В романе «Герой нашего времени» Лермонтов знакомит читателя с образом человека, вобравшего в себя самые характерные качества поколения 30-х годов XIX столетия. В романе рассматривается проблема «лишнего человека» на примере главного действующего лица, Печорина.
Печорин - очень непростая и противоречивая личность. Его жизнь носит отпечаток трагедии. Это и трагедия, человека, отторгнутого обществом, и трагедия покалеченной души. В чем же заключается эта трагедия и каковы ее истоки и причины?
Печорин поставлен в условия, в которых его незаурядная личность не может полностью раскрыться и проявить себя, а поэтому вынуждена растрачивать свои силы на ненужные мелкие интриги., приносящие людям лишь несчастья. Печорин вынужден играть роль эгоиста, то есть быть «эгоистом поневоле», и самому мучиться из-за этого.
В этом и заключается трагедия героя.
Печорин выделяется из общей массы окружающих его людей. Он умен, прямодушен и проницателен. Ему чужды ложь и притворство, лицемерие и трусость. Его не устраивает пустое и однообразное существование в погоне за мелкими, ничтожными интересами. Печорин не желает плыть вместе со всеми по течению. Со своими умом и силой характера он способен на самые решительные и смелые действия. Если бы он направил свою деятельность на добрые, высокие цели, то смог бы многого добиться. Но судьба и жизнь распорядились по-другому. В результате Печорин предстает перед нами как эгоист, живущий на свете, чтобы развеять свою скуку за счет несчастий других. Он живет не сердцем, а умом. Душа его наполовину мертва. «Я сделался нравственным калекой» - признается Печорин княжне Мери. Печорин полон презрения и ненависти к людям. Он любит изучать психологию людей в различных ситуациях, не сопереживая и не сочувствуя, а совершенно равнодушно. Окружающим Печорин не приносит ничего, кроме несчастий. По его вине страдают контрабандисты, гибнет Бэла, разрушается жизнь Веры и княжны Мери, умирает Грушницкий. «Я играл роль топора в руках судьбы», - пишет Печорин в своем дневнике. Что побуждало героя к жестоким, эгоистичным поступкам? Скорее всего желание развеять скуку. Печорин не думал о том, что за каждым его необузданным поступком стоит живой человек, имеющий душу и сердце, со своими чувствами и желаниями. Печорин все делал для себя и ничего для других. «Я смотрю на страдания и радости других только в отношении к себе», - сознается Печорин. Вот как он объясняет свои поступки в отношении к княжне Мери: «... Есть необъятное наслаждение в обладании молодой, едва распустившейся душой... Я чувствую в себе эту ненасытную жадность». Недаром княжна Мери считает Печорина хуже убийцы.
Что сделало героя таким? Обладая незаурядными качествами, Печорин с детства выделялся из толпы сверстников, друзей и прочих людей. Он ставил себя выше других, а общество ставило его ниже. Общество не терпит тех, кто не как все, оно не может смириться с существованием неординарной, чем-то выделяющейся личности. И все же людям не удалось подвести Печорина под свой средний уровень, но удалось искалечить его душу. Печорин стал скрытен, завистлив, злопамятен. «И тогда в груди моей родилось отчаяние - не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой».
На примере Печорина Лермонтов показывает неизбежный конфликт между мыслящим человеком и обществом, противостояние сильной личности и серой, безликой толпы, проблему «лишнего человека».
Но можно ли однозначно назвать героя жестоким эгоистом.
«... Если я причиною несчастия других, то и сам не менее несчастлив!.. Я... очень достоин сожаления», - считает Печорин. Действительно, мучая других, Печорин сам мучается не меньше. Если он эгоист, то страдающий эгоист. Подлинные человеческие чувства не до конца умерли в нем. Примером может служить отношение к Вере. Действительно, его чувства к этой женщине неподдельны. Печорин по своей сути - глубоко несчастный человек. Он одинок и непонятен.
Люди сторонятся его, чувствуя в нем какую-то недобрую силу. Печорин живет без цели, без стремлений, растрачиваясь на пустые интриги, ненужные страсти. Но несмотря на это, его сердце еще способно любить, душа - чувствовать, а глаза - плакать. В конце главы «Княжна Мери» мы видим Печорина, который плачет как ребенок. Мы видим несчастного, одинокого человека, так и не нашедшего своего места в жизни, раскаивающегося в своих поступках, человека, вызывающего жалость и сострадание.
Образ Печорина - трагический образ думающего, сильного человека. Печорин - дитя своего времени, в нем Лермонтов сосредоточил основные типичные пороки своего поколения, а именно: скуку, индивидуализм, презрительность. Лермонтов изобразил человека, находящегося в борьбе с обществом и с самим собой и трагедию этого человека.

