Статья посвящена анализу журнальной рецепции двух томов романа В. Каверина «Два капитана». Реакция критики на роман была неоднознач — ной. Автор исследует полемику, которая развернулась на страницах совет — ской периодики после появления романа.

Ключевые слова: В. А. Каверин, «Два капитана», журнальная полемика, Сталинская премия.

В истории советской литературы роман В. Каверина

«Два капитана» занимает особое место. Его успех в читательской среде был несомненным. При этом роман, казалось бы, соответст- вовал всем советским идеологическим установкам. Главный герой – Александр Григорьев – сирота, чудом выживший в годы Граждан — ской войны. Он буквально усыновлен и воспитан советской влас — тью. Именно советская власть дала ему все, позволила реализовать детскую мечту. Бывший беспризорник, детдомовец, стал летчиком. Он мечтает найти следы погибшей в начале Первой мировой вой — ны арктической экспедиции, которую возглавлял капитан Иван Та- таринов. Найти, чтобы не только отдать должное памяти ученого, но и решить задачу, почти решенную Татариновым. Задачу поиска новых морских путей. Препятствует Григорьеву брат погибшего – бывший предприниматель Николай Татаринов. Он и погубил ка — питана Татаринова ради прибыльных поставок и любви к его же — не. Затем вполне приспособился к советской власти, прошлое скрыл, даже сделал карьеру педагога. А помогает бывшему пред — принимателю аферист Михаил Ромашов, сверстник Григорьева, влюбленный в дочь погибшего капитана – Екатерину. Замуж она выйдет за Григорьева, не изменяющего ни дружбе, ни принципам.

Дело жизни русского моряка, служившего Отечеству, а не «царско — му режиму», продолжит советский летчик. И добьется победы, не — смотря на интриги врагов.

Все, казалось бы, подобрано безупречно. Но роман критики не только хвалили. Были и разгромные отзывы. В данной статье ис — следуются причины, обусловившие полемику о романе.

1939–1941 гг. Том первый

Изначально жанр новой книги Каверина был определен как по — весть. С августа 1938 г. ее печатал ленинградский детский журнал

«Костер». Завершилась публикация в марте 1940 г.1 С января 1939 г. публикацию каверинской повести начал и ленинградский жур — нал «Литературный современник». Завершилась она тоже в мар — те 1940 г.2

Первые критические отзывы появились еще до того, как повесть была напечатана полностью. Девятого августа 1939 г. «Ленинград — ская правда» опубликовала полугодовой обзор материалов «Лите — ратурного современника». Автор обзора весьма высоко оценил но — вую повесть Каверина3.

Мнение это было оспорено в статье «Поближе к своим читате — лям», опубликованной 11 декабря 1939 г. «Комсомольской прав — дой». Автор статьи, учительница, была недовольна работой детских журналов «Костер» и «Пионер». Ну а в каверинской повести обна — ружила «уродливое, извращенное, неверное изображение школь — ной среды, учеников и педагогов»4.

Такое обвинение – на исходе 1939 г. – было весьма серьезным. Политическим. И виновен был, по мнению автора статьи, не толь — ко Каверин. Редакция тоже: «Воспитательное значение этой отмен — но длинной повести очень сомнительно»5.

Каверинские современники легко угадывали возможные по — следствия. Угадывали, что статья, содержавшая политическое об- винение, должна была бы стать первым этапом «проработочной» кампании. Так обычно и начиналось. Вот – «письмо читателя», а вот – и мнение авторитетного критика и т. п. Однако ничего подоб — ного не произошло.

Двадцать шестого декабря «Литературная газета» напечатала статью К. Симонова «О литературе и правилах нового распоряд — ка». Автор был уже в ту пору достаточно влиятелен, подразумева — лось, что выражает он мнение руководства Союза писателей. Си — монов весьма резко высказался о статье, опубликованной «Комсо — мольской правдой»:

Отзыв Н. Лихачевой о повести Каверина – не только развязный, но и неумный по своей сути. Дело, конечно, не в отрицательной оценке повести, дело в том, что Н. Лихачева в нескольких строч — ках попыталась зачеркнуть большой и упорный труд6.

Рецензент в «Комсомольской правде», как утверждал Симонов, не понимала специфику художественной литературы. Не понима — ла, что «писатели пишут книги, а не правила внутреннего распо — рядка. Литература, безусловно, должна помогать воспитанию де — тей, она должна пробуждать в них высокие помыслы, жажду подви- гов, жажду знаний, – это достаточно большая задача для того, чтобы еще не свалить на плечи литераторов то, что входит в обя — занности педагогов»7.

Следующие рецензии появились в печати уже после того, как журнальная версия «Двух капитанов» была полностью опублико — вана и готовилось к печати отдельное издание.

В июне 1940 г. журнал «Литературный современник» опубли — ковал редакционную статью – «Судьба капитана Григорьева». Ре — дакция признавала, что повесть «не только является, на наш взгляд, лучшим из того, что Каверин написал до сих пор, но и представля — ет собою весьма своеобразное и интересное явление нашей литера — туры последних лет…»8.

Не забыта была и газетная полемика. Редакция с благодарно- стью отметила «верную и остроумную статью К. Симонова»9. По — зиция редакции в данном случае понятна: Симонов защитил не только Каверина, но и сотрудников журнала. Симоновское вли — яние прослеживается и позже. Так, 27 июля в «Известиях» опуб — ликована статья А. Роскина «Два капитана», где симоновский от — зыв хоть и не упомянут, но фрагментами почти цитируется. Си — монов, например, писал, что ныне дети редко обращаются к финалу книги, не дочитав ее, а Каверин, возможно, заставил сво — их читателей пропустить несколько страниц в стремлении поско — рее узнать о судьбе героев. Соответственно, Роскин отметил: «Ве — роятно, многие читатели перескакивали через страницы каверин — ских книг не из-за досадливого стремления поскорее закончить чтение, а из-за искреннего желания поскорее узнать будущее ге- роев»10.

Однако Роскин подчеркивал, что к достижениям писателя сле- дует отнести не только увлекательный сюжет. Бесспорное достиже — ние – главный герой. Каверин, по словам критика, создал героя, ко — торому будут подражать советские читатели11.

Единственный серьезный недостаток книги, полагал Роскин, –

это сюжетно не вполне обоснованный финал: Каверин «заторопил-

ся в конце романа в суете развязывания всевозможных больших и маленьких фабульных узлов»12.

К этой оценке присоединились и другие критики. Речь шла о том, что главы, посвященные детству Григорьева, удались писате — лю лучше прочих13. Наиболее отчетливо сформулировал упреки П. Громов. Он указывал, что действие книги рассмотрено в двух планах. С одной стороны, ведется расследование причин гибели ка — питана Татаринова. А с другой стороны, читатель следит за пери — петиями судьбы Григорьева. Однако истории татариновской экспе — диции уделено слишком много внимания, потому «Саня Григорь — ев не завершен как художественный образ, он расплывается как индивидуальность»14.

Таковы были основные упреки. Не слишком важные – с учетом того, что обвинение политического характера Симоновым было снято. В целом же рецензии, напечатанные после завершения жур — нальной публикации, были положительными. Критики отмечали, что «Два капитана» – серьезное достижение писателя, сумевшего изжить давние «формалистические» заблуждения. В общем поло — жение вновь радикально изменилось.

Однако именно потому особенно интересны причины, в силу которых появился отзыв, практически запрещавший публикацию каверинской повести.

Примечательно, что Каверин, далеко не всегда относившийся серьезно к оценкам своих книг, помнил о статье в «Комсомольской правде». Почти сорок лет спустя он отметил в автобиографической книге «Эпилог», что «даже “Два капитана” были встречены раз — громной статьей – некая учительница с возмущением констатиро — вала, что мой герой Саня Григорьев называет комсомолку ду — рой»15.

Инвективы, конечно, не только к этому сводились. Каверин лишь подчеркнул их вздорность. Но в данном случае интересен оборот «даже “Два капитана”». Автор, похоже, был уверен: здесь точно не будет нареканий. Придраться вроде бы не к чему. И – ошибся. Всю жизнь свою ошибку помнил. О причинах же рассуж — дать не стал.

Причины выявляются при анализе политического контекста.

В 1939 г. началась подготовка к награждению писателей орде — нами. Списки тогда составлялись и руководством Союза писателей, и функционерами Отдела агитации и пропаганды ЦК ВКП(б). СП и Агитпроп традиционно соперничали. Агитпроп стремился подчинить руководство СП, но так и не сумел. У руководства СП была возможность непосредственно обратиться к И. Сталину. Он далеко не всегда поддерживал Агитпроп. Вопрос о награждении ор-

денами был очень важным. От его решения зависели и повышение гонораров, и льготы, награжденным предоставлявшиеся. Решалось, кому это положено распределять – Агитпропу или руководству СП. Именно здесь выявлялось, кто более влиятелен. У руководства СП были свои креатуры, у Агитпропа, конечно, свои. Так что списки не совпадали.

