Все затихло в Москве. Редко, редко где слышится визг колес по зимней улице. В окнах огней уже нет, и фонари потухли. От церквей разносятся звуки колоколов и, колыхаясь над спящим городом, поминают об утре. На улицах пусто. Редко где промесит узкими полозьями песок с снегом ночной извозчик и, перебравшись на другой угол, заснет, дожидаясь седока. Пройдет старушка в церковь, где уж, отражаясь на золотых окладах, красно и редко горят несимметрично расставленные восковые свечи. Рабочий народ уж поднимается после долгой зимней ночи и идет на работы.
А у господ еще вечер.
В одном из окон Шевалье из-под затворенной ставни противузаконно светится огонь. У подъезда стоят карета, сани и извозчики, стеснившись задками. Почтовая тройка стоит тут же. Дворник, закутавшись и съежившись, точно прячется за угол дома.
«И чего переливают из пустого в порожнее? – думает лакей, с осунувшимся лицом, сидя в передней. – И все на мое дежурство!» Из соседней светлой комнатки слышатся голоса трех ужинающих молодых людей. Они сидят в комнате около стола, на котором стоят остатки ужина и вина. Один, маленький, чистенький, худой и дурной, сидит и смотрит на отъезжающего добрыми, усталыми глазами. Другой, высокий, лежит подле уставленного пустыми бутылками стола и играет ключиком часов. Третий, в новеньком полушубке, ходит по комнате и, изредка останавливаясь, щелкает миндаль в довольно толстых и сильных, но с отчищенными ногтями пальцах, и все чему-то улыбается; глаза и лицо его горят. Он говорит с жаром и с жестами; по видно, что он не находит слов, и все слова, которые ему приходят, кажутся недостаточными, чтобы выразить все, что подступило ему к сердцу. Он беспрестанно улыбается.
– Теперь можно все сказать! – говорит отъезжающий. – Я не то что оправдываюсь, но мне бы хотелось, чтобы ты, по крайней мере, понял меня, как я себя понимаю, а не так, как пошлость смотрит на это дело. Ты говоришь, что я виноват перед ней, – обращается он к тому, который добрыми глазами смотрит на него.
– Да, виноват, – отвечает маленький и дурной, и кажется, что еще больше доброты и усталости выражается в его взгляде.
– Я знаю, отчего ты это говоришь, – продолжает отъезжающий. – Быть любимым, по-твоему, такое же счастье, как любить, и довольно на всю жизнь, если раз достиг его.
– Да, очень довольно, душа моя! Больше чем нужно, – подтверждает маленький и дурной, открывая и закрывая глаза.
– Но отчего ж не любить и самому! – говорит отъезжающий, задумывается и как будто с сожалением смотрит на приятеля. – Отчего не любить? Не любится. Нет, любимым быть – несчастье, несчастье, когда чувствуешь, что виноват, потому что не даешь того же и не можешь дать. Ах, Боже мой! – Он махнул рукой. – Ведь если бы это все делалось разумно, а то навыворот, как-то не по-нашему, а по-своему все это делается. Ведь я как будто украл это чувство. И ты так думаешь; не отказывайся, ты должен это думать. А поверишь ли, из всех глупостей и гадостей, которых я много успел наделать в жизни, это одна, в которой я не раскаиваюсь и не могу раскаиваться. Ни сначала, ни после я не лгал ни перед собой, ни перед нею. Мне казалось, что наконец-то вот я полюбил, а потом увидал, что это была невольная ложь, что так любить нельзя, и не мог идти далее; а она пошла. Разве я виноват в том, что не мог? Что же мне было делать?
– Ну, да теперь кончено! – сказал приятель, закуривая сигару, чтобы разогнать сон. – Одно только: ты еще не любил и не знаешь, что такое любить.
Тот, который был в полушубке, хотел опять сказать что-то и схватил себя за голову. Но не высказывалось то, что он хотел сказать.
– Не любил! Да, правда, не любил. Да есть же во мне желание любить, сильнее которого нельзя иметь желанья! Да опять, и есть ли такая любовь? Все остается что-то недоконченное. Ну, да что говорить! Напутал, напутал я себе в жизни. Но теперь все кончено, ты прав. И я чувствую, что начинается новая жизнь.
