И.А. Бунин – один из немногих писателей-реалистов конца 19 – начала 20 века, прославившийся не только своей прозой, но и поэзией. В 1891 году вышел его первый поэтический сборник, вслед за которым последовали «Листопад» (1901) и «Новые стихотворения» (1902).
Как в прозе, так и в поэзии Бунин придерживался реалистических традиций, выработанных Пушкиным, Фетом, Полонским. У них он учился бережному отношению к слову, простоте, классической ясности и чёткости.
Поэтическое наследие Бунина неоднородно по тематике. Для ранней бунинской поэзии характерна пейзажная лирика. Позднее он всё больше обращается к лирике философской, продолжающей тютчевскую проблематику.
Бунин в разных вариантах высказывал одну и ту же мысль: «Нет, мучительно для меня жить на свете! Всё меня мучает своей прелестью». Слово «прелесть», по мысли писателя, всегда относилось к тому, что как будто неподвластно человеческому выражению: к цветам, деревьям, морю. Напряжённое тяготение к вечной красоте и гармонии – вот что главенствовало уже в ранней лирике Бунина.
Этот художник был одержим страстным желанием понять вечное, прикоснуться к неуловимому, разгадать «поступь высших сил». Конкретные элементы пространства и времени (поле, лес, степь, южные страны или ночь, утро, день, вечер, зима, весна, лето) предстают в обычном своём облике, а одновременно – как часть вселенной, как носители непознанной тайны всемирного бытия.
Постепенно в творчестве Бунина нарастает «звёздная тема». Далёкие светила избраны здесь символом «предвечной красоты и правды неземной». Появляется противопоставление этого прекрасного мира «заблудшей» земле:
Одно только звёздное небо,
Один небосвод недвижим,
Спокойный и благостный, чуждый
Всему, что так мрачно под ним.

Или:
Я вижу ночь: пески среди молчанья
И звёздный свет над сумраком земли.
Традиционное противоречие (свет-тьма) связано со сложными человеческими чувствами. «Неземная красота» бесконечно дорога, но трудно достижима. И поэтому приобщение к ней – всегда возрождение: «…душа, затрепетав, как крылья вольной птицы, Коснулась солнечной поющей высоты!» Прекрасным чувствам сопутствует сияние светил: «И не забыть мне этой ночи звёздной, Когда весь мир любил я для одной».
Поэт затрагивает проблемы добра и зла, любви и ненависти, смысла жизни. Взять хотя бы такие строки:
И забуду я всё – вспомню только вот эти
Полевые пути меж колосьев и трав –
И от сладостных грёз не успею ответить,
К милосердным коленам припав.
Действительно, последние часы земной жизни ожидают каждого из нас. Придут минуты, когда нужно будет вспомнить и подвести итог: «Так ли жил?» Бунинский лирический герой отказывается от славы, денег, чинов… Припоминает только «полевые пути меж колосьев и трав». Живая связь с природой оказалась в жизни самой важной и необходимой. Кто-то может оспорить такой вывод, найти смысл жизни в другом. Но уже то, что поэт побуждает читателя к размышлению о смысле бытия, является очень важным.
По целостному мироощущению Бунин близок Пушкину – по способности к лёгкой грусти, светлой печали. Хотя эти чувства у них имеют разное начало. У Пушкина «сердце вновь горит и любит от того, Что не любить оно не может» («На холмах Грузии»). Бунин видит спасительную энергию в самом течении бытия:
А будут дни – угаснет и печаль,
И засинеет сон воспоминанья,
Где нет уже ни счастья, ни страданья,
А только всепрощающая даль.
Да, Бунин постоянно слышит зов пространств, времён, собственной судьбы, своего познания. И спешит передать: «вдали – и жемчуг и опалы»; «сказать кому-то, Что тянет в эту синеву»; предостеречь: «Когда идёшь над бездной – надо прямо Смотреть в лазурь и свет». В жадном, неостановимом движении к неведомому лирический герой Бунина переживает восхищение и от неожиданных оттенков чувств, и от представших вдруг взору таинств природы.
Философская лирика зрелого Бунина заметно теснит пейзажную. Сам по себе пейзаж остаётся, но его функции становятся иными. В центре внимания поэта оказываются церковные обители и погосты, описание которых настраивает читателей на связь с отошедшими в мир иной предками («Ограда, крест, зелёная могила…», «Растёт, растёт могильная трава», «Настанет день – исчезну я…», «Могильная плита», «Смерть» и т.д.). Вообще, мысль о преемственной связи между прошлым и настоящим, но не в реальном, а каком-то духовном плане проходит сквозь многие поэтические произведения Бунина. Например, в стихотворении «Могила в скале», рассказывая о том, как «в Нубии на Ниле», в заброшенной пещере, «нашли живой и чёткий след ступни», Бунин пишет:
Я, путник, видел это. Я в могиле
Дышал теплом сухих камней. Они
Сокрытое пять тысяч лет хранили…
Тот миг воскрес. И на пять тысяч лет
Умножил жизнь, мне данную судьбою.

Таким образом, произведения Бунина глубоко личностны, тяготеют к философским обобщениям смысла бытия, жизни и смерти, не пре

Свой творческий путь лауреат Нобелевской премии Бунин начал как поэт. На него оказали большое влияние такие поэты, как Никитин, Кольцов, отчасти Некрасов. Они воспевали рус­скую природу, деревню, поэтизировали крестьянство и этим были близки Бунину. Бунина не прельщали эксперименты, по­иски новой техники стихосложения.
Тематика бунинской поэзии не очень разнообразна. В основ­ном это стихи о природе. Стихи на крестьянскую тему почти отсутствуют, если не считать “Деревенский нищий”, в центре которого – образ бездомного старика, замученного нуждой. Редки и гражданские мотивы (“Джордано Бруно”, “Поэт”, “Над моги­лой С. Я. Надсона”).
Ведущее место в поэзии Бунина занимает пейзажная лирика. В ней он отразил приметы природы Орловского края, который страстно любил поэт. Стихи о природе написаны в нежных, мягких тонах и напоминают живописные пейзажи Левитана. Яркий пример словесного пейзажа – стихотворение “Русская весна”. Наблюдательностью, верностью в передаче света, запа­ха, цвета примечательно стихотворение “Высоко полный месяц стоит…”. Пейзажная лирика Бунина выдержана в традициях рус­ской классики (“Осень”, “Осенний пейзаж”, “В степи”).
Ранние стихи Бунина полны ощущения радости бытия, сво­ей соединенности, слитности с природой. В стихотворении “От­тепель” передана гармония поэта и мира:
И, упиваясь красотой,
Лишь в ней дыша полней и шире,
Я знаю, – все живое в мире
Живет в одной любви со мной.
Внешнее описание у Бунина не отличается яркими красками, но насыщено внутренним содержанием. Человек является не на­блюдателем, созерцателем природы, а, говоря словами Тютчева, “мыслящим тростником”, частью природы:
Нет, не пейзаж влечет меня,
Не краски жадный взор подметит,
А то, что в этих красках светит:
Любовь и радость бытия.
Бунина привлекает не статичность, Застылость пейзажа, а вечное изменение состояния. Он умеет уловить красоту отдель­ного мгновения, само состояние перехода. Причем в этом от­дельном мгновении поэт прозревает вечность и неуничтожимость природы (“Зарницы лик, как сновиденье…”, поэма “Листопад”),Любовь к природе нераздельно связана с любовью к родине. Это не открытый, Декларативный патриотизм, а лирически ок­рашенное, разлитое в описаниях картин родной природы чувст­во (“Родина”, “Родине”, “В степи”, цикл “Русь”).
В более поздних стихах отчетливо проступает характерная для бунинской поэзии черта:
… в радости моей – всегда тоска, в тоске всегда – таинственная сладость.
Эта тоска по красоте, гармонии, которых все меньше в окру­жающей жизни. Образы ночного сумрака, тоски осенней сляко­ти, печали заброшенных кладбищ постоянны в стихах, тема которых – разорение дворянских гнезд, гибель барских усадеб (“И снилось мне…”, “Мир опустел… Земля остыла…”).
Не только природа, но и древние легенды, мифы, религиоз­ные предания питают бунинскую поэзию. В них Бунин видит мудрость веков, находит первоосновы всей духовной жизни че­ловечества (“Храм Солнца”, “Сатурн”),
В поэзии Бунина сильны философские мотивы. Любая карти­на – бытовая, природная, психологическая – всегда включена во всеобщее, в мироздание. Стихи пронизаны чувством удивле­ния перед вечным миром и пониманием неизбежности собст­венной смерти (“Одиночество”, “Ритм”).
Стихи Бунина кратки, лаконичны, это лирические миниа­тюры. Его поэзия сдержанна, как будто “холодна”, но это об­манчивая “холодность”. Скорее, это отсутствие патетики, позы, которые внешне выражают “пафос души”.