Каверин вполне мог рассчитывать на орден. И рассчитывал. На- деялся. Дело было не только в тщеславии, хотя орден – знак офици — ального признания. В ту пору «орденоносцев» было не много. Ста — тус «писателя-орденоносца», соответственно, был высок. А главное, орден хотя бы относительную безопасность обеспечивал. «Писате — лю-орденоносцу» арест без вины и повода грозил тогда в меньшей степени, чем прочим коллегам-литераторам.

Руководство СП всегда благоволило Каверину. В читательской среде он был популярен. И профессионализм его был отмечен еще М. Горьким в начале 20-х годов. При всем том никогда Каверин не претендовал на какие-либо должности, не добивался льгот, не уча — ствовал в писательских интригах. Его кандидатура не должна бы — ла вызвать никаких возражений у агитпроповских функционеров.

Превентивный удар, нанесенный «Комсомольской правдой», обусловливал исключение Каверина из наградных списков. Мож — но допустить, что учительница, пославшая статью в «Комсомоль — скую правду», действовала по собственной инициативе. Однако публикация статьи не была случайностью. Агитпроп вновь показал, что вопрос о награждении решается не только руководством СП.

На политическое обвинение следовало ответить. Лишь после этого можно было бы рассматривать вопрос о награде. Ответил Си — монов. Руководство СП показало, что мнение «Комсомольской правды» не принимает, готово продолжить полемику. Критики под — держали руководство СП. Агитпроп к продолжению был еще не го — тов. Но выиграл Агитпроп. Выиграл, потому что на опровержение статьи в «Комсомольской правде» время требовалось. А пока шло время, наградные списки были составлены и согласованы. Орден тогда Каверин не получил. Наградили других. В большинстве своем не так известных, опубликовавших гораздо меньше.

1945–1948 гг. Том второй

Каверин продолжал работу. Готовил к изданию второй том

«Двух капитанов». Публикацию второго тома в январе 1944 г. начал московский журнал «Октябрь». Завершилась она в дека — бре16.

В предисловии к журнальной публикации сообщалось, что од — на из главных тем романа – преемственная связь русской и совет — ской истории. Это постоянно акцентировалось: «В стремлении Са — ни воскресить и высоко поднять полузабытую личность капитана Татаринова таится преемственность великих традиций русской культуры»17.

Параллельно шла редакционная подготовка романа в издатель — стве «Детская литература». Книга была подписана к печати 14 ап — реля 1945 г. Ситуация, казалось бы, складывалась вполне благопри — ятная. В новом томе Григорьев, воевавший на Крайнем Севере, окончательно решал задачу, поставленную капитаном Татарино — вым, а интриганы были окончательно побеждены и посрамлены. Но изменения начались еще до подписания книги к печати.

Первый том романа, по мнению критика, был каверинской уда — чей. Особенно удался главный герой – летчик Григорьев. Зато вто — рой том не оправдал читательских ожиданий. Автор не справился с задачей. Даже и пренебрег методом социалистического реализма. Если верить Громову, увлекся Каверин авантюрным сюжетом, по — тому исторически точный герой действует в придуманных, истори — чески случайных обстоятельствах19.

Громов соблюдал еще некоторую осторожность в оценках. Это был первый удар. За ним последовал второй, гораздо более силь — ный. В августовском номере московского журнала «Знамя» была опубликована статья В. Смирновой «Два капитана меняют курс», где оценка второго тома была уже однозначной – отрицательной20.

Смирнова была тогда известна не только в качестве критика. Прежде всего – как детская писательница. Характерно, что в мар — те 1941 г. читателям журнала «Пионер» она же и рекомендовала ка — веринскую книгу. Это, по ее словам, был «современный советский роман приключений»21.

Четыре года спустя оценка изменилась. Каверинский роман Смирнова противопоставила романам Л. Толстого, которые, по ее словам, перечитывать можно вновь и вновь, тогда как на каверин — ской книге следовало бы поставить надпись «бойся перечиты — вать!»22.

Конечно, тут следовало хоть как-то объяснить, почему пятью годами ранее книгу положительно оценивали. Прежние оценки ка — веринской книги Смирнова объяснила надеждами критиков на рост мастерства автора и дефицитом именно детской литературы23.

Надежды критиков, по словам Смирновой, оказались напрас — ными. Росло не мастерство, а честолюбие Каверина. Если верить Смирновой, задумал он сделать летчика Григорьева тем самым ге — роем, «в котором как в зеркале читатель давно уже хочет увидеть себя», тем самым типом, «создание которого есть новейшая и важ- нейшая задача советской литературы и самая дорогая мечта каждо — го советского писателя»24.

Вот это, настаивала Смирнова, не удалось Каверину. Не срав- ниться ему с Толстым. И даже главный каверинский герой не оп — равдал надежд. Его мальчишеское самолюбие, как утверждала Смирнова, «не выросло в чувство собственного достоинства, в на — циональную гордость, обязательные для капитана Григорьева, если он претендует быть представителем советской молодежи»25.

Ко всему прочему, Смирнова подчеркивала, что Григорьев, по сути, лишен черт русского национального характера. Зато у него

«много злорадства, не свойственного русскому человеку»26.

Это было уже весьма серьезное обвинение. В контексте «патрио — тических» кампаний военной эпохи – почти что политическое. Ну а вывод формулировался Смирновой без всяких экивоков: «Надеж — ды и желания Каверина не сбылись. “Два капитана” не стали эпо — пеей советской жизни»27.

Отзыв Смирновой был, пожалуй, самым резким. Другие рецен- зенты, отмечая, что каверинский роман не лишен недостатков, оце — нивали его в целом высоко28. Смирнова же отказывала роману в ка — ких бы то ни было достоинствах и выдвигала против автора обви- нения, по сути исключавшие положительные оценки. И это было особенно странно, ведь роман был еще в марте выдвинут руковод — ством СП на Сталинскую премию29.

Не знать о выдвижении романа на Сталинскую премию Смир — нова не могла. Знали об этом чуть ли не все, кто в СП состоял. Но похоже, что именно выдвижение было причиной, обусловившей по — явление разгромной статьи.

Речь шла не только о Сталинской премии. Обсуждалась про — блема создания истинно советского эпоса, сопоставимого с толстов — ской эпопеей «Война и мир». Проблема эта, как известно, обсуж — далась и в 20-е годы. Факт создания истинно советского эпоса дол — жен был подтвердить, что советское государство не препятствует, а способствует возникновению литературы, не уступающей русской классике. Дежурная шутка тех лет – поиски «красного Льва Тол — стого». К 30-м годам проблема утратила прежнюю актуальность, но с окончанием войны ситуация вновь изменилась. Решение этой проблемы контролировал лично Сталин. В связи с этим вновь обо — стрилось давнее соперничество Агитпропа и руководства СП30.

Хронологические рамки каверинского романа – от начала Пер- вой мировой войны и почти до окончания Великой Отечественной войны. И объем достаточно солидный – для 1945 г. Разумеется, Ка- верин не претендовал на статус «красного Льва Толстого», но ру — ководство СП вполне могло отчитаться: работы по созданию истин — но советского эпоса ведутся, есть и успехи. А уж Сталинская пре — мия автору популярнейшей книги была фактически обеспечена.

Маловероятно, чтобы руководство СП каким-либо образом планировало утвердить Каверина в статусе «красного Льва Толсто — го». Но Агитпроп нанес предупреждающий удар. Заодно и показал опять, что вопрос о награждении решается не руководством СП. Отзыв Смирновой, можно сказать, дезавуировал решение, приня — тое руководством СП. Слишком уж серьезны были обвинения. И роман плох сам по себе, и проблему создания эпоса советской эпохи с этим романом соотносить нельзя, да еще и у главного ге — роя характер нерусский.

Без ответа такие обвинения оставить было нельзя. Касались они не только Каверина. Всех издательских организаций, публиковав- ших и собиравшихся публиковать каверинский роман, тоже каса — лись. И руководства СП, конечно. Ответом стала опубликованная в ноябрьско-декабрьском номере журнала «Октябрь» статья Е. Усиевич «Саня Григорьев перед педагогическим судом»31.

Усиевич, большевик с 1915 г., считалась тогда весьма автори — тетным критиком. И техникой закулисных игр не хуже Смирновой владела. Статья Усиевич адресована была не только «массовому читателю». Неявно обращалась она и к Симонову, недавно в ред — коллегию «Знамени» вошедшему. Заглавие статьи Усиевич не мог — ло не напомнить о статье Симонова, защитившего в 1939 г. Каве — рина от нападок «классной дамы».

Симонов, конечно, не имел отношения к смирновской статье. Ра — ботой журнала, фактически игнорируя главного редактора В. Виш — невского, тогда руководил Д. Поликарпов, откровенно лоббировав — ший агитпроповские интересы. Антисемитские суждения Поликар — пова были известны московским журналистам. Похоже, что и высказывания Смирновой об отсутствии черт русского национально — го характера у каверинского героя инспирированы были если не По — ликарповым лично, то с его ведома и одобрения. Литераторам-совре — менникам намек был понятен. Автор романа «Два капитана» – еврей, потому и характер главного героя не мог быть русским. Впрочем, По — ликарпов не только свое мнение выражал. Политика государственно- го антисемитизма становилась все более откровенной32.