– В которой ты опять напутаешь, – сказал лежавший на диване и игравший ключиком часов; но отъезжающий не слыхал его.
– Мне и грустно, и рад я, что еду, – продолжал он. – Отчего грустно? Я не знаю.
И отъезжающий стал говорить об одном себе, не замечая того, что другим не было это так интересно, как ему. Человек никогда не бывает таким эгоистом, как в минуту душевного восторга. Ему кажется, что нет на свете в эту минуту ничего прекраснее и интереснее его самого.
– Дмитрий Андреич, ямщик ждать не хочет! – сказал вошедший молодой дворовый человек в шубе и обвязанный шарфом. – С двенадцатого часа лошади, а теперь четыре.
Дмитрий Андреич посмотрел на своего Ванюшу. В его обвязанном шарфе, в его валяных сапогах, в его заспанном лице ему послышался голос другой жизни, призывавшей его, – жизни трудов, лишений, деятельности.
– И в самом деле, прощай! – сказал он, ища на себе незастегнутого крючка.
Несмотря на советы дать еще на водку ямщику, он надел шапку и стал посередине комнаты. Они расцеловались раз, два раза, остановились и потом поцеловались третий раз. Тот, который был в полушубке, подошел к столу, выпил стоявший на столе бокал, взял за руку маленького и дурного и покраснел.
– Нет, все-таки скажу… Надо и можно быть откровенным с тобой, потому что я тебя люблю… Ты ведь любишь ее? Я всегда это думал… да?
– Да, – отвечал приятель, еще кротче улыбаясь.
– И может быть…
– Пожалуйте, свечи тушить приказано, – сказал заспанный лакей, слушавший последний разговор и соображавший, почему это господа всегда говорят все одно и то же. – Счет за кем записать прикажете? За вами-с? – прибавил он, обращаясь к высокому, вперед зная, к кому обратиться.
– За мной, – сказал высокий. – Сколько?
– Двадцать шесть рублей.
Высокий задумался на мгновенье, но ничего не сказал и положил счет в карман.
А у двух разговаривающих шло свое.
– Прощай, ты отличный малый! – сказал господин маленький и дурной с кроткими глазами.
Слезы навернулись на глаза обоим. Они вышли на крыльцо.
– Ах, да! – сказал отъезжающий, краснея и обращаясь к высокому. – Счет Шевалье ты устроишь, и тогда напиши мне.
– Хорошо, хорошо, – сказал высокий, надевая перчатки. – Как я тебе завидую! – прибавил он совершенно неожиданно, когда они вышли на крыльцо.
Отъезжающий сел в сани, закутался в шубу и сказал: «Ну что ж! поедем», – и даже подвинулся в санях, чтобы дать место тому, который сказал, что ему завидует; голос его дрожал.
Провожавший сказал: «Прощай, Митя, дай тебе Бог…» Он ничего не желал, кроме только того, чтобы тот уехал поскорее, и потому не мог договорить, чего он желал.
Они помолчали. Еще раз сказал кто-то: «Прощай». Кто-то сказал: «Пошел!» И ямщик тронул.
– Елизар, подавай! – крикнул один из провожавших. Извозчики и кучер зашевелились, зачмокали и задергали вожжами. Замерзшая карета завизжала по снегу.
– Славный малый этот Оленин, – сказал один из провожавших. – Но что за охота ехать на Кавказ и юнкером? Я бы полтинника не взял. Ты будешь завтра обедать в клубе?
И провожавшие разъехались.
