Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)
Джон Мильтон
Потерянный рай
КНИГА ПЕРВАЯ
Книга Первая сначала излагает вкратце тему произведения: прослушание Человека, вследствие чего он утратил Рай – обиталище своё; затем указывается причина падения: Змий, вернее – Сатана в облике Змия, восставший против Бога, вовлёк в мятеж бесчисленные легионы Ангелов, но был по Божьему повелению низринут с Небес вместе со всеми полчищами бунтовщиков в Преисподнюю.
Упомянув об этих событиях, поэма незамедлительно переходит к основному действию, представляя Сатану и его Ангелов в Аду. Следует описание Ада, размещающегося отнюдь не в центре Земли (небо и Земля, предположительно, ещё не сотворены, и следовательно, над ними ещё не тяготеет проклятье), но в области тьмы кромешной, точнее – Хаоса. Сатана со своими Ангелами лежит в кипящем озере, уничиженный, поверженный, но вскоре, очнувшись от потрясения, призывает соратника, первого после себя по рангу и достоинству. Они беседуют о несчастном положении своём. Сатана пробуждает все легионы, до сих пор так же находившиеся в оцепенении и беспамятстве. Неисчислимые, они подымаются, строятся в боевые порядки; главные их вожди носят имена идолов, известных впоследствии в Ханаане и соседствующих странах. Сатана обращается к соратникам, утешает их надеждою на отвоевание Небес и сообщает о новом мире и новом роде существ, которые, как гласят старинные пророчества и предания Небесного Царства, должны быть сотворены; Ангелы же, согласно мнению многих древних Отцов, созданы задолго до появления видимых существ.
Дабы обмыслить это пророчество и определить дальнейшие действия, Сатана повелевает собрать общий совет.
Соратники соглашаются с ним. Из бездны мрака возникает Пандемониум – чертог Сатаны. Адские вельможи восседают там и совещаются.
О первом преслушанье, о плоде
Запретном, пагубном, что смерть принёс
И все невзгоды наши в этот мир,
Людей лишил Эдема, до поры,
Когда нас Величайший Человек
Восставил, Рай блаженный нам вернул,-
Пой, Муза горняя! Сойди с вершин
Таинственных Синая иль Хорива,
Где был тобою пастырь вдохновлён,
Начально поучавший свой народ
Возникновенью Неба и Земли
Из Хаоса; когда тебе милей
Сионский холм и Силоамский Ключ,
Глаголов Божьих область, – я зову
Тебя оттуда в помощь; песнь моя
Отважилась взлететь над Геликоном,
К возвышенным предметам устремясь,
Нетронутым ни в прозе, ни в стихах.
Но прежде ты, о Дух Святой! – ты храмам
Предпочитаешь чистые сердца,-
Наставь меня всеведеньем твоим!
Ты, словно голубь, искони парил
Над бездною, плодотворя её;
Исполни светом тьму мою, возвысь
Все бренное во мне, дабы я смог
Решающие доводы найти
И благость Провиденья доказать,
Пути Творца пред тварью оправдав.
Открой сначала, – ибо Ад и Рай
Равно доступны взору Твоему,-
Что побудило первую чету,
В счастливой сени, средь блаженных кущ,
Столь взысканную милостью Небес,
Предавших Мирозданье ей во власть,
Отречься от Творца, Его запрет
Единственный нарушить? – Адский Змий!
Да, это он, завидуя и мстя,
Праматерь нашу лестью соблазнил;
Коварный Враг, низринутый с высот
Гордыней собственною, вместе с войском
Восставших Ангелов, которых он
Возглавил, с чьею помощью Престол
Всевышнего хотел поколебать
И с Господом сравняться, возмутив
Небесные дружины; но борьба
Была напрасной. Всемогущий Бог
Разгневанный стремглав низверг строптивцев,
Объятых пламенем, в бездонный мрак,
На муки в адамантовых цепях
И вечном, наказующем огне,
За их вооружённый, дерзкий бунт.
Девятикратно время истекло,
Что мерой дня и ночи служит смертным,
Покуда в корчах, со своей ордой,
Метался Враг на огненных волнах,
Разбитый, хоть бессмертный. Рок обрёк
Его на казнь горчайшую: на скорбь
О невозвратном счастье и на мысль
О вечных муках. Он теперь обвёл
Угрюмыми зеницами вокруг;
Таились в них и ненависть, и страх,
И гордость, и безмерная тоска...
Мгновенно, что лишь Ангелам дано,
Он оглядел пустынную страну,
Тюрьму, где, как в печи, пылал огонь,
Но не светил и видимою тьмой
Вернее был, мерцавший лишь затем,
Дабы явить глазам кромешный мрак,
Юдоль печали, царство горя, край,
Где мира и покоя нет, куда
Надежде, близкой всем, заказан путь,
Где муки без конца и лютый жар
Клокочущих, неистощимых струй
Текучей серы. Вот какой затвор
Здесь уготовал Вечный Судия
Мятежникам, средь совершённой тьмы
И Господа, чем самый дальний полюс
От центра Мирозданья отстоит.
Как несравнимо с прежней высотой,
Откуда их паденье увлекло!
Он видит соучастников своих
В прибое знойном, в жгучем вихре искр,
А рядом сверстника, что был вторым
По рангу и злодейству, а поздней
Был в Палестине чтим как Вельзевул.
К нему воззвал надменный Архивраг,
Отныне наречённый Сатаной,
И страшное беззвучие расторг
Такими дерзновенными словами:
"– Ты ль предо мною? О, как низко пал
Тот, кто сияньем затмевал своим
Сиянье лучезарных мириад
В небесных сферах! Если это ты,
Союзом общим, замыслом одним,
Надеждой, испытаньями в боях
И пораженьем связанный со мной,-
Взгляни, в какую бездну с вышины
Мы рухнули! Его могучий гром
Доселе был неведом никому.
Жестокое оружие! Но пусть
Всесильный Победитель на меня
Любое подымает! – не согнусь
И не раскаюсь, пусть мой блеск померк...
Ещё во мне решимость не иссякла
В сознанье попранного моего
Достоинства, и гордый гнев кипит,
Велевший мне поднять на битву с Ним
Мятежных Духов буйные полки,
Тех, что Его презрели произвол,
Вождём избрав меня. Мы безуспешно
Его Престол пытались пошатнуть
И проиграли бой. Что из того?
Не все погибло: сохранён запал
Неукротимой воли, наряду
С безмерной ненавистью, жаждой мстить
И мужеством – не уступать вовек.
А это ль не победа? Ведь у нас
Осталось то, чего не может Он
Ни яростью, ни силой отобрать -
Немеркнущая слава! Если б я
Противника, чьё царство сотряслось
От страха перед этою рукой,
Молил бы на коленах о пощаде,-
Я опозорился бы, я стыдом
Покрылся бы и горше был бы срам,
Чем низверженье. Волею судеб
Нетленны эмпирейский наш состав
И сила богоравная; пройдя
Горнило битв, не ослабели мы,
Но закалились и теперь верней
Мы вправе на победу уповать:
В грядущей схватке, хитрость применив,
Напружив силы, низложить Тирана,
Который нынче, празднуя триумф,
Ликует в Небесах самодержавно!"
Так падший Ангел, поборая скорбь,
Кичился вслух, отчаянье тая.
Собрат ему отважно отвечал:
"– О Князь! Глава порфироносных сил,
Вождь Серафимских ратей боевых,
Грозивших трону Вечного Царя
Деяньями, внушающими страх,
Дабы Его величье испытать
Верховное: хранимо ли оно
Случайностью ли, силой или Роком.
Я вижу все и горько сокрушён
Ужасным пораженьем наших войск.
Мы изгнаны с высот, побеждены,
Низвергнуты, насколько вообще
Возможно разгромить богоподобных
Сынов Небес; но дух, но разум наш
Не сломлены, а мощь вернётся вновь,
Хоть славу нашу и былой восторг
Страданья поглотили навсегда.
Зачем же Победитель (признаю
Его всесильным; ведь не мог бы Он
Слабейшей силой – нашу превозмочь!)
Нам дух и мощь оставил? Чтоб сильней
Мы истязались, утоляя месть
Его свирепую? Иль как рабы
Трудились тяжко, по законам войн,
Подручными в Аду, в огне палящем,
Посыльными в бездонной, мрачной мгле?
Что толку в нашем вечном бытии
И силе нашей, вечно-неизменной,
Коль нам терзаться вечно суждено?"
Ему Отступник тотчас возразил:
"– В страданьях ли, в борьбе ли, – горе слабым,
О падший Херувим! Но знай, к Добру
Стремиться мы не станем с этих пор.
Мы будем счастливы, творя лишь Зло,
Его державной воле вопреки.
И если Провидением своим
Он в нашем Зле зерно Добра взрастит,
Мы извратить должны благой исход,
В Его Добре источник Зла сыскав.
Успехом нашим будет не однажды
Он опечален; верю, что не раз
Мы волю сокровенную Его
Собьём с пути, от цели отведя...
Но глянь! Свирепый Мститель отозвал
К вратам Небес карателей своих.
Палящий ураган и серный град,
Нас бичевавшие, когда с вершин
Мы падали в клокочущий огонь,
Иссякли. Молниями окрылённый
И гневом яростным, разящий гром
Опустошил, как видно, свой колчан,
Стихая постепенно, и уже
Не так бушует. Упустить нельзя
Счастливую возможность, что оставил
В насмешку или злобу утолив,
Противник нам. Вот голый, гиблый край,
Обитель скорби, где чуть-чуть сквозит,
Мигая мёртвым светом в темноте,
Трепещущее пламя. Тут найдём
Убежище от вздыбленных валов
И отдых, если здесь он существует,
Вновь соберём разбитые войска,
Обсудим, как нам больше досадить
Противнику и справиться с бедой,
В надежде – силу или, наконец,
В отчаянье – решимость почерпнуть!"