О Симонове, конечно, Усиевич не упоминала. Но со Смирно — вой полемизировала в симоновской манере. Подчеркивала, что ре-

цензия Смирновой составлена «из отдельных попреков. Некоторые из них совсем ничем не обоснованы, а вместе взятые, они не име — ют ничего общего друг с другом, кроме общей цели – опорочить ро — ман “Два капитана”»33.

Усиевич опровергала одну за другой все инвективы Смирновой. Правда, вопрос о том, можно ли считать роман советским эпосом, аккуратно обошла. Тут и не было нужды спорить. Отметила Усие — вич и то, что в романе есть недостатки. Но подчеркнула, что ска — занное о недостатках «могло бы служить предметом обсуждения и спора, к которым не имеют никакого отношения грубая брань и ехидные намеки против превосходной книги В. Смирновой»34.

Статья Усиевич, как в свое время статья Симонова, демонстри — ровала готовность руководства СП борьбу продолжать. На этот раз Агитпроп уступил – отчасти. Сталинскую премию Каверин полу — чил. Второй степени, но получил. И роман уже официально был признан советской классикой35.

Материал взят из: Научный журнал Серия «Журналистика. Литературная критика» № 6(68)/11

Впервые первая книга романа Вениамина Каверина «Два капитана» была опубликована в журнале «Костёр», №№ 8-12, 1938; №№ 1, 2, 4-6, 9-12, 1939; №№ 2-4, 1940. Роман печатался в «Костре» на протяжении почти двух лет в 16 номерах (№ 11-12 в 1939 году был сдвоенный).
Следует заметить, что отрывки из первой книги печатались во многих изданиях («Огонек», 1938, № 11 (под названием «Отец»); «Резец», 1938, № 7 (под названием «Тайна»); «Огонек», 1938, № 35-36 (под названием «Мальчики»); «Ленинградская правда», 1939, 6 января (под названием «Родной дом»); «Смена», 1939, № 1 (под названием «Первая любовь. Из романа «Таким быть»»); «Резец», 1939, № 1 (под названием «Крокодиловы слезы»); «30 дней», 1939, № 2 (под названием «Катя»); «Краснофлотец», 1939, № 5 (под названием «Старые письма»); «Смена», 1940, № 4, «Литературный современник», 1939, №№ 2, 5-6; 1940, №№ 2, 3).
Первое книжное издание увидело свет в 1940 г., первое издание полностью законченного романа, содержащего уже два тома, вышло в 1945 году.
Представляется интересным сравнить два варианта романа – довоенный и полный вариант (в двух книгах), завершенный писателем в 1944 году.
Отдельно следует отметить, что роман, опубликованный в «Костре», является совершенно законченным произведением. Совпадая практически по всем сюжетным линиям с первой книгой знакомого нам романа, этот вариант, также содержит описание событий, которые нам известны из второй книги. В том месте, где заканчивается первая книга изданий 1945-го и последующих лет, в «Костре» имеется продолжение: главы «Последний лагерь» (о поисках экспедиции И. Л. Татаринова), «Прощальные письма» (последние письма капитана), «Доклад» (доклад Сани Григорьева в Географическом обществе в 1937 году), «Снова в Энске» (поездка Сани и Кати в Энск в 1939 году – фактически объединяет две поездки 1939 и 1944 гг., описанные во второй книге) и эпилог.
Таким образом, уже в 1940 году читатели знали, чем в итоге завершиться история. Экспедиция капитана Татаринова будет найдена еще в 1936 году (а не в 1942-м), потому что никто не помешал Сане организовать поиски. Доклад в Географическом обществе будет прочитан в 1937 году (а не в 1944-м). Мы прощаемся с нашими героями в Энске в 1939 году (дату можно определить по упоминанию о Всесоюзной сельскохозяйственной выставке). Получается, что читая сейчас журнальный вариант романа, мы попадаем в новый, альтернативный мир, в котором Саня Григорьев опередил своего «двойника» из нашей версии романа на 6 лет, где нет войны, где все остаются живы. Это очень оптимистичный вариант.
Следует учесть, что по завершении публикации первого варианта романа В. Каверин намеревался сразу же приступить к написанию второй книги, где главное внимание уделялось бы арктическим приключениям, но начавшаяся война помешала тогда в осуществлении этих планов.
Вот что писал В. Каверин: «Я писал роман около пяти лет. Когда первый том был закончен, началась война, и лишь в начале сорок четвёртого года мне удалось вернуться к своей работе. Летом 1941 года я усиленно работал над вторым томом, в котором мне хотелось широко использовать историю знаменитого лётчика Леваневского. План был уже окончательно обдуман, материалы изучены, первые главы написаны. Известный учёный-полярник Визе одобрил содержание будущих «арктических» глав и рассказал мне много интересного о работе поисковых партий. Но началась война, и мне пришлось надолго оставить самую мысль об окончании романа. Я писал фронтовые корреспонденции, военные очерки, рассказы. Однако, должно быть, надежда на возвращение к «Двум капитанам» не совсем покинула меня, иначе я не обратился бы к редактору «Известий» с просьбой отправить меня на Северный флот. Именно там, среди лётчиков и подводников Северного флота, я понял, в каком направлении нужно работать над вторым томом романа. Я понял, что облик героев моей книги будет расплывчат, неясен, если я не расскажу о том, как они вместе со всем советским народом перенесли тяжёлые испытания войны и победили» .

Остановимся подробнее на различиях в вариантах романа.

1. Особенности журнального варианта
Даже беглое знакомство с вариантом «Костра» позволяет убедиться, что роман печатался одновременно с его написанием. Отсюда и неточности и нестыковки в главах по мере публикации, а также изменение вариантов написания имен и названий.
В частности, это произошло с разбивкой романа по частям. При начале публикации в № 8 в 1938 г. нет указания на части, есть только номера глав. Так продолжается до 32-й главы. После этого с главы «Четыре года» начинается вторая часть, так и озаглавленная «Часть вторая». Названия в нее в журнале нет. Нетрудно убедиться, что в современном варианте романа этой главой начинается уже третья часть «Старые письма». Таким образом, фактически в так и не указанной «первой части» журнальной публикации объединены первая и вторая части романа. Еще интереснее со следующей частью, которая становится не третьей, как это следовало ожидать читателям «Костра», а четвертой. У нее уже появляется название. Такое же, как и в современном варианте – «Север». Аналогично с пятой частью – «Два сердца».
Получается, что во время публикации было принято решение разбить первую часть на две и перенумеровать остальные части.
Однако, похоже, что с публикацией четвертой и пятой частей не все обстояло так просто. В шестом номере в 1939 году, по завершении публикации второй части, редакция опубликовала такой анонс: «Ребята! В этом номере мы закончили печатанием третью часть романа В. Каверина «Два капитана». Осталась последняя, четвертая часть, которую вы прочтете в следующих номерах. Но уже сейчас, прочитав большую часть романа, вы можете судить, интересен ли он. Сейчас уже ясны характеры героев и их отношения друг к другу, сейчас уже можно догадываться о их дальнейшей судьбе. Напишите нам свое мнение о прочитанных главах» .
Очень интересно! Ведь четвертая часть (№№ 9–12, 1939) не стала последней, завершающая пятая часть была опубликована в 1940 году (№№ 2-4).
Еще один интересный факт. Несмотря на то, что в журнале указано, что печатается сокращенный вариант, сравнение вариантов показывает, что практически никакого сокращения нет. Текст обоих вариантов на протяжении большего части текста совпадает дословно, за исключением особенностей довоенной орфографии. Более того, в журнальном варианте имеются эпизоды, не попавшие в окончательный вариант романа. Исключение составляют четыре последних главы. Впрочем, это вполне объяснимо – именно они были переписаны заново.
Вот как изменились эти главы. Глава 13 пятой части журнального издания «Последний лагерь» стала главой 1 части 10 второй книги «Разгадка». Глава 14 пятой части журнального издания «Прощальные письма» стала главой 4 части 10. Глава 15 пятой части журнального издания «Доклад» – главой 8 части 10. И, наконец, события главы 16 «Снова в Энске» пятой части журнального издания частично были описаны в главе 1 части 7 «Пять лет» и главе 10 части 10 «Последняя».
Особенностями журнальной публикации можно объяснить и имеющие место ошибки в нумерации глав. Так мы имеем две двенадцатых главы во второй части (по одной двенадцатой главе в дух разных номерах), а также отсутствие главы под № 13 в четвертой части.
Еще одно упущение – в главе «Прощальные письма» пронумеровав первое письмо, издатели оставили без номеров остальные письма.
В журнальном варианте мы можем наблюдать изменение названия города (сначала Н-ск, а затем Энск), имен героев (сначала Кирэн, а затем Кирен) и отдельных слов (например, сначала «попиндикулярны», а затем «попендикулярны»).