Отъезжавшему казалось тепло, жарко от шубы. Он сел на дно саней, распахнулся, и ямская взъерошенная тройка потащилась из темной улицы в улицу мимо каких-то не виданных им домов. Оленину казалось, что только отъезжающие ездят по этим улицам. Кругом было темно, безмолвно, уныло, а в душе было так полно воспоминаний, любви, сожаления и приятных давивших слез…
«Люблю! Очень люблю! Славные! Хорошо!» – твердил он, и ему хотелось плакать. Но отчего ему хотелось плакать? Кто были славные? Кого он очень любил? Он не знал хорошенько. Иногда он вглядывался в какой-нибудь дом и удивлялся, зачем он так странно выстроен; иногда удивлялся, зачем ямщик и Ванюша, которые так чужды ему, находятся так близко от него и вместе с ним трясутся и покачиваются от порыва пристяжных, натягивающих мерзлые постромки, и снова говорил: «Славные, люблю», – и раз даже сказал: «Как хватит! Отлично!» И сам удивился, к чему он это сказал, и спросил себя: «Уж не пьян ли я?» Правда, он выпил на свою долю бутылки две вина, но не одно вино производило это действие на Оленина. Ему вспоминались все задушевные, как ему казалось, слова дружбы, стыдливо, как будто нечаянно, высказанные ему перед отъездом. Вспоминались пожатия рук, взгляды, молчания, звук голоса, сказавшего: прощай, Митя! – когда он уже сидел в санях. Вспоминалась своя собственная решительная откровенность. И все это для него имело трогательное значение. Перед отъездом не только друзья, родные, не только равнодушные, но несимпатичные, недоброжелательные люди, все как будто вдруг сговорились сильнее полюбить его, простить, как пред исповедью или смертью. «Может быть, мне не вернуться с Кавказа», – думал он. И ему казалось, что он любит своих друзей и еще любит кого-то. И ему было жалко себя. Но не любовь к друзьям так размягчила и подняла его душу, что он не удерживал бессмысленных слов, которые говорились сами собой, и не любовь к женщине (он никогда еще не любил) привела его в это состояние. Любовь к самому себе, горячая, полная надежд, молодая любовь ко всему, что только было хорошего в его душе (а ему казалось теперь, что только одно хорошее было в нем), заставляла его плакать и бормотать несвязные слова.
Лев Николаевич Толстой
Все затихло в Москве. Редко, редко где слышится визг колес по зимней улице. В окнах огней уже нет, и фонари потухли. От церквей разносятся звуки колоколов и, колыхаясь над спящим городом, поминают об утре. На улицах пусто. Редко где промесит узкими полозьями песок с снегом ночной извозчик и, перебравшись на другой угол, заснет, дожидаясь седока. Пройдет старушка в церковь, где уж, отражаясь на золотых окладах, красно и редко горят несимметрично расставленные восковые свечи. Рабочий народ уж поднимается после долгой зимней ночи и идет на работы.
А у господ еще вечер.
В одном из окон Шевалье из-под затворенной ставни противузаконно светится огонь. У подъезда стоят карета, сани и извозчики, стеснившись задками. Почтовая тройка стоит тут же. Дворник, закутавшись и съежившись, точно прячется за угол дома.
«И чего переливают из пустого в порожнее? - думает лакей, с осунувшимся лицом, сидя в передней. - И все на мое дежурство!» Из соседней светлой комнатки слышатся голоса трех ужинающих молодых людей. Они сидят в комнате около стола, на котором стоят остатки ужина и вина. Один, маленький, чистенький, худой и дурной, сидит и смотрит на отъезжающего добрыми, усталыми глазами. Другой, высокий, лежит подле уставленного пустыми бутылками стола и играет ключиком часов. Третий, в новеньком полушубке, ходит по комнате и, изредка останавливаясь, щелкает миндаль в довольно толстых и сильных, но с отчищенными ногтями пальцах, и все чему-то улыбается; глаза и лицо его горят. Он говорит с жаром и с жестами; по видно, что он не находит слов, и все слова, которые ему приходят, кажутся недостаточными, чтобы выразить все, что подступило ему к сердцу. Он беспрестанно улыбается.
Теперь можно все сказать! - говорит отъезжающий. - Я не то что оправдываюсь, но мне бы хотелось, чтобы ты, по крайней мере, понял меня, как я себя понимаю, а не так, как пошлость смотрит на это дело. Ты говоришь, что я виноват перед ней, - обращается он к тому, который добрыми глазами смотрит на него.
Да, виноват, - отвечает маленький и дурной, и кажется, что еще больше доброты и усталости выражается в его взгляде.
Я знаю, отчего ты это говоришь, - продолжает отъезжающий. - Быть любимым, по-твоему, такое же счастье, как любить, и довольно на всю жизнь, если раз достиг его.
Да, очень довольно, душа моя! Больше чем нужно, - подтверждает маленький и дурной, открывая и закрывая глаза.