Так молвил Сатана. Приподнял он
Над бездной голову; его глаза
Метали искры; плыло позади
Чудовищное тело, по длине
Титанам равное иль Земнородным -
Врагам Юпитера! Как Бриарей,
Сын Посейдона, или как Тифон,
В пещере обитавший, возле Тарса,
Как великан морей – Левиафан,
Когда вблизи Норвежских берегов
Он спит, а запоздавший рулевой,
Приняв его за остров, меж чешуй
Кидает якорь, защитив ладью
От ветра, и стоит, пока заря
Не усмехнётся морю поутру,-
Так Архивраг разлёгся на волнах,
Прикованный к пучине. Никогда
Он головой не мог бы шевельнуть
Без попущенья свыше. Провиденье
Дало ему простор для тёмных дел
И новых преступлений, дабы сам
Проклятье на себя он вновь навлёк,
Терзался, видя, что любое Зло
Во благо бесконечное, в Добро
Преображается, что род людской,
Им соблазнённый, будет пощажён
По милости великой, но втройне
Обрушится возмездье на Врага.
Огромный, он воспрянул из огня,
Два серных вала отогнав назад;
Их взвихрённые гребни, раскатись,
Образовали пропасть, но пловец
На крыльях в сумеречный воздух взмыл,
Принявший непривычно тяжкий груз,
И к суше долетел, когда назвать
Возможно сушей – отверделый жар,
Тогда как жидкий жар в пучине тлел.
Такой же почва принимает цвет,
Когда подземный шторм срывает холм
С вершин Пелора, или ребра скал
Гремящей Этны, чьё полно нутро
Огнеопасных, взрывчатых веществ,
И при посредстве минеральных сил,
Наружу извергаемых из недр
Воспламенёнными, а позади,
Дымясь и тлея, остаётся дно
Смердящее. Вот что пятой проклятой
Нащупал Враг! Соратник – вслед за ним.
Тщеславно ликовали гордецы.
Сочтя, что от Стигийских вод спаслись
Они, как боги, – собственной своей
Вновь обретённой силой, наотрез
Произволенье Неба отрицая.
"– На эту ли юдоль сменили мы,-
Архангел падший молвил, – Небеса
И свет Небес на тьму? Да будет так!
Он всемогущ, а мощь всегда права.
Не разумом, но силой; в остальном
Мы равные. Прощай, блаженный край!
Привет тебе, зловещий мир! Привет,
Геенна запредельная! Прими
Хозяина, чей дух не устрашат
Ни время, ни пространство. Он в себе
Обрёл своё пространство и создать
В себе из Рая – Ад и Рай из Ада
Он может. Где б я ни был, все равно
Собой останусь, – в этом не слабей
Того, кто громом первенство снискал.
Здесь мы свободны. Здесь не создал Он
Завидный край; Он не изгонит нас
Из этих мест. Здесь наша власть прочна,
И мне сдаётся, даже в бездне власть -
Достойная награда. Лучше быть
Владыкой Ада, чем слугою Неба!
Но почему же преданных друзей,
Собратьев по беде, простёртых здесь,
В забвенном озере, мы не зовём
Приют наш скорбный разделить и, вновь
Объединясь, разведать: что ещё
Мы в силах у Небес отвоевать
И что осталось нам в Аду утратить?"
Так молвил Сатана, и Вельзевул
Ответствовал: "– О Вождь отважных войск,
Воистину, лишь Всемогущий мог
Раздастся, как незыблемый залог
Надежды, ободрявшей часто нас
Среди опасностей и страха! Пусть
Он прозвучит как боевой сигнал
И мужество соратникам вернёт,
Низринутым в пылающую топь,
Беспамятно недвижным, оглушённым
Паденьем с непомерной вышины!"
Он смолк, и тотчас Архивраг побрёл
К обрыву, за спину закинув щит,-
В эфире закалённый круглый диск,
Огромный и похожий на луну,
Когда её в оптическом стекле,
С Вальдарно или Фьезольских высот,
Мудрец Тосканский ночью созерцал,
Стремясь на шаре пёстром различить
Материки, потоки и хребты.
Отступник, опираясь на копьё,
Перед которым высочайший ствол
Сосны Норвежской, срубленной на мачту,
Для величайшего из кораблей,
Казался бы тростинкой, – брёл вперёд
По раскалённым глыбам; а давно ль
Скользил в лазури лёгкою стопой?
Его терзали духота и смрад,
Но, боль превозмогая, он достиг
Пучины серной, с края возопив
К бойцам, валяющимся, как листва
Осенняя, устлавшая пластами
Лесные Валамброзские ручьи,
Текущие под сенью тёмных крон
Дубравы Этрурийской; так полёг
Тростник близ Моря Чермного, когда
Ветрами Орион расколыхал
Глубины вод и потопил в волнах
Бузириса и конников его
Мемфисских, что преследовали вскачь
Сынов Земли Гесем, а беглецы
Взирали с берега на мертвецов,
Плывущих средь обломков колесниц;
Так, потрясённые, бунтовщики
Лежали грудами, но Вождь вскричал,
И гулким громом отозвался Ад:
"– Князья! Воители! Недавний цвет
Небес, теперь утраченных навек!
Возможно ли эфирным существам
Столь унывать? Ужели, утомясь
Трудами ратными, решили вы
В пылающей пучине опочить?
Вы в райских долах, что ли, сладкий сон
Вкушаете? Никак, вы поклялись
Хваленье Победителю воздать
Униженно? Взирает Он меж тем
На Херувимов и на Серафимов,
Низверженных с оружьем заодно
Изломанным, с обрывками знамён!
Иль ждёте вы, чтобы Его гонцы,
Бессилье наше с Неба углядев,
Накинулись и дротиками молний
Ко дну Геенны пригвоздили нас?
Восстаньте же, не то конец всему!"
Сгорая от стыда, взлетели вмиг
Бойцы. Так задремавший часовой
Спросонья вздрагивает, услыхав
Начальства строгий окрик. Сознавая
Свои мученья и беду свою,
Стряхнув оцепененье, Сатане
Покорствуют несметные войска.
Так, в чёрный день Египта, мощный жезл
Вознёс Амрамов сын, и саранча,
Которую пригнал восточный ветр,
Нависла тучей, мрачною, как ночь,
Над грешной Фараоновой землёй
И затемнила Нильскую страну;
Не меньшей тучей воспарила рать
Под своды адские, сквозь пламена,
Её лизавшие со всех сторон.
Но вот копьём Владыка подал знак,
И плавно опускаются полки
На серу отверделую, покрыв
Равнину сплошь. Из чресел ледяных
Не извергал тысячелюдный Север
Подобных толп, когда его сыны,
Дунай и Рейн минуя, как потоп
Неудержимый, наводнили Юг,
За Гибралтар и до песков Ливийских!
Начальники выходят из рядов
Своих дружин; они к Вождю спешат,
Блистая богоравной красотой,
С людскою – несравнимой. Довелось
Им на небесных тронах восседать,
А ныне – в райских списках ни следа
Имён смутьянов, что презрели долг,
Из Книги Жизни вымарав себя.
Ещё потомство Евы бунтарям
Иные прозвища не нарекло,
Когда их допустил на Землю Бог,
Дабы людскую слабость испытать.
Им хитростью и ложью удалось
Растлить едва ль не весь Адамов род
И наклонить к забвению Творца
И воплощенью облика его
Невидимого – в образы скотов,
Украшенных и чтимых в дни торжеств
Разнузданных и пышных; Духам Зла
Учили поклоняться, как богам.
Под именами идолов они
Языческих известны с тех времён.
Поведай, Муза, эти имена:
Кто первым, кто последним, пробудясь,
Восстал из топи на призывный клич?
Как, сообразно рангам, шли к Вождю,
Пока войска держались вдалеке?
Главнейшими божками были те,
Кто, ускользнув из Ада, в оны дни,
Ища себе добычи на Земле,
Свои дерзали ставить алтари
И капища близ Божьих алтарей
И храмов; побуждали племена
Молиться демонам и, обнаглев,
Оспаривали власть Иеговы,
Средь Херувимов, с высоты Сиона,
Громами правящего! Их кумиры -
О, мерзость! – проникали в самый Храм,
Кощунственно желая поругать
Священные обряды, адский мрак
Противоставив свету Миродержца!
Молох шёл первым – страшный, весь в крови
Невинных жертв. Родители напрасно
Рыдали; гулом бубнов, рёвом труб
Был заглушён предсмертный вопль детей,
Влекомых на его алтарь, в огонь.
Молоха чтил народ Аммонитян,
В долине влажной Раввы и в Аргобе,
В Васане и на дальних берегах
Арнона; проскользнув к святым местам,
Он сердце Соломона смог растлить,
И царь прельщённый капище ему
Напротив Храма Божьего воздвиг.
С тех пор позорной стала та гора;
Долина же Еннома, осквернясь
Дубравой, посвящённою Молоху,
Тофет – с тех пор зовётся и ещё -
Геенной чёрною, примером Ада.
Вторым шёл Хамос – ужас и позор
Сынов Моава. Он царил в земле
Ново и Ароера, средь степей
Спалённых Аворнма; Езевон,
Оронаим, Сигонова страна,
И Сивма – виноградный дол цветущий,
И Елеал, весь неохватный край
До брега Моря Мёртвого, пред ним
Склонялся. Он, под именем Фегора,
В Ситтиме соблазнил израильтян,
Покинувших Египет, впасть в разврат,
Что принесло им беды без числа.
Он оргии свои до той горы
Простёр срамной и рощи, где кумир
Господствовал Молоха – людобойцы,
Пока благочестивый не пресёк
Иосия грехи и прямо в Ад
Низверг из капищ мерзостных божков.