В истории жизни Печорина - главного героя романа М.Ю. Лермонтова - отразилась судьба поколения молодых людей 30-х годов XIX века. По словам самого Лермонтова, Печорин является образом его современника, каким автор его “понимает и... часто встречал”. Это “портрет, составленный из пороков... поколения в полном их развитии”.
Создавая образ Печорина, Лермонтов хотел найти ответы на вопросы, почему одаренные, выделяющиеся из общей массы люди не могут найти себе места в жизни, зачем они растрачивают свои силы на пустяки, почему они одиноки.
Для того, чтобы полнее раскрыть суть и причины трагедии таких людей, как Печорин, автор показывает нам своего героя в разных жизненных обстоятельствах. Кроме того, Лермонтов специально помещает своего героя в отличающиеся друг от друга слои общества (горцы, контрабандисты, “водяное общество”).
И везде Печорин приносит людям одни страдания. Почему так происходит? Ведь этот человек наделен большим умом и талантом, в его душе таятся “силы необъятные”. Для того чтобы найти ответ, нужно поближе познакомиться с главным героем романа. Выходец из дворянской семьи, он получил типичное для своего круга воспитание и образование. Из исповеди Печорина мы узнаем, что, выйдя из-под опеки родных, он пустился в погоню за удовольствиями. Попав в большой свет, Печорин заводит романы со светскими красавицами. Но он очень быстро разочаровывается во всем этом, и им овладевает скука. Тогда Печорин пытается заняться наукой, читать книги. Но ничто не приносит ему удовлетворения, и в надежде, что “скука не живет под чеченскими пулями”, он отправляется на Кавказ.
Однако где бы Печорин ни появился, он становится “топором в руках судьбы”. В повести “Тамань” поиски героем опасных приключений приводят к неприятным изменениям в налаженной жизни “мирных контрабандистов”. В повести “Бэла” Печорин рушит жизнь не только самой Бэлы, но и ее отца и Казбича. То же самое происходит и с героями повести “Княжна Мери”. В “Фаталисте” сбывается мрачное предсказание Печорина (смерть Вулича), а в повести “Максим Максимыч” он подрывает веру старика в молодое поколение.
На мой взгляд, основная причина трагедии Печорина кроется в системе ценностей этого человека. В своем дневнике он признается, что смотрит на страдания и радости людей, как на пищу, поддерживающую его силы. В этом Печорин раскрывается как эгоист. Складывается такое впечатление, что он, общаясь с людьми, проводит серию неудавшихся экспериментов. Например, он откровенно признается Максиму Максимычу, что “любовь дикарки немногим лучше любви знатной барыни; невежество и простосердечие одной так же надоедают, как и кокетство другой”. В разговоре с Вернером он говорит, что “из жизненной бури... вынес только несколько идей - и ни одного чувства”. “Я давно уже живу не сердцем, а головою. Я взвешиваю, разбираю свои собственные страсти и поступки со строгим любопытством, но без участия”, признается герой. Если Печорин “без участия” относится к своей собственной жизни, то что можно говорить о его отношении к другим людям?
Мне кажется, что герой романа не может найти своего места в жизни именно из-за своего равнодушия к людям. Его разочарование и скука вызваны тем, что он действительно уже не способен чувствовать. Сам Печорин так оправдывает свои поступки: “...такова была моя участь с самого детства! Все читали на моем лице признаки дурных свойств, которых не было; но их предполагали - и они родились... я стал скрытен... я стал злопамятен... я сделался завистлив... я выучился ненавидеть... я начал обманывать... я сделался нравственным калекой...”
Я думаю, что М. Ю. Лермонтов свой ответ на вопрос, в чем трагедия Печорина, дает в самом названии романа: “Герой нашего времени”. С одной стороны, название говорит о типичности этого персонажа для 30-х годов XIX века, а с другой - указывает на то, что Печорин является порождением своего времени. Лермонтов дает нам понять, что трагедия Печорина в невостребованности временем его ума, талантов и жажды деятельности.

“Герой нашего времени” - одно из самых значимых произведений русской классической литературы, а Печорин -один из самых ярких и запоминающихся образов. Личность Печорина неоднозначна и может восприниматься с разных точек зрения, вызывать неприязнь или симпатию. Но в любом случае нельзя отрицать трагичность данного образа.
Печорин - человек, раздираемый противоречиями, предающийся постоянному самоанализу, непонятый окружающими и не понимающий их. В чем-то он сродни Евгению Онегину. Тот тоже не видел никакого смысла в своем существовании и ставил себя отдельно от общества.
Лермонтов дает очень подробное описание внешности Печорина, которое позволяет глубже раскрыть его характер. Облик главного героя написан очень любовно, с большой тщательностью. Это позволяет увидеть Печорина как наяву. Внешность его сразу производит впечатление. Даже такие, казалось бы незначительные, черты, как темные брови и усы при светлых волосах, говорят о неординарности, противоречивости и в то же время - аристократичности. Глаза у Печорина никогда не смеются и блестят холодным стальным блеском. Всего несколько фраз, но как много этим сказано!
Внешность главного героя описывается только во второй главе и дополняет то, что мы уже знаем о нем. Первая глава посвящена истории мимолетного увлечения Печорина и трагической гибели молодой женщины, похищенной им. Все заканчивается печально, но надо признать, что Печорин не стремился к этому и не знал, что так будет. Он искренне хотел сделать Бэлу счастливой. Однако его постигло очередное разочарование. Он просто не может испытывать длительных чувств. На смену им приходит скука - его извечный враг. Что бы ни делал Печорин - это делается от желания чем-то занять себя. Но уже ничто не приносит удовлетворения.
Читатель начинает понимать, что за человек перед ним. Печорину скучно жить, он постоянно ищет остроты ощущений, не находит и страдает от этого. Он готов рискнуть всем ради исполнения собственной прихоти. При этом он походя губит всех, кто встречается ему на пути. Здесь опять уместно провести параллель с Онегиным, который также хотел от жизни удовольствий, а получал лишь скуку. Оба героя не считались с людскими чувствами, поскольку воспринимали окружающих не как живых существ со своими мыслями и эмоциями, а, скорее, как интересные объекты для наблюдения.
Раздвоенность личности Печорина в том, что первоначально он обуреваем самыми благими намерениями и начинаниями, но, в конце концов, разочаровывается и отворачивается от людей. Так случилось с Бэлой, которой он увлекся, похитил, а затем стал тяготиться ею. С Максимом Максимычем, с которым он поддерживал теплые отношения, пока это было нужно, а затем холодно отвернулся от старого друга. С Мери, которую он заставил влюбиться в себя из чистого эгоизма. С Грушницким, молодым и восторженным, которого он убил так, как будто совершил нечто обыденное.
Беда в том, что Печорин прекрасно понимает, как заставляет страдать окружающих. Он холодно, рассудительно анализирует свое поведение. Зачем он добивается любви труднодоступной женщины? Да просто потому, что его прельщает тяжесть задачи. Ему совершенно неинтересна женщина, которая уже любит его и на все готова.
Почему-то в своих недостатках Печорин склонен обвинять общество. Он говорит, что окружающие читали на его лице признаки “дурных свойств”. Именно поэтому, считает Печорин, он и стал обладать ими. Ему и в голову не приходит винить себя. Интересно то, что Печорин действительно может довольно объективно оценить себя. Он постоянно подвергает анализу свои собственные мысли и переживания. И делает это с каким-то научным интересом, как будто проводит над самим собой эксперимент.
Печорин, вращаясь в обществе, стоит вне его. Он наблюдает за людьми со стороны, как и за собой. Он лишь свидетель жизни, но не ее участник. Он пытается найти хоть какой-то смысл в своем существовании. Но смысла нет, нет Цели, к которой следовало бы стремиться. И Печорин приходит к горькому выводу, что единственное его назначение на земле - разрушение чужих надежд. Все эти печальные раздумья приводят Печорина к тому, что он становится равнодушен даже к собственной смерти. Мир, в котором он живет, опостылел. Нет ничего, что привязывало бы к земле, нет человека, который понял бы метания этой странной души. Да, были люди, которые любили Печорина. Он умел производить впечатление, был интересен, язвителен, изыскан. Кроме того, он обладал эффектной внешностью, что не могло остаться незаметным для женщин. Но, несмотря на всеобщее внимание, не было никого, кто понимал бы его. И это сознание было тяжело для Печорина.
Ни мечты, ни желаний, ни чувств, ни планов на будущее - ничего не было у Печорина, ни одной нити из тех, что привязывают людей к этому миру. Зато было полное и ясное осознание своей никчемности.
Печорина остается только жалеть. Ведь срок человека на земле короток и любому хочется познать как можно больше радостей. Но Печорину это не удавалось. Он искал этих радостей, но не мог найти, потому что не умел их чувствовать. В этом не только его трагедия. Это беда всей эпохи. Ведь Лермонтов сам говорил, что Печорин - лишь портрет, “составленный из пороков всего нашего поколения”.
Остается лишь надеяться, что на свете очень мало людей, для которых жизнь так же пуста и бессмысленна. А Печорин - лишь яркий литературный образ.