Но отчего ж не любить и самому! - говорит отъезжающий, задумывается и как будто с сожалением смотрит на приятеля. - Отчего не любить? Не любится. Нет, любимым быть - несчастье, несчастье, когда чувствуешь, что виноват, потому что не даешь того же и не можешь дать. Ах, Боже мой! - Он махнул рукой. - Ведь если бы это все делалось разумно, а то навыворот, как-то не по-нашему, а по-своему все это делается. Ведь я как будто украл это чувство. И ты так думаешь; не отказывайся, ты должен это думать. А поверишь ли, из всех глупостей и гадостей, которых я много успел наделать в жизни, это одна, в которой я не раскаиваюсь и не могу раскаиваться. Ни сначала, ни после я не лгал ни перед собой, ни перед нею. Мне казалось, что наконец-то вот я полюбил, а потом увидал, что это была невольная ложь, что так любить нельзя, и не мог идти далее; а она пошла. Разве я виноват в том, что не мог? Что же мне было делать?
Ну, да теперь кончено! - сказал приятель, закуривая сигару, чтобы разогнать сон. - Одно только: ты еще не любил и не знаешь, что такое любить.
Тот, который был в полушубке, хотел опять сказать что-то и схватил себя за голову. Но не высказывалось то, что он хотел сказать.
Не любил! Да, правда, не любил. Да есть же во мне желание любить, сильнее которого нельзя иметь желанья! Да опять, и есть ли такая любовь? Все остается что-то недоконченное. Ну, да что говорить! Напутал, напутал я себе в жизни. Но теперь все кончено, ты прав. И я чувствую, что начинается новая жизнь.
В которой ты опять напутаешь, - сказал лежавший на диване и игравший ключиком часов; но отъезжающий не слыхал его.
Мне и грустно, и рад я, что еду, - продолжал он. - Отчего грустно? Я не знаю.
И отъезжающий стал говорить об одном себе, не замечая того, что другим не было это так интересно, как ему. Человек никогда не бывает таким эгоистом, как в минуту душевного восторга. Ему кажется, что нет на свете в эту минуту ничего прекраснее и интереснее его самого.
Дмитрий Андреич, ямщик ждать не хочет! - сказал вошедший молодой дворовый человек в шубе и обвязанный шарфом. - С двенадцатого часа лошади, а теперь четыре.
Дмитрий Андреич посмотрел на своего Ванюшу. В его обвязанном шарфе, в его валяных сапогах, в его заспанном лице ему послышался голос другой жизни, призывавшей его, - жизни трудов, лишений, деятельности.
И в самом деле, прощай! - сказал он, ища на себе незастегнутого крючка.
Несмотря на советы дать еще на водку ямщику, он надел шапку и стал посередине комнаты. Они расцеловались раз, два раза, остановились и потом поцеловались третий раз. Тот, который был в полушубке, подошел к столу, выпил стоявший на столе бокал, взял за руку маленького и дурного и покраснел.
Нет, все-таки скажу… Надо и можно быть откровенным с тобой, потому что я тебя люблю… Ты ведь любишь ее? Я всегда это думал… да?
Да, - отвечал приятель, еще кротче улыбаясь.
И может быть…
Пожалуйте, свечи тушить приказано, - сказал заспанный лакей, слушавший последний разговор и соображавший, почему это господа всегда говорят все одно и то же. - Счет за кем записать прикажете? За вами-с? - прибавил он, обращаясь к высокому, вперед зная, к кому обратиться.
За мной, - сказал высокий. - Сколько?
Двадцать шесть рублей.
Высокий задумался на мгновенье, но ничего не сказал и положил счет в карман.
А у двух разговаривающих шло свое.
Прощай, ты отличный малый! - сказал господин маленький и дурной с кроткими глазами.
Слезы навернулись на глаза обоим. Они вышли на крыльцо.
Ах, да! - сказал отъезжающий, краснея и обращаясь к высокому. - Счет Шевалье ты устроишь, и тогда напиши мне.
Хорошо, хорошо, - сказал высокий, надевая перчатки. - Как я тебе завидую! - прибавил он совершенно неожиданно, когда они вышли на крыльцо.
