянском роде память о Радегасте, Белбоге, Полеле и Позвизде, но и по сю пору шутят с нами лешие, помогают домовые, озоруют водяные, соблазняют русалки - и в то же время умоляют не забывать тех, в кого истово верили наши предки. Кто знает, может быть, эти духи и боги и впрямь не исчезнут, будут живы в своем вышнем, заоблачном, божественном мире, если мы их не позабудем?..

Елена Грушко,

Юрий Медведев , лауреат Пушкинской премии

АЛАТЫРЬ-КАМЕНЬ

Всем камням отец

Поздним вечером вернулись охотники из Перуновой пади с богатой добычей: двух косуль подстрелили, дюжину уток, а главное - здоровенного вепря, пудов на десять. Одно худо: обороняясь от рогатин, разъяренный зверь распорол клыком бедро юному Ратибору. Отец отрока разодрал свою сорочку, перевязал, как мог, глубокую рану и донес сына, взвалив на могучую спину, до родного дома. Лежит Ратибор на лавке, стонет, а кровь-руда все не унимается, сочится-расплывается красным пятном.

Делать нечего - пришлось отцу Ратибора идти на поклон к знахарю, что жил одиноко в избушке на склоне Змеиной горы. Пришел седобородый старец, рану оглядел, зеленоватой мазью помазал, приложил листьев и травушек пахучих. И велел всем домочадцам выйти из избы. Оставшись вдвоем с Ратибором, знахарь склонился над раной и зашептал:

На море на Окияне, на острове Буяне

Лежит бел-горюч камень Алатырь.

На том камне стоит стол престольный,

На столе сидит красна девица,

Швея-мастерица, заря-заряница,

Держит иглу булатную,

Вдевает нитку рудо-желтую,

Зашивает рану кровавую.

Нитка оборвись - кровь запекись!

Водит знахарь над раною камушком самоцветным, в свете лучины гранями играющим, шепчет, закрыв глаза…

Две ночи и два дня проспал беспросыпно Ратибор. А когда очнулся - ни боли в ноге, ни знахаря в избе. И рана уже затянулась.

По преданиям, камень Алатырь существовал еще до начала мира. На остров Буян посреди моря-окияна он упал с неба, и на нем были начертаны письмена с законами бога Сварога.

Остров Буян - возможно, так в средние века называли современный остров Рюген в Балтийском (Алатырском море). Тут возлежал волшебный камень Алатырь, на который садится красная девица Заря, прежде чем расстелить по небу свою розовую фату и пробудить весь мир от ночного сна; тут росло мировое древо с райскими птицами. Позднее, в христианские времена, народное воображение поселило на том же острове и Богородицу вместе с Ильей-пророком, Егорием Храбрым и сонмом святых, а также самого Иисуса Христа, царя небесного.

Под Алатырь-камнем сокрыта вся сила земли русской, и той силе конца нет. «Голубиная книга», объясняющая происхождение мира, утверждает, что из-под него истекает живая вода. Именем этого камня скрепляется чародейное слово заклинателя:

«Кто сей камень изгложет, тот мой заговор превозможет!»

Одно из преданий связано с праздником Воздвижения (14/27 сентября), когда все змеи скрываются под землю, кроме тех, что укусили кого-нибудь летом и обречены замерзнуть в лесах. В этот день змеи собираются кучами в ямах, яругах и пещерах и остаются там на зимовье вместе со своею царицей. Среди них является пресветлый камень Алатырь, змеи лижут его и с того бывают и сыты, и сильны.

Некоторые исследователи уверяют, что Алатырь - это балтийский янтарь. Древние греки называли его электрон и приписывали ему самые чудодейственные лечебные свойства.

Светящиеся черепа

Жила-была девушка-сиротка. Мачеха ее невзлюбила и не знала, как со свету сжить. Как-то раз говорит она девушке:

Хватит тебе задаром хлеб есть! Ступай к моей лесной бабке, ей поденщица нужна. Сама себе на жизнь будешь зарабатывать. Иди прямо сейчас и никуда не сворачивай. Как увидишь огни - там и бабкина изба.

А на дворе ночь, темно - хоть глаз выколи. Близок час, когда выйдут на охоту дикие звери. Страшно стало девушке, а делать нечего. Побежала сама не зная куда. Вдруг видит - забрезжил впереди лучик света. Чем дальше идет, тем светлей становится, словно костры невдалеке разожгли. А через несколько шагов стало видно, что не костры это светятся, а черепа, на колья насаженные.