2. О ноже
В отличие от известного нам варианта романа, в «Костре» главный герой теряет у трупа сторожа не монтерский, а перочинный нож («Во-вторых, пропал перочинный нож» – глава 2). Впрочем, уже в следующей главе этот нож становится монтерским («Не он, а я потерял этот нож - старый монтерский нож с деревянной ручкой» ).
Но в главе «Первое свидание. Первая бессонница» нож опять оказывается перочинным: «Так было, когда восьмилетним мальчиком я потерял перочинный нож возле убитого сторожа на понтонном мосту» .

3. О времени написания воспоминаний
Первоначально в главе 3 было «Теперь, вспоминая об этом через 25 лет, я начинаю думать, что моему рассказу все равно не поверили бы чиновники, сидевшие в Н-ском присутствии за высокими барьерами в полутемных залах» , стало «Теперь, вспоминая об этом, я начинаю думать, что моему рассказу все равно не поверили бы чиновники, сидевшие в энском присутствии за высокими барьерами в полутемных залах» .
Разумеется 25 лет это не точный срок, в 1938 году – во время публикации этой главы 25 лет от описываемых событий еще не прошло.

4. О путешествиях Сани Григорьева
В 5 главе в журнальном варианте герой вспоминает: «Я был на Алдане, летал над Беринговым морем. Из Фербенкса я вернулся в Москву через Гаваи и Японию. Я изучал побережье между Леной и Енисеем, пересек на оленях Таймырский полуостров» . В новом варианте романа у героя другие маршруты: «Я летал над Беринговым, над Баренцевым морями. Я был в Испании. Я изучал побережье между Леной и Енисеем» .

5. Родственная услуга
А вот это одно из самых интересных различий в изданиях.
В 10 главе журнального издания тетя Даша читает письмо капитана Татаринова: «Вот как дорого нам обошлась эта родственная услуга» . Внимание: «родственная»! Разумеется, в новом варианте романа слова «родственная» нет. Это слово сразу убивает всю интригу и делает невозможным вариант с фон-Вышимирским. Вероятно, впоследствии, когда необходимо было усложнить сюжет и ввести в действие фон-Вышимирского, Каверин понял, что слово «родственная» в письме явно лишнее. В результате этого, когда то же самое письмо цитируется в «Костре» в главах «Старые письма» и «Клевета» слово «родственная» их текста исчезает.

6. Как зовут Тимошкина
Интересные метаморфозы произошли Тимошкиным (он же Гаер Кулий). Первоначально, в журнальном варианте его звали Иван Петрович. Впоследствии в новом варианте романа он становится Петром Иванычем. Почему – непонятно.
Еще одна деталь, связанная с Гаером Кулием – его бегство, описанное в 13 главе: «Мешок на плечо - и на десять лет этот человек исчез из моей жизни» . В новом варианте стало «Мешок на плечо - и на много лет этот человек исчез из моей жизни» .

7. «Бороться и итти»
Легендарные строки Альфреда Теннисона: «To strive, to seek, to find and not yield» в журнальном варианте имеют два варианта перевода.
В 14 главе герои дают клятву с классическими . Однако в названии следующей главы возникает альтернативный вариант: «Бороться и итти, найти и не сдаваться» . Именно эти слова говорит в отчаянии Петька Саньке, бросив шапку на снег. Точно такие слова в клятве вспоминает Санька в главе «Серебряный полтинник». Но затем дважды в тексте – после встречи Саньки и Петьки в Москве и в эпилоге снова: «Бороться и искать, найти и не сдаваться» .

8. О распределителе Наробраза
Этого описания распределителя из журнального варианта в последующих изданиях нет. «Случалось ли вам когда-нибудь видеть в Эрмитаже «Разбойничий лагерь» Сальватора Розы? Перенесите нищих и разбойников с этой картины в бывшую мастерскую живописи и ваяния у Никитских ворот, и распределитель Наробраза, как живой, предстанет перед вами» .

9. Лядов и Алябьев
В журнальном варианте в главе «Николай Антоныч» протестуют «против реального училища Алябьева» . В новом варианте – училище Лядова.

10. Ковычка и Кавычка
В журнальном варианте Кавычку называют Ковычкой.

11. Катька и Катя
Интересная деталь. Практически везде в первых частях романа в «Костре» Саня называет Катю Катькой. Катей – очень редко. В новом варианте романа кое-где «Катька» осталась, но в большинстве мест она упоминается уже как «Катя».

12. Где училась Марья Васильевна
В 25 главе журнального варианта «Татариновы» о Марье Васильевне: «Она училась в медицинском институте» . Впоследствии это было чуть изменено: «Она училась на медицинском факультете» .

13. О болезнях
Как известно из романа, сразу после испанки Саня заболел менингитом. В журнальном варианте дело обстояло гораздо драматичней; да и сама глава называлась «Три болезни»: «Вы думаете, может быть, что, однажды очнувшись, я стал поправляться? Ничуть не бывало. Едва оправившись от испанки, я заболел плевритом - и не каким-нибудь, а гнойным и двусторонним. И снова Иван Иваныч не согласился с тем, что моя карта бита. При температуре сорок один, при пульсе, падавшем каждую минуту, я был посажен в горячую ванну, и, к удивлению всех больных, не умер. Исколотый и изрезанный, я очнулся через полтора месяца, как раз в ту минуту, когда меня кормили молочной кашей, снова узнал Ивана Иваныча, улыбнулся ему и к вечеру опять потерял сознание.
Чем я захворал на этот раз, этого, кажется, не мог определить и сам Иван Иваныч. Знаю только, что он часами сидел у моей постели, изучая странные движения, которые я делал глазами и руками. Это была, кажется, какая-то редкая форма менингита - страшной болезни, от которой поправляются очень редко. Как видите, я не умер. Напротив, в конце концов я снова пришел в себя и, хотя долго еще лежал с закатанными к небу глазами, однако был уже вне опасности» .

14. Новая встреча с доктором
Детали и даты, которые были в журнальном варианте, в книжном убираются. Было: «Удивительно, как мало переменился он за эти четыре года» , стало: «Удивительно, как мало переменился он за эти годы» . Было: «В 1914 году, как член партии большевиков, он был сослан на каторгу, а потом на вечное поселение» , стало: «Как член партии большевиков, он был сослан на каторгу, а потом на вечное поселение» .

15. Оценки
«Посы» – «посредственно» журнального варианта становятся «неудами» в книжном.

16. Куда уезжает доктор
В журнальном варианте: «На Дальний Север, на Кольский полуостров» . В книжном: «На Крайний Север, за Полярный круг» .
Везде, где в журнальном варианте упоминается Дальний Север, в книжном издании – Крайний Север.

17. Сколько лет было Кате в 1912?
Глава «Катькин отец» (журнальный вариант): «Ей было четыре года, но она ясно помнит этот день, когда уезжал отец» . Глава «Катин отец» (книжный вариант): «Ей было три года, но она ясно помнит тот день, когда уезжал отец» .

18. Через сколько лет Санька встретился с Гаером Кулием?
Глава «Заметки на полях. Валькины грызуны. Старый знакомый» (журнальный вариант): «С минуту я сомневался - ведь я его больше десяти лет не видел» . Десять лет – этот срок полностью совпадает с тем, что было указано ранее в 13 главе.
А теперь книжный вариант: «С минуту я сомневался - ведь я его больше восьми лет не видел» .
Сколько прошло лет – 10 или 8? События в вариантах романа начинают расходиться по времени.

19. Сколько лет Сане Григорьевой
Опять про расхождения по времени.
Глава «Бал» (журнальный вариант):
«- Сколько ей лет?
- Пятнадцать» .
Книжный вариант:
«- Сколько ей лет?
- Шестнадцать» .

20. Сколько стоил билет до Энска?
В журнальном варианте (глава «Еду в Энск»): «У меня было только семнадцать рублей, а билет стоил ровно втрое» . Книжный вариант: «У меня было только семнадцать рублей, а билет стоил ровно вдвое» .

21. Где Саня?
Училась ли Саня Григорьева в школе, когда ее брат приехал в Энск? Загадка. В журнальном варианте мы имеем: «Саня давно уже была в школе» . В книжном: «Саня давно уже была на уроке у своего художника» . И дальше, в «Костре»: «Она в третьем часу придет. У нее сегодня шесть уроков» . В книге просто: «Она в третьем часу придет» .

22. Профессор-зоолог
В журнальном варианте в главе «Валька»: «Это был известный профессор-зоолог М.» (он же упоминается затем в главе «Три года»). В книжном варианте: «Это был известный профессор Р.» .

23. Квартира или кабинет?
Что же все-таки располагалось на первом этаже школы? Журнальный вариант (глава «Старый друг»): «На площадке первого этажа, у квартиры Кораблева, стояла женщина в черной шубке, с беличьим воротником» . Книжный вариант: «На площадке первого этажа, у географического кабинета, стояла женщина в шубке с беличьим воротником» .