Отъезжающий сел в сани, закутался в шубу и сказал: «Ну что ж! поедем», - и даже подвинулся в санях, чтобы дать место тому, который сказал, что ему завидует; голос его дрожал.
Провожавший сказал: «Прощай, Митя, дай тебе Бог…» Он ничего не желал, кроме только того, чтобы тот уехал поскорее, и потому не мог договорить, чего он желал.
Произведение начинается с момента, когда главный герой Дмитрий Оленин рано утром направляется по месту службы в звании юнкера. Дмитрий Андреевич, беспечный молодой человек, сирота, в настоящее время нигде не обучался и не проходил службу. В свои 24 года он успел растранжирить все свое наследство, и поэтому, направляясь на Кавказ, надеялся исправить свои жизненные ошибки. В дороге он вспоминает свои дни, проведенные в столице, и восторгается красотами гор, мелькающих перед его взором.
Вскоре он прибывает в станицу Новомлинскую, где останавливается на постой у школьного преподавателя, который дома бывает только в праздничные дни. Домашними делами занимается его супруга Улита и дочь Марьянка. Девушка прочили в мужья самого отважного казака Лукашку. Накануне приезда русских солдат Лукашка убивает чеченца, за что получил похвалу у начальства. Оленина приняли хозяева с большим недовольством, но через некоторое время относятся к нему с добродушием. Дмитрий Андреевич завел дружбу с одним из старейших и уважаемых казаков в станице Ерошкой, поэтому на его пребывание в доме стали смотреть спокойно. Да и сам Оленин совершал такие поступки, что окружающие считали его самым простым человеком. Он согласился платить за квартиру больше, чем договаривался с хозяином раньше, а Ерошке он преподнес в подарок коня.
Юноша все свое свободное время проводил со старым казаком. Ему было с ним интересно, ведь Ерошка много рассказывал о жизни его земляков и горцев. Оленин, наконец, понимает, каково быть счастливым, его переполняет это чувство. Через некоторое время Дмитрий Андреевич за участие в одной из экспедиций получает звание офицера. Жизнь его меняется. Он уже больше не играет в карты, и не кутит с армейскими друзьями. Практически каждый день, любуясь горными массивами и Марьянкой, он потом уходил охотиться. А по возвращении Оленин проводил вечера с Ерошкой. Молодой человек с каждым днем замечает, как красива девушка, и незаметно для себя он полюбил ее. Однако, в его размеренную и романтическую жизнь вторгается князь Белецкий, известный своим разгульным поведением. Он уговаривает посетить Оленина одну вечеринку, где также будет присутствовать Марьянка. Там он смог поцеловать девушку, и чувства вспыхнули у него еще сильнее. Но, у Марьянки идут свадебные приготовления. Дмитрий Андреевич хочет жениться на девушке, и говорит ей об этом. Но, Марьянка без согласия родителей не решается на такой шаг.
Когда утром Оленин хотел пойти к ее родным, то увидел на дороге казаков, которые собрались перехватить чеченцев по другую сторону реки. Среди них был и жених девушки. В одном из боев Лукашка погибает. Когда Оленин пытается утешить Марьянку и продолжить разговор об их будущем, то она презрительно и зло его отвергает. Опечаленный офицер, уезжает в полк. И у него уже не было такого радостного чувства, как раньше, и он разочарован в переменах к лучшему. В момент прощания Ерошка высказал ему свое сожаление.
Повесть учит нас быть друг к другу дружелюбнее, добрее. Не важно, представитель, какого ты ранга, и какой национальности, нужно быть проще и терпимее.
Картинка или рисунок Казаки
Другие пересказы и отзывы для читательского дневника
- Краткое содержание Паустовский Барсучий нос
Рыбаки остановились на стоянке в лесу возле Безымянного озера. Однажды ночью на запах жарившейся на огне картошки к рыбачьей стоянке приходит барсук. Он аккуратно подбирается к еде
- Краткое содержание Пришвин Моя родина
Моя мама всегда вставала рано. Мне тоже нужно было встать пораньше, чтобы поставить ловушки на птиц. Вдвоем мы пили чай с молоком. Чай был необыкновенным на вкус. Аромат придавало топленое молоко в горшочке
- Краткое содержание Бородинского сражения (Война и мир Толстого)
Лев Толстой описал в своём романе "Война и мир" подробный ход событий Бородинского сражения. Автор знакомит читающих в разных точках боевых действий: например, в гарнизоне российских войск, потом переносит в Наполеоновское окружение
- Краткое содержание Драйзер Сестра Керри
Керри Мибер переезжает жить в Чикаго к сестре. Там она долго ищет способ заработать на жизнь и находит работу на местной фабрике. Но поскольку Керри тяжело заболевает, то теряет ее.