Хотя Печорин ни разу не упоминает Бога, ни разу к нему не обращается, без идеи Бога вообще немыслимо понять, что хочет сказать Лермонтов, разрешая проблему фатума. Что он имеет в виду под понятием «судьба» и «свобода воли»? О чем, наконец, спорит Печорин с Вуличем?

Вулич формулирует их спор следующим образом: «…предлагаю испробовать на себе, может ли человек своевольно располагать своею жизнию, или каждому из нас заранее назначена роковая минута…»

В понимании Печорина фатализм – отсутствие свободы воли.

Человек полностью зависит от предначертанной ему судьбы. Никакие движения – будь то реальные поступки или душевная жизнь – ничего не меняют: человек умрет точно в тот час, минуту и секунду, которые отведены ему судьбой. Именно так понимает фатум и Вулич.

Более того, не только смерть «запрограммирована» – «запрограммированы» и все поступки человека, даже самые ничтожнейшие. Человек, следовательно, представляет собой своеобразный механизм, развертывающийся в пространстве и времени. По этому поводу остроумно иронизирует Печорин уже после спора с Вуличем, когда безуспешно пытается заснуть: «видно, было написано на небесах, что в эту ночь я не высплюсь».

Наконец, фатализм означает отсутствие смысла жизни: если судьба дана человеку изначально и она предопределяет его существование от начала до конца, смысл человеческой жизни просто-напросто игнорируется как не имеющий значения.

Вулич считает себя фаталистом. Вот почему он игрок в азартные штосс и фараон. Эти игры имеют упрощенные правила, и при честной игре выигрыш определяло не картежное искусство, а случай, Фортуна. Лотман описывает правила игры: «Играющие в этих играх делятся на банкомета, который мечет карты, и понтера (…) Каждый из игроков получает колоду карт. Во избежание шулерства, колоды выдаются новые, нераспечатанные (…) Понтеры выбирают из колоды одну карту, на которую ставят сумму, равную той, которую объявил банкомет (…) Положение карты – «направо» или «налево» – считается от банкомета (…) понтер поставил на валета, если карта ляжет налево от банкомета, значит, понтер выиграл» . По мнению Лотмана, «Вулич в карточной игре находит антитезу своему фатализму. За этим стоит еще более глубокий смысл: отсутствие свободы в действительности уравновешивается непредсказуемой свободой карточной игры» .

Идея Лотмана представляется спорной. Карточная игра, наоборот, должна подкреплять фатализм Вулича. Его не интересуют ни деньги, ни женщины – только Фортуна. Любопытно, что он несчастливый игрок. Он честен и играет не столько ради выигрыша, сколько с тайной мыслью победить судьбу, остановить колесо Фортуны, обуздать и удержать в руках непокорное счастье. Здесь интересно, как Вулич играет: он с тревожным любопытством наблюдает все перипетии игры. Удачу в карты он, судя по всему, тоже воспринимает как таинственный механизм, который сталкивается с другим механизмом – человеком – и вступает с ним в единоборство: «Рассказывали, что раз, во время экспедиции, ночью, он на подушке метал банк, ему ужасно везло. Вдруг раздались выстрелы, ударили тревогу, все вскочили и бросились к оружию. «Поставь ва-банк!» – кричал Вулич, не подымаясь, одному из самых горячих понтеров. «Идет семерка», – отвечал тот, убегая. Несмотря на всеобщую суматоху, Вулич докинул талью; карта была дана». Вулич отдал счастливцу свой кошелек и бумажник, «прехладнокровно» перестреливался с чеченцами и «увлек за собою солдат». Значит, идея чести не позволяет Вуличу словчить и утаить проигрыш, ведь это проигрыш Судьбе, а не человеку-понтеру. Чем, кстати, объясняется его хладнокровие и храбрость? Все тем же фатализмом. Фаталист верит в силу фатума и, напротив, бессилие человека. Пускай сегодня его убьют. Что ж! Ему все равно ничего не изменить. Не лучше ли быть храбрым и полагать, что этот срок еще не наступил, чем безумно и беспрестанно бояться смерти, коли уж она все равно рано или поздно придет? В таком случае вера в фатализм, в общем, удобна: убедившись, что изменить ничего нельзя, личность приобретает свободу поступка.