За ними духи шли, которым два
Прозванья были общие даны;
От берегов Евфрата до реки
Меж Сирией и Царством пирамид -
Ваалами, Астартами звались
Одни – себе присвоив род мужской,
Другие – женский. Духи всякий пол
Принять способны или оба вместе -
Так вещество их чисто и легко,
Ни оболочкой не отягчено,
Ни плотью, ни громоздким костяком.
Но, проявляясь в обликах любых,
Прозрачных, плотных, светлых или тёмных,
Затеи могут воплощать свои
Воздушные – то в похоть погрузясь,
То в ярость впав. Израиля сыны
Не раз, Жизнеподателя презрев,
Забвению предав Его законный
Алтарь, пред изваяньями скотов
Униженно склонялись, и за то
Их были головы обречены
Склоняться столь же низко пред копьём
Врагов презренных. Следом Аштарет,
Увенчанная лунным рогом, шла,
Астарта и Владычица небес
У Финикиян. В месячных ночах,
Пред статуей богини, выпевал
Молитвословья хор Сидонских дев.
И те же гимны в честь её Сион
Пятнали. На горе Обиды храм
Поставил ей женолюбивый царь.
Он сердцем был велик, но ради ласк
Язычниц обольстительных почтил
Кумиры мерзкие. Богине вслед
Шагал Таммуз, увечьем на Ливане
Сириянок сзывавший молодых,
Что ежегодно, летом, целый день
Его оплакивали и, следя,
Как в море алую струю влечёт
Адонис, верили, что снова кровь
Из ран божка окрасила поток.
Пленялись этой притчей любострастной
Сиона дщери. Иезекииль
Их похоть созерцал, когда у врат
Святых ему в видении предстал
Отпавшего Иуды гнусный грех
Служенья идолам. Шёл Дух вослед,
Взаправду плакавший, когда Кивотом
Завета полоненным был разбит
Его звероподобный истукан.
Безрукий, безголовый, он лежал
Средь капища, своих же посрамив
Поклонников; Дагоном звался он -
Морское чудо, получеловек
И полурыба. Пышный храм его
Сиял в Азоте. Палестина вся,
Геф, Аскалон и Аккарон и Газа,
Пред ним дрожали. Шёл за ним Риммой;
Дамаск очаровательный служил
Ему жильём, равно как берега
Аваны и Фарфара – тучных рек.
Он тоже оскорблял Господень Дом:
Утратив прокажённого слугу,
Он повелителя обрёл: царя
Ахаза, отупевшего от пьянства,
Принудил Божий разорить алтарь
И на сирийский лад соорудить
Святилище для сожиганья жертв
Божкам, которых он же победил.
Шли дало демоны густой толпой:
Озирис, Гор, Изида – во главе
Обширной свиты; некогда они
Египет суеверный волшебством
Чудовищным и чарами прельстили,
И заблуждающиеся жрецы,
Лишив людского образа своих
Богов бродячих, в облики зверей
Их воплотили. Этой злой чумы
Израиль на Хоривене избег,
Из золота заёмного отлив
Тельца; крамольный царь свершил вдвойне
Злодейство это – в Дано и Вефиле,
Где уподобил тучному быку
Создателя, что в ночь одну прошёл
Египет, и одним ударом всех
Младенцев первородных истребил
И всех низринул блеющих богов.
Последним появился Велиал,
Распутнейший из Духов; он себя
Пороку предал, возлюбив порок.
Не ставились кумирни в честь его
И не курились алтари, но кто
Во храмы чаще проникал, творя
Нечестие, и развращал самих
Священников, предавшихся греху
Безбожия, как сыновья Илия,
Чинившие охальство и разгул
В Господнем Доме? Он царит везде,-
В судах, дворцах и пышных городах,-
Где оглушающий, бесстыдный шум
Насилия, неправды и гульбы
Встаёт превыше башен высочайших,
Где в сумраке по улицам снуют
Гурьбою Велиаловы сыны,
Хмельные, наглые; таких видал
Содом, а позже – Гива, где в ту ночь
Был вынужден гостеприимный кров
На поруганье им жену предать,
Чтоб отвратить наисквернейший блуд.
Вот – главные по власти и чинам.
Пришлось бы долго называть иных
Прославленных; меж ними божества
Ионии, известные издревле;
Им поклонялся Иаванов род,
Хотя они значительно поздней
Своих родителей – Земли и Неба -
Явились в мир. Был первенцем Титан
С детьми, без счета; брат его – Сатурн
Лишил Титана прав, но, в свой черёд,
Утратил власть; Сатурна мощный сын
От Реи – Зевс – похитил трон отца
И незаконно царство основал.
На Крите и на Иде этот сонм
Богов известен стал сперва; затем
Они к снегам Олимпа вознеслись
И царствовали в воздухе срединном,
Где высший был для них предел небес.
Они господствовали в скалах Дельф,
В Додоне и проникли за рубеж
Дориды, словно те, что в оны дни,
Сопутствуя Сатурну-старику,
Бежали в Гесперийские поля
И, Адриатику переплывя,
Достигли дальних Кельтских островов.
Несметными стадами шли и шли
Все эти Духи; были их глаза
Потуплены тоскливо, но зажглись
Угрюмым торжеством, едва они
Увидели, что Вождь ещё не впал
В отчаянье, что не совсем ещё
Они погибли в гибели самой.
Казалось, тень сомненья на чело
Отступника легла, но он, призвав
Привычную гордыню, произнёс
Исполненные мнимого величья
Слова надменные, чтоб воскресить
Отвагу ослабевшую и страх
Рассеять. Под громовый рык рогов
И труб воинственных он повелел
Поднять свою могучую хоругвь.
Азазиил – гигантский Херувим -
Отстаивает право развернуть
Её; и вот, плеща во весь размах,
Великолепный княжеский штандарт
На огненно-блистающем копьё
Вознёсся, просияв как метеор,
Несомый бурей; золотом шитья
И перлами слепительно на нем
Сверкали серафимские гербы
И пышные трофеи. Звук фанфар
Торжественно всю бездну огласил,
И полчища издали общий клич,
Потрясший ужасом не только Ад,
Но царство Хаоса и древней Ночи.
Вмиг десять тысяч стягов поднялись,
Восточной пестротою расцветив
Зловещий сумрак; выросла как лес
Щетина копий; шлемы и щиты
Сомкнулись неприступною стеной.
Шагает в ногу демонская рать
Фалангой строгой, под согласный свист
Свирелей звучных и дорийских флейт,
На битву прежде воодушевлявших
Героев древних, – благородством чувств
Возвышенных; не бешенством слепым,
Но мужеством, которого ничто
Поколебать не в силах; смерть в бою
Предпочитавших бегству от врага
И отступленью робкому. Затем
Дорийский, гармоничный создан лад,
Чтоб смуту мыслей умиротворить,
Сомненье, страх и горе из сердец
Изгнать – и смертных и бессмертных. Так,
Объединённой силою дыша,
Безмолвно шествуют бунтовщики
Под звуки флейт, что облегчают путь
По раскалённой почве. Наконец
Войска остановились. Грозный фронт,
Развёрнутый во всю свою Длину
Безмерную, доспехами блестит,
Подобно древним воинам сровняв
Щиты и копья; молча ждут бойцы
Велений Полководца. Архивраг
Обводит взглядом опытным ряды
Вооружённых Духов; быстрый взор
Оценивает легионов строй
И выправку бойцов, их красоту
Богоподобную и счёт ведёт
Когортам. Предводитель ими горд,
Ликует, яростней ожесточась,
В сознанье мощи собственной своей.
Досель от сотворенья Человека
Ещё нигде такого не сошлось
Большого полчища; в сравненье с ним
Казалось бы ничтожным, словно горсть
Пигмеев, с журавлями воевавших,
Любое; даже присовокупив
К Флегрийским исполинам род геройский.
Вступивший в бой, с богами наряду,
Что схватке помогали с двух сторон,
К ним рыцарей романов и легенд
О сыне Утера, богатырей
Британии, могучих удальцов
Арморики; неистовых рубак
И верных и неверных, навсегда
Прославивших сраженьями Дамаск,
Марокко, Трапезунд, и Монтальбан,
И Аспрамонт; к тех придать, кого
От Африканских берегов Бизерта
Послала с Шарлеманем воевать,
Разбитым наголову средь полей
Фонтарабийских. Войско Сатаны,
Безмерно большее, чем все войска
Людские, – повинуется Вождю
Суровому; мятежный Властелин,
Осанкой статной всех превосходя,
Как башня высится. Нет, не совсем
Он прежнее величье потерял!
Хоть блеск его небесный омрачён,
Но виден в нем Архангел. Так, едва
Взошедшее на утренней заре,
Проглядывает солнце сквозь туман
Иль, при затменье скрытое Луной,
На пол-Земли зловещий полусвет
Бросает, заставляя трепетать
Монархов призраком переворотов,-
И сходственно, померкнув, излучал
Архангел часть былого света. Скорбь
Мрачила побледневшее лицо,
Исхлёстанное молниями; взор,
Сверкающий из-под густых бровей,
Отвагу безграничную таил,
Несломленную гордость, волю ждать
Отмщенья вожделенного. Глаза
Его свирепы, но мелькнули в них
И жалость и сознание вины
При виде соучастников преступных,
Верней – последователей, навек
Погибших; тех, которых прежде он
Знавал блаженными. Из-за него
Мильоны Духов сброшены с Небес,
От света горнего отлучены
Его крамолою, но и теперь,
Хоть слава их поблекла, своему
Вождю верны. Так, сосны и дубы,
Небесным опалённые огнём,
Вздымая величавые стволы
С макушками горелыми, стоят,
Не дрогнув, на обугленной земле.