- Краткое содержание Паустовский Квакша
В деревне месяц стояла небывалая жара. Старый рыбак Глеб тщетно пытался найти червей, перекапывая близлежащие огороды.
Лев Николаевич Толстой
Все затихло в Москве. Редко, редко где слышится визг колес по зимней улице. В окнах огней уже нет, и фонари потухли. От церквей разносятся звуки колоколов и, колыхаясь над спящим городом, поминают об утре. На улицах пусто. Редко где промесит узкими полозьями песок с снегом ночной извозчик и, перебравшись на другой угол, заснет, дожидаясь седока. Пройдет старушка в церковь, где уж, отражаясь на золотых окладах, красно и редко горят несимметрично расставленные восковые свечи. Рабочий народ уж поднимается после долгой зимней ночи и идет на работы.
А у господ еще вечер.
В одном из окон Шевалье из-под затворенной ставни противузаконно светится огонь. У подъезда стоят карета, сани и извозчики, стеснившись задками. Почтовая тройка стоит тут же. Дворник, закутавшись и съежившись, точно прячется за угол дома.
«И чего переливают из пустого в порожнее? - думает лакей, с осунувшимся лицом, сидя в передней. - И все на мое дежурство!» Из соседней светлой комнатки слышатся голоса трех ужинающих молодых людей. Они сидят в комнате около стола, на котором стоят остатки ужина и вина. Один, маленький, чистенький, худой и дурной, сидит и смотрит на отъезжающего добрыми, усталыми глазами. Другой, высокий, лежит подле уставленного пустыми бутылками стола и играет ключиком часов. Третий, в новеньком полушубке, ходит по комнате и, изредка останавливаясь, щелкает миндаль в довольно толстых и сильных, но с отчищенными ногтями пальцах, и все чему-то улыбается; глаза и лицо его горят. Он говорит с жаром и с жестами; по видно, что он не находит слов, и все слова, которые ему приходят, кажутся недостаточными, чтобы выразить все, что подступило ему к сердцу. Он беспрестанно улыбается.
Теперь можно все сказать! - говорит отъезжающий. - Я не то что оправдываюсь, но мне бы хотелось, чтобы ты, по крайней мере, понял меня, как я себя понимаю, а не так, как пошлость смотрит на это дело. Ты говоришь, что я виноват перед ней, - обращается он к тому, который добрыми глазами смотрит на него.
Да, виноват, - отвечает маленький и дурной, и кажется, что еще больше доброты и усталости выражается в его взгляде.
Я знаю, отчего ты это говоришь, - продолжает отъезжающий. - Быть любимым, по-твоему, такое же счастье, как любить, и довольно на всю жизнь, если раз достиг его.
Да, очень довольно, душа моя! Больше чем нужно, - подтверждает маленький и дурной, открывая и закрывая глаза.
Но отчего ж не любить и самому! - говорит отъезжающий, задумывается и как будто с сожалением смотрит на приятеля. - Отчего не любить? Не любится. Нет, любимым быть - несчастье, несчастье, когда чувствуешь, что виноват, потому что не даешь того же и не можешь дать. Ах, Боже мой! - Он махнул рукой. - Ведь если бы это все делалось разумно, а то навыворот, как-то не по-нашему, а по-своему все это делается. Ведь я как будто украл это чувство. И ты так думаешь; не отказывайся, ты должен это думать. А поверишь ли, из всех глупостей и гадостей, которых я много успел наделать в жизни, это одна, в которой я не раскаиваюсь и не могу раскаиваться. Ни сначала, ни после я не лгал ни перед собой, ни перед нею. Мне казалось, что наконец-то вот я полюбил, а потом увидал, что это была невольная ложь, что так любить нельзя, и не мог идти далее; а она пошла. Разве я виноват в том, что не мог? Что же мне было делать?