Вулич пытается доказать, что фатум существует, в отличие от свободной воли, и доказывает он это довольно странным способом: выстрелив себе в висок. Происходит осечка. Хотя пистолет был заряжен, Вулич остается жив. Другой выстрел, сделанный им в фуражку на стене и продырявивший ее насквозь, по мнению Вулича, несомненное доказательство того, что случайность фатально запрограммирована.

Первая странность: все участники спора безмолвно соглашаются с Вуличем, как будто доказавшим свою правоту в споре с Печориным хотя бы уже тем, что он остался в живых.

Вторая странность: Печорин, который в споре с Вуличем выступает против фатализма и отстаивает свободу воли, перед тем как Вулич должен нажать курок, видит на его бледном лице печать смерти и заявляет: «Вы нынче умрете!» Получается, что Печорин выступает здесь как фаталист: печать смерти подразумевает неизбежную смерть, а фаталист Вулич на это отвечает Печорину: «Может быть, да, может быть, нет…» – становясь в это мгновение поборником свободной воли, ибо его слова означают свободу выбора и неясность грядущих событий.

Другими словами, Вулич и Печорин то и дело меняются местами, занимая противоположные идеологические позиции и совсем не замечая собственной непоследовательности.

После того как произошла осечка и Вулич, как все согласились, выиграл спор, Вулич спрашивает Печорина: «А что? вы начали верить предопределению?» – «Верю; только не понимаю теперь, отчего мне казалось, будто вы непременно должны нынче умереть…» – отвечает Печорин. Вулич вспыхивает, смущается и говорит, что теперь замечания Печорина неуместны, торопясь быстрее уйти.

Офицеры после осуждают Печорина, заключившего пари с Вуличем, тогда как тот хотел покончить жизнь самоубийством. Опять читатель сталкивается со множеством необъяснимых и не объясненных в тексте странностей. Печорин противопоставляет теперешнюю свою твердую веру в фатум прежней интуиции о неминуемой и скорой гибели Вулича, как будто печать смерти есть доказательство свободной воли, а осечка – несомненное подтверждение предопределения.

Очень существенно и мнение офицеров о Вуличе: они напрямую связывают спор о фатуме со смертью и попыткой самоубийства. Мысль о фатализме ассоциативно рождает представление о смерти по произволу, ибо самоубийца идет против Божьей воли и наперекор законам жизни. Самоубийство традиционно считается актом антирелигиозным, антихристианским. Загадочно и то, что замечание Печорина после спора заставило Вулича «вспыхнуть».

В самом ли деле Вулич искал смерти? Или для него смертельный риск – форма существования? «Вы счастливы в игре», – замечает Печорин. В этой игре ставка – жизнь. По существу, фаталист Вулич бросает вызов судьбе. Жизнь, поставленная на карту (Печорин подбрасывает вверх туза червей), – крайняя степень произвола, отчаянная попытка отстоять свободный выбор: я, мол, ухожу из жизни сам, тогда, когда хочу. Впрочем, что, если Вулича действительно одолевали мучительные предчувствия, и он, чтобы избавиться от них, пошел ва-банк?! Чтобы избавиться от страха смерти, нужно пойти ей навстречу и победить или погибнуть. Бросить вызов судьбе – это как раз типично для фаталиста. Он словно колеблется между полюсами: то безвольно ждет милостей или наказания судьбы, совершенно отказываясь от поступка; то, напротив, очертя голову бросается в бой в надежде переиграть судьбу безрассудной храбростью.

Иначе сказать, мотивировки как Вулича, так и Печорина поразительно двусмысленны и невероятно запутанны. Печорин по дороге домой заглядывается на звездное небо и размышляет об астрологах: «…мне стало смешно, когда я вспомнил, что были некогда люди премудрые, думавшие, что светила небесные принимают участие в наших ничтожных спорах за клочок земли или за какие-нибудь вымышленные права!.. И что ж? эти лампады, зажженные, по их мнению, только для того, чтоб освещать их битвы и торжества, горят с прежним блеском, а их страсти и надежды давно угасли вместе с ними, как огонек, зажженный на краю леса беспечным странником! Но зато какую силу воли придавала им уверенность, что целое небо с своими бесчисленными жителями на них смотрит с участием, хотя немым, но неизменным!..» С небес на землю возвращает его перерубленная туша свиньи, о которую он спотыкается и чуть не падает. Иронический контраст неба и свиньи сводит на нет серьезность предсказаний «премудрых» астрологов, полагавших, будто человеческая воля и всякий поступок на земле определяются властью звезд. Печорин явно издевательски включает в спор о фатализме также и свинью: она, дескать, пала «несчастной жертвой неистовой храбрости» пьяного казака, перепившего чихиря (самогона).

Смерть Вулича с точки зрения фатализма тоже выглядит странно: пьяный казак, все без разбору крошащий шашкой, поначалу даже не видит Вулича в темном переулке. Казак бежит мимо. Между тем Вулич вдруг останавливает его и спрашивает: «Кого ты, братец, ищешь?» – «Тебя!» – отвечал казак, ударив его шашкой, и разрубил его от плеча почти до сердца…».

Как понимать смерть Вулича? С одной стороны, это смерть фатальная. Она будто бы только подтверждает правильность увиденной Печориным на лице Вулича печати смерти. Доказывается к тому же фаталистическая идея Вулича о том, что человек должен умереть точно в отведенные ему сроки, то есть не тогда, когда он спустил курок, приставив пистолет к своему виску. Офицеры, разбудившие Печорина, относят это насчет «странного предопределения, которое спасло его от неминуемой смерти за полчаса до смерти».