Вождь подал знак: он хочет речь держать.
Сдвоив ряды, теснятся командиры
Полуокружностью, крыло к крылу,
В безмолвии, близ Главаря. Начав
Трикраты, он трикраты, вопреки
Гордыне гневной, слезы проливал,
Не в силах молвить. Ангелы одни
Так слезы льют. Но вот он, подавив
Рыдания и вздохи, произнёс:
"– О сонмы вечных Духов! Сонмы Сил,
Лишь Всемогущему не равных! Брань
С Тираном не была бесславной, пусть
Исход её погибелен, чему
Свидетельством – плачевный облик наш
И место это. Но какой же ум
Высокий, до конца усвоив смысл
Былого, настоящее познав,
Дабы провидеть ясной предречь
Грядущее, – вообразить бы мог,
Что силы совокупные богов
Потерпят пораженье? Кто дерзнёт
Поверить, что, сраженье проиграв,
Могучие когорты, чьё изгнанье
Опустошило Небо, не пойдут
Опять на штурм и не восстанут вновь,
Чтоб светлый край родной отвоевать?
Вся Ангельская рать – порукой мне:
Мои ли колебания и страх
Развеяли надежды наши? Нет!
Самодержавный Деспот свой Престол
Незыблемым доселе сохранял
Лишь в силу громкой славы вековой,
Привычки косной и благодаря
Обычаю. Наружно окружась
Величьем венценосца, он сокрыл
Разящую, действительную мощь,
И это побудило к мятежу
И сокрушило нас. Отныне мы
Изведали могущество Его,
Но и своё познали. Не должны
Мы вызывать на новую войну
Противника, но и страшиться нам
Не следует, коль Он её начнёт.
Всего мудрее – действовать тайком,
Обманчивою хитростью достичь
Того, что в битве не далось. Пускай
Узнает Он: победа над врагом,
Одержанная силою меча,-
Лишь часть победы. Новые миры
Создать пространство может. В Небесах
Давно уже носился общий слух,
Что Он намерен вскоре сотворить
Подобный мир и населить его
Породою существ, которых Он
Возлюбит с Ангелами наравне.
На первый случай вторгнемся туда
Из любопытства иль в иное место:
Не может бездна адская держать
Небесных Духов до конца времён
В цепях, ни Хаос – в непроглядной тьме.
В совете общем надо эту мысль
Обдумать зрело. Миру – не бывать!
Кто склонён здесь к покорности? Итак,
Скрытая иль тайная война!"
Он смолк, и миллионами клинков
Пылающих, отторгнутых от бедр
И вознесённых озарился Ад
В ответ Вождю. Бунтовщики хулят
Всевышнего; свирепо сжав мечи,
Бьют о щиты, воинственно гремя,
И Небесам надменный вызов шлют.
Вблизи гора дымилась – дикий пик
С вершиной огневержущей, с корой,
Сверкающей на склонах: верный признак
Работы серы, залежей руды
В глубинах недр. Летучий легион
Туда торопится. Так мчатся вскачь,
Опережая главные войска,
Сапёры, с грузом кирок и лопат,
Чтоб царский стан заране укрепить
Окопами и насыпью. Отряд
Маммон ведёт; из падших Духов он
Всех менее возвышен. Алчный взор
Его – и в Царстве Божьем прежде был
На низменное обращён и там
Не созерцаньем благостным святынь
Пленялся, но богатствами Небес,
Где золото пятами попиралось.
Пример он людям подал, научил
Искать сокровища в утробе гор
И клады святокрадно расхищать,
Которым лучше было бы навек
Остаться в лоне матери-земли.
На склоне мигом зазиял разруб,
И золотые ребра выдирать
Умельцы принялись. Немудрёно,
Что золото в Аду возникло. Где
Благоприятней почва бы нашлась,
Дабы взрастить блестящий этот яд?
Вы, бренного художества людей
Поклонники! Вы, не щадя похвал,
Дивитесь Вавилонским чудесам
И баснословной роскоши гробниц
Мемфиса, – но судите, сколь малы
Огромнейшие памятники в честь
Искусства, Силы, Славы, – дело рук
Людских, – в сравненье с тем, что создают
Отверженные Духи, так легко
Сооружающие в краткий час
Строение, которое с трудом,
Лишь поколенья смертных, за века
Осуществить способны! Под горой
Поставлены плавильни; к ним ведёт
Сеть желобов с потоками огня
От озера. Иные мастера
Кидают в печи сотни грузных глыб,
Породу разделяют на сорта
И шихту плавят, удаляя шлак;
А третьи – роют на различный лад
Изложницы в земле, куда струёй
Клокочущее золото бежит,
Заполнив полости литейных форм.
Так дуновенье воздуха, пройдя
По всем извилинам органных труб,
Рождает мелодический хорал.
Подобно пару, вскоре из земли
И сладостных симфониях восстало
Обширнейшее зданье, с виду – храм;
Громадные пилястры вкруг него
И стройный лес дорических колонн,
Венчанных архитравом золотым;
Карнизы, фризы и огромный свод
Сплошь в золотой чеканке и резьбе.
Ни Вавилон, ни пышный Алкаир,
С величьем их и мотовством, когда
Ассирия с Египтом, соревнуясь,
Богатства расточали; ни дворцы
Властителей, ни храмы их богов -
Сераписа и Бела, – не могли
И подступиться к роскоши такой.
Вот стройная громада, вознесясь,
Намеченной достигла вышины
И замерла. Широкие врата,
Две бронзовые створки распахнув,
Открыли взорам внутренний простор.
Созвездья лампионов, гроздья люстр,
Где горные горят смола и масло,
Посредством чар под куполом парят,
Сияя, как небесные тела.
С восторгом восхищённая толпа
Туда вторгается; одни хвалу
Провозглашают зданию, другие -
Искусству зодчего, что воздвигал
Хоромы дивные на Небесах;
Архангелы – державные князья
Там восседали, ибо Царь Царей
Возвысил их и каждому велел
В пределах иерархии своей
Блестящими чинами управлять.
Поклонников и славы не лишён.
Был зодчий в Древйей Греции; народ
Авзонский Мульцибером звал его;
А миф гласит, что, мол, швырнул Юпитер
Во гневе за хрустальные зубцы
Ограды, окружающей Олимп,
Его на землю. Целый летний день
Он будто бы летел, с утра до полдня
И с полдня до заката, как звезда
Падучая, и средь Эгейских вод
На остров Лемнос рухнул. Но рассказ
Не верен; много раньше Мульцибер
С мятежной ратью пал. Не помогли
Ни башни, им воздвигнутые в небе,
Ни знанья, ни искусство. Зодчий сам
С умельцами своими заодно
Вниз головами сброшены Творцом
Отстраивать Геенну.
Той порой
Крылатые глашатаи, блюдя
Приказ Вождя и церемониал
Торжественный, под зычный гром фанфар
Вещают, что немедленный совет
Собраться в Пандемониуме должен,-
Блистательной столице Сатаны
И Аггелов его. На громкий зов
Достойнейших бойцов отряды шлют
По рангу и заслугам; те спешат
В сопровождении несметных толп,
Мечтал создать эпическую поэму, которая прославила бы английский народ. Первоначально он думал написать религиозное эпическое произведение. Самый замысел поэмы был тесно связан с пуританским религиозным искусством.
В 1630-х годах план эпического полотна, задуманного Мильтоном, изменился. В этом нашло свое отражение идейное развитие поэта: замысел принял более конкретный национальный характер. Мильтон хотел создать «Артуриаду» – эпопею, которая возрождала бы сюжеты романов «Круглого стола», воспевала бы подвиги легендарного короля Артура – вождя британских племен в их борьбе против англо-саксонского нашествия .
Однако ни в 1630-х, ни в 1640-х годах Джон Мильтон не смог приступить к осуществлению замысла эпической поэмы. Только опыт 1650 – 1660-х годов помог ему создать (1658-1667) поэму «Потерянный рай », о которой он думал в течение долгих лет.
Джон Мильтон. Портрет ок. 1629
Анализируемая здесь поэма «Потерянный рай» состоит из 12 песен (Мильтон называет их книгами), в ней около 11 тысяч стихов. Написана она так называемым «белым стихом», близким к русскому пятистопному ямбу.
В 1660-х годах, после окончания английской революции и реставрации Стюартов , Мильтон хотел всем замыслом своей поэмы призвать не к восстанию против реакции, а к собиранию духовных сил, нравственному, моральному совершенствованию.
Русский критик Белинский назвал поэму Джона Мильтона «апофеозой восстания против авторитета», подчеркнув, что революционный пафос поэмы ярче всего выражен в образе Сатаны . В этом и заключалось противоречие поэмы: мятежник и гордец Сатана, побежденный, но продолжающий мстить богу, должен был стать отталкивающим персонажем, должен был вызывать осуждение читателя, а он, несомненно, оказался самым сильным образом поэмы. Мильтон хотел опоэтизировать идею нравственного совершенствования, но «Потерянный рай» воспринимался как призыв мужаться и продолжать борьбу.
Поэме Мильтона присуще и своеобразное чувство историзма. Мильтон показывает, что люди, выйдя из рая и лишившись тех идиллических счастливых условий, в которых они жили до «грехопадения», вступили в новый, высший период своего развития. Беспечные обитатели «божьего сада» стали мыслящими, работающими, развивающимися людьми.
Мильтон "Потерянный рай". Сатана спускается на землю. Художник Г. Доре
Анализ показывает, что «Потерянный рай» – прежде всего поэма борьбы. Недаром Мильтон в начале девятой книги уверенно говорит, что избрал сюжет более значительный и героический, чем любой из его предшественников, обращавшихся к жанру эпопеи. Действительно, «Потерянный рай» – героический эпос, созданный поэтом, который, хотя и не участвовал лично в войнах своего времени, сумел показать грозную стихию войны, ее страшный и кровавый труд, а не только парадные схватки героев, воспел отвагу и доблесть своих современников.