Ну, да теперь кончено! - сказал приятель, закуривая сигару, чтобы разогнать сон. - Одно только: ты еще не любил и не знаешь, что такое любить.
Тот, который был в полушубке, хотел опять сказать что-то и схватил себя за голову. Но не высказывалось то, что он хотел сказать.
Не любил! Да, правда, не любил. Да есть же во мне желание любить, сильнее которого нельзя иметь желанья! Да опять, и есть ли такая любовь? Все остается что-то недоконченное. Ну, да что говорить! Напутал, напутал я себе в жизни. Но теперь все кончено, ты прав. И я чувствую, что начинается новая жизнь.
В которой ты опять напутаешь, - сказал лежавший на диване и игравший ключиком часов; но отъезжающий не слыхал его.
Мне и грустно, и рад я, что еду, - продолжал он. - Отчего грустно? Я не знаю.
И отъезжающий стал говорить об одном себе, не замечая того, что другим не было это так интересно, как ему. Человек никогда не бывает таким эгоистом, как в минуту душевного восторга. Ему кажется, что нет на свете в эту минуту ничего прекраснее и интереснее его самого.
Повесть «Казаки» была опубликована в 1863 году. Произведение рассказывает о пребывании молодого юнкера в станице терских казаков. Изначально повесть задумывалась в качестве романа. В начале 1851 года Толстой, будучи в звании юнкера, отправился на Кавказ. Здесь он жил именно той жизнью, какой жил его герой Оленин: общался с местными жителями, много времени проводил на охоте, гулял по окрестностям.
Главные герои романа были теми же, что и в повести. Различия были только в именах. Дмитрий Оленин назывался офицером Ржавским. Лукашка именовался Киркой. Работа над романом продлилась не менее десяти лет. Большая часть материала была подготовлена писателем на Кавказе. Однако работа продолжалась и во время путешествия Толстого по Швейцарии в начале 1860-х. Именно во время этого путешествия главный герой и получил ту фамилию, под которой читатель знает его в повести. Затем Толстой на некоторое время забыл о своём романе.
В начале 1862 года работа возобновилась. Писатель успел продать права на публикацию будущей книги. В это же время Толстой решил отказаться от создания произведения и вернуть уже полученные за него деньги. Однако писателю было отказано в расторжении договора, и Толстой вынужден был превратить свой роман в повесть.
Почти через 100 лет после создания произведения, в 1961 году повесть была экранизирована.
Юнкер Дмитрий Оленин долгое время жил в Москве. Однако со временем пребывание в этом городе ему надоело, и он решил отправиться на Кавказ в поисках новых впечатлений. Дмитрий едет в новую войсковую часть. Прибыв в станицу Новомлинскую, главный герой поселился недалеко от Терека и стал ждать прибытия своего полка.
Природа станицы очень нравится Оленину. Он начинает испытывать отвращение к цивилизации, в которой провёл столько времени. Дмитрий смог полюбить не только природу, но и местных жителей. Казаки непохожи на всех тех людей, с которыми он привык общаться. Главный герой хочет остаться в станице навсегда.
Оленин мечтает жениться на Марьяне, дочери своих хозяев. Девушка ему очень нравится, но он боится с ней заговорить. У Марьяны есть жених – удалой казак Лукашка. Родители девушки уже успели благословить их на брак. Но Оленина это не смущает. Женившись на Марьяне, он сможет остаться в Новомлинской.
Князь Белецкий, прибывший в станицу после главного героя, хорошо известен Оленину. Между мужчинами давно сложились неприязненные отношения. Князь устраивает праздник по случаю своего прибытия. Во время праздника главному герою удалось, наконец, поговорить с Марьяной. Дмитрий уговаривает девушку выйти за него замуж. Оленин хочет также поговорить и с её родителями. Однако разговор так и не успел состояться. Через реку переправились чеченцы, с которыми местные казаки и приезжие военные вынуждены были вступить в бой. Казаки смогли победить, но Лукашка получил тяжёлое ранение. Его ранил один из чеченцев. Неприятель пытался отомстить за смерть своего брата.