24. Сколько теток?
Глава «Все могло быть иначе» (журнальный вариант): «Она зачем-то рассказала, что у нее там живут две тетки, которые не верят в бога и очень гордятся этим, и что одна из них окончила философский факультет в Гейдельберге» . В книжном варианте: «три тетки» .

25. Кто у Гоголя небокоптитель?
Журнальный вариант (глава «Марья Васильевна»): «Я отвечал, что у Гоголя все герои - небокоптители, кроме типа художника из рассказа «Портрет», который все-таки кое-что сделал согласно своим идеям» . Книжный вариант: «Я отвечал, что у Гоголя все герои - небокоптители, кроме типа Тараса Бульбы, который все-таки кое-что сделал согласно своим идеям» .

26. Лето 1928 или лето 1929?
В каком же году Саня поступил в летную школу? Когда ему исполнилось 19 лет: в 1928 (как в книге) или в 1929 (как в «Костре»)? Журнальный вариант (глава «Летная школа»): «Лето 1929 года» . Книжный вариант: «Лето 1928 года» .
Когда кончились теоретические занятия можно не сомневаться – в обоих вариантах: «Так проходил этот год - трудный, но прекрасный год в Ленинграде» , «Прошел месяц, другой, третий. Мы кончили теоретические занятия и окончательно перебрались на Корпусный аэродром. Это был «большой день» на аэродроме - 25 сентября 1930 года» .

27. Видел ли Санька профессоров?
В журнальном варианте, описывая свадьбу сестры, Саня утверждает, что «по правде говоря, я впервые в жизни видел настоящего профессора» . Конечно, это не так. Он же видел в зоопарке «известного профессора-зоолога М.» . Санькина забывчивость исправлена в книжном варианте: «Однажды я уже видел настоящего профессора в Зоопарке» .

28. Кто переводит на Север?
В августе 1933 года Саня едет в Москву. В журнальном варианте: «Во-первых, я должен был заехать в Осоавиахим и поговорить о моем переводе на Север, во-вторых, мне хотелось повидать Валю Жукова и Кораблева» . Книжный вариант: «Во-первых, я должен был заехать в Главсевморпуть и поговорить о моем переводе на Север; во-вторых, мне хотелось повидать Валю Жукова и Кораблева» .
Осоавиахим или Главсевморпуть? В «Костре»: «Меня очень вежливо приняли в Осоавиахиме, потом в Управлении Гражданского Воздушного Флота» . В последующих изданиях: «Меня очень вежливо приняли в Главсевморпути, потом в Управлении Гражданского воздушного флота» .

30. Сколько лет Саня не общался с Катей?
Журнальный вариант: «Конечно, я совершенно не собирался звонить Кате, тем более, что за эти два года я только однажды получил от нее привет - через Саню, - и все было давно кончено и забыто» . Книжный вариант: «Конечно, я совершенно не собирался звонить Кате, тем более что за эти годы я только однажды получил от нее привет - через Саню - и все было давно кончено и забыто» .

31. Сальские степи или Крайний Север?
Где же был Валя Жуков в августе 1933 году? Журнальный вариант: «Мне вежливо сообщили - из лаборатории профессора М., что ассистент Жуков находится в Сальских степях и едва ли вернется в Москву раньше, чем через полгода» . Книжный вариант: «Мне вежливо сообщили, что ассистент Жуков находится на Крайнем Севере и едва ли вернется в Москву раньше чем через полгода» . Возможно, что встреча на Севере Григорьева и Жукова первоначально автором и не планировалась.

32. Где этот дом?
Журнальный вариант (глава «У доктора в Заполярье»): ««77»… Не трудно было найти этот дом, потому что вся улица состояла только из одного дома, а все остальные существовали только в воображении строителей Заполярья» . В книжном варианте 77 отсутствует. Откуда взялся этот номер дома? Доктор дал адрес «Заполярье, улица Кирова, 24» . Нигде большее 77-й номер дома в тексте романа не упоминается.

33. Дневники Альбанова
В отличие от книжных изданий, в журнальной публикации главы «Читаю дневники» содержится примечание с указанием на первоисточник: «В этой главе использованы опубликованные в 1914 году дневники штурмана В. И. Альбанова, участника экспедиции лейтенанта Брусилова на шхуне „Св. Анна”, вышедшей из Петербурга летом 1912 года с целью пройти во Владивосток и пропавшей без вести в Большом Полярном Бассейне» .

34. Кто такой Иван Ильич?
В журнальном варианте в дневниках Климова/Альбанова появляется неизвестный персонаж: «У меня не выходит из головы Иван Ильич - в ту минуту, когда, провожая нас, он говорил прощальную речь и вдруг замолчал, сжав зубы и осмотревшись с какой-то беспомощной улыбкой» , «Самую тяжелую форму цынги я наблюдал у Ивана Ильича, который болел ею почти полгода и лишь нечеловеческим усилием воли заставил себя выздороветь, то-есть просто не позволил себе умереть» , «Снова думал об Иване Ильиче» .
Разумеется, Татаринова звали Иван Львович. В книжном издании указаны именно это имя и отчество. Откуда же в «Костре» взялся Иван Ильич? Невнимательность автора? Ошибка при публикации? Или какая-то другая, неизвестная причина? Непонятно…

35. Различия в датах и координатах в дневниковых записях
Журнальный вариант: «Мне кажется, последнее время он был немного помешан на этой земле. Мы видели ее в августе 1913 года» .
Книжный вариант: «Мне кажется, последнее время он был немного помешан на этой земле. Мы видели ее в апреле 1913 года» .
Журнальный вариант: «На ESO море до самого горизонта свободно от льда», книжный вариант: «На OSO море до самого горизонта свободно ото льда» .
Журнальный вариант: «Впереди, на ENE, кажется, совсем недалеко, виден за сплошным льдом скалистый остров», книжный вариант: «Впереди, на ONO, кажется, совсем недалеко, виден за сплошным льдом скалистый остров» .

36. Когда был расшифрован дневник Климова?
В журнальном варианте содержится очевидная ошибка: «Поздней ночью в марте 1933 года я переписал последнюю страницу этого дневника, последнюю, которую мне удалось разобрать» . В марте 1933 года Григорьев был еще в Балашовской школе. Без сомнения, правильный вариант в книжном издании: «в марте 1935 года» .
По этой же причине не убедительны журнальные: «Скоро двадцать лет, как была высказана «детская», «безрассудная» мысль покинуть корабль и итти на землю «Св. Марии»» . Книжный вариант соответствует 1935 году: «Минуло двадцать лет, как была высказана «детская», «безрассудная» мысль покинуть корабль и идти на Землю Марии» .

37. Павел Иваныч или Павел Петрович
В журнальном варианте лисью кухню в главе «Мы, кажется, встречались…» показывает Павел Иваныч, в книжном варианте – Павел Петрович.

38. Про Лури
В книжном варианте, описывая события, связанные с Ваноканом, Саня сначала постоянно называет своего бортмеханика по имени – Саша, а затем, только по фамилии. Похоже, что автор пришел к выводу, что два Саши сразу – это слишком много, и при дальнейшей публикации глав, а также в книжном варианте все те же события описываются с упоминанием только фамилии бортмеханика – Лури.

39. Шестилетний ненец
В 15 главе «Старый латунный багор» журнального издания очевидная опечатка. Шестидесятилетний ненец в «Костре» стал шестилетним.

40. Про меланхолическое настроение
В первой главе пятой части есть один забавный момент. В классическом книжном варианте: «В гостиницах у меня всегда становится меланхолическое настроение» . В журнальном было гораздо интереснее: «В гостиницах меня всегда тянет выпить, и становится меланхолическое настроение» . Увы, вариант с выпивкой в гостиницах не прошел проверку временем.

41. ЦО «Правда»
Практически везде (за редким исключением) автор называет центральный орган печати полным названием с аббревиатурой ЦО «Правда» – так, как это было принято в то время. В книжном издании осталась просто «Правда».

42. 1913?
В журнальном варианте главы «Читаю статью «Об одной забытой экспедиции»» явная ошибка: «Он вышел осенью 1913 года на шхуне «Св. Мария», с целью пройти северным морским путем, то есть тем самым Главсевморпутем, в управлении которого мы находимся» . Что это: опечатка, последствия правки или ошибка автора – непонятно. Разумеется, речь может идти только об осени 1912 года, как это указано в книжном издании.

43. Встреча с Ч.
Детали встречи Сани в Москве с легендарным летчиком Ч. в журнальном и книжном вариантах разнятся. По «Костру» «он в восемь часов приедет с аэродрома» , в книге: «в десять» . От «Правды» до квартиры Ч. «по меньшей мере четыре километра» (в «Костре») и «по меньшей мере шесть километров» в книге.