С другой стороны, Вулич сам, по собственной воле, обращается к пьяному казаку. Он добровольно совершает выбор. Элемент случайности в этом эпизоде явно играет не последнюю роль. На взгляд не верящего в судьбу, не обратись Вулич к казаку, не случилось бы и убийства.

Вместе с тем слова Вулича к пьяному казаку опять-таки можно объяснить сугубо роковыми обстоятельствами. Вулич оказался в нужное время в нужном месте и был убит. Да и пьяный казак, разум которого замутнен чихарем (самогоном), тоже представляется слепым орудием дьявольских сил, задумавших убить Вулича. Максим Максимыч в ответ на расспросы Печорина, что он думает о фатализме, замечает по поводу Вулича: «Черт же его дернул ночью с пьяным разговаривать!.. Впрочем, видно, уж так у него на роду было написано!..» В реплике Максима Максимыча, выражающего народную точку зрения, заключены две взаимоисключающие мотивировки смерти: отсутствие свободы воли и снятие вины с Вулича («черт дернул») за счет виновности активной злой, сатанинской силы, заинтересованной в смерти человека, и вторая – полностью безличная точка зрения, когда виновных нет, только Бог знает, почему так происходит («на роду написано»). Обе эти позиции мирно уживаются в народном сознании.

Последние слова Вулича: «Он прав!» – завершают его спор с Печориным о фатализме. В чем он прав? Как всегда у Лермонтова, слово несет двойную смысловую нагрузку, в том числе символическую. «Он прав» означает «я сегодня умер». Но «он прав» также и в смысле последней точки, поставленной в споре о фатализме: нет предопределения. Правда, этот вывод следует из художественного целого романа, превосходящего отдельные сознания героев, о чем чуть ниже.

Пьяный казак с шашкой и пистолетом заперся в пустой избе. Он никого не пускает на порог и грозится расстрелять всякого, кто к нему сунется. Есаул уговаривает его сдаться, и в его словах звучит народная точка зрения на судьбу, более того, есаул убежден, что высказывает христианский взгляд на судьбу: «Согрешил, брат Ефимыч (…) так уж нечего делать, покорись!» – «Не покорюсь!» – отвечал казак. «Побойся Бога! Ведь ты не чеченец окаянный, а честный христианин; ну, уж коли грех твой тебя попутал, нечего делать: своей судьбы не минуешь!»

В уговорах есаула заключены по крайней мере две (если не три) точки зрения, притом что он нисколько не ощущает их взаимную противоречивость. «Согрешил» – это по-христиански: человек совершил грех по свободному выбору. Бог как бы предоставлял ему две возможности, и если человек выбрал зло, а не добро, – это его выбор. «Покорись!» в христианском значении слова – «покайся в грехе», «возьми ответственность на себя в совершенном преступлении», «подчинись наказанию, коли ты виноват». Отказ покориться воспринимается как басурманство, иноверие «окаянного чеченца». Иначе сказать, по мнению есаула, это только чеченец не боится Бога и может крушить людей шашкой направо и налево, так ведь он дикарь, потому для него и не существует нравственного закона: он не знает Бога, а если во что-то верит, то все это дикарские представления. К тому же чеченец – враг, в то время как Ефимыч – христианин и русский. Значит, если он убивает просто так, не врага, а своего брата, русского, это еще больше усугубляет его вину.

С другой стороны, есаул не может не понимать, что виной всему происшедшему чихирь, ударивший Ефимычу в голову. Вот почему есаул говорит: «…коли грех твой тебя попутал (курсив мой. – А.Г.), нечего делать, своей судьбы не минуешь!» Кажется, все сказанное есть уступка фатализму: судьба сильнее человека, невозможно избежать несчастья или невольного преступления – по пословице, «от тюрьмы и от сумы не зарекайся». Кроме того, фраза «грех попутал» как будто бы снимает с Ефимыча часть ответственности. Грех отделяется от носителя, становится самостоятельной независимой сущностью, могущей принуждать человека этот грех совершить. Получается, что грех образует сам себя, а человек – только орудие для деланья греха. Едва между человеком и этой злой волей намечается согласие, начинается грех. Другими словами, разросшийся в душе человека грех получает собственную энергию, делается частично независимым от воли человека и начинает им управлять. С Ефимычем происходит именно это: грех пьянства управляет им, точно марионеткой.

Любопытно, что и Вулич имеет безудержную страсть к игре. Она тоже управляет его жизнью. Страсть к картам и неудовлетворенность от постоянного проигрыша подталкивают Вулича к большему риску – по-настоящему смертельному. Поставленная на карту жизнь – это самый что ни на есть грех произвола. Распоряжаться своей жизнью человеку не дано: только Бог обладает подобными полномочиями. Стало быть, Вулич, не доверяя Богу и его Промыслу, испытывает судьбу, в то время как на деле его поступками управляет его собственный грех.

Выходит, оба: убийца и убитый – неумолимо двигаются навстречу друг другу под руководством греха – каждый своего. И встречаются они на станичном перекрестке, когда пути их грехов пересеклись. Их движение, по существу, лишено фатальной необходимости. Просто логика движения греха такова, что они не могут не повстречаться: подобное притягивает подобное. Есаул произносит фразу, которую, на первый взгляд, можно истолковать сугубо фаталистически: «своей судьбы не минуешь». Между тем слова есаула не противоречат христианским представлениям: «Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за мною» (Ев. от Матфея 16, 24).

Что есть человеческая судьба с религиозной, христианской точки зрения? Это крест, который человек должен нести во что бы то ни стало. Один несет его с достоинством, а иногда даже с улыбкой, другой влачит, ропщет на жизнь, изнемогая под непосильным грузом. Христианин, таким образом, повторяет путь Христа, он уподобляется ему и отождествляется с ним в крестных муках и страданиях, конечно, степень такого приближения очень мала. Ряд народных пословиц иллюстрируют эту идею креста: «что ни делается, все к лучшему», «Бог не даст крест не по силам» и пр.