Умирающего Лукашку привозят в станицу, а затем посылают за лекарем. Дальнейшая судьба героя остаётся для читателя неизвестной. Узнав о случившемся, Марьяна отказывается от брака с Олениным. Дмитрий понимает, что самым благоразумным для него поступком станет отъезд. Он уезжает из Новомлинской.
Дмитрий Оленин
В главном герое повести нетрудно узнать небезызвестного Печорина или Евгения Онегина. Оба персонажа страдают от скуки и бессмысленности своего бытия. Каждый из них пытается развлечь себя тем или иным способом.
Дмитрий Оленин тоже не может найти себе места. В Москве он от скуки стал участником любовной интриги, что отчасти и вынудило его сменить место жительства. После переезда в станицу главному герою кажется, что он нашёл свою «землю обетованную». Оленину здесь нравится абсолютно всё: и природа, и люди, и обычаи. Дмитрий хочет стать казаком, как жители станицы.
Юнкер возвращается к тому, от чего пытался убежать: он снова в центре любовной интриги. Оленин не пытается найти свободную девушку. Ему непременно хочется «отбить» чужую невесту. Для главного героя это становится своеобразным развлечением. Когда Марьяна даёт понять, что не намерена отвечать на ухаживания Оленина, Дмитрий в очередной раз убегает, оставляя всё то, в чём, как ему казалось, он нашёл свой смысл жизни.
Казачка Марьяна
Образ Марьяны является полной противоположностью образа Оленина. Эта девушка выросла на воле, далеко от цивилизации. Главного героя она привлекла своей естественностью и непохожестью на салонных барышень, в обществе которых ему доводилось проводить время в Москве. Молодая казачка не владеет иностранными языками, не умеет «музицировать» и вести светские беседы. Ей чужды лицемерие и кокетство.
Рассудительность в характере Марьяны
Не имея образования, Марьяна обладает решительным и непреклонным характером, служащим ей жизненным ориентиром. Несмотря на появление более перспективного кавалера, молодая казачка не спешит ответить согласием. Марьяна сомневается: Лукашку она знает всю жизнь, Оленин – чужой человек из незнакомого мира.
Трагедия, произошедшая с женихом девушки, становится для Марьяны «знаком свыше». Будучи религиозной и суеверной, молодая казачка считает, что в произошедшем виновата она сама и человек, пытавшийся её соблазнить.
Главная идея повести
Не имея интереса и смысла жизни, человек обвиняет в этом окружающую его действительность. Однако и после смены обстановки скучающий через некоторое время возвращается в своё исходное состояние, не понимая, что и интерес, и смысл жизнь нужно искать, в первую очередь, в себе самом.
Анализ произведения
Одним из наиболее значимых произведений русской литературы середины XIX века стала повесть «Казаки» Толстого. Краткое содержание этого произведения можно передать в нескольких словах. Но для того, чтобы постигнуть его идею, вероятно, придётся перечитать повесть неоднократно.
Главный герой, находящийся в поисках чего-то, что он и сам не может понять и описать самому себе, становится первым объектом, на который обращает внимание читатель. После переезда Оленина в станицу автор предлагает публике обратить внимание на новые декорации, среди которых оказался его герой. Вместо унылого грязного города перед нами предстаёт нетронутая красота природы. Несмотря на то, что автор напрямую не призывает отказаться от цивилизации, он всеми силами старается доказать превосходство естественных условий жизни над искусственными, созданными человеком, а потому несовершенными.
Повесть раскрывает перед читателем все трудности и волнения, которые встречают молодые люди в период взросления и становления личности.
Обращение Толстого к природе произошло ещё в молодости. Став старше, он укрепил эту связь ещё больше. Великий русский писатель любил простой крестьянский быт, предпочитал элите общество крестьян. Настоящая жизнь, по мнению Толстого, возможна только на лоне природы, вдали от лицемерия светских салонов больших городов. Эта идея нашла своих поклонников среди тех, кто прочитал повесть «Казаки».
Однако нашли и противники единения людей и природы. Некоторые литературные критики полагали, что для современного образованного человека подобные стремления равносильны деградации. Человеку следует всё время идти вперёд, а не оборачиваться назад.