44. «Фром»?
В 14 главе пятой части «Прощальные письма» журнального варианта очевидная опечатка: «параллельно движению нансеновского «Фрома»» . В книжном издании правильный вариант «Фрам».

45. Что было в Рапорте
Имеются существенные различия в Рапорте капитана Татаринова в журнальном и книжном вариантах. В «Костре»: «В широте 80° обнаружен широкий пролив или залив, идущий от пункта под литерой «С» в нордовом направлении. Начиная от пункта под литерой «Ф», берег круто поворачивает в вест-зюйд-вестовом направлении» . В книге: «В широте 80° обнаружен широкий пролив или залив, идущий от пункта под литерой С в OSO направлении. Начиная от пункта под литерой Ф берег круто поворачивает в зюйд-зюйд-вестовом направлении» .

46. Кончилась полярная жизнь
Любопытная деталь из альтернативной журнальной концовки романа. Саня Григорьев прощается с Севером: «В 1937 году я поступил в Академию военно-воздушного флота и с тех пор Север и все, что с детских лет было связано с ним, отодвинулось и стало воспоминанием. Моя полярная жизнь кончилась, и, вопреки утверждению Пири, что, однажды заглянув в Арктику, вы будете стремиться туда до гроба, на Север я едва ли вернусь. Другие дела, другие мысли, другая жизнь» .

47. Дата смерти И. Л Татаринова
В эпилоге в «Костре» надпись на памятнике: «Здесь покоится тело капитана Татаринова, совершившего одно из самых отважных путешествий и погибшего на обратном пути с открытой им Северной Земли в мае 1915 года» . Почему май? В главе «Прощальные письма» последний рапорт капитана Татаринова был написан 18 июня 1915 года. Поэтому единственно правильной датой является дата в книжном варианте: «июнь 1915 года» .

Об иллюстрациях
Первым иллюстратором «Двух капитанов» стал Иван Харкевич. Именно с его рисунками печатался роман в «Костре» на протяжении двух лет. Исключение составляют номера 9 и 10 в 1939 году. В этих двух номерах рисунки Иосифа Еца. А дальше, с № 11-12 продолжилась публикация с рисунками И. Харкевича. Чем была вызвана эта временная замена художника – непонятно. Следует отметить, что Иосиф Ец иллюстрировал другие произведения Каверина, но его рисунки к первым главам четвертой части совсем не соответствуют стилистике рисунков Харкевича. Саню, Петьку и Ивана Ивановича читатели привыкли видеть другими.
Всего в журнале 89 иллюстраций: 82 – И. Харкевича и 7 – И. Еца.
Особенный интерес представляет заглавная иллюстрация, публиковавшаяся в каждом номере. Внимательно изучив этот рисунок, нетрудно убедиться, что изображенного на ней эпизода в романе нет. Самолет, пролетающий над затертым льдами кораблем. Что это? Фантазия художника, или же «тех. задание» автора – ведь роман в 1938 году еще не был дописан? Можно только гадать. Возможно даже, что автор в дальнейшем планировал рассказать читателям о том, как была найдена шхуна «Святая Мария». Почему бы и нет?

Рисунки Ивана Харкевича (№№ 8-12, 1938; №№ 1, 2, 4-6, 1939)

Я спустился на плоский берег и раздул костер.

Сторож глубоко вздохнул, как будто с облегчением, и все стало тихо…

- Ваше благородие, как же так, - сказал отец. - За что же брать меня?

Мы шли в «присутствие» и несли прошение.

- Ухо вульгарис, - объявил он с удовольствием, - ухо обыкновенное.

Старик варил клей.

Мы сидели в соборном саду.

А вот теперь посмотрите, Аксинья Федоровна, чем занимается ваш сынок…

Тетя Даша читала, поглядывая на меня…

- Не продается! - закричала тетя Даша. - Уходите!

Вечером он пригласил гостей и произнес речь.

- Кого хоронишь, мальчик? - тихо спросил меня пожилой человек.

Три гимнастерки надел он на себя.

Он снял шапку и бросил ее на снег.

Человек в кожаном пальто крепко держал меня за руку.

- Посмотрите-ка, Иван Андреевич, какая скульптура!

Какая-то девочка отворила дверь из кухни и появилась на пороге.

Я ударил Степу.

- Иван Павлович, вы - мой друг и наш друг, - сказала Нина Капитоновна.

- Иван Павлыч, откройте, это я!

Николай Антоныч открыл двери и выбросил меня на лестницу.

Куда бы я ни пошел со своим товаром, везде я натыкался на этого мужчину.

Иван Иваныч сидел у моей постели.

Я удивился, что в комнате такой беспорядок.

Татьяна и Ольга не сводили с него глаз.

Мы поехали на другую сторону катка.

- Это мое дело, с кем я дружу!

Это был Гаер Кулий.

Валька не сводил глаз со своих ног.

Я ожидал Катьку на Ружейной.

Ромашка рылся в моем сундучке.

- Ну, блудный сын, - сказал он и обнял меня.

Мы остановились перед воином времен Стефана Батория.

Когда мы пришли на перрон, Катька уже стояла на площадке вагона.

- Тебя исключат из школы…

- Я считаю Ромашова подлецом и могу доказать это…

Я увидел на пороге длинного рыжего парня.

- Валя! Да ты ли это?

Вдалеке были видны ненецкие чумы.

Кораблев поздоровался с фон-Вышимирским.

Дочь Вышимирского рассказывала о Ромашове.

Она стала поправлять наколку.

Кораблев работал, когда я пришел.

Катя уезжала из этого дома навсегда.

Николай Антоныч остановился у порога.

Под палаткой мы нашли того, кого искали…

Я прочитал прощальное письмо капитана.

Он ставил чемодан и начинал объяснять…

Мы встретили тетю Дашу на базаре.

До поздней ночи мы сидели за столом.

«Я никогда не забывал о Пскове.

Мне не раз случалось упоминать о нем в очерках и рассказах.

В романе Два капитана» я назвал его Энском. Как о близком, любимом человеке,

я много думал о нем в годы войны, в Ленинградской блокаде, на Северном флоте»

Каверин В.А., 1970 г.

Мы предлагаем вам совершить увлекательное путешествие по городу, сошедшему со страниц романа Два капитана».

Вспоминая свое детство, главный герой Саня Григорьев описывает город, где оно прошло. Мы видим г. Энск глазами мальчика.

Роман начинается словами Сани: Помню просторный грязный двор и низкие домики, обнесенные забором. Двор стоял у самой реки, и по веснам, когда спадала полая вода, он был усеян щепой и ракушками, а иногда и другими, куда более интересными вещами...»

«...Мальчиком я тысячу раз бывал в Соборном саду, но тогда мне и в голову не приходило, что он такой красивый. Он расположен высоко на горе над слиянием двух рек: Песчинки и Тихой, и окружен крепостной стеной»

«...В этот день мать взяла нас с собой-меня и сестру. Мы шли в присутствие» и несли прошение. Присутствие-это было темное здание за Базарной площадью, за высокой железной оградой»

«...Магазины были закрыты, улицы пусты, за Сергиевской мы не встретили ни одного человека»

«Остается в памяти губернаторский сад, в котором катался на трехколесном велосипеде маленький сын толстого пристава»

и Кадетский корпус.

«...мы условились пойти в городской музей. Саня хотела показать нам этот музей, которым в Энске очень гордились. Он помещался в Паганкиных палатах- старинном купеческом здании., о котором Петя Сковородников когда-то рассказывал, что оно набито золотом, а в подвале замурован сам купец Паганкин...»

«Поезд трогается, и милый Энский вокзал уходит от меня. Все быстрее! Еще минута-и перрон обрывается. Прощай Энск!»

Литература, использованная при подготовке материала:

• Каверин, В.А. Два капитана.
• Левин, Н.Ф. Псков на старых открытках /Н.Ф. Левин. - Псков, 2009.

«Два капитана» — пожалуй, самый известный советский приключенческий роман для юношества. Он многократно переиздавался, входил в знаменитую «Библиотеку приключений», был дважды экранизирован — в 1955 и в 1976 го--ду В 1992 году Сергей Дебижев снял абсурди---ст-скую музыкальную пародию «Два капи--тана — 2», в сюжете не имевшую ничего об-щего с ро-маном Каверина, но эксплуатиро-вавшую его название как общеизвестное. . Уже в XXI веке роман стал литературной основой мюзикла «Норд-Ост» и пред-метом специальной музейной экспозиции в Пскове, родном городе авто-ра.- Героям «Двух капитанов» ставят памятники и называют их именами пло-щади и улицы. В чем же секрет литературной удачи Каверина?