Эпические черты «Потерянного рая» заключаются не только в пространном описании вооружения и одежды борющихся сторон, но и в известном гиперболизме (это касается особенно Сатаны), и в параллелизме (бог, его пэры, его войско – и Сатана, его пэры, его войско), и в том, как трижды Сатана начинает говорить, обращаясь к войску, и трижды смолкает.
В «Потерянном рае» эпична и система сравнений. Характеризуя своих героев, Джон Мильтон не раз прибегает к развернутым эпическим сравнениям, которые широко использованы в поэмах Гомера и Вергилия . Так, во второй книге поэмы Сатана сравнивается с флотом, грифоном, кораблем Арго , Улиссом (Одиссеем), опять с кораблем.
Но не одни гигантские батальные сцены увлекали Мильтона. При всей своей эффективности они были только гениальными вариантами уже существовавших батальных сцен, известных по другим эпопеям. Доведя «Потерянный рай» до решительной схватки «добра и зла» в девятой книге, Мильтон отказался от эпической батальной поэтики и показал эту схватку не в виде нового космического побоища, а в диалогах и монологах людей. Поле боя – залитые солнцем луга Эдема, и его оглашают не трубы серафимов, не грохот несущихся колесниц, а птичий щебет.
Переходя от космических масштабов к описанию психологии человека, делая анализ душевного мира героев основным объектом изображения, Джон Мильтон выводил «Потерянный рай» из русла эпопеи. До сих пор, как и полагается в эпосе, события все же преобладали над персонажами. Но в девятой книге многое меняется. Эпическая предыстория (ибо все-таки повесть Рафаила о Сатане – только предыстория) уступает место острому драматическому конфликту, в ходе которого изменяется самая сущность человека. Герою эпопей XVI – XVII веков не свойственно изменяться. Это целостный, законченный образ, выражение устоявшейся социальной традиции. Но Мильтон стремится как раз к тому, чтобы показать, как изменились герои поэмы в результате происходящих событий. Адам и Ева, изгнанные из рая, поднимаются на новую, высшую ступень человечности.
В девятой и частично десятой книге «Потерянного рая» драматический элемент преобладает над эпическим. Перерождение идиллического человека в трагического героя, выход из пасторали к суровой действительности (а это и есть главная тема эпопеи Мильтона) происходит именно здесь. При этом Мильтон особое внимание уделяет описанию переживаний Адама и Евы в момент острого кризиса.
Тесно связаны с драматическим началом «Потерянного рая» речевые характеристики персонажей. Наличие таких характеристик делает портретное мастерство Мильтона еще более своеобразным.
Говоря об ораторских способностях Сатаны, Джон Мильтон обвиняет его в лживой софистичности речей. Об этом свидетельствуют не только великолепные политические филиппики Сатаны, целеустремленные и зажигающие, но и его беседа с Евой; речь искусителя облечена в безукоризненную светскую форму. Сатана всячески подчеркивает свое преклонение перед Евой – женщиной, «дамой». Он окружает Еву мистической эротикой, называет ее «повелительницей», «небом нежности», «богиней среди богов», «дамой превыше всех».
Известным противопоставлением ораторски и литературно организованной речи Сатаны является в «Потерянном рае» речь Адама – сравнительно бедная по словарю, но лаконичная и выразительная. В ней Мильтон пытается проанализировать душевный мир того искреннего и еще неискушенного существа, каким является его человек до «грехопадения».
Но особая выразительность речевого портрета Сатаны еще раз доказывает, что, несмотря на замысел Мильтона, именно Сатана явился наиболее поэтическим персонажем поэмы, дал автору материал для создания подлинно значительного художественного образа.
В «Потерянном рае» борются не только люди. Постоянно сталкиваются друг с другом и силы природы.
При анализе поэмы сразу бросается в глаза, что её поэмы и природа тесно связаны между собой. Герои все время остро ощущают природу: так, например, Сатана мучается в адском пламени и становится еще мрачнее среди унылых просторов и гор преисподней. Напрягая все свои силы, преодолевает он космические пространства хаоса, чтобы победить природу, и смягчается при виде Эдема, прелесть которого постоянно восхваляют первые люди.
Природа в «Потерянном рае» Мильтона – не просто фон, на котором действуют герои; она изменяется вместе с настроениями и чувствами персонажей поэмы. Так, соответственно хаосу страстей, кипящих в душе Сатаны, раскрывается мир хаоса, преодолеваемый им по пути к Эдему. На смену пасторальной гармонии, окружающей людей еще безгрешных, приходит трагическая картина смуты и разрушения, врывающихся в мир вслед за «падением» первых людей, – это космическая параллель к плачевной и унизительной распре между Адамом и Евой, упрекающими друг друга.
Насколько многообразны и конкретны в «Потерянном рае» мрачные пейзажи ада и фантастические кущи рая, настолько бесцветны декорации неба, на фоне которых движутся пуританские абстракции бога и его сына. Никакие астрономические и космогонические ухищрения не помогли Джону Мильтону сделать эти декорации величественными. Их искусственность становится особо ощутимой рядом с живописной мрачностью ада и пышным изобилием Эдема.
Наряду с элементами эпоса и драмы в «Потерянном рае» большую роль играют авторские отступления. В них выражается личность поэта, участника жестоких классовых боев; они расчленяют поток эпических описаний, подчеркивая идейное значение определенных частей поэмы в развитии общего замысла.
Мировоззрение поэта формировалось в огне революционной борьбы. Революционная эпоха обусловила и особенности его эпоса: пеструю стилистику, тяготеющую к синтезу жанров. Однако попытки Мильтона создать новый синтетический жанр не увенчались полным успехом.
Религиозное и историческое содержание «Потерянного рая» находится в непримиримом противоречии. Это сказывается в резком различии между образами, опирающимися на реальность, и образами аллегорическими, выражающими религиозно-этическую идею. Последние близки к сложным аллегориям, характерным для аналитической прозы Джона Мильтона.
Заботясь о том, чтобы отвлеченное понятие материализовалось как можно более зримо и реально, Мильтон громоздил сравнение в «Потерянном рае» на сравнение.
Так, например, он счел недостаточно выразительным сравнение разгромленных ратей Сатаны, падающих с неба, с листьями, сорванными осенним ветром, и усилил его сравнением с египетскими полчищами, погибшими в Красном море. Сам Сатана – и комета, и грозовая туча, и волк, и вор. Тот же Сатана, достигнув Эдема и радуясь концу путешествия, делает несколько веселых вольтов, прежде чем опуститься, – кувыркается перед совершением злодеяния! Одно из его внезапных волшебных перевоплощений уподобляется взрыву порохового склада.
Джон Мильтон
Потерянный рай
КНИГА ПЕРВАЯ
Книга Первая сначала излагает вкратце тему произведения: прослушание Человека, вследствие чего он утратил Рай - обиталище своё; затем указывается причина падения: Змий, вернее - Сатана в облике Змия, восставший против Бога, вовлёк в мятеж бесчисленные легионы Ангелов, но был по Божьему повелению низринут с Небес вместе со всеми полчищами бунтовщиков в Преисподнюю.
Упомянув об этих событиях, поэма незамедлительно переходит к основному действию, представляя Сатану и его Ангелов в Аду. Следует описание Ада, размещающегося отнюдь не в центре Земли (небо и Земля, предположительно, ещё не сотворены, и следовательно, над ними ещё не тяготеет проклятье), но в области тьмы кромешной, точнее - Хаоса. Сатана со своими Ангелами лежит в кипящем озере, уничиженный, поверженный, но вскоре, очнувшись от потрясения, призывает соратника, первого после себя по рангу и достоинству. Они беседуют о несчастном положении своём. Сатана пробуждает все легионы, до сих пор так же находившиеся в оцепенении и беспамятстве. Неисчислимые, они подымаются, строятся в боевые порядки; главные их вожди носят имена идолов, известных впоследствии в Ханаане и соседствующих странах. Сатана обращается к соратникам, утешает их надеждою на отвоевание Небес и сообщает о новом мире и новом роде существ, которые, как гласят старинные пророчества и предания Небесного Царства, должны быть сотворены; Ангелы же, согласно мнению многих древних Отцов, созданы задолго до появления видимых существ.
Дабы обмыслить это пророчество и определить дальнейшие действия, Сатана повелевает собрать общий совет.
Соратники соглашаются с ним. Из бездны мрака возникает Пандемониум - чертог Сатаны. Адские вельможи восседают там и совещаются.
О первом преслушанье, о плоде
Запретном, пагубном, что смерть принёс
И все невзгоды наши в этот мир,
Людей лишил Эдема, до поры,
Когда нас Величайший Человек
Восставил, Рай блаженный нам вернул,-
Пой, Муза горняя! Сойди с вершин
Таинственных Синая иль Хорива,
Где был тобою пастырь вдохновлён,
Начально поучавший свой народ
Возникновенью Неба и Земли
Из Хаоса; когда тебе милей
Сионский холм и Силоамский Ключ,
Глаголов Божьих область, - я зову
Тебя оттуда в помощь; песнь моя
Отважилась взлететь над Геликоном,
К возвышенным предметам устремясь,
Нетронутым ни в прозе, ни в стихах.
Но прежде ты, о Дух Святой! - ты храмам
Предпочитаешь чистые сердца,-
Наставь меня всеведеньем твоим!
Ты, словно голубь, искони парил
Над бездною, плодотворя её;
Исполни светом тьму мою, возвысь
Все бренное во мне, дабы я смог
Решающие доводы найти
И благость Провиденья доказать,
Пути Творца пред тварью оправдав.