В этой идее «креста» имеется и другой, не менее важный аспект: христианин уподобляется Христу не только в страданиях, но он еще призван подражать ему в святости, то есть всякий христианин мыслит Христа как образец, как парадигму своего поведения и поступка. Основа этой святости – любовь. (Ср. Ев. от Иоанна: «Заповедь новую даю вам: да любите друг друга. Как я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» (13, 34).)

Ни один из героев не следует этой парадигме. Пьяный казак Ефимыч отказывается принять «крест» своей жизни, не хочет принимать «крест» также и Вулич. Эксперимент с жизнью, который без устали предпринимает Печорин, тоже свидетельствует о недоверии Печорина к Богу и к его Промыслу. Свободную волю Печорин понимает в основном как своеволие. (Достоевский позднее в «Преступлении и наказании» покажет гибельность своеволия Раскольникова.) Этот непрекращающийся эксперимент Печорина – результат безуспешной попытки героя отыскать смысл жизни.

Печорин решает по-своему испытать судьбу: взять живым пьяного казака, который может перестрелять немало людей. Что это иное, как не фатализм? Однако Печорин, прежде чем неожиданно напасть на казака, запершегося в избе, выстраивает целую военную операцию: есаулу велит затеять с ним разговор, трех казаков ставит у дверей, готовых броситься на помощь Печорину, сам он заходит со стороны окна, где Ефимыч не ожидает нападения, отрывает ставень и внезапно прыгает в избу вниз головой. «Выстрел раздался у меня над самым ухом, пуля сорвала эполет. Но дым, наполнивший комнату, помешал моему противнику найти шашку, лежавшую возле него. Я схватил его за руки, казаки ворвались, и не прошло трех минут, как преступник был уже связан и отведен под конвоем. Народ разошелся. Офицеры меня поздравляли – и точно, было с чем!»

Если Печорин – фаталист, почему бы ему просто не зайти в избу через дверь? Уж коли судьба записана на небесах и человеку предстоит умереть именно в этот час, ни секундой позже, не имеют никакого значения те или иные действия: человек обречен и запрограммирован. Печорин так не думает – он действует так, чтобы по возможности контролировать все малейшие случайности. Этот образ поведения иллюстрирует поговорка: на Бога надейся, а сам не плошай. Словом, Печорин отвергает чудо спасения и надеется только на себя.

Любопытно, что в «Княжне Мери» Печорин отдает себя в руки жребия в момент дуэли с Грушницким (Грушницкому везет, он, по жребию, должен стрелять первым.). Впрочем, на расстоянии шести шагов от дула пистолета, над пропастью, он опирается ногой о камень и наклоняет тело вперед, чтобы от случайной раны не упасть в пропасть. Все это, разумеется, не фатализм, а признание свободной воли в качестве основы человеческой жизни, а значит, в конечном итоге подчинение себя Божественной силе, которая только одна может санкционировать смерть. По словам Печорина, ведь «хуже смерти ничего не случится – а смерти не минуешь!» Здесь Печорин неожиданно точно передает христианские убеждения, согласно которым судьба неизвестна, ее нельзя предугадать, а может быть и изменить. Судьба, или крест, в руках Божьих. Значит, искушать ее, как Вулич, – вызывать на себя гнев Бога. Об этом есаул говорит матери пьяного Ефимыча: «Ведь это только Бога гневить…»

Искушает ли судьбу Печорин? Нет, он бросает ей вызов. Раз Бог сильнее судьбы, то целью человеческой жизни будет любовь. Ради чего Печорин лезет на рожон? И без него казаки могли бы расстрелять пьяного Ефимыча через щели в двери. Только Печорин спасает и убийцу Ефимыча, и тех, кто мог попасть под его горячую руку. Стало быть, он совершает ряд нравственных поступков. Это как раз и будет для Лермонтова критерием христианского поведения личности. Между прочим, дуэль Печорина с Грушницким тоже имеет двойную мотивировку: с одной стороны, он «любит врагов, но не по-христиански», по его выражению, то есть низкому поведению заговорщиков Грушницкого и драгунского капитана он противопоставляет смертельный риск и в конце концов побеждает их козни; с другой стороны, он вступается за честь и доброе имя княжны Мери, оскорбленной Грушницким публично. Второе перевешивает первое: в конечном итоге Печориным движет любовь.

Следовательно, Печорин не фаталист, он признает свободу воли и свободу выбора личности между добром и злом – в духе христианских представлений. Критерием человеческого поведения для Лермонтова остается не столько фаталистическая идея отношения к жизни, кстати выраженная в стихотворении «Валерик»:

«Судьбе, как турок иль татарин, \\ За все я равно благодарен; \\ У Бога счастья не прошу…» – сколько любовь как результат веры в смысл жизни, данной человеку при рождении Богом.

Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. Спб, 1997, с. 142–143.

В чём причины смерти Печорина в романе "Герой нашего времени" ? и получил лучший ответ