(Пока оценок нет)

Другие сочинения:

1. В поэзии “серебряного века” Сергей Есенин стоит особняком. Он не принадлежал ни к одному поэтическому движению, не уходил в мистические дали. Ему удалось избежать влияния других поэтов, благодаря чему поэзия его стала одной из самобытнейших. В ней легкость пушкинского стиха Read More ......
2. Мои любимые поэты – Пушкин и Лермонтов. Ими я восхищаюсь, их стихи будят во мне стремление познать мир и себя, увидеть свет там, где тьма, разобраться, где ложь, а где правда. Не такие чувства вызывает во мне поэзия Фета. Я Read More ......
3. Ф. И. Тютчев – гениальный лирик, тонкий психолог, глубокий философ. Певец природы, остро ощущавший космос, прекрасный мастер стихотворного пейзажа, одухотворенного, выражающего эмоции человека. Мир Тютчева полон таинственности. Одна из его загадок – природа. В ней постоянно противоборствуют и сосуществуют две Read More ......
4. Я в этот мир пришел, чтоб видеть Солнце Борис Пастернак как-То писал: “Когда стихает шум эпохи, мы начинаем понимать: за плечами – гиганты”. И действительно, только по прошествии времени мы видим и понимаем гениальность людей, творивших в предыдущую эпоху. Мы Read More ......
5. “Как всякий настоящий, а тем более великий поэт, Лермонтов исповедовался в своей поэзии, и, перелистывая томики его сочинений, мы можем прочесть историю его души и понять его как поэта и человека”, – писал Ираклий Андроников. Талант Лермонтова расцвел в то Read More ......
6. Лермонтов для меня – это прежде всего, еще с детских лет, “Белеет парус одинокий”. Может, потому что эти строки впервые прозвучали на морском берегу, словно звуковым фоном к маленькой белой капельке, мелькавшей на синем горизонте, загадочной и волшебной в утреннем Read More ......
7. Начало XX века в русской литературе было ознаменовано появлением целой плеяды разнообразных течений, веяний, поэтических школ. Самыми выдающимися, оставившими значительный след в истории литературы течениями стали символизм (В. Брюсов, К. Бальмонт, А. Белый), акмеизм (А. Ахматова, Н. Гумилев, О. Мандельштам), Read More ......
8. Самые сокровенные моменты жизни Н. М. Рубцова связаны с написанием стихов. Лейтмотив его произведений: “из души живые звуки в стройный просятся мотив”. Талант этого поэта не смогли заглушить ни голодное детство, ни тяжелые годы войны. Лирика Рубцова совершенно особая. Настроения Read More ......

Основные мотивы лирики И. А. Бунина

Иван Алексеевич Бунин входит в число признанных классиков русской литературы. Мало того, его имя известно и за рубежом, ведь долгие годы поэт и писатель был вынужден жить в изгнании. Многие знают его исключительно как писателя, между тем начинал он в качестве поэта. Лирика Бунина занимает огромное место в его творчестве.

Иван Алексеевич Бунин: детство

Будущий литератор родился в 1870 году, в семье из старинного дворянского рода. Отцу Бунина принадлежало небольшое поместье на Орловщине - там и прошли детские годы маленького Вани. Впечатления тех лет он позднее отразит в своем творчестве, а тихую жизнь в усадьбе будет вспоминать до конца дней. Иван с ранних лет любил читать и стал сам сочинять небольшие стишки. Кроме того, он рос очень артистичным ребенком, что впоследствии помогло ему стать замечательным чтецом.

В десять лет он уехал учиться в гимназию в город, и городская жизнь пришлась ему не по нраву. Тем не менее он выдержал четыре года, а затем попросту не приехал с каникул и его исключили. После этого четырнадцатилетний Иван стал жить в имении бабушки вместе со старшим братом Юлием, который и занимался вплотную образованием Вани. Надо сказать, что братья на всю жизнь сохранили близкие, теплые отношения. Таким образом, и подростковые свои годы Иван Алексеевич провел в любимой деревне среди крестьянских детей, от которых услышал множество интересных историй, позже выраженных им в творчестве.

Начало творческого пути

Первые робкие стихи маленький Ваня написал еще в семь-восемь лет. Тогда он зачитывался Пушкиным, Жуковским, Майковым, Лермонтовым, Фетом. Им он и пытался подражать в своих «виршах». Первые же серьезные стихотворения, которые даже были опубликованы, Иван Алексеевич сочинил в возрасте семнадцати лет. В свет они вышли в одной из санкт-петербургских газет - всего двенадцать штук в течение года. Там же появились и два дебютных рассказа юного автора - «Нефедка» и «Два странника». Иван Алексеевич вступил на путь литераторства.

Писатель или поэт?

Большему количеству населения Иван Алексеевич известен прежде всего как прозаик. «Темные аллеи», «Митина любовь», «Антоновские яблоки» и другие знаковые рассказы его изучаются в школах и университетах. Что уж говорить об обширной автобиографии «Жизнь Арсеньевых»! Но тем не менее сам Бунин считал себя в первую очередь поэтом. Это неслучайно - ведь именно с любви к стихотворным формам началась его страсть к литературе в принципе.

Влияние коллег

В середине 1890-х Бунин познакомился со Львом Николаевичем Толстым - им он восхищался и ранее. Его идеи, характер и взгляды оказали огромное влияние на жизнь Бунина, что проявилось как в его прозе, так и в лирике. Также большое впечатление на автора произвело знакомство с Антоном Чеховым, Максимом Горьким, актерами МХАТа, а также композитором Сергеем Рахманиновым. Нашло отражение в творчестве Бунина и вхождение в московские литературные круги, и вращение среди таких личностей, как Александр Куприн, Константин Бальмонт, Федор Сологуб и других.

Первые сборники

Первый стихотворный сборник Ивана Алексеевича вышел в 1891 году. Назывался он незамудренно - «Стихотворения 1887-1891 гг.», содержал первые, пробные, юношеские стихи, которые восприняты были рецензентами в целом благосклонно. Уже тогда отмечали, насколько точно и живописно начинающий поэт передает красоту природы - первые стихи Бунина принадлежали именно к пейзажной лирике. Говорили и о том, что перед читателями предстал будущий «большой писатель».

Однако настоящей известности, масштабной, те стихотворения Ивану Алексеевичу не принесли. А принесли следующие два сборника: первая книга рассказов 1897 года издания и вторая - стихотворений, вышедшая годом позже (сборник назывался «Под открытым небом»). Тогда Бунин, как говорится, проснулся знаменитым.

«Листопад»

Третья книга стихотворений Ивана Алексеевича увидела свет в 1901 году в московском издательстве. Называлась она «Листопад» и содержала стихи, написанные под впечатлением от общения с символистами. Отзывы критиков разнились - кто был сдержан, кто восхищался, кто недоумевал. Но два года спустя все по местам расставила Пушкинская премия - ее Ивану Бунину присудили именно за данный сборник.

Особенности поэзии Бунина

Возможно, лирика Бунина не изучается так усердно, как его рассказы и повести, однако она занимает почетное место в русской литературе, что легко подтвердят все литературоведы. В ней множество особенностей, которых не найдешь больше в творчестве ни одного другого автора.

В первую очередь вспомнить нужно о том, в какое время жил Иван Алексеевич - рубеж двух столетий, время поисков себя, что отразилось и в русской литературе. Сколько возникало различных кружков и движений! Футуристы, акмеисты, символисты… Поэты стремились стать новаторами, экспериментировали, искали новые формы слова. Ивана Алексеевича Бунина, в отличие от большинства его коллег, подобное никогда не прельщало. Он остался консерватором в литературе, продолжая воспевать классические русские традиции, продолжая дело своих предшественников - Тютчева, Фета, Лермонтова, Пушкина и прочих.

Лирика в творчестве Бунина занимает важнейшее место. Он писал в «традиционном» стиле, но показывал тем не менее новые грани и возможности стихотворения. Литератор всегда оставался верен один раз и навсегда найденному стилю - четкому, сдержанному, гармоничному. Кажется порой, что язык его сух, однако как удивительно точно передает он и красоту природы, и боль любви, и переживания о жизни… Состояние души автора - вот что впитала в себя лирика Бунина. Ее философичность, лаконизм и изысканность не оставляли равнодушными и читателей, и многих его коллег-литераторов, и критиков, восхищавшихся способностью Ивана Алексеевича чувствовать и передавать слово. О его чувстве языка и великом мастерстве говорили повсеместно.

Еще одна характерная особенность лирики Бунина в том, что даже показывая отрицательные грани жизни, задумываясь об этом, он не дает себе права судить кого-либо. Он лишь предоставляет читателю право решать самому, «что такое хорошо, а что такое плохо». Его поэзия реальна, не зря же принято называть Ивана Алексеевича продолжателем чеховского реализма.

Если говорить об особенностях поэтики стихотворений Бунина, можно выделить следующее: сохранение традиций девятнадцатого века, точное употребление эпитетов (ими изобилует его лирика), простота и естественность слова (оно будто живое в его стихах), присутствие экзистенциальных мотивов даже в стихотворениях на другие темы, непременное использование стилистических фигур и приемов, таких как звукопись, оксюморон, метафоры, олицетворения, уже упомянутые эпитеты и многие другие. Он активно применяет и синонимы, как бусины, нанизывает слова одно на другое, чтобы у читателя сложилась яркая картинка.