Открой сначала, - ибо Ад и Рай
Равно доступны взору Твоему,-
Что побудило первую чету,
В счастливой сени, средь блаженных кущ,
Столь взысканную милостью Небес,
Предавших Мирозданье ей во власть,
Отречься от Творца, Его запрет
Единственный нарушить? - Адский Змий!
Да, это он, завидуя и мстя,
Праматерь нашу лестью соблазнил;
Коварный Враг, низринутый с высот
Гордыней собственною, вместе с войском
Восставших Ангелов, которых он
Возглавил, с чьею помощью Престол
Всевышнего хотел поколебать
И с Господом сравняться, возмутив
Небесные дружины; но борьба
Была напрасной. Всемогущий Бог
Разгневанный стремглав низверг строптивцев,
Объятых пламенем, в бездонный мрак,
На муки в адамантовых цепях
И вечном, наказующем огне,
За их вооружённый, дерзкий бунт.
Девятикратно время истекло,
Что мерой дня и ночи служит смертным,
Покуда в корчах, со своей ордой,
Метался Враг на огненных волнах,
Разбитый, хоть бессмертный. Рок обрёк
Его на казнь горчайшую: на скорбь
О невозвратном счастье и на мысль
О вечных муках. Он теперь обвёл
Угрюмыми зеницами вокруг;
Таились в них и ненависть, и страх,
И гордость, и безмерная тоска...
Мгновенно, что лишь Ангелам дано,
Он оглядел пустынную страну,
Тюрьму, где, как в печи, пылал огонь,
Но не светил и видимою тьмой
Вернее был, мерцавший лишь затем,
Дабы явить глазам кромешный мрак,
Юдоль печали, царство горя, край,
Где мира и покоя нет, куда
Надежде, близкой всем, заказан путь,
Где муки без конца и лютый жар
Клокочущих, неистощимых струй
Текучей серы. Вот какой затвор
Здесь уготовал Вечный Судия
Мятежникам, средь совершённой тьмы
И Господа, чем самый дальний полюс
От центра Мирозданья отстоит.
Как несравнимо с прежней высотой,
Откуда их паденье увлекло!
Он видит соучастников своих
В прибое знойном, в жгучем вихре искр,
А рядом сверстника, что был вторым
По рангу и злодейству, а поздней
Был в Палестине чтим как Вельзевул.
К нему воззвал надменный Архивраг,
Отныне наречённый Сатаной,
И страшное беззвучие расторг
Такими дерзновенными словами:
"- Ты ль предо мною? О, как низко пал
Тот, кто сияньем затмевал своим
Сиянье лучезарных мириад
В небесных сферах! Если это ты,
Союзом общим, замыслом одним,
Надеждой, испытаньями в боях
И пораженьем связанный со мной,-
Взгляни, в какую бездну с вышины
Мы рухнули! Его могучий гром
Доселе был неведом никому.
Жестокое оружие! Но пусть
Всесильный Победитель на меня
Любое подымает! - не согнусь
И не раскаюсь, пусть мой блеск померк...
Ещё во мне решимость не иссякла
В сознанье попранного моего
Достоинства, и гордый гнев кипит,
Велевший мне поднять на битву с Ним
Мятежных Духов буйные полки,
Тех, что Его презрели произвол,
Вождём избрав меня. Мы безуспешно
Его Престол пытались пошатнуть
И проиграли бой. Что из того?
Не все погибло: сохранён запал
Неукротимой воли, наряду
С безмерной ненавистью, жаждой мстить
И мужеством - не уступать вовек.
А это ль не победа? Ведь у нас
Осталось то, чего не может Он
Ни яростью, ни силой отобрать -
Немеркнущая слава! Если б я
Противника, чьё царство сотряслось
От страха перед этою рукой,
Молил бы на коленах о пощаде,-
Я опозорился бы, я стыдом
Покрылся бы и горше был бы срам,
Чем низверженье. Волею судеб
Нетленны эмпирейский наш состав
И сила богоравная; пройдя
Горнило битв, не ослабели мы,
Но закалились и теперь верней
Мы вправе на победу уповать:
В грядущей схватке, хитрость применив,
Напружив силы, низложить Тирана,
Который нынче, празднуя триумф,
Ликует в Небесах самодержавно!"
Так падший Ангел, поборая скорбь,
Кичился вслух, отчаянье тая.
Собрат ему отважно отвечал:
"- О Князь! Глава порфироносных сил,
Вождь Серафимских ратей боевых,
Грозивших трону Вечного Царя
Деяньями, внушающими страх,
Дабы Его величье испытать
Верховное: хранимо ли оно
Случайностью ли, силой или Роком.
Я вижу все и горько сокрушён
Ужасным пораженьем наших войск.
Мы изгнаны с высот, побеждены,
Низвергнуты, насколько вообще
Возможно разгромить богоподобных
Сынов Небес; но дух, но разум наш
Не сломлены, а мощь вернётся вновь,
Хоть славу нашу и былой восторг
Страданья поглотили навсегда.
Зачем же Победитель (признаю
Его всесильным; ведь не мог бы Он
Слабейшей силой - нашу превозмочь!)
Нам дух и мощь оставил? Чтоб сильней
Мы истязались, утоляя месть
В первой песне сначала вкратце излагается все содержание: ослушание Человека и потеря вследствие этого Рая, бывшего его жилищем; далее рассказывается о первоначальной причине его падения, о Змее или Сатане в виде змея, который восстал против Бога и, возмутив многие легионы Ангелов, был, по повелению Божию, со всем своим войском низвержен с небес в бездну. Далее, вкратце упомянув об этом, поэма повествует о Сатане с его Ангелами, низверженными теперь в Ад. Описание Ада, но не в центре мира (так как предполагается, что Небо и Земля не были еще созданы, следовательно на них и не лежало проклятия), а в области полной тьмы или, вернее сказать, Хаоса. Здесь Сатана лежит со своими Ангелами на огненном озере, уничтоженный, пораженный; через некоторое время он приходит в себя, как бы от смутного сна, зовет того, кто первый по чину лежит возле него; они рассуждают о своем позорном падении. Сатана будит все свои легионы, которые также лежали до сих пор, точно пораженные громом: они поднимаются; число их несметно; они строятся в боевом порядке; главные вожди их называются именами идолов, известных впоследствии в Ханаане и соседних землях. К ним обращается Сатана с речью, утешает их надеждой еще вернуть Небо, и говорит им в конце о новом мире, о новых существах, которые должны быть созданы, согласно древнему пророчеству или преданию на Небе; Ангелы же, по мнению многих древних Отцов, были созданы гораздо раньше видимого мира. Чтобы обсудить истину этого пророчества, и сообразно с этим решить свой образ действий, Сатана созывает весь совет. На таком решении останавливаются его товарищи. Из преисподней вдруг поднимается Пандемониум – дворец Сатаны; адские власти сидят там и держат совет.
Воспой, небесная Муза , первое ослушание человека и плод того запретного древа, смертельный вкус которого, лишив нас Рая, принес в мир смерть и все наши горести, пока Величайший из людей не пришел спасти нас и возвратить нам блаженное жилище. Не ты ли, о Муза, на таинственной вершине Хорива или на Синае вдохновила Пастыря, впервые поведавшего избранному народу, как небеса и земля поднялись из Хаоса . Или, может быть, тебе приятнее высоты Сиона и Силоамский ручей , протекавший у самого прорицалища Господня , то я оттуда призываю твою помощь в моей отважной песне. Не робок будет ее полет: выше горы Аонийской взовьется она, чтобы поведать вещи, каких не смели еще коснуться ни стих, ни проза.
Тебя всего более молю о Духе Святом, Ты, для Кого прямое и чистое сердце выше всех храмов, вразуми меня; Ты все знаешь: Ты присутствовал при начале творения и, подобно голубю, распустив могучие крылья над громадной бездной, даровал ей плодотворную силу. Все темное во мне просвети, все низкое возвысь, подкрепи мой дух, чтобы я, будучи достойным того, дал уразуметь людям вечное Провидение и оправдать пути Всевышнего.