Приключенческий роман и документальное расследование

Обложка книги «Два капитана». Москва, 1940 год «Детиздат ЦК ВЛКСМ»

На первый взгляд, роман выглядит просто соцреалистическим опусом, хотя и с тщательно проработанным сюжетом и использованием неко-то-рых не слиш-ком привычных для соцреалистической литературы модернист-ских приемов, например таких, как смена повествователя (две из десяти частей романа напи-саны от лица Кати). Это не так.--

К моменту начала работы над «Двумя капитанами» Каверин был уже довольно опытным литератором, и в романе ему удалось соединить несколько жанров: приключенческий роман-путешествие, роман воспитания, советский истори-ческий роман о недавнем прошлом (так называемый роман с ключом) и, нако-нец, военную мелодраму. Каждый из этих жанров имеет свою логику и свои механизмы удержания читательского внимания. Каверин — внимательный читатель работ формалистов Формалисты — ученые, представлявшие так называемую формальную школу в литерату-роведении, возникшую вокруг Общества изу-чения поэтического языка (ОПОЯЗа) в 1916 го--ду и просуществовавшую до конца 1920-х. Формальная школа объединяла тео-ретиков и историков литературы, стиховедов, лин-гвистов. Самыми известными ее предста-ви--телями были Юрий Тынянов, Борис Эй-хен---баум и Виктор Шкловский. — много размышлял о том, возможно ли жан-ро-вое новаторство в истории литературы. Роман «Два капитана» можно счи-тать результатом этих размышлений.

Киностудия «Мосфильм»

Сюжетную канву путешествия-расследования по следам писем капитана Тата-ринова, о судьбе экспедиции которого много лет никто ничего не знает, Каве-рин заимствовал из известного романа Жюля Верна «Дети капитана Гранта». Как и у французского писателя, текст писем капитана сохранился не полно-стью и место последней стоянки его экспедиции становится загадкой, которую на протяжении долгого времени отгадывают герои. Каверин, однако, усиливает эту документальную линию. Теперь речь идет не об одном письме, по следам которого ведутся поиски, а о целой серии документов, которые постепенно попадают в руки к Сане Григорьеву В раннем детстве он по многу раз читает выброшенные на берег в 1913 году письма капитана и штурмана «Святой Марии» и бук-вально выучивает их наизусть, еще не зная, что письма, найденные на берегу в сумке уто-нувшего почтальона, рассказы-вают об одной и той же экспедиции. Потом Саня знакомится с семьей капитана Татари-нова, получает до-ступ к его книгам и разби-рает заметки на по-лях о перспективах поляр-ных исследо-ваний в России и мире. Во время учебы в Ленин-граде Григорьев тща-тельно штуди-рует прес-су 1912 года, чтобы узнать, что писали в это время об экспедиции «Свя-той Марии». Сле-дующий этап — находка и кро-потливая расшифровка дневника того самого штурма-на, которому принадлежало одно из энских писем. Наконец, в самых по-след-них главах главный герой становится облада-телем предсмертных писем капитана и вах-тен-ного журнала судна. .

«Дети капитана Гранта» — роман о поисках экипажа морского судна, история спасательной экспедиции. В «Двух капитанах» Саня и дочь Татаринова, Катя, ищут свидетельства гибели Татаринова, чтобы восстановить добрую память об этом человеке, когда-то не оцененном современниками, а потом и вовсе забытом. Взявшись за реконструкцию истории экспедиции Татаринова, Григо-рьев принимает на себя обязательство публично разоблачить Николая Антоно-вича, кузена капитана, а впоследствии — Катиного отчима. Сане удается дока-зать его пагубную роль в снаряжении экспедиции. Так Григорьев становится как бы живым заместителем погибшего Татаринова (не без аллюзий к исто-рии принца Гамлета). Из расследования Александра Григорьева следует еще один неожи-данный вывод: письма и дневники нужно писать и хранить, поско-льку это способ не только собрать и сберечь информацию, но еще и рассказать потом-кам о том, что от тебя пока не готовы выслушать современники. Харак-тер-но, что сам Григорьев на последних этапах поисков начинает вести днев-ник — или, точнее, создавать и хранить серию неотправленных писем к Кате Тата-риновой.

Здесь и заключено глубокое «подрывное» значение «Двух капитанов». Роман утверждал важность старых личных документов в эпоху, когда личные архивы либо изымались при обысках, либо их уничтожали сами владельцы, опасаясь, что их дневники и письма попадут в руки НКВД.

Американская славистка Катерина Кларк назвала свою книгу о соцреалистиче-ском романе «История как ритуал». Во времена, когда история представала на страницах бесчисленных романов ритуалом и мифом, Каверин изобразил в своей книге романтического героя, восстанавливающего исто-рию как вечно ускользающую тайну, которую нужно расшифровать, наделить личным смы-слом. Вероятно, эта двойная перспектива стала еще одной причи-ной, по кото-рой роман Каверина сохранял свою популярность на протяжении всего ХХ века.

Роман воспитания

Кадр из многосерийного фильма «Два капитана», режиссер Евгений Карелов. 1976 год Киностудия «Мосфильм»

Вторая жанровая модель, использованная в «Двух капитанах», — роман воспи-тания, жанр, возникший во второй половине XVIII века и бурно развивавшийся в XIX и XX столетии. В фокусе романа воспитания всегда история взросления героя, формирование его характера и мировоззрения. «Два капитана» примы-кают к той разновидности жанра, которая рассказывает о биографии героя-сиро-ты: образцами явно стали «История Тома Джонса, найденыша» Генри Филдин-га и, конечно, романы Чарльза Диккенса, прежде всего «Приключе-ния Оли-ве-ра Твиста» и «Жизнь Дэвида Копперфильда».

По-видимому, последний роман имел решающее значение для «Двух капита-нов»: впервые увидев однокашника Сани — Михаила Ромашова, Катя Татари-нова, как будто предчувствуя его зловещую роль в своей и Саниной судьбе, говорит о том, что он страшен и похож на Урию Хипа — главного злодея из «Жиз-ни Дэвида Копперфильда». К роману Диккенса ведут и другие сюжет-ные парал-лели: деспотичный отчим; самостоятельное долгое путешествие в другой город, навстречу лучшей жизни; изобличение «бумажных» махина-ций злодея.

Кадр из многосерийного фильма «Два капитана», режиссер Евгений Карелов. 1976 год Киностудия «Мосфильм»

Впрочем, в истории взросления Григорьева появляются мотивы, не свойствен-ные литературе XVIII и XIX века. Личностное становление Сани — это процесс постепенного накапливания и концентрации воли. Всё начинается с преодоле-ния немоты Из-за перенесенной в раннем детстве болез-ни Саня потерял способность гово-рить. Немота фактически становится причи-ной гибели Саниного отца: мальчик не может рассказать, кто на самом деле убил сторожа и почему нож отца оказался на месте пре-ступления. Саня обретает речь благодаря чудесному доктору — беглому каторжнику Ивану Ивановичу: буквально за несколько сеансов он показывает своему пациенту пер-вые и самые главные упражнения для трени-ровки произнесения гласных и коротких слов. Потом Иван Иванович исчезает, и даль-нейший путь к обретению речи Саня проде-лывает сам. , а после этого первого впечатляющего волевого акта Григорьев предпринимает и другие. Еще учась в школе, он решает стать летчиком и начи-нает систематически закаляться и заниматься спортом, а также читать книги, имеющие прямое или косвенное отношение к авиации и самолетостроению. Одновременно он тренирует способности к самообладанию, так как слишком импульсивен и впечатлителен, а это очень мешает в публичных выступлениях и при общении с чиновниками и начальниками.

Авиационная биография Григорьева демонстрирует еще большую решимость и концентрацию воли. Сперва обучение в летном училище — в начале 1930-х, при нехватке оборудования, инструкторов, летных часов и просто денег на жизнь и еду. Потом долгое и терпеливое ожидание назначения на Север. Затем работа в гражданской авиации за полярным кругом. Наконец, в заключи-тельных частях романа молодой капитан борется и с внешними врагами (фа-ши---стами), и с предателем Ромашовым, и с болезнью и смертью, и с тоской разлуки. В конце концов он выходит из всех испытаний победителем: возвра-ща-ется к профессии, находит место последней стоянки капитана Татаринова, а потом и затерявшуюся в эвакуационных пертурбациях Катю. Ромашов разоб-лачен и арестован, а лучшие друзья — доктор Иван Иванович, учитель Кораб-лев, друг Петька — снова рядом.

Кадр из многосерийного фильма «Два капитана», режиссер Евгений Карелов. 1976 год Киностудия «Мосфильм»

За всей этой эпопеей становления человеческой воли прочитывается серьезное влияние философии Фридриха Ницше, усвоенной Кавериным из оригинала и из косвенных источников — сочинений авторов, ранее испытавших воздей-ствие Ницше, например Джека Лондона и Максима Горького. В этом же воле-вом ницшеанском ключе переосмысляется и главный девиз романа, позаим-ствованный из стихотворения английского поэта Альфреда Теннисона «Улисс». Если у Теннисона строки «бороться и искать, найти и не сдаваться» В оригинале — «to strive, to seek, to find, and not to yield». описы-вают вечного странника, романтического путешественника, то у Каверина они пре-вращаются в кредо несгибаемого и постоянно воспитывающего себя воина.