Темы лирики Бунина

Условно говоря, стихотворения Ивана Алексеевича Бунина можно разделить на три большие части - пейзажные, философские и любовные. Конечно, он касался и других тем в своем творчестве, но именно эти три преобладают в лирике Ивана Бунина.

Пейзажная лирика

Именно с пейзажных стихотворений начал свой творческий путь Иван Бунин. Стихи пейзажной лирики Бунина обладают невероятной выразительностью, они настолько живописны, что кажется - ты смотришь на картину, а не читаешь текст. Недаром коллеги Бунина отзывались о нем, как о творце природы, говорили, что в изображении пейзажа он схож с Левитаном, что, кроме него, мало кто чувствует и понимает природу, как он. Пожалуй, это правда - по Бунину, природа единственно гармонична, она является неотъемлемой частью жизни человека. Только в ней и есть красота, которая способна исцелить человечество - таков закон стихов пейзажной лирики Бунина.

Наиболее часто используется поэтом образ осени и русского леса. Лес для него - точно музыка, которую он поет с огромной любовью, поэтому и все его стихи - музыкальны. В изображении пейзажей у Бунина встречается множество различных цветов и звуковых эффектов, точно подобранных эпитетов, олицетворений, метафор, помогающих автору создать удивительно точные образы. Лирического героя здесь нет, все внимание сосредоточено на красоте природы.

Очень часто Бунин показывает ночные пейзажи, поскольку ночь - его любимое время суток. Ночью уснувшая природа кажется волшебной, манящей, очаровывает еще более - именно поэтому много стихотворений посвящено ночи. Как правило, в большей части его стихов встречаются, помимо ночи и леса, образы неба, звезд, бескрайних степей. Сочиняя пейзажную лирику, поэт видел перед собой любимую Орловщину, где прошло его детство.

Философская лирика

Пейзажная лирика Бунина постепенно уступила место философской, вернее, плавно перетекла в нее. Началось это на рубеже веков, с начала нового столетия. Тогда поэт сильно увлекался Кораном, читал Библию, что, разумеется, не могло не отразиться в его произведениях.

Философская лирика Бунина говорит о жизни и о смерти. Бунин хотел разобраться, почему случается какое-либо событие, он размышлял о вечном - о добре и зле, о правде, о памяти, о прошлом и настоящем. В этот период в его стихотворениях можно найти множество обращений к истории разных стран. Он интересовался легендами Востока, античной Греции, божествами, христианством. Одиночество и обреченность, вечность, человеческая судьба - эти темы также нередки в философской лирике Бунина. Он стремился в своих стихотворениях понять смысл жизни - и характерной при этом становится связь философских стихотворений с пейзажными: именно в любви к природе и почитании ее поэт находил спасение для человеческой души.

Философская лирика Ивана Алексеевича отличается особой атмосферой - абсолютной тишиной. Когда читаешь стихотворения этой тематики, кажется, что даже воздух перестает колебаться. В переживания лирического героя (здесь он присутствует) погружаешься полностью, им отдаешься, как своим собственным. Такая тишина, по Бунину, нужна, чтобы иметь возможность слышать Бога, который является носителем Света, Истины и Любви. О Боге и библейских мотивах написано немало стихотворений автора.

Любовная лирика

Стихи о любви в творчестве Ивана Алексеевича Бунина представлены несколько в меньшем количестве, но тем не менее играют большую роль среди его произведений. Давным-давно любовную лирику Бунина определили как трагедийную - пожалуй, это наиболее емкое и точное определение.

Любовь для Ивана Алексеевича - самое сокровенное, важное, главное, то, ради чего стоит жить на земле. Он абсолютно уверен в существовании настоящей любви, и, хотя много стихотворений посвящено у него любовным страданиям, о взаимной, счастливой любви он пишет тоже, хоть и реже. Одним из основных мотивов любовной лирики Бунина считается одиночество, неразделенность любви, невозможность испытать счастье. Она потому и трагедийна, что преобладают в ней мысли о том, что не сбылось, воспоминания об ушедшем, сожаления о потерянном, непрочность человеческих взаимоотношений.

Соприкасается любовная лирика Бунина и с философской - любовь и смерть, и с пейзажной - любовь и красота природы. Бунин пессимистичен - в его стихотворениях счастье не может жить долго, за любовью следует либо разлука, либо смерть, благополучного исхода не дано. Однако любовь - все равно счастье, поскольку это высшее, что может познать в жизни человек. При этом сам поэт в личной жизни после нескольких неудачных попыток все же обрел семейное счастье и жену, до конца его дней поддерживавшую его во всем.

Как и в любой другой, в любовной лирике Бунина есть ряд особенностей. Это, например, избегание красивых фраз, использование природы в роли наблюдателя за любовными страданиями, упоминание весны (любимого времени года поэта) как символа любви, открытый протест против несовершенства мироздания, непременное соединение духовного и телесного (невозможно узнать душу, не постигнув плоти). При этом в поэзии Бунина нет ничего постыдного или пошлого, она святая и остается для него великим таинством.

Иные мотивы лирики Бунина

Помимо вышеозвученных тем, в творчестве Ивана Алексеевича присутствуют следующие: гражданская лирика - стихотворения о тяжелой судьбе простого народа; тема Родины - ностальгия по старой России, стихотворения на подобные темы нередки для эмигрантского периода творчества поэта; тема свободы, истории и человека; тема поэта и поэзии - предназначение поэта в жизни.

Иван Алексеевич Бунин внес большой вклад в развитие русской литературы. Не зря именно он стал первым русским литератором, получившим Нобелевскую премию - по сути, мировое признание. Как прозу, так и поэзию Бунина должен знать каждый человек, особенно если он считает себя ценителем литературы.

Билет №1

Билет №2

Билет №3

Билет №5

Билет №6.

Билет №7

Билет №8

Билет №9

1.Эстетические и формальные эксперименты русских футуристов (И. Северянин, В. Хлебников, Б. Шкловский, Б. Эйхенбаум, Ю. Тынянов). Выразительное чтение 1 стихотворения наизусть (по выбору).

Футуризм (от лат. Futurum - будущее) возник почти одновременно в Италии и России.Впервые русский футуризм проявил себя публично в 1910 г., когда вышел в свет первый футуристический сборник «Садок судей». Вместе с В.В.Маяковским и А.Е.Крученых эти поэты вскоре составили наиболее влиятельную в новом течении группировку кубофутуристов, или поэтов «Гилеи». Генетически литературный футуризм теснейшим образом связан с авангардными художественными группировками 1910-х гг. («Бубновый валет», «Ослиный хвост», «Союз молодежи»). Многие футуристы совмещали литературную практику с занятиями живописью (братья Бурлюки, Елена Гуро, А.Е.Крученых, В.В.Маяковский и др.).

Вслед за художниками-авангардистами поэты «Гилеи» обратились к формам художественного примитива, стремились к утилитарной полезности искусства и в то же время попытались освободить слово от внелитературных задач, сосредоточившись на формальных экспериментах.

Футуризм претендовал на вселенскую миссию: в качестве художественной программы была выдвинута утопическая мечта о рождении сверхискусства, способного преобразить мир. В своем эстетическом проектировании футуристы опирались на новейшие научные и технологические достижения. Стремление к рациональному обоснованию творчества с опорой на фундаментальные науки - физику, математику, филологию - отличало футуризм от других модернистских течений. Так, например, В.В.Хлебников пытался предложить человечеству новый универсальный язык и открыть «законы времени».

Мироздание во всей безбрежности пространства и времени воспринималось футуристами как аналог грандиозной сценической площадки. Грядущая революция была желанна потому, что воспринималась как своего рода массовое художественное действо, вовлекающее в игру весь мир. После Февральской революции 1917 г. футуристы «Гилеи» и близкие к ним художники авангарда образовали воображаемое «Правительство Земного Шара».

Программным для футуристов стал эпатаж обывателя («Пощечина общественному вкусу» - название футуристического альманаха). Как любое авангардное художественное явление, футуризм более всего страшился равнодушия и «профессорской» сдержанности. Необходимым условием его существования стала атмосфера литературного скандала, освистывания и осмеяния. Оптимальной для футуристов читательской реакцией на их творчество была не похвала и не сочувствие, но агрессивное неприятие, истерический протест. Именно такую реакцию со стороны публики провоцировали намеренные крайности в поведении футуристов. Вызывающе оформлялись публичные выступления футуристов: начало и конец выступлений отмечались ударами гонга, К. С. Малевич являлся с деревянной ложкой в петлице, В. В. Маяковский - в «женской» по тогдашним критериям желтой кофте, А. Е. Крученых носил на шнуре через шею диванную подушку и т.п.