Ответ от Alexey Khoroshev[гуру]
В романе Лермонтова « Герой нашего времени» показан молодой человек, страдающий от своей неприкаянности, в отчаянии задающий себе мучительный вопрос: «Зачем я жил? Для какой цели я родился? » Он не питает ни малейшей склонности к тому, чтобы идти проторенной дорогой светских молодых людей. С одной стороны, Печорин – офицер, с другой – некий искуситель и провокатор людей на проявление их затаенной сути. Мы не можем не видеть, что Печорин на голову выше окружающих его людей, что он умен, образован, талантлив, храбр, энергичен. Нас отталкивает равнодушие Печорина к людям, его неспособность к настоящей любви, к дружбе, его индивидуализм и эгоизм. Но Печорин увлекает нас жаждой жизни, стремлением к лучшему, умением критически оценить свои поступки. Он глубоко несимпатичен нам «жалкостью действий» , пустой растратой своих сил, теми поступками, которыми он приносит страдания другим людям. Но мы видим, что и сам он глубоко страдает. Характер Печорина сложен и противоречив. Герой романа говорит о себе: «Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его… » Каковы причины этой раздвоенности? «Я говорил правду – мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни… » – признается Печорин. Он научился быть скрытным, злопамятным, желчным, честолюбивым, сделался, по его словам, «нравственным калекой» .
Печорин – эгоист. Печорину присущи разочарование в жизни, пессимизм. Он страдает от постоянной раздвоенности души. В общественно-политических условиях 1830-х годов Печорин не может найти себе применения. Он растрачивается на мелкие похождения, подставляет лоб чеченским пулям, ищет забвения в том, что называет любовью. Но все это лишь жалкие попытки найти какой-нибудь выход, развеяться. Его преследуют скука и сознание, что не стоит жить такой жизнью. На всем протяжении романа Печорин показывает себя как человек, привыкший смотреть «на страдания, радости других только в отношении к себе» – как на «пищу» , поддерживающую его душевные силы, именно на этом пути ищет он утешения от преследующей его скуки, пытается заполнить пустоту своего существования. И все же Печорин – натура, богато одаренная. Он обладает аналитическим умом, его оценки людей и их поступков очень точны; у него критическое отношение не только к другим, но и к самому себе. Его дневник не что иное, как саморазоблачение. Он наделен горячим сердцем, способным глубоко чувствовать и сильно переживать, хотя пытается скрыть душевные переживания под маской равнодушия. Равнодушие, черствость – маска самозащиты. Печорин является человеком волевым, сильным, активным, в его груди дремлют «жизни силы» , он способен к действию. Но все его действия несут не положительный, а отрицательный заряд, вся его деятельность направлена не на созидание, а на разрушение. В этом Печорин сходен с героем лермонтовской поэмы «Демон». В его облике есть что-то демоническое, неразгаданное. Во всех новеллах Печорин предстает перед нами как разрушитель жизней и судеб других людей: из-за него лишается крова и погибает черкешенка Бэла, разочаровывается в дружбе Максим Максимыч, страдают Мери и Вера, погибает от его руки Грушницкий, вынуждены покинуть родной дом «честные контрабандисты» , погибает молодой офицер Вулич. Демоничность Печорина как нельзя лучше отражает противоречивость человеческого облика вообще. Как бы человек себя ни хвалил, как бы ни стремился к добру, в нем всегда будет находиться темное начало, которое искушает и провоцирует его. В данном случае Печорин выступает искусителем других персонажей романа. В каждом он обнаруживает тайную лазейку к пороку, которая и приводит их к погибели или отчаянию. Его же смерть наводит на мысли о доминанте в самом Лермонтове стремления к добру. Он убивает своего слишком сложного и слишком реалистичного героя, хотя порой читатель в это не верит. Печорин жив, и жив настолько, что порой мы чувствуем его присутствие при своих сомнениях и крамольных думах.

Эта встреча в дворянском собрании для меня была неожиданной. Граф Т., недавно прибывший из Персии, остановил меня в галерее у перил, когда я любовался танцующими польку парами. Граф поклонился и с извинениями попросил несколько минут для беседы, намекнув на мою книгу.
Мне, право, уже надоели эти разговоры. Всю зиму я отбивался от критиков, которые как один твердили, что заниматься описанными мною персонажами чуть ли не immoral, и подобные «герои» не характерны для нашего общества. Но я рассказал о г-не Печорине всё, что позволяли приличия. И даже более того. В самом же деле, я уже сомневался, интересна ли кому-нибудь, кроме меня, эта «история души человеческой», заинтриговала ли она хотя тем, что правдиво написана сторонним наблюдателем.
Очевидно, мысли отразились на моём лице, и граф поспешил меня успокоить:
– Я имел честь встречаться с г-ном Печориным и даже был с ним в последние минуты его жизни...
Такого поворота я не ожидал и поэтому выразил искренний интерес к теме разговора, чем вполне удовлетворил графа.
– Давайте отойдём в сторонку. Я думаю, что не займу у вас время.
– Будьте покойны. Я с удовольствием выслушаю любые свидетельства этого рода. Тем более, что у меня нет никаких достоверных сведений о его последних часах жизни.
Мы отошли от балюстрады, ограждающей верхнюю галерею от претенциозного зала, воздвигнутого гением Жако. Там продолжались танцы, но я потерял к ним всякий интерес.
Мы уселись на небольшом диванчике, обитым красным бархатом, в углу, где музыка не так слышна.

Оказалось, граф весной приехал в Петербург из Персии по важному дипломатическому делу. Будучи направленным лично его превосходительством полномочным министром Александром Осиповичем [Дюгамелем], граф вёз важные известия. С Печориным он встретился дважды: в Баку, уездном городке Шемахинской губернии, и по дороге в Дербент.