Глядит девушка: кольями поляна утыкана, а посреди поляны стоит избушка на курьих ножках, кругом себя поворачивается. Поняла она, что мачехина лесная бабка - не кто иная, как сама Баба-яга.

Повернулась бежать куда глаза глядят - слышит, плачет кто-то. Смотрит, у одного черепа из пустых глазниц капают крупные слезы.

О чем ты плачешь, кощь человеческая? - спрашивает она.

Как же мне не плакать? - отвечает череп. - Был я некогда храбрым воином, да попался в зубы Бабе-яге. Бог весть, где истлело тело мое, где валяются мои костыньки. Тоскую по могилке под березонькой, но, видно, не знать мне погребения, словно последнему злодею!

Пожалела их девушка, взяла острый сучок и вырыла под березой глубокую ямину. Сложила туда черепа, сверху землей присыпала, дерном прикрыла.

Поклонилась девушка до земли могилке, взяла гнилушку - и ну бежать прочь!

Баба-яга вышла из избушки на курьих ножках - а на поляне темно, хоть глаз выколи. Не светятся глаза черепов, не знает она, куда идти, где беглянку искать.

А девушка бежала до тех пор, пока не погасла гнилушка, а над землей не взошло солнце. Тут она и встретилась на лесной тропе с молодым охотником. Приглянулась ему девица, взял он ее в жены. Жили они долго и счастливо.

Баба-яга (Яга-Ягинишна, Ягибиха, Ягишна) - древнейший персонаж славянской мифологии. Раньше верили, что Баба-яга может жить в любой деревне, маскируясь под обычную женщину: ухаживать за скотом, стряпать, воспитывать детей. В этом представления о ней сближаются с представлениями об обычных ведьмах. Но все-таки Баба-яга - существо более опасное, обладающее куда большей силою, чем какая-то ведьма. Чаще всего она обитает в дремучем лесу, который издавна вселял страх в людей, поскольку воспринимался как граница между миром мертвых и живых. Не зря же ее избушка обнесена частоколом из человеческих костей и черепов, и во многих сказках Баба-яга питается человечиной, да и сама зовется «костяная нога». Так же, как и Кощей Бессмертный (кощь - кость), она принадлежит сразу двум мирам: миру живых и миру мертвых. Отсюда ее почти безграничные возможности.

Попариться захотелось

Один мельник вернулся домой с ярмарки за-полночи и решил попариться. Разделся, снял, как водится, нательный крестик и повесил его на гвоздик, залез на полок - и вдруг явился в чаду и дыму страшный мужик с огромными глазами и в красной шапке.

А, попариться захотелось! - прорычал баенник. - Забыл, что после полуночи баня - наша! Нечистая!

И ну хлестать мельника двумя огромными раскаленными вениками, пока тот не упал в беспамятстве.

Когда уже к рассвету пришли в баню домочадцы, встревоженные долгим отсутствием хозяина, еле-еле привели его в чувство! Долго трясся он от страха, даже голос потерял, и с тех пор ходил мыться-париться не иначе как до захода солнца, каждый раз читая в предбаннике заговор:

Встал, благословясь, пошел, перекрестясь, из избы дверьми, со двора воротами, вышел в чистое поле. Есть в том поле сухая поляна, на той поляне трава не растет, цветы не цветут. И так же у меня, раба Божия, не было бы ни чирия, ни вереда, ни баенной нечисти!

Баня всегда имела огромное значение для славянина. В нелегком климате это было лучшее средство избавиться от усталости, а то и изгнать болезнь. Но в то же время это было таинственное место. Здесь человек смывал с себя грязь и хворь, а значит, оно само по себе становилось нечистым и принадлежало не только человеку, но потусторонним силам. Но ходить мыться в баню должен всякий: кто не ходит, тот не считается добрым человеком. Даже банище - место, где баня стояла, - почиталось опасным, и строить на нем жилое, избу либо амбар, не советовали. Ни один добрый хозяин не решится поставить на месте сгоревшей бани избу: либо одолеют клопы, либо мышь испортит весь скарб, а там жди и нового пожара! За много веков накопилось множество поверий и легенд, связанных именно с баней.

Как и во всяком месте, здесь обитает свой дух. Это банный, банник, байник, баинник, баенник - особая порода домовых, недобрый дух, злобный старикашка, облаченный в липкие листья, отвалившиеся от веников. Впрочем, он легко принимает облик вепря, собаки, лягушки и даже человека. Вместе с ним здесь обитают его жена и дети, но встретить в бане можно и овинников, и русалок, и домовых.