В формально-стилевом отношении поэтика футуризма развивала и усложняла символистскую установку на обновление поэтического языка. Футуристы не только обновляли значения слов, но и резко изменили сами отношения между смысловыми опорами текста, а также гораздо энергичнее использовали композиционные и даже графические эффекты. Главный технический принцип их работы - принцип «сдвига», канон «сдвинутой конструкции». Лексическое обновление достигалось, например, депоэтизацией языка, введением стилистически «неуместных» слов, вульгаризмов, технических терминов. Слово у футуристов лишалось ореола неприкосновенности, оно опредмечивалось, его можно было дробить, переиначивать, создавать новые комбинации морфологических и даже фонетических элементов.

Делались попытки ввести «телеграфный» синтаксис (без предлогов), использовать в речевой «партитуре» музыкальные и математические знаки, графические символы. Гораздо большее значение, чем поэты-предшественники, футуристы придавали визуальному воздействию текста. Отсюда разнообразные эксперименты с фигурным расположением слов и частиц слов, использование разноцветных и разномасштабных шрифтов, обыгрывание фактуры самого полиграфического материала (частные проявления «визуализации» стиха - их издание на обойной бумаге, расположение строчек «лесенкой», выделение особыми шрифтами отдельных эпитетов внутренних рифм, важнейших слов).

Футуризм оказался творчески продуктивен: он заставил переживать искусство как проблему, изменил отношение к проблеме понятности-непонятности в искусстве. Важное следствие футуристических экспериментов - осознание того, что непонимание или неполное понимание в искусстве - не всегда недостаток, а порой необходимое условие полноценного восприятия.

Билет №10.

Билет№11.

1. «Мысль семейная» в романе М.А. Шолохова «Тихий Дон».

«Меня спросили – как я могу соединить лирику и большую грубость. Тогда я сказал: "Хорошо, я буду, если хотите, как бешеный, если хотите, буду самым нежным, не мужчина, а облако в штанах"» - В. Маяковский о поэме.

Поэма мысленно разделена на 4 части. Каждая часть как бы озаглавлена Маяковским одним из четырёх девизов: “Долой вашу любовь!”, “Долой ваше искусство!”, “Долой ваш строй!”, “Долой вашу религию”. Каждая часть поэмы выражает определенную идею. Но саму поэму нельзя строго делить на главы, в которых последовательно выражены четыре крика «Долой!». Поэма вовсе не разграфлена на отсеки со своим «Долой!», а представляет собой целостный, страстный лирический монолог, вызванный трагедией неразделенной любви. Переживания лирического героя захватывают разные сферы жизни, в том числе и те, где господствуют безлюбая любовь, лжеискусство, преступная власть, проповедуется христианское терпение. Движение лирического сюжета поэмы обусловлено исповедью героя, временами достигающей высокого трагизма.

Первая часть поэмы – о трагической неразделенной любви поэта. Она содержит невиданной силы ревность, боль, взбунтовались нервы героя. Автор поэмы мучительно спрашивает: «Будет любовь или нет? Какая – большая или крошечная?» Вся глава – это не трактат о любви, а выплеснутые наружу переживания поэта. В главе отражены эмоции лирического героя. Его представления о любви вызывающе, полемично откровенные и эпатирующие. Для лирического героя любовь равнозначна самой жизни. Лирика и грубость здесь внешне противоречат друг другу, но с психологической точки зрения реакция героя объяснима: его грубость – это реакция на отвержение его любви, это защитная реакция.

Через всю третью главу проходит тема крушения старого мира. В революции Маяковский видит способ покончить с этим ненавистным строем и призывает к революции – к этому кровавому, трагичному и праздничному действу, которое должно выжечь пошлость и серость жизни. Автор поэмы прозревает грядущее будущее, где не будет безлюбой любви, буржуазной рафинированной поэзии, буржуазного строя и религии терпения. И сам он видит себя «тринадцатым апостолом». Герой стремится переплавить свою неутоленную боль, он как бы поднимается на новую высоту в своих личных переживаниях, стремясь уберечь будущее от унижений, выпавших на его долю. И он прозревает, чем закончится его горе и горе многих – «шестнадцатым годом». Герой проходит в поэме тягостный путь взлетов и падений. Это стало возможным потому, что сердце его полно самых глубоких личных переживаний.

Лирический герой поэмы – «красивый двадцатидвухлетний». С максимализмом входящего в жизнь молодого человека выражена в поэме мечта о времени, лишенном страданий, о грядущем бытии, где восторжествуют «миллионы огромных чистых любовей». Тема личных потрясений перерастает в прославление будущего счастья.

Билет№12.

Билет№14

Билет№17.

Билет№18.

Билет№19.

Билет№20.

Билет №21

Билет№22.

Билет№23.

Билет №24

Билет №25

Билет №1

1. Русская литература XX века в контексте мировой культуры. Основные этапы её развития.

Основной причиной возникновения русской эмиграции в 1917-1925 годы является неприятие революции октября 1917 года, страх перед ее кровавыми расправами со "старым" миром, гибель белого движения, гражданская война, в огне которой было уничтожено 9 миллионов человек.

Главным «водоразделом» в литературе была политика идеологического единомыслия, которая воцарилась в России. Расстрел в 1921 году поэта Николая Гумилева стал сигналом для русских литераторов Многие писатели и поэты, несогласные с властью большевиков, уехали за границу, некоторых туда сослали насильно. Так, волею случая, за рубежом оказалось много русских прозаиков: Бунин, Куприн, Толстой (правда, он скоро вернулся) Шмелев, Мережковский, Замятин, Зайцев и другие. Обретение свободы, пусть относительной и неполной, было главным достоянием литературы зарубежья. Они не порвали связи с русскими традициями, но вынуждены были порвать с «новой» русской жизнью.

Литература Русского Зарубежья – впечатляющий, можно сказать, единственный пример в мировой культуре. В европейских столицах образуются литературные центры, организуются издательства, выходят многочисленные газеты и журналы. Наиболее знаменитыми были газета парижские «Последние новости» (1921-1940), журналы «Русская мысль» (София-Прага-Париж, 1921-1927) и «Современные записки» (Париж, 1920-1940). 70 томов этого журнала представляют едва ли не всю литературу первой волны эмиграции –произведения Бунина, Куприна, Шмелева, Цветаевой и др. С 1942, после исхода значительной части эмиграции за океан, в Нью-Йорке начинает выходить литературно-художественный журнал «Новый журнал», а затем организуется издательство имени Чехова.

Литература русской эмиграции именно как литература существовала, потому что за рубежом оказалось от 2,5 до 3 миллионов россиян, то есть был массовый читатель, была сеть издательств, газет, журналов, библиотек. Имелись издания для читателей различной подготовленности и разных эстетических запросов («свой» читатель был у Бунина, «свой» у Набокова), для сторонников тех или иных партий: от меньшевиков до монархистов. Но зарубежная литература была обречена на очень короткое существование.

Но пока она жила, она продолжала развиваться. В специфических для неё условиях, в отрыве от природы, родного языка. Но для «стариков», чей метод сформировался ещё в дореволюционной России, характерна безоговорочная ориентация на классику, даже прямое обращение к великим русским писателям прошлого: «О Чехове» Бунина, «Мой Пушкин» Цветаевой. Консерватизм, традиционность характерны для ведущих писателей Русского зарубежья: Бунина, Куприна, Шмелева, Зайцева.

Можно выделить три основных функции русской литературной эмиграции:

Стремление влиять на общественную жизнь в Советской России, добиваясь политических перемен;

Осмысление трагического для человечества опыта социалистической революции в России.

Основные мотивы Лирики Бунина. Лирический герой и его мировоззрение.

Основное направление в поэзии И.А. Бунина - любовь к человеку и к родным местам. Важнейшим мотивом лирики поэта является превосходство естественного бытия над общественной жизнью. «Изменить общество к лучшему можно лишь через сближение с природой, которая является источником нравственного возрождения людей», - именно так считал великий поэт. Очень много стихотворений И.А. Бунин посвятил такому высокому чувству на земле, как любовь. Любовь для него - священное чувство, состояние его души. Поэт показывает и любовь человека к человеку, и любовь к природе, которая сделала его на самом деле счастливым. Поэтический мир И.А. Бунина разнообразен, но именно картины природы раскрывают в его поэзии внутренний мир лирического героя.

Лирический герой Бунина полон печали и тревоги. Его часто охватывают тоска, печаль, однако это не чувства, которые вызывает потеря чего-то конкретного, это философская печаль от текучести времени, от неизбежности старения и умирания всего прекрасного и, вместе с тем, надежды, что жизнь бессмертна. Ещё одна черта лирического героя Бунина – его философские размышления над вечными темами (жизнь, смерть, любовь), однако не он всегда находит ответы на свои вопросы, говоря с самим собой.

Природа возбуждает у лирического героя произведений Бунина не просто переживание красоты, она дает толчок для развития его внутреннего мира. Благодаря особенности Бунина создавать именно чувственные картины читатель видит не только цвета осеннего сада, слышит шум падения листьев, но и чувствует запах антоновских яблок. Все это рождает в душе читателя те же чувства, что и у лирического героя.