Кадр из многосерийного фильма «Два капитана», режиссер Евгений Карелов. 1976 год Киностудия «Мосфильм»

Действие «Двух капитанов» начинается накануне революции 1917 года, а за-канчивается в те же дни и месяцы, когда пишутся последние главы романа (1944 год). Таким образом, перед нами не только история жизни Сани Григорь-ева, но и история страны, проходящей те же стадии становления, что и герой. Каверин пытается показать, как после забитости и «немоты», хаоса начала 1920-х и героических трудовых порывов начала 1930-х к концу войны она начи--нает уверенно двигаться к светлому будущему, строить которое пред-стоит Григорь-еву, Кате, их близким друзьям и другим безымянным героям с та-ким же запа-сом воли и терпения.

В эксперименте Каверина не было ничего удивительного и особенно новатор-ского: революция и Гражданская война довольно рано стали предметом исто-ризирующих описаний в сложных синтетических жанрах, соединявших в себе, с одной стороны, черты исторической хроники, а с другой — семейной саги или даже квазифольклорного эпоса. Процесс включения событий конца 1910-х — на-чала 1920-х годов в исторические художественные повествования начался уже во второй половине 1920-х Например, «Россия, кровью умытая» Артема Веселого (1927-1928), «Хождение по мукам» Алексея Толстого (1921-1941) или «Тихий Дон» Шолохова (1926-1932). . Из жанра исторической семейной саги конца 1920-х Каверин заимствует, например, мотив разделения семьи по идеологи-чес-ким (или этическим) причинам.

Но самый интересный исторический пласт в «Двух капитанах», пожалуй, свя-зан не с описанием революционного Энска (под этим названием Каверин изо-бразил свой родной Псков) или Москвы периода Гражданской войны. Интерес-нее здесь более поздние фрагменты, описывающие Москву и Ленинград конца 1920-х и 1930-х годов. И в этих фрагментах проявляются черты еще одного прозаического жанра — так называемого романа с ключом.

Роман с ключом

Кадр из многосерийного фильма «Два капитана», режиссер Евгений Карелов. 1976 год Киностудия «Мосфильм»

Этот старинный жанр, возникший еще во Франции XVI века для осмеяния при-дворных кланов и группировок, вдруг оказался востребованным в советской литературе 1920-30-х годов. Главный принцип roman à clef состоит в том, что реальные лица и события кодируются в нем и выводятся под другими (но часто узнаваемыми) именами, что позволяет сделать прозу одновременно и хрони-каль-ной, и памфлетной, но при этом привлечь внимание читателя к тому, какие трансформации переживает «реальная жизнь» в писа-тель-ском воображе-нии. Как правило, разгадать прототипы романа с ключом могут совсем немно-гие — те, кто очно или заочно знаком с этими реальными лицами.

«Козлиная песнь» Константина Вагинова (1928), «Сумасшедший корабль» Ольги Форш (1930), «Театральный роман» Михаила Булгакова (1936), наконец, ранний роман самого Каверина «Скандалист, или Вечера на Васильев-ском острове» (1928) — все эти произведения представляли современные события и реальных лиц действующими в вымышленных литературных мирах. Неслу-чайно большинство этих романов посвящены людям искусства и их кол-леги-альному и дружескому общению. В «Двух капитанах» основные принципы романа с ключом не выдерживаются последовательно — однако, изображая жизнь литераторов, художников или актеров, Каверин смело пользуется прие-мами из арсенала знакомого ему жанра.

Помните сцену свадьбы Пети и Саши (сестры Григорьева) в Ленинграде, где упоминается художник Филиппов, который «расчертил [корову] на маленькие квадратики и каждый квадратик пишет отдельно»? В Филиппове мы без труда узнаем и его «аналитический метод». Саша берет заказы в ле-нин-градском отделении «Детгиза» — это значит, что она сотрудничает с леген-дар-ной маршаковской редакцией, трагически разгромленной в 1937 году Каверин явно рисковал: он начал писать свой роман в 1938-м, уже после того, как редакция была распущена, а некоторые ее сотрудники арестованы. . Интересны и подтексты театральных сцен — с посещением разных (реальных и полувымышленных) спектаклей.

О романе с ключом применительно к «Двум капитанам» можно говорить весь-ма условно: это не полномасштабное использование жанровой модели, но пе-ре--не-сение лишь некоторых приемов; большинство героев «Двух капитанов» не являются зашифрованными историческими лицами. Тем не менее ответить на вопрос о том, зачем в «Двух капитанах» понадобились такие герои и фраг-мен-ты, очень важно. Жанр романа с ключом предполагает разделе-ние чита-тель-ской аудитории на тех, кто способен, и тех, кто не способен подо-брать нужный ключ, то есть на посвященных и воспринимающих повество-ва-ние как таковое, без восстановления реальной подоплеки. В «артистических» эпизодах «Двух капитанов» мы можем наблюдать нечто подобное.

Производственный роман

Кадр из многосерийного фильма «Два капитана», режиссер Евгений Карелов. 1976 год Киностудия «Мосфильм»

В «Двух капитанах» есть герой, фамилия которого зашифрована только ини-циа-лом, но разгадать ее с легкостью мог любой советский читатель, и никакого ключа для этого не требовалось. Летчик Ч., за успехами которого с замиранием сердца наблюдает Григорьев, а потом с некоторой робостью обращается к нему за помощью, — это, конечно, Валерий Чкалов. Без труда расшифровывались и другие «авиационные» инициалы: Л. — Сигизмунд Леваневский, А. — Алек-сандр Анисимов, С. — Маврикий Слепнёв. Начатый в 1938 году, роман должен был подвести предварительный итог бурной советской арктической эпопее 1930-х, где в равной степени проявляли себя полярники (наземные и морские) и летчики.

Кратко восстановим хронологию:

1932 год — ледокол «Александр Сибиряков», первое плавание по Север-ному морскому пути из Белого моря в Берингово за одну навигацию.

1933-1934 годы — знаменитая челюскинская эпопея, попытка плавания из Мурманска во Владивосток за одну навигацию, с гибелью корабля, высадкой на льдине, а затем спасением всего экипажа и пассажиров с помощью лучших пилотов страны: спустя еще много лет имена этих пилотов мог перечислить наизусть любой советский школьник.

1937 год — первая дрейфующая полярная станция Ивана Папанина и первый беспосадочный перелет Валерия Чкалова на североамериканс-кий континент.

Полярники и летчики были в 1930-е главными героями современности, и то, что Саня Григорьев не просто выбрал авиационную профессию, но захотел связать свою судьбу с Арктикой, сразу же сообщало его образу романтический ореол и большую привлекательность.

Между тем если отдельно рассмотреть профессиональную биографию Григорь-ева и его неуклонные попытки добиться посылки экспедиции по поиску экипа-жа капитана Татаринова, то станет понятно, что «Два капитана» заключают в себе черты еще одного типа романа — производственного, получившего ши-ро--кое распространение в литературе социалистического реализма в конце 1920-х годов, с началом индустриализации. В одной из разновидностей такого романа в центре оказывался молодой герой-энтузиаст, любящий свою работу и страну больше самого себя, готовый на самопожертвование и одержимый идеей «прорыва». В его стремлении совершить «прорыв» (внедрить какое-то техническое новшество или просто неустанно работать) ему обязательно будет чинить препятствия герой-вредитель В роли такого вредителя может выступать руководитель-бюрократ (конечно, по натуре консерватор) или несколько таких руково-дителей. . Наступает момент, когда главный герой терпит поражение и его дело, как кажется, почти проиграно, но все-таки силы разума и добра побеждают, государство в лице самых разумных своих представителей вмешивается в конфликт, поощряет новатора и наказывает консерватора.

«Два капитана» близки этой модели производственного романа, наиболее памятной советским читателям по знаменитой книге Дудинцева «Не хлебом единым» (1956). Антагонист и завистник Григорьева Ромашов рассылает по всем инстанциям письма и распространяет ложные слухи — результатом его деятельности становится внезапная отмена поисковой операции в 1935 году и изгнание Григорьева с любимого им Севера.

Кадр из многосерийного фильма «Два капитана», режиссер Евгений Карелов. 1976 год Киностудия «Мосфильм»

Пожалуй, самая интересная сегодня линия в романе — это превращение гра-ждан-ского летчика Григорьева в летчика военного, а мирных исследователь-ских интересов к Арктике — в интересы военные и стратегические. Впервые такое развитие событий предсказывает посетивший Саню в ленинградской гостинице в 1935 году безымянный моряк. Потом, после долгой «ссылки» в поволжскую мелиоративную авиацию, Григорьев решает собственными силами изменить свою судьбу и уходит добровольцем на испанскую войну. Оттуда он возвращается уже военным летчиком, и дальше вся его биография, как и история освоения Севера, показана как военная, тесно связанная с безо-пасностью и стратегическими интересами страны. Неслучайно и Ромашов оказывается не просто вредителем и предателем, но и военным преступником: события Отечественной войны становятся последним и предельным испыта-нием и для