Банник со всеми своими гостями и челядью любит попариться после двух, трех, а то и шести смен людей, а моется он только грязной водой, стекшей с людских тел. Свою красную шапку-невидимку он кладет сушиться на каменку, ее даже можно украсть ровно в полночь - ежели кому повезет. Но тут уж нужно бежать как можно скорее в церковь. Успеешь добежать, прежде чем банник проснется, - будешь обладать шапкой-невидимкой, иначе же банник догонит и убьет.

Добиваются расположения баенника тем, что оставляют ему кусок ржаного хлеба, густо посыпанного крупной солью. Полезно также оставлять в кадушках немного воды и хоть маленький кусочек мыла, а в углу - веник: баенники любят внимание и заботу!

Хрустальная гора

Один человек заблудился в горах и уже решил, что настал ему конец. Обессилел он без пищи и воды и готов был кинуться в пропасть, чтобы прекратить свои мучения, как вдруг явилась ему красивая синяя птичка и начала порхать перед его лицом, удерживая от опрометчивого поступка. А когда увидела, что человек раскаялся, полетела вперед. Он побрел следом и вскоре увидел впереди хрустальную гору. Одна сторона горы была белая, как снег, а другая черная, как сажа. Хотел человек взобраться на гору, но она была такая скользкая, словно покрыта льдом. Пошел человек кругом горы. Что за чудо? С черной стороны дуют свирепые ветры, клубятся над горой черные тучи, воют злые звери. Страх такой, что жить неохота!

Из последних сил влез человек на другую сторону горы - и от сердца у него тотчас отлегло. Здесь стоит белый день, поют сладкоголосые птицы, на деревьях растут сладкие плоды, а под ними струятся чистые, прозрачные ручьи. Путник утолил голод и жажду и решил, что попал в самый Ирий-сад. Солнышко светит и греет так ласково, так приветливо… Рядом с солнцем порхают белые облака, а на вершине горы стоит седобородый старец в великолепных белых одеждах и отгоняет облака от лика солнечного. Рядом с ним увидел путник ту самую птичку, которая спасла его от смерти. Птица спорхнула к нему, а вслед за ней явился крылатый пес.

Садись на него, - сказала птица человеческим голосом. - Он донесет тебя домой. И больше никогда не дерзай лишить себя жизни. Помни, что удача всегда придет к смелому и терпеливому. Это так же верно, как то, что на смену ночи придет день, а Белбог одолеет Чернобога.

Белбог у славян - воплощение света, божество добра, удачи, счастья, блага.

Первоначально его отождествляли со Святовидом, но затем он сделался символом солнца.

Обитает Белбог на небесах и олицетворяет светлый день. Своим волшебным посохом сгоняет стада белых облаков, чтобы открыть путь светилу. Белбог непрестанно борется с Чернобогом, подобно тому, как день борется с ночью, а добро - со злом. Никто и никогда не одержит окончательной победы в этом споре.

Согласно некоторым сказаниям, Чернобог обитает на севере, а Белбог - на юге. Они дуют поочередно и порождают ветры. Чернобог - отец северного ледяного ветра, Белбог - теплого, южного. Ветры летят навстречу друг другу, то один одолевает, то другой - и так во все времена.

Святилище Белбога в дремучей древности находилось в Арконе, на балтийском острове Руген (Руян). Оно стояло на холме, открытом солнцу, а многочисленные золотые и серебряные украшения отражали игру лучей и даже ночью озаряли храм, где не было ни единой тени, ни единого мрачного уголка. Жертвы Белбогу приносили веселием, играми и радостным пированием.

На старинных фресках и картинах изображали его в виде солнца на колесе. Солнце - голова бога, ну а колесо - тоже солярный, солнечный символ - его тело. В песнопениях в его честь повторялось, что солнце - это око Белбога.

Однако это отнюдь не было божество безмятежного счастья. Именно Белбога призывали славяне на помощь, когда отдавали какое-то спорное дело на разрешение третейского суда. Именно поэтому его часто изображали с раскаленным железным посохом в руках. Ведь частенько на божьем суде правоту свою приходилось доказывать, беря в руки раскаленное железо. Не оставит оно на теле огненного следа - значит, человек невинен.

Служат Белбогу солнечный пес Хорс и птица Гамаюн. В образе синей птицы Гамаюн выслушивает божественные прорицания, а потом является людям в виде птицедевы и пророчит им судьбу. Поскольку Белбог - светлое божество, то и встреча с птицей Гамаюн сулит счастье.

Подобное божество известно не только славянам. У кельтов был такой же бог - Белениус, а сына Одина (германская мифология) звали Бальдр.