Прежде всего скажи мне, потому что ведь ни на Небе, ни в глубочайших безднах Ада, ничто не скрыто от Твоих взоров, – скажи мне прежде всего: что побудило наших прародителей, в их блаженном состоянии, столь щедро осыпанных небесными милостями, отпасть от их Творца и преступить Его волю, когда она, налагая на них только одно запрещение, оставляла их владыками всего остального мира? Кто первый соблазнил их на эту измену? Проклятый Змей: он, в своем коварстве, кипя завистью и местью, обольстил проматерь человечества, когда за гордость был низвергнут с Неба со всем сонмом мятежных Ангелов. Он мечтал, надменный, подняв восстание, с их помощью возвыситься над всеми небесными властями; он надеялся даже стать равным Всевышнему. С такими дерзновенными замыслами против престола и царства Господа Бога он поднял на Небе нечестивую войну. Тщетная попытка! Всемогущий сбросил его с небесных пространств в кромешную бездну гибели; в безобразном своем падении, объятый пламенем, стремглав летел он в бездонную пучину. Страшная кара ждала там дерзновенного, осмелившегося поднять руку на Вседержителя: закованный в адамантовые цепи, он должен томиться там в муках неугасимого огня. Уже прошло столько времени, сколько для смертных девять раз день сменяется ночью, а он, побежденный, все еще лежал со своим ужасным войском в огненном море, погибший и все-таки бессмертный. Но ему суждена еще худшая кара: вечно терзаться об утраченном счастии и мыслью о беспредельной муке. Он поводит вокруг зловещими глазами; безмерная тоска и страх выражаются в них, но вместе с тем и непреклонная гордость, непримиримая злоба. Одним взглядом, так далеко, как может проникать только взор бессмертных, озирает он пространства обширные, дикие, полные ужаса; эта страшная тюрьма заключена в круге, как в громадном пылающем горниле, но пламя это не дает света: в видимом мраке оно только явственнее выделяло картины скорби, места печали, унылые тени, где никогда не могут быть известны мир и покой; даже надежда, которая никого не оставляет, и та никогда не проникнет сюда; это юдоль нескончаемых терзаний, всепожирающее море огня, питаемое вечно пылающей, но несгораемой серой. Таково жилище, приготовленное предвечным правосудием для этих мятежников; они осуждены на заключение здесь в полном мраке; от Бога и Его небесного света их отделяет пространство в три раза большее, чем расстояние от середины земли до крайнего полюса. О, как не похоже это жилище на то, откуда они ниспали! Сатана скоро узнает товарищей своего падения, раздавленных горами огненных волн и терзаемых бурными вихрями. Ближе всех к нему метался, первый после него по власти, также как по преступлениям, дух, много веков позже узнанный в Палестине и именованный Вельзевулом ?. К нему Архивраг Неба, за то названный там Сатаной , дерзкими словами нарушая зловещую тишину, вещает так: «О, неужели ты тот дух… но как низко пал ты! Как не похож ты на того, кто в блаженном царстве света затмевал своим лучезарным одеянием мириады блестающих херувимов! Неужели ты тот самый дух, мысли, планы, гордые надежды которого были некогда союзником в смелом и славном предприятии? Теперь несчастье снова соединило нас. Ты видишь, в какую бездну низринуты мы с горней выси Тем, Кто победил нас Своими громами? Кто же подозревал о таком могуществе? Но, несмотря ни на эту силу, несмотря ни на что, чем бы Державный Победитель ни наказал нас еще в Своем гневе, я не раскаиваюсь. Потерян мой внешний блеск, но ничто не изменит во мне твердости духа и того высокого негодования, какое внушает мне чувство оскорбленного достоинства, негодования, подвигшего меня на борьбу с Всемогущим. В этой яростной войне перешли на мою сторону несметные силы вооруженных Духов, дерзнувших отвергнуть Его власть и предпочесть мою. Встретились обе силы, огласились небесные равнины громами битв, поколебался престол Всевышнего. Ну и что же, если потеряно поле сражения, еще не все погибло! У нас осталась наша непоколебимая воля, жажда мщения, наша непримиримая ненависть, мужество. Никогда мы не уступим, никогда не покоримся; в этом мы непобедимы! Нет, ни гнев, ни Его всемогущество никогда не заставят преклоняться перед Ним, на коленях молить о пощаде, боготворить Того, Кто так недавно еще перед этой рукой трепетал за Свое царство? О, какая низость! Такое бесчестие, такой стыд позорнее нашего падения. Но, по определению судеб, наше божественное начало и небесное естество вечны; наученные опытом этого великого события, мы не стали хуже владеть оружием, и приобрели опыт: мы можем теперь с большей надеждой на успех, силой или хитростью, начать вечную непримиримую войну с нашим великим врагом, тем, что теперь торжествует, и, ликуя, один, всевластным деспотом, царит в Небе». – Так говорил Ангел-отступник, стараясь хвастливыми речами заглушить глубоко терзавшее его отчаяние. Его отважный сообщник, не медля, отвечает ему: «О Царь, о Повелитель бесчисленных тронов, ты, ведший в бой несметные сонмы серафимов, ты, неустрашимый в боях, заставивший трепетать вечного Царя Небес, ты, дерзнувший испытать, чем держится Его верховная власть: силой, случаем или предначертанием судеб! Слишком ясно вижу я последствия ужасного события: наш позор, наше страшное падение! Небо потеряно для нас; наши могучие рати сброшены в глубочайшую пропасть и гибнут в ней, как только могут гибнуть боги и небесные естества. Правда, мрачен наш блеск, и былые дни блаженства поглощены в пучине нескончаемых зол, но дух наш непобедим; прежняя мощь скоро вернется к нам. Но что, если наш Победитель (я невольно признаю Его теперь Всемогущим, ибо только всемогущая власть могла преодолеть такую силу, как наша), – что, если Он оставил нам всю крепость духа для того лишь, чтобы дать нам силы переносить наши муки и исполнить этим Его гневное мщение, или для того, чтобы на нас, как на военнопленных, возложить самые тяжкие труды в недрах Ада, где мы должны будем работать в огне или служить Его гонцами в глубинах преисподней?.. К чему послужит нам тогда сознание неутраченной силы и бессмертия, неужели для того только, чтобы сносить вечные муки?»
Библия стала вдохновением для многих гениев. Переосмыслению ее сюжетов посвящено много произведений. Одним из наиболее известных из них является поэма Мильтона "Потерянный рай". Давайте же узнаем больше об этой поэме и ее авторе, а также рассмотрим ее краткое содержание и проблематику.
Кто такой Джон Мильтон, и чем он известен
Это имя принадлежит известному британскому поэту и политическому деятелю XVII в.
Родился этот человек в семье лондонского нотариуса Джона Мильтона-старшего в 1608 году. Он был довольно успешен в профессии, поэтому обладал достаточными средствами, чтобы дать чаду отличное образование в Кембриджском университете.
Родительских денег было достаточно, чтобы содержать неработающего Мильтона. Поэтому после получения диплома поэт праздно провел почти 6 лет в родительском имении, развлекая себя чтением книг и занимаясь самообразованием. Этот период жизни Мильтон впоследствии считал самым счастливым.
В 1637 г. Джон Мильтон на год уехал путешествовать по Европе. В это время он жил преимущественно в Италии и Франции, где ему посчастливилось познакомиться со многими выдающимися умами того времени.
В 1638 г. писатель вернулся на родину и стал жить в Лондоне. Хотя его по-прежнему содержал отец, Мильтон наконец-то нашел себе занятие - он стал домашним учителем. Поначалу Джон обучал своих племянников, а позже давал частные уроки и детям из других состоятельных семейств.
Активная политическая и литературная деятельность
Времена Мильтона - это далеко не самый спокойный период в истории Великобритании. Недалекость политики Карла І привела к началу Епископских войн, которые переросли в Английскую революцию XVII в.
Эти события не оставили Мильтона равнодушным. Как ярый антироялист, он сочинял искрометные памфлеты, в которых критиковал монархию и защищал гражданские права и свободы, а также выступал против цензуры.
После казни короля и установления парламентской системы правления Джон сумел получить место правительственного секретаря для латинской корреспонденции.
За годы работы на этой должности Джон-младший сочинил десятки памфлетов, а также свел знакомство со многими великими британскими литераторами того времени.
В это время он трижды женился, но так и не смог обрести счастья в семейной жизни. Биографы полагают, что одной из причин этого были финансовые трудности. Ведь практически всю жизнь Мильтона содержал отец, однако в 1647 г. он скончался, и писателю пришлось самому обеспечивать себя, жен и детей. Ранее не утруждавший себя подобными заботами поэт теперь вынужден был печься не только о своих интеллектуальных потребностях, но и искать различные способы заработка.
В 1652 г. писатель утратил зрение и вплоть до своей смерти в 1674 г. прожил в кромешной тьме. В таком состоянии он уже не мог занимать должность в парламенте, а с восстановлением монархии (пусть и частичной) Мильтон был лишен льгот. Этот период жизни он считал худшим. Но с точки зрения его наследия данный этап является самым продуктивным. Ведь уже будучи слепым, Джон-младший написал свое величайшее произведение - поэму "Потерянный рай".
Джон Мильтон вложил в эту книгу все свои знания, наблюдения и создал поистине шедевр, на который ровнялись не только его современники, но и потомки, такие, например, как
Поэма Paradise Lost ("Потерянный рай")
Что же особенного было в этом произведении? Помимо прекрасной поэзии, использования красочных метафор и сравнений, автор сумел освежить библейскую историю о грехопадении Адама и Евы.
В "Потерянном рае" Джон Мильтон превратил приевшуюся за несколько веков историю о сотворении человека и его изгнании из рая в захватывающий экшн. Здесь было все: и любовная история Адама, и философские размышление о жизни, вере и своем предназначении, и описание войны ангелов с демонами.
По сегодняшним меркам Paradise Lost не кажется ничем особо выдающимся. Но сразу после публикации в 1667 г. у читателей Мильтона "Потерянный рай" отзывы вызвал самые восторженные. Уставшие от однообразных подражаний Гомеру и Данте, они были просто влюблены в новую поэму.
В скором времени Paradise Lost стали переводить на другие языки и издавать за пределами Англии.
Сиквел "Потерянного рая" - "Возвращенный рай"
Успех Paradise Lost помог Мильтону улучшить материальное положение и вернуть былую славу. На этой волне поэт пишет продолжение и в 1671 году публикует Paradise Regained ("Возвращенный рай").
Эта книга в художественном плане уступала Paradise Lost. Она не только была короче в 3 раза, но и представляла собой морализаторский трактат, поэтому для многих была откровенно скучной.
Предыстория написания Paradise Lost
Идея создания о грехопадении впервые появилась у Джона Мильтона еще во времена революционных событий в 1639 г. В те годы он сделал первые наброски и очертил круг тем, которые могли стать сюжетной основой.
Однако работа в парламенте, женитьба и прочие заботы, помешали автору осуществить задуманное.
Лишь утратив зрение и надежду, Мильтон решился взяться за перо. Конечно в переносном смысле, поскольку самостоятельно писать он не мог, и тексты поэмы надиктовывал своим дочерям и близким друзьям.