Билет №2

1. Основные этапы творческой биографии А.И. Куприна. Тема искусства и мир человеческих чуств в новелле “Гранотовый браслет”. Обучаясь в Александровском военном училище (1888-1890) мечтал стать «поэтом или романистом». Первым литературным опытом Куприна были стихи, оставшиеся неопубликованными. Первое произведение, увидевшее свет, - рассказ «Последний дебют» (1889). Офицерская жизнь, которую он вёл в течение четырёх лет, дала богатый материал для его будущих произведений.

Жизни русской армии посвящена серия рассказов: «Ночлег» (1897), «Ночная смена» (1899), «Поход». В 1894 Куприн вышел в отставку и в следующие годы много странствовал по России, перепробовав множество профессий, жадно впитывая жизненные впечатления, которые стали основой его будущих произведений.

Впечатления о жизни заводов легли в основу рассказа «Юзовский завод» и повести «Молох». В 1897 служил в белорусском Полесье, где появилось вдохновение для таких рассказов как «Лесная глушь» и «Оборотень» (1901) и повести «Олеся».

В 1901 переезжает в Санкт-Петербург, где эти повести начинают приносить ему долгожданную славу и он знакомится с Буниным, Чеховым и Горьким. В Петербурге он много писал. Среди рассказов этих лет выделяются «В цирке» (1902), «На покое» (1902), «Трус» (1903), «Конокрады» (1903), «Мироне житие» (1904), «Корь» (1904). В 1905 вышло наиболее значительное его произведение - повесть «Поединок» , имевшая большой успех. Выступления писателя с чтением отдельных глав «Поединка» стали событием культурной жизни столицы. Его произведения этого времени были весьма благонравны: очерк «События в Севастополе» (1905), рассказы «Штабс-капитан Рыбников» (1906), «Река жизни», «Гамбринус» (1907).

Творчество Куприна в годы между двумя революциями противостояло упадочным настроениям тех лет: цикл очерков «Листригоны» (1907 - 11), рассказы о животных, рассказы «Суламифь», «Гранатовый браслет» (1911). Его проза стала заметным явлением русской литературы начала века.

В 1915 году Куприн завершает работу над повестью «Яма», в которой рассказывает о жизни проституток в российских публичных домах. Повесть подверглась осуждению за излишний, по мнению критиков, натурализм.

Полнота и радость бытия, трактуемые как «бунинская чувственность», не противоречат христианскому мироощущению. Мир, сотворенный Богом, целостен, совершенен, не может не радовать человека и не вызывать у него восхищение. И.А. Бунин особенно глубоко и тонко чувствовал тот «союз любви» и «гармонию», которыми «Бог связал целый мир, состоящий из разнородных частей». «Любовь и радость Бытия как христианская доминанта мироощущения И.А. Бунина опровергает распространенную доктрину о буддийском влиянии на основы мировоззрения художника.

Мотив «сладости» - один из преобладающих в лирическом творчестве поэта, а тропы, образованные от слова «сладость», наиболее частотны в его поэтических произведениях. «Сладость» как вкусовое качество и есть проявление обостренной сенсорной чувственности И.А. Бунина. Однако сладость не связана со вкусом. Сладким у И.А. Бунина может быть запах, звук, свет, имя, ощущение, воспоминание. Следовательно, сладость становится основной характеристикой восприятия человеком «божьего мира», лейтмотивом его поэзии: «Снова сладок божий мир» («Стали дымом, стали выше», 1917), «Так сладок сердцу божий мир» (1947) и т.д. . Перенос этого мировосприятия в сердце человека одушевляет его, переводит из разряда простой тактильной чувственности на духовный уровень. Природный мир И.А. Бунин не воспринимал как «соблазн». Для него природная красота безгрешна.

Одухотворяясь, «сладость» становится характеристикой того мироощущения, которое сам И.А. Бунин называл «райской чувственностью». Больше всего она характерна для натуры художника и присуща лирическому субъекту его поэзии. В богословской литературе понятие «сладость рая» является устойчивым словосочетанием, а сладость «божьего мира» в творческом наследии И.А. Бунина обусловлена «следами» рая в мире и человеке, которые без устали ищет поэт.

Мотивы рая и связанные с ним библейские сюжеты и образы входят в поэзию И.А. Бунина в качестве наиболее значимых в его картине мира.

Рай встречается во многих стихотворениях И.А. Бунина («Потерянный рай», «Древняя обитель супротив луны» и др.), приобретая доминирующее положение в его творческом сознании и получая при этом различное смысловое наполнение. С самого начала в поэзии И.А. Бунина появляется географический рай. Путешествия по Святой Земле и поездка на Цейлон способствовали активизации поиска земного рая в тех местах, где, по разным преданиям, он находился. Стремясь к подлинности, первозданности, И.А. Бунин ищет доказательства на уровне природных символов. Вместе с тем рай воспринимается И.А. Буниным как общая для всех людей прародина человечества. В связи с этим в его поэзии «географический рай» приобретает экзотические черты «рая» Цейлона. Общими становятся мотивы «земли прародителей», «красной глины», из которой был создан Адам, красоты и сладости земного бытия. При этом «тропический рай» И.А. Бунина актуализирует мотив искушения, так как Цейлон воспринимается им как райские места Адама и Евы, где отразилось ощущение постоянной искушающей силы жизни. Для И.А. Бунина эстетически значимой является чувственно переживаемая «география». Странствия по «райским местам» оказываются передвижением и в пространстве, и во времени. Географические реалии «вспоминаются» поэтом-путником, так как уже стали предметом художественного освоения в Библии. Подлинность мест, окружающих лирического повествователя, является главным показателем их значимости, а точность в описании пути – необходимым условием поэтического отражения действительности.

Путешествие И.А. Бунина по святым местам христианства, которое он называл паломничеством, привносят христологическое измерение в поиски его героем «потерянного рая». Способ переживания лирическим субъектом и повествователем событий земной жизни Христа представляет собой синтез памяти культуры, интуиции художника и особого поэтического дара. В результате путешествие «по следам Христа» оказываются для бунинского субъекта «обретением» Христа в Евангелии. Для И.А. Бунина Христос важен как реальный победитель смерти, как победитель Сатаны. Христос осознается им как вечная Сущность мира. Путешествия И.А. Бунина явились и чувственно переживаемым, и духовно осмысленным «возвращением» Адама в «потерянный рай».

Самым частотным пейзажным образом рая в русле библейской и культурной традиции у И.А. Бунина становится сад, который символизирует «вечную и благоуханную красоту» , которую можно чувственно ощущать. И.А. Бунин редко описывает цветущий сад, соответствующий человеческим представлениям о рае. Как правило, поэт изображает сад ранней весной или поздней осенью. В отличие от классической традиции, осенний или весенний сад у И.А. Бунина – это чаще всего «пустой», «голый» сад. Деревья или воздух в таком саду дают визуальный эффект гармонически целостного миробытия, в котором человек чувствует «счастье жизни». Сад является наиболее частотным «знаком» творческого состояния лирического героя – особого чувства свободы. Осенний или весенний сад актуализирует образ Адама и мотив «потерянного рая» на уровне лирического героя, для которого «возвращенным раем» становится его «райская чувственность».

Для И.А. Бунина «потерянным раем» становится Россия («Потерянный рай», 1919). В этом стихотворении, которое написано в традициях народного духовного стиха «Плач Адама», четко прослеживается авторское отношение к русскому народу, оказавшемуся в положении изгнанных из рая, поддавшихся искушению, социальной революции прародителей человечества. Особенно значимым в этом стихотворении является духовный аспект. Присутствие Адама и Христа в смысловом пространстве одного текста свидетельствует о точном следовании И.А. Бунина положению о том, что жертва Спасителя призвана искупить первородный грех прародителей. Финальная покаянная «молитва» павших прародителей, которые олицетворяли русский народ, перекликается с пророческими словами поэта о том, что человечеству суждено «возвратиться» к Назарету как «отчей обители» всего христианского мира («На пути из Назарета», 1912). Пережив «падение России и падение человека», в стихотворениях 1917-1923 гг. И.А. Бунин более глубоко проникает в христианский смысл истории.

В творчестве И.А. Бунина сохраняется целостная библейская парадигма «потерянного рая» в системе характерных для нее мотивов и образов. Чувственно переживаемая память о рае, «обрастая» религиозными, культурными и пейзажными символами, становится доминантой его поэзии.

Библейская антропология, которая присутствует в мире И.А. Бунина на уровне образов и мотивов и уровне универсальных моделей человека («героями» его поэзии являются Авраам, Исаак, Иаков, Моисей, Самсон, Рахиль и др.), позволила ему показать разные грани человека в его личностных и духовных проявлениях.

Для И.А. Бунина наиболее интересным является библейский образ Адама. Он актуален для И.А. Бунина в двух аспектах.