БЕРЕГИНЯ

Золото берегинь

Пошел пригожий молодец в лес - и видит: на ветвях большой березы качается красавица. Волосы у нее зеленые, будто березовые листья, а на теле и нитки нет. Увидала красавица парня и засмеялась так, что у него мурашки по коже побежали. Понял он, что это не простая девушка, а берегиня.

«Плохо дело, - думает. - Надо бежать!»

Только поднял руку, надеясь, что перекрестится - и сгинет сила нечистая, но дева запричитала:

Не гони меня, жених ненаглядный. Слюбись со мною - и я тебя озолочу!

Начала она трясти березовые ветки - посыпались на голову парня круглые листочки, которые превращались в золотые и серебряные монетки и падали на землю со звоном. Батюшки-светы! Простак отродясь столько богатства не видал. Прикинул, что теперь непременно избу новую срубит, корову купит, коня ретивого, а то и целую тройку, сам с ног до головы в новье обрядится и присватается к дочке самого богатого мужика.

Не устоял парень перед искушением - заключил красавицу в объятия и ну с ней целоваться-миловаться. Время до вечера пролетело незаметно, а потом берегиня сказала:

Приходи завтра - еще больше золота получишь!

Пришел парень и завтра, и послезавтра, и потом приходил не раз. Знал, что грешит, зато в одну неделю доверху набил золотыми монетами большой сундук.

Но вот однажды зеленовласая красавица пропала, будто и не было ее. Вспомнил парень - да ведь Иван Купала миновал, а после этого праздника в лесу из нечистой силы только лешего встретишь. Ну что ж, былого не воротишь.

Поразмыслив, решил он со сватовством погодить, а пустить богатства в оборот и сделаться купцом. Открыл сундук… а он доверху набит золотыми листьями берез.

С той поры сделался парень не в себе. До самой старости бродил от весны до осени по лесу в надежде встретить коварную берегиню, но больше она не появлялась. И все слышался, слышался ему переливчатый смех да звон золотых монет, падающих с березовых ветвей…

И поныне кое-где на Руси опавшую листву так и зовут - «золото берегинь».

Древние славяне полагали, что Берегиня - это великая богиня, породившая все сущее.

Некоторые ученые считают, что название «берегиня» сходно с именем громовержца Перуна и со старославянским словом «пръ(здесь ять)гыня» - «холм, поросший лесом». Но вероятно и происхождение от слова «берег». Ведь ритуалы по вызыванию, заклинанию берегинь свершались обычно на возвышенных, холмистых берегах рек.

Согласно народным поверьям, в берегинь обращались просватанные невесты, умершие до свадьбы. Например, те девушки, которые покончили с собой из-за измены коварного жениха. Этим они отличались от русалок-водяниц, которые всегда живут в воде, там и рождаются. На Русальной, или Троицкой, неделе, в пору цветения ржи, берегини появлялись с того света: выходили из-под земли, спускались с небес по березовым ветвям, выныривали из рек и озер. Они расчесывали свои длинные зеленые косы, сидя на бережку и глядясь в темные воды, качались на березках, плели венки, кувыркались в зеленой ржи, водили хороводы и заманивали к себе молодых красавцев.

Но вот заканчивалась неделя плясок, хороводов - и берегини покидали землю, чтобы опять вернуться на тот свет.

Откуда взялись бесы?

Когда Бог сотворил небо и землю, он жил один. И стало ему скучно.

Однажды увидел он в воде свое отражение и оживил его. Но двойник - его имя было Бес - оказался упрямцем и гордецом: немедленно вышел из-под власти своего создателя и стал приносить только вред, препятствуя всем добрым намерениям и начинаниям.

Бог сотворил Беса, а Бес - бесенят, чертят и прочую нечисть.

Долго сражались они с ангельским воинством, но наконец Богу удалось справиться с нечистой силой и свергнуть ее с небес. Одни - зачинщики всей смуты - угодили прямиком в пекло, другие - шкодливые, но менее опасные - были сброшены на землю.

Бес - старинное наименование злобного божества. Происходит оно от слова «беда», «бедствовать». «Бес» - приносящий беду.

Бесы - общее название всех нечистых духов и чертей (старославянское «черт» означает - проклятый, заклятый, перешедший черту).

Народное воображение издревле рисует бесов черными или темно-синими, с хвостами, рогами, крыльями, а обыкновенные черти обычно бескрылы. На руках и ногах у них когти или копытца. Бесы востроголовы, как птицы сычи, а также хромы. Они сломали себе ноги еще до сотворения человека, во время сокрушительного падения с неба.