«В бакинской комендатуре меня отрядили в единственную гостиницу в городе, где мне предстояло провести ночь. Кроме того, для моего сопровождения выделили несколько казачков. Меня уведомили, здесь заметили чеченов, чего сроду не бывало. Горцы явно появились здесь недавно, но с какими целями, совершенно неясно.
В дороге, перед самим Баку что-то случилось с моим экипажем, мы едва доковыляли до города. Утром же выяснилось, что дормез, в котором мне нужно продолжать путешествие, не удалось починить.
Я с досадой вышел на улицу и тут увидел изящного, но широкоплечего господина в партикулярном платье. По виду он был не совсем здоров: бледен. И его явно одолевал сплин. Он увидел меня, задержал взгляд и подошёл ленивой походкой. Мы познакомились.
Оказалось, что Печорин – так звали незнакомца – тоже едет из Персии, где был по своим частным делам. В Баку он уже второй день, и ему этот городок со странным амбре ужасно надоел. Он надеялся увидеть древности, о которых слышал. Но и дворцовая мечеть, и остальные были в плачевном состоянии. Очевидно, русское владычество на севере Персии не способствовало развитию этого края.
Я возразил Печорину, что пока эта province – пограничная область. Причём, оторванная от России бунтующими горцами Шамиля. Но в будущем даже этот город может очень преобразиться. Мой собеседник только скептически усмехался в усы.
Болтая так, мы прошли к огромной луже возле полицейского управления. Мне она напомнила повести г-на Гоголя, на что Печорин язвительно рассказал, как свиньи подкопали вот этот самый подъезд полицейского управления и о тяжбе оного с хозяином свиней – православным священником.
Меня весьма позабавил сей анекдот. Однако пора было возвращаться в гостиницу.
Там меня ожидало неприятное известие: дормез всё ещё чинится, что послали за другим кузнецом, что... В общем, новости оказались для меня неважными. А я спешил по государственной надобности в Кубу. Не на арбе же ехать!
Г-н Печорин тут же предложил мне свой экипаж. Я, разумеется, не мог с этим согласиться, но он настоял. Мне импонировало его чувство ответственности, однако он меня успокоил:
– Будет вам, граф. Я рассчитываю уехать только завтра, поскольку сегодня вечером меня ждёт одна важная встреча. Вам же нужно спешить.
Он был прекрасно осведомлён о наших дипломатических усилиях сдержать Персию от вмешательства в Кавказский конфликт. Горцев усердно натравливала на бунты Османская империя, чем мог воспользоваться Мохаммед-шах. Пришли в движение и англичане, которые предоставляли деньги и оружие персам и даже направляли своих военных советников. Их потуги пока оправдываются. Мохаммед-шах отступил от Герата, а в Персидском заливе для большей убедительности стояла английская эскадра.
Мы с Печориным условились, что встретимся в Дербенте, где опять обменяемся экипажами. И я тут же отбыл. В Кубе мне пришлось задержаться на сутки, а после полудня на следующий день вместе со своими казачками отправился далее.
Дорога от Баку до Дербента раздваивается после Шабрана и сходится у речки Кусар-чай. Очевидно, Печорин проехал по короткому пути, минуя Кубу. Иначе я бы встретил его. У переправы через реку Самур я заметил небольшой отряд русских солдат, которыми командовал молоденький офицер. Тут же стояли местные татары и русские поселенцы.
Я велел остановиться и вышел. Офицер немедленно направился ко мне и представился.
– Что тут случилось?
– Напали на дормез дипломата.
И офицер рассказал, что виновны в нападении чеченцы. Никто не знает, откуда они взялись. Их отбили, одного схватили и даже допросили. Оказывается, они ждали в засаде важного чиновника из Персии. Однако в экипаже ехал офицер, который оказал им серьёзное сопротивление. А потом и наш отряд подоспел.
– Были ли потери?
– Офицер серьёзно ранен, его повезли в Дербент. Не далее как полчаса назад.
И тут я понял, что наш с Печориным обмен каретами оказал ему медвежью услугу. Я велел немедленно трогать и вскоре мы нагнали дормез, который я сразу же узнал.
Печорин был очень плох: пуля попала ему в живот. Но он находился в сознании. Он полулежал в бинтах, сквозь которые проступала кровь. Его на руках держал денщик. Увидев меня, Печорин улыбнулся. Я пересел к нему, и далее мы ехали все вместе. Говорить ему было трудно, он не стонал, а просто терпел, закрыв глаза. И вдруг сказал:
– Так вот для чего рок отводил руку смерти от меня ранее! Чтоб защитить от пули вас и позволить вам выполнить своё поручение...
– Постарайтесь меньше говорить, – пробовал я его урезонить. Но он, видно, предчувствовал скорую кончину и всё время что-то невнятно бормотал.
– Знаете, ваше превосходительство, – вдруг произнёс Печорин, – все мои попытки противиться судьбе почему-то приносили только неприятности другим. Вы – счастливое исключение. Потому-то я старался не заводить друзей и быть сдержанным с женщинами. Хотя... – он поморщился от боли, – есть один человек, к которому я действительно привязался...
Он помолчал, передохнув.
– Но мне его пришлось просто оттолкнуть. Впрочем, я это проделывал и ранее, но в тот раз мне это удалось сделать с большим трудом... Не могу понять... В голову лезут совсем не мысли о вечном...
Мне тогда странно было слышать эти откровения. Дормез ехал неспешно и мягко, хотя и приносила Печорину если не страдания, то явные неудобства. В какой-то момент он вдруг замолчал, приподнялся, взглянул в окно на запад на горы и скончался».

Граф закончил эту грустную повесть:
– В Петербурге мне попалась на глаза книга, которую издали при вашем участии. И только тут я понял, кого Печорин имел в виду. Не Максима Максимовича ли?
Я не нашёлся, что ответить. Мы помолчали. У меня вопросов не оставалось. Мой прототип литературного героя умер, не уронив чести, и это – главное. Я не знал, как поступить. С одной стороны я был благодарен графу за этот рассказ. А с другой стороны, знание о последних днях жизни Печорина ничего не могло прибавить к тому мнению, которое я имел к нему.
– Получилось, что именно я закрыл глаза герою нашего времени... – пробормотал граф, и я с удивлением заметил на его щеках слёзы, которые он пытался скрыть. Я не вполне понимал его состояние, но не показал виду.
Мы ещё помолчали. Затем, найдя, что разговор окончен, я поблагодарил графа, и мы раскланялись.

Бал продолжал франсез; объявили вторую фигуру. Но я всё сидел на диванчике и думал о странной судьбе Печорина. Он шёл по жизни inertie, как сомнабул. Невозможно это объяснить как-то, думал я, если не учесть нравы общества, в котором он был воспитан и был вынужден жить. Наверное, граф закрыл глаза не столько моему герою, а... Мы, собственно, продолжаем существовать так же, как он, не особенно стараясь, как неаккуратный денщик, наводить лоск на голенища грязных сапог. Возможно, лет через сто умрём окончательно. Что родится взамен? Неужели что-то ужаснее нас?
Я отбросил эти мысли прочь и спустился в зал, где сразу же, найдя даму для пары, включился в водоворот галопа. Было весело.