В антропологическом аспекте, сохраняя в основе библейский смысл, который представляет Адама как человека вообще, изгнанника из рая, прародителя, И.А. Бунин наделяет своего Адама индивидуально-авторской характеристикой – «живой страстью» («Сатана Богу», 1903-1906) . В поэзии «живая страсть» бунинского Адама преобразуется в творческую способность лирического героя вспоминать о рае. Так, преображаясь в райское мироощущение творческой личности, его чувственные переживания приобретают духовные характеристики. В лирике И.А. Бунина человек выступает в «роли» Адама, который сохранил творческую способность возвращать «потерянный рай».

Для поэта Адам актуален в русле христианской антропологии как целостный и гармоничный человек, который, с одной стороны, имеет богоподобный статус (по образу и подобию Творца), а с другой стороны – соприродный тварному миру («из персти земной»). Именно такие характеристики получает лирический герой в его творчестве.

В своих произведениях И.А. Бунин достаточно часто использовал образы Иисуса Христа, Божьей матери, а также мотивы Апокалипсиса. Духовность И.А.Бунина не ограничивается только ими. В своих произведениях он использует и образы Корана, литургические образы, апокрифы. Мистериальные черты приобретает пейзаж, особенно изображение звездного неба. Одним из наиболее ярких стихотворений, воплощающих таинственную образность и содержание, является «Сириус»:

Где ты, звезда моя заветная,

Венец небесной красоты?

Очарованье безответное

Снегов и лунной высоты?

Где молодость простая, чистая,

В кругу любимом и родном,

И старый дом, и ель смолистая

В сугробах белых под окном?

Пылай, играй стоцветной силою,

Неугасимая звезда,

Над дальнею моей могилою,

Забытой богом навсегда! .

Образ Сириуса, «венца небесной красоты», двупланов. Это, с одной стороны, и самая яркая звезда Северного полушария, венец света северного ночного неба, а с другой стороны – это и указание на венец красоты инобытийной, сверхъестественной, горней, на Божественный идеал и эталон красоты. Образ, с нашей точки зрения, ассоциативно указывает на Иисуса Христа , умершего и воскресшего, преодолевшего вселенское безобразие – грех и его последствия – смерть. Именно о Боге и вечности последние, во многом аккумулирующие содержание произведения, две строки, содержащие образ могилы: «Забытой богом навсегда».

В двух первых строфах, начинающихся риторическими вопросами, обнаруживается потеря, вероятно, безвозвратная, звезды, молодости, малой родины, отечества, в конечном счете – жизни. В третьей строфе, предполагающей значительный по смыслу эллипс, создается образ «дальней могилы», то есть изображается смерть лирического героя. Однако в «Сириусе» смерть – свершившийся факт, причем, как становится очевидно при повторном прочтении, исходный момент возникновения лирического сюжета, и, значит, смысловой эллипс предполагается и перед первой строфой.

Могила приобретает конкретный признак. Она предстает перед нами заброшенной, находящейся вдали от родины. По своему характеру бунинский образ космический, мистериальный. В нем присутствуют все три мира мистерии – мир мертвых, «подземный» («могила»); мир дольний (могила дальняя – пространственная, «земная» характеристика); наконец, мир горний – пылающая «неугасимая звезда» и Бог. В связи с этим лирический сюжет данного стихотворения заключается в буквальном преодолении смерти, в восхождении из «ада» через мир земной в мир горний, подобное тому, которое совершил Иисус Христос, сразу после своей смерти спустившийся в ад, разрушивший его, воскресший и вознесшийся через сорок дней на небо.

Лейтмотивом стихотворения И.А.Бунина является восхождение лирического героя из «ада», в котором находились все люди, в том числе и ветхозаветные праведники, до пришествия в мир Христа и Его Воскресения, через преодоление смерти – воскресение в мир горний духом своим, а не телом.

Внимание И. Бунина привлекает состояние мира в момент Божьего откровения, переходное, самое ответственное мгновение, когда решается вопрос жизни и смерти. В интерпретации И.А. Бунина тема Апокалипсиса раскрывает безмерность и торжество власти над человеком высших сил, несравнимо превосходящих его возможности. Перед нами состояние мира, более не располагающее собой:

И будет час: луна в зенит

Войдет и станет надо мною,

Лес затопит белизною

И мертвый обнажит гранит,

И мир застынет – на весу… .

В системе апокалиптических мотивов поэт изображает кончину Святителя:

И скрылось солнце жаркое в лесах,

И звездная пороша забелела.

И понял он, достигнувший предела,

Исчисленный, он взвешен на весах.

Вот точно дуновенье в волосах,

Вот снова сердце пало и сомлело;

Как стынет лес, что миг хладеет тело,

И блещет снегом пропасть в небесах.

Трава в росе. Болото дымом млечным

Лежит в лесу. Он на коленях. С Вечным. .

Апокалипсис в художественной картине И. Бунина демонстрирует абсолютное превосходство мировой Силы, Бога над человеком.

В произведениях Бунина нашли отражение и самостоятельное художественное осмысление события земной жизни Спасителя и связанные с ними реалии, прежде всего Святая земля.

Среди реалий Святой земли, к которым Бунин неоднократно возвращался, особое место занимает Иерихон. «Иерихон (в еврейских источниках Йерихо) – известный город, лежавший в пределах колена Вениаминова. Обычное значение слова следующее: благоухающий, благовонный, но, по мнению некоторых толкователей, оно означает месяц или луну, которую могли боготворить основатели Иерихона. <…> Иерихона – города пальм и иерихонских роз, которыми он так славился, теперь почти не существует» .

Обращают на себя внимание характерные особенности культурных ассоциаций, связанных с Иерихоном и то, что это описание было известно самому писателю и оказало некоторое влияние на его художественные произведения.

Доминантой стиля его произведений, которая ориентирована на описание, является пейзаж, связанный со сложно организованным художественным временем произведения. Лирический пейзаж Бунина, воплощающий образ Святой земли, символичен. Он содержит прямые указания на совершившиеся здесь великие события и на передающую их сакральный смысл Библию. По словам поэта («Долина Иосафата»), «По жестким склонам каменные плиты / Стоят раскрытой Книгой Бытия» .

Стихотворение «Иерихон» (1908) изобилует подробностями пейзажа, подчас неожиданными при разработке необыкновенно ответственной и богатой традициями литературной темы. Произведение открывает следующая строка: «Скользят, текут огни зеленых мух» .

В следующей строфе поэт рисует нечто весьма далекое от связывающихся со Святой землей ожиданий Спасения и Жизни – Мертвое море: «Над Мертвым морем знойно и туманно» .

Пейзаж не только не радующий, а томительный, едва ли не гнетущий:

И смутный гул, дрожа, колдует слух.

То ропот жаб. Он длится неустанно,

Зовет, томит…

Но час полночный глух» .

В соответствии с существующими описаниями и личными впечатлениями И.А. Бунин рисует Иерихон не как «город пальм» и иерихонских роз. В его изображении доминируют картины запустения и одичания, где, казалось, окончательно потеряно всякое напоминание о том, что здесь происходили важнейшие события, спасительные для человека и поныне:

Внизу истома. Приторно и сладко

Мимозы пахнут. Сахарный тростник

Горит от мух… И дремлет Лихорадка,

Под жабий бред откинув бледный лик» .

Процитированные финальные строки стихотворения содержат олицетворение лихорадка , которое переводит произведение в иной – фольклорный, сказочный, мифопоэтический план.

В «Иерихоне» лихорадка как образ вводится в финальном эпизоде, ключевом для произведения. По сути дела, лихорадка в качестве олицетворения семантически включает в себя весь предшествующий мрачноватый пейзаж, его внешнюю, зримую и воспринимаемую сторону. Образ брошенного древнего города поражает уже не опустошением, а странной, неожиданной, возможно, нечистой и неуместной там – и вместе с тем не лишенной какого-то тайного обаяния – жизнью. Благодаря таким деталям пейзаж в стихотворении «Иерихон» оказывается преображенным, обладающим дополнительными смысловыми планами. Такое преображение, семантическая трансформация пейзажа подчеркивается порядком слов. Деталь, значимая для его интерпретации, обычно находится в конце фразы или предложения. В каждой из первых трех строф его усиливают переносы. Так, если цитированная первая строка содержит лишь слабый намек на свет («огни мух»), то в следующем предложении он, подчеркнутый переносом, становится гораздо более определенным: «знойно и туманно от света звезд».

Библейская аллюзия в третьей строке не оставляет сомнений в особом характере символики пейзажа. Вновь используется перенос с семантическими функциями. Новый семантический план, который появляется в стихотворении так ярко впервые, кроме переноса и позиции конца предложения, усиливается и за счет знака препинания – тире: «Песок вдали – как манна» .

В библейских источниках манна – «хлеб, посланный Богом израильтянам в пустыне, во время их 40-летнего странствия» , зримая забота Создателя о спасении и избавлении своих людей в трудную для них минуту. С учетом вышесказанного смысл завершающей первую строфу строки: «И смутный гул, дрожа, колдует слух» меняется.

Это уже не только деталь настораживающего, мрачноватого пейзажа. «Смутный гул» и его колдовство – скорее указание на иное, сверхприродное, очистительное, Божественное начало.