Живут бесы повсюду: в домах, омутах, заброшенных мельницах, в лесных чащобах и болотах.

Все бесы обыкновенно невидимы, но они легко обращаются в любых зверей или животных, а также в людей, но непременно хвостатых, которым приходится тщательно прятать эти хвосты от проницательного взора.

Какой бы образ ни принимал на себя бес, его всегда выдает сильный, очень громкий голос с примесью устрашающих и зловещих звуков. Иногда он каркает черным вороном или стрекочет проклятой сорокой.

Время от времени бесы, бесихи (или бесовки) и бесенята собираются на шумные празднества, поют и пляшут. Именно бесы изобрели на погибель роду человеческому и вино, и табачное зелье.

БОЛОТНИКИ и БОЛОТНИЦЫ

Земля со дна океана

Давным-давно, когда Белбог боролся с Чернобогом за власть над миром, Земли еще не было: всю ее сплошь покрывала вода.

Однажды ходил Белбог по воде, смотрит - навстречу ему плывет Чернобог. И решили два врага на время примириться, чтобы создать в этом безбрежном океане хоть островок суши.

Стали они по очереди нырять и наконец-то отыскали на глубине немного земли. Белбог нырял усердно, он поднял на поверхность много земли, а Чернобог скоро оставил эту затею и только сердито смотрел, как обрадованный Белбог начал разбрасывать землю, и всюду, куда она ни падала, возникали материки и острова.

Но Чернобог часть земли затаил за щекой: он по-прежнему хотел создать свой мир, где будет царить зло, и только и ждал, чтобы Белбог отвернулся.

В это мгновение Белбог начал творить заклинания - и на всей земле стали появляться деревья, проклюнулись трава и цветы.

Однако, повинуясь воле Белбога, начали прорастать растения и во рту Чернобога! Крепился он, крепился, надувал, надувал щеки, но наконец не выдержал - и начал выплевывать спрятанную землю.

Так и появились болота: земля пополам с водой, корявые деревца и кусты, жесткая трава.

Болотник (болотяник, болотный) - злой дух болота, где он живет с женой и детьми. Женой его становится дева, утопшая в болоте. Болотник - родич водяного и лешего. Он выглядит как седой старик с широким, желтоватым лицом. Обернувшись монахом, обходит и заводит путника, завлекает его в трясину. Любит гулять по берегу, пугать идущих через болото то резкими звуками, вздохами; выдувая воздух водяными пузырями, громко причмокивает.

Болотник ловко подстраивает ловушки для несведущих: кинет лоскут зеленой травы или корягу, или бревно, - так и манит ступить, а под ним - трясина, глубокая топь! Ну а по ночам выпускает он души детей, утонувших некрещеными, и тогда на болоте перебегают-перемигиваются блудячие синие огоньки.

Болотница - родная сестра русалкам, тоже водяница, только живет она на болоте, в белоснежном цветке кувшинки с котел величиной. Она неописуемо прекрасна, бесстыдна и прельстительна, а в цветке сидит, чтобы спрятать от человека гусиные свои ноги, вдобавок - с черными перепонками. Завидев человека, болотница начинает горько плакать, так что всякому хочется ее утешить, но стоит сделать к ней хоть шаг по болотине, как злодейка набросится, задушит в объятиях и утащит в топь, в пучину.

Чародейная сила

Жила-была в одном селении прекрасная девушка Жданка. От женихов у нее отбою не было! Но самые близкие подружки знали, что больше всех был ей по сердцу Свиреп, сын богатой вдовы-знахарки Невеи. Но отец красавицы прогнал сватов со двора, крикнув им вслед:

Да лучше я отдам ее уродливому, нищему калеке, чем сыну ведьмы!

Понял Свиреп, что Жданка для него навеки потеряна, да и утопился с горя. Жданка по своему милому убивалась страшно! И вот однажды решила навестить несчастную мать Свирепа.

Вошла - да так и ахнула! Лежит на кровати худая, изможденная старушонка. С трудом узнала Жданка красавицу Невею. Пожалела ее, зачерпнула воды резным ковшиком. Приняла Невея ковшик иссохшей рукой, выпила до дна и подает его обратно Жданке:

Возьми, дитятко.

Ох, нельзя, нельзя ничего брать от умирающей ведьмы! Но Жданка этого не знала. Протянула руку - и взяла ковш.

И вдруг… Крыша избы треснула, и в щелях увидела Жданка звездное небо, по которому вихрем мчались черти и нагие бабы с распущенными волосами, верхом на черных кошках да на помелах.