В связи с этим некоторые биографы иногда ставят под сомнение авторство Мильтона, выдвигая теории, что сочинить столь смелое произведение могла одна из дочерей поэта. А отец только редактировал ее сочинение и дал свое имя как более узнаваемое. Также, возможно, имела место совместная работа с одним из неизвестных молодых талантов.
В пользу этих теорий свидетельствует то, что на протяжении 60 лет жизни писатель почему-то не интересовался жанром эпической поэмы, а более был известен как автор трактатов и стихотворений.
Однако правду мы все равно уже не сможет узнать, так что остается только восхищаться "Потерянным раем" и гением его создателя, кто бы он ни был на самом деле.
Структура
Книга Джона Мильтона "Потерянный рай" написана белым стихом и состоит из 12 частей. Изначально их было лишь 10.
В более поздних редакциях (начиная с 1647 г.) ее сюжет был доработан и перераспределен на 12 глав.
В таком виде книга сохранилась и до наших дней.
Главные герои
Прежде чем рассмотреть краткое содержание "Потерянного рая" Мильтона, стоит узнать о действующих лицах произведения.
Одним из самых обсуждаем героев "Потерянного рая" Мильтона является Сатана. Вопреки библейскому оригиналу, этот персонаж наделен человеческими качествами. При этом он невероятно могуществен, умен и тщеславен. Желая власти и самоутверждения, Сатана восстает против Бога. Несмотря на поражение, он не сдается и решает мстить исподтишка, совратив Адама и Еву. Однако месть не приносит ему полноценного удовлетворения.
Принято считать, что прообразом мильтоновского Сатаны-бунтаря стал "Прометей" Эсхила. Также некоторые литературоведы полагают, что в персонаже Владыки ада, поэт собрал основные черты своих друзей-революционеров, которые в свое время свергли Карла, но так и не смогли удержать власть. А описанные взаимоотношения между Сатаной и его демонами - это завуалированное описание рабочих будней Парламента.
Образ Господа в Paradise Lost - это воплощение веры во Всемогущего Бога-Отца. Он видит замыслы Дьявола, но допускает их, сознавая, что в финале все они принесут благо. Некоторые исследователи соотносят этого персонажа с воплощением идеального правителя и полагают, что создавая такого персонажа, Мильтон делал "реверанс" восстановленной монархии.
Адам и Ева - герои, являющиеся чем-то средним между абсолютным Добром и мятежным Злом. В "Потерянном рае" они не являются безвольными игрушками, а обладают правом выбора. Причем в отличие от Библии, этим героям не только запрещают есть плоды Древа Познания, но предупреждают о происках Сатаны. Из-за этого их грехопадение выглядит как сознательное решение. Причем главной виновницей автор изображает именно Еву. Эта героиня показана как более слабая физически и интеллектуально. Но при этом она оказывается хитрее и умудряется манипулировать Адамом.
В то же время ее супруг слишком идеализирован. Он не только умен и благороден, но и любознателен. Несмотря на свободу воли, Адам очень послушен и не склонен бунтовать. Мятежницей в их браке является как раз Ева. Лишь с обретением знаний (после грехопадения) эти герои вкушают истинное блаженство, правда, после этого их ждет горькое раскаяние.
Довольно интересен в поэме образ Сына Божьего. Он изображен не просто благородным, добровольно пожертвовавшим собою ради спасения человечества, но и отличным лидером, смелым полководцем (который помог ангелам одержать победу над демонами). Есть мнение, что в этом герое Мильтон изобразил черты идеального правителя.
Помимо перечисленных персонажей, в книге активную роль играют ангелы Рафаил и Михаил. Они являются наставниками человеческой четы. Их образы немного скучноваты, поскольку приторно идеальны и не вызывают особого сочувствия или восхищения.
В начале поэмы действие происходит в аду. Здесь павшие демоны высказывают свои жалобы Сатане. Чтобы как-то отвлечь их от печальных мыслей, Властитель ада устраивает смотр войск. При этом он сам хотя и гордится своей властью, но не знает, что дальше делать.
На совете адских старшин рассматриваются разные варианты: заняться обустройством Преисподней или опять поднять бунт против Небес.
Сатана выбирает другую тактику. Узнав о сотворении Нового мира и человека, он решает соблазнить людей и таким образом отомстить Творцу.
С помощью хитрости Дьявол проникает в рай. Здесь он приятно удивлен красотой этого места. Однако вскоре ангелы обнаруживают его и выдворяют прочь.
Осознавая, что цель Нечистого - совратить людей, Господь посылает Рафаила предостеречь Адама и Еву. Архангел рассказывает Адаму историю войны с демонами и сотворения мира Сыном Божьим. Также он призывает человека держаться заповедей Господа.
Тем временем Сатана насылает на Еву сон-соблазн. Находясь под впечатлением, женщина рассказывает о нем мужу.
В дальнейшем Дьявол проникает в рай в виде тумана и вселяется в змея. Ловко манипулируя женщиной, ему удается убедить ее съесть запретный плод. Вкус запретного фрукта так нравится Еве, что она уговаривает вкусить его и мужа. Адам, хотя и понимает, что поступает плохо, слишком любит жену, не желает разлучаться с ней и соглашается.
Отведав плод, люди испытывают плотские желания и удовлетворяют их. Однако когда страсть остывает, на них находит прозрение и раскаяние.
Господь узнал о плане Сатаны задолго до того, как тот проник в рай. Но когда Христос вызвался стать искупительной жертвой, Он посмотрел в будущее и понял, что финал будет благополучным. По этой причине Бог разрешил негодяю осуществить задуманное.
После грехопадения Он приказывает ангелам вывести согрешивших из рая. Видя их раскаяние, архангел Михаил показывает Адаму будущее вплоть до прихода Христа на Землю и уничтожения Сатаны и его демонов. Люди покидают рай, но их сердца полны надеждой.
Анализ поэмы
Рассмотрев краткое содержание "Потерянного рая" Мильтона, стоит проанализировать произведение.
Несмотря на строгое следование библейскому канону, поэт сумел в своей книге описать жизнь и проблемы, волнующие современное общество.
Большинство литературоведов солидарны в том, что в описании взаимоотношений жителей ада автор изобразил причины, приведшие к падению его партии антироялистов и восстановлению монархии в Англии.
Однако есть и те, кто полагает, что изобразив жизнь демонов в аду, поэт высмеял основные проблемы власти в современной ему Великобритании. Он завуалировано показал, как правительство вместо обустройства страны поводит показательные смотры, устраивает войны с другими государствами и погрязло в интригах.
В то же время рай изображен как Утопия, управляемая мудрым и заботливым правителем и его верными ангелы.
Среди других проблем, которые показал Мильтон, фигурируют семейные взаимоотношения. Автору удалось пережить двух из трех своих жен. Причем первая из них (Мэри Поуэл, младше писателя на 20 лет) сбежала от супруга к родственникам через месяц после свадьбы. Со временем Джону удалось вернуть Мэри домой, но отношения их так и не наладились.
С другими женами поэт сочетался браком уже будучи слепым, так что они были нужны ему более как сиделки и няньки детям от первого брака.
Именно основываясь на не очень удачном, но богатом опыте семейной жизни, автор и описал брак первых людей. В его трактовке Адам - идеальный отец и супруг. Он безмерно любит жену, а ради спасения будущих детей готов покончить собой.
Ева (в понимании Мильтона) - главный корень всех бед семьи. В общем-то, она показана как неплохая героиня, но слишком похотливая. На подобное сложно смотреть без улыбки. Ведь впервые писатель женился в 34 года, затем в 48 и 55 лет. Причем обе последних жены были младше его на 30 лет. Неудивительно, что писатель считал своих супруг излишне похотливыми, хотя в данном случае это были лишь естественные желания молодых женщин.
Проводя анализ "Потерянного рая" Джона Мильтона, нельзя не упомянуть о вопросе мироустройства. Поэт был одним из образованнейших людей своей эпохи и, конечно же, интересовался строением Вселенной. В то время шли горячие споры о том, какая из систем соответствует действительности: Коперника (гелиоцентричная) или Птолемея (где в центре вселенной находилась Земля). Поскольку ответ еще не был найден, то Мильтон в Paradise Lost оставляет вопрос открытым, хотя и касается его.
Краткое содержание "Возвращенного рая" Мильтона
Рассмотрев краткое содержание "Потерянного рая" Мильтона и проанализировав ее, следует узнать, чему посвящено продолжение поэмы - Paradise Regained.
Эта книга состоит всего из 4 глав. В них красочно описана история искушения Христа Сатаной и Его победа.
В отличие от первой книги, эта более походила на религиозный трактат, которые часто писал в молодости Мильтон. Кстати, именно ее впечатляющая непохожесть на смелость и легкость "Потерянного рая" породила слухи о том, что автором Paradise Lost был кто-то другой.
Избранные цитаты из Paradise Lost
Одной из причин столь ошеломляющей популярности поэмы был не только ее разноплановый сюжет и насыщенные образы, но и красивый слог.
Ниже приведены наиболее известные цитаты из "Потерянного рая" Мильтона:
- "И хоть в аду, Но все же править стоит, ибо лучше Царить в аду, чем быть рабом на небе...". Кстати, эта фраза является вольной интерпретацией знаменитой цитаты Юлия Цезаря: "Лучше быть первым в деревне, чем вторым в городе (Риме).
- "Везде в Аду я буду. Ад - я сам".
- "Может быть, мы почерпнем новые силы в надежде, если нет, нас вдохновит отчаяние".
- "В страданьях ли, в борьбе ли, - горе слабым"
- "О, срам людской! Согласие царит меж бесов проклятых, но человек,- сознаньем обладающая тварь, - чинит раздор с подобными себе".
- "Так зачем желать того, чего нам силой - не достичь, а как подачку - сами не возьмем?"
- "Но везде я вижу один и тот же источник всех человеческих зол - женщины!"