Однако И.А. Бунин не просто указывает на Бога через детали пейзажа. В поэтическом образе он передает основную мысль Священного Писания и реализует замысел Создателя о спасении человечества. Так, после Книги Исхода (1-я строфа), передающей зримый, пространственный путь народа через пустыню к избавлению от рабства и подлинному служению, поэт дает еще одну принципиально значимую аллюзию. Он создает образ последнего пророка Ветхого Завета и первого пророка Нового Завета Иоанна Крестителя – величайшего из рожденных женами людей, соединяющего оба Завета:

То ропот жаб. <…>

Внимает им, может быть, только Дух

Среди камней в пустыне Иоанна» .

Благодаря особенностям поэтического синтаксиса, И.А. Бунин создает весьма неоднозначный образ. Дух получает свою предельную конкретизацию в образе Богочеловека.

Поэт не только вводит новую аллюзию, но и семантически дополнительно нагружает или, в соответствии с мистической составляющей лирического сюжета и своеобразным духовным восхождением лирического героя, проясняет уже созданные им образы-детали пейзажа – звёзды, воспринимавшиеся в 1-й строфе как несмелый намек на потустороннее:

Там, между звезд, чернеет острый пик

Горы Поста. Чуть теплится лампадка» .

Ключевая для произведения аллюзия – Гора Поста, напоминающая о сорокадневном посте Спасителя и искушениях, которые Он преодолел, подчеркнута переносом. Однако, как и в ряде прозаических произведений («Легкое дыхание», «Господин из Сан-Франциско»), она, по сути дела, спрятана и формирует семантику произведения таким образом, чтобы у внимательного читателя была возможность свободно приобщиться к образу Тайны и Вечности, а также к подлинному содержанию стихотворения.

В отношении следования Библии и промысловому Пути спасения человечества, что нашло отражение в тексте, И.А. Бунин делает и следующий, необходимый, шаг. От Служения Спасителя он поэтически переходит к Его Церкви, главой которой он был и остается. Это происходит через пейзаж, а точнее через его особую внутреннюю форму. Контраст между светом и тьмой («между звезд чернеет») находит свое разрешение в образе, имеющем литургический характер, – «Чуть теплится лампадка». Видимая «между звезд» Вершина Горы Поста, напоминает поэту горящую лампадку, знак длящейся молитвы и непрестанного духовного бодрствования. Вместе с тем горящая лампадка – один из важных и необходимых атрибутов храма (или дома как аналога храма), который является указанием на непрестанное служение Церкви Христовой, которую Бог основал своим земным Служением и, в частности, преодолением искушений Сатаны на Горе Поста (первый шаг собственно Служения).

В таком контексте лирического сюжета, имеющего ясно выраженный мистериальный план, по-иному осмысляется и цитированное заключительное четверостишие. Оно воспринимается не как образ торжества запустения, жизни «низкой», а как таинство Боговоплощения и Спасения, требующего любви и внимания к себе.

Именно пейзаж, по мнению И.А. Бунина, позволяет ассоциативно связать время Рахили (далекую древность, практически вечность) и художественное настоящее время. Имя Рахили – одно из тех, что соединяет в творчестве Бунина воедино тему любви и Святой земли, давая при этом неожиданное, глубоко личное и неповторимое, переживание подлинности Священной истории:

«Я приближаюсь в сумраке несмело

И с трепетом целую мел и пыль

На этом камне, выпуклом и белом…

Сладчайшее из слов земных! Рахиль! («Гробница Рахили») .

Небольшое, но семантически насыщенное произведение И.А. Бунина имеет и более глубокий план. Его основная тема – преодоление смерти и вечная жизнь. Об этом говорится уже в первой фразе: «В знак веры в жизнь вечную, в воскресение из мертвых, клали на Востоке в древности Розу Иерихона в гроба, в могилы». Тема такого масштаба решается писателем уже не просто лирически, а с опорой на приемы поэтического в прозе.

И.А.Бунин не акцентировал свою религиозность. Он жил, вобрав систему религиозных ценностей, ощущая свое кровное родство с земным и Божественным, что и нашло полное и адекватное выражение в его творчестве.

Поэзия Бунина – уникальное явление культурной эпохи рубежа XIX-XX веков, во многом отразившее и, в соответствии с особенностями индивидуального авторского стиля, неповторимо преломившее ее характерные черты. Поэт воспринимает и осмысливает библейские образы и мотивы по-новому, с позиции человека, живущего в XX веке.

Портретные изображения в произведениях И.А. Бунина – это не только описание внешности, которое характеризует героя со всех сторон, не только отражение его внутреннего мира, но и результат работы над собой, своим внутренним миром. Поэтому активное использование иконописных образов и сюжетов в творчестве И.А. Бунина вполне логично (стихотворения: «Мать», «Новый храм», «Гробница Рахили», «Иерусалим», «Саваоф», «Михаил», «Бегство в Египет», «Канун Купалы» и т.д.). Образ Богородицы в этом списке занимает особое место.

И.А. Бунин прямо или опосредованно, используя ассоциативный ряд, вводит образ покровительницы, Матери всего мира, которая подарила человечеству Спасителя и спасение, мудрость и надежду. Поэт верит в Божественное сострадание Человеку на его сложном жизненном пути.

Образы, которые создает поэт, не заявлены как библейские ни в названии, ни в сюжете произведения. Однако автор воплощает их так, что связь художественного содержания со Священным Писанием становится очевидной. Так, в стихотворении «Мать» (1893) перед читателем появляется ночная картина бурана, затерянного в степи хуторка, мертвого дома, образ матери, укачивающей на руках ребенка:

И дни и ночи до утра

В степи бураны бушевали,

И вешки снегом заметали,

И заносили хутора.

Они врывались в мертвый дом –

И стекла в рамах дребезжали,

И снег сухой в старинной зале

Кружился в сумраке ночном.

Но был огонь – не угасая,

Светил в пристройке по ночам,

И мать всю ночь ходила там,

Глаз до рассвета не смыкая.

Она мерцавшую свечу

Старинной книгой заслонила

И положив дитя к плечу,

Все напевала и ходила… .

Бытовая зарисовка, которая обрастает символическими деталями, в контексте стихотворения превращается в обобщенную философскую картину мироздания. В ней материнское сострадание своему ребенку передано как заступничество Богоматери за весь человеческий род, попавший в бесконечный жизненный буран:

Когда ж буран в порыве диком

Внезапным шквалом налетал, –

Казалось ей, что дом дрожал,

В степи на помощь призывал. .

Описание бурана, мертвого дома, плачущей матери с ребенком на руках, стремящейся сохранить огонь свечи и старинную книгу – все эти мотивы соединяются в драматический сюжет, который максимально обобщен, передает картину мира и определяет место человека в этом мире.

Тема мировой катастрофы, мирового страха перед угрозой гибели, перед всеобщим бураном и материнское заступничество Богородицы за всех живущих представлена в таких стихотворениях И.А. Бунина, как «Мать» (1893), «Канун Купалы» (1903), «Бегство в Египет» (1915) и др. Используя евангельские сюжеты и иконописное изображение, автор тем самым не столько отражает эпохальные апокалиптические настроения, сколько подчеркивает веру в спасение и божественное покровительство. Поэт подчеркивает, что Богородица, оберегая и спасая Младенца, спасает мир.

Следует отметить особую роль анафоры и многоточий, которые вместе с многочисленными глаголами несовершенного вида («бушевали», «заметали», «заносили», «врывались» и т.д.) создают неограниченное временное пространство в произведении: как бесконечна смена дня и ночи («и дни и ночи»), так бесконечен жизненный буран, так верна и надежна в нем «мерцающая свеча», которая дает веру и надежду на защиту и покровительство в этом сумрачном, сером мире. Показательным является тот факт, что в тексте стихотворения употреблен глагол «заслонила», которым И.А. Бунин подчеркивает несомненное, абсолютное заступничество Божьей Матери. Отсюда и интонационное противопоставление: нарочитая анафора первой строфы (подчеркивающая и будто повторяющая завывание ветра) вдруг прерывается противительным союзом «но» и библейским оборотом «но был огонь – не угасая…» (Сравним с текстом Евангелия: И свет во тьме светит, и тьма не объяла его (Ин. 1:5)) .

Как нам представляется, образы, дома, книги и свечи имеют особое значение в контексте текста стихотворения. Безусловно, что свеча – это символ веры, «старинная книга» имеет прозрачную аллюзию на Книгу Книг, а образ дома ассоциируется с пониманием души человека. Спасти же этот дом может свеча – вера в Божественное сострадание.

Примечательно, что особую эмоциональную нагрузку несет строфическое оформление текста. Стихотворение состоит из трех строф. В первых двух строфах по 8 строк, в последней – 13. Пятистишие последней строфы, в котором конкретное вырастает до размера вселенского, приобретает философское значение и перерастает в кульминационный момент всего стихотворения.

Когда ж буран в порыве диком

Внезапным шквалом нарастал, –

Казалось ей, что дом дрожал,

Что кто-то слабым, дальним криком

В степи на помощь призывал .

Драматическая динамика стихотворения, которая передана через описание пейзажа, направлена на создание поэтизированного иконописного образа. Само изображение дается в последних 4 строках стихотворения, в которых образ Богородицы с младенцем на руках становится очевидным. Поэтому название стихотворения приобретает обобщенно-символическое значение – мать как заступница всех людей, попавших в сложную жизненную ситуацию и нуждающихся в сострадании и помощи. Изображение, подготовленное драматическим сюжетом стихотворения, дается и как итог произведения, и как живописное подтверждение сказанному, и как открытие, как озарение, как необходимый для спасения маяк. Динамика стихотворения сменяется небольшим описанием портрета матери с младенцем на руках. Изображение передано через обращение взглядов матери и младенца к читателю. И этого становится достаточным для того, чтобы портрет превратился в иконописный лик:

И до утра не раз слезами

Ее усталый взор блестел,

И мальчик вздрагивал, глядел

Большими темными глазами… .

Таким образом, эпический сюжет в стихотворении в сочетании с зарисовкой пейзажа, рядом символических деталей и образов, особых интонационно-синтаксических конструкций и оборотов оказывается средством создания не только для создания портрета героини, но и для воссоздания и «оживления» иконописного образа, переданного в движении.

В стихотворении «Мать» И.А.Бунин раскрывает не только тему Апокалипсиса и заступничества Богородицы за человеческий род. Путем преобразования драматичного лирического сюжета в живописное портретное изображение автор воссоздает иконописный сюжет, и тем самым конкретный лирический образ женщины превращается в образ Богоматери – заступницы заблудившихся и потерявшихся людей. Так конкретно-бытовая сюжетная коллизия преобразуется в портретную зарисовку, а затем с помощью волшебного художественного слова, вырастает до максимальной степени обобщения и символического толкования.

Признаки жанра молитвы появляются в ранних, юношеских стихотворениях И.А. Бунина «Под орган душа тоскует…» (1889), «В костеле» (1889), «Троица» (1893) и др. Молитвенное обращение к Христу в первую очередь соотносится с эстетическим переживанием величественного, таинственного пространства храма. Изобразительный ряд данных молитв строится на символических обобщениях о личностном бытии в мире, о присутствии Сущего в земном и тленном. Запечатленная в распятии «крестная мука» Христа оказывается сопричастной лирическому переживанию социальной малости, бедности человеческой жизни:

О благий и скорбный! Буди

Милостив к земле!

Скудны, нищи, жалки люди

И в добре, и в зле! .

Здесь мы видим, что непосредственные молитвенные обращения соединяются с глубокой рефлексией о молитве, в которой выразился вопрошающий, ищущий дух лирического «я». Через религиозное переживание герой стремится освятить словом не выразимые обычным человеческим языком сердечные движения («Есть святые в сердце звуки, – // Дай для них язык!» ), обрести в конечном земном мире непреходящую радость о победившем смерть Боге и через это ощутить природный космос как нерукотворный храм: «Гимн природы животворный // Льется к небесам // В ней твой храм нерукотворный, // Твой великий храм!» ..

В стихотворении «Троица», где молитвенное чувство облечено в пейзажные образы, картины крестьянских трудов и праздников, мистика церковного быта и бытия открывает сокровенную глубину и живительные корни народной души, которая становится здесь субъектом лирического переживания:

Ты нынче с трудовых засеянных полей

Принес сюда в дары простые приношенья:

Гирлянды молодых березовых ветвей,

Печали тихий вздох, молитву – и смиренье… .

Такое по-юношески восторженное приобщение к молитвенному опыту используется и в более поздних стихотворениях И.А. Бунина. Оно ассоциируется с образом детства – как времени труднодостижимой в последующие годы полноты общения с Богом.

В стихотворении «Свежа в апреле ранняя заря…» (1907) в лирическом обращении к Создателю изображена символическая евангельская картина движения женских и младенческих душ к радостной встрече с церковным таинством:

Прими, Господь, счастливых матерей,

Отверзи храм с блистающим престолом… .

В автобиографичном стихотворении «Михаил» (1919) перед нами предстает примечательный образец моления, выражающегося в детском ощущении бытия Божьего храма, протекания церковной службы и проникновении детского взгляда в изображение грозного архангела, который олицетворяет «дух гнева, возмездия, кары». Здесь система образов основана на ассоциативном единстве предметного и мистического планов, непосредственной прямоты детских восприятий и глубины последующей рефлексии лирического «я» о тайне величия и суровости ангельского мира:

Ребенок, я думал о Боге,

А видел лишь кудри до плеч,

Да крупные бурые ноги,

Да римские латы и меч…

Дух гнева, возмездия, кары!

Я помню тебя, Михаил,

И храм этот, темный и старый,

Где ты мое сердце пленил! .

У И.А. Бунина молитвенная направленность лирического переживания раскрывается и через обращение к природному бытию. В стихотворении «В Гефсиманском саду» (1894) молитва, обращенная к «Господу Скорбящего», ведется от лица природы. В многоголосом молитвенном строе терна – будущего «венца мученья»; «кипариса», которому суждено стать материалом для креста; ветра, жаждущего облегчить «лаской аромата» страдания Спасителя и «возвестить» Его учение «от востока до заката», - явлено таинственное единство природного мироздания. В стиле этой поэтической молитвы слились отзвуки древнего предания и живого, непосредственного воззвания ко Христу, образ которого предстает сквозь призму психологических деталей. Элементы описания и опосредованного пейзажными образами лирического монолога оказываются в глубоком взаимопроникновении:

Но снова он в тоске склонялся,

Но снова он скорбел душой –

И ветер ласковой струей

Его чела в тиши касался… .

Через уединенный диалог с природной бесконечностью бунинский герой восходит к личностному молитвенному общению с Творцом – как, например, в стихотворении «За все тебя, Господь, благодарю…» (1901), где образный фон природной и душевной жизни описывает надмирную красоту и таинственность этого молитвенного диалога-хваления, соединенного с лирической исповедью:

И счастлив я печальною судьбой

И есть отрада сладкая в сознанье,

Что я один в безмолвном созерцанье,

Что всем я чужд и говорю – с Тобой. .

Открытие бездонности Вселенной в процессе молитвенного обращения к Богу происходит и в ряде иных стихотворений, разными путями приводя лирическое «я» к духовному обновлению. В стихотворении «О радость красок!..» (1917) постижение через молитву ангельского присутствия в человеческом мироздании позволяет превозмочь душевную смуту, «вернув к потерянному раю… томленья и мечты». В поздней лирической миниатюре «И вновь морская гладь бледна…» изображено изумленно-восторженное молитвенное благодарение Творцу, осознаваемое как итог всего прожитого – «за все, что в мире этом // Ты дал мне видеть и любить…» . Экспрессия сакрально-богослужебной лексики в стихотворении «Звезда дрожит среди вселенной…» (1917) (звезда, подобная «переполненному влагой драгоценному» сосуду) подчеркивает космизм поэтического переживания. Собственно молитва, пронизанная ощущением таинственной предопределенности индивидуального человеческого бытия, разворачивается здесь в обращенном к Богу вопросе: «Зачем, о Господи, над миром // Ты бытие мое вознес?».

В стихотворении «Канун Купалы» (1903) мы видим причастность индивидуального молитвенного опыта древней народно-религиозной традиции. Здесь рисуется мистический образ мира, предстающий в ипостаси храмового пространства природа («золотой иконостас заката»), в центре которой – образ собирающей «божьи травы» Богоматери. Кульминационным моментом становится здесь Ее сокровенное общение с Сыном, смысл которого заключается в молении о торжестве в человеческом мире Любви над силами Смерти. Так расширяются образные горизонты жанра поэтической молитвы, сочетающей экзистенцию лирического «я» с древними архетипическими пластами народного мистического представления о горнем мире.

Чувство беспредельности, которое доминирует в поэтической молитве И.А. Бунина, способствовало выходу религиозного чувства в надкультурные, надконфессиональные сферы. В рассматриваемом жанре поэт не раз обращается к восточным мотивам, лирически преломляя образы и сюжеты Корана. Так, стихотворения «Ночь Аль-Кадра» (1903) и «Священный прах» (1903-1906) строятся на осмыслении мусульманского предания о Гаврииле – «святом пилигриме», Божьем посланце людям. Совершаемое Гавриилом одухотворение «праха земного» становится для поэта образом непостижимого соприкосновения поврежденного земного мира с Божественной милостью. Торжественные одические образы Священных текстов («Великий Трон», «Алмазная Река»), используемые в них иносказания органично входят в образно-эмоциональную сферу бунинской поэтической молитвы. В стихотворении «Тонет солнце…» (1905) с опорой на мотивы Корана, несущие изображение таинственного «текста» мира небесных светил, воспеты детски-безыскусная непосредственность и поэзия воззвания к Вечному, льющегося из уст простых «пастухов пустыни». В образном параллелизме выразилась диалектика решительной энергии молитвы и сокрушенного духа как непременного условия ее полноты:

В прахе разольемся пред Тобою,

Как волна на берегу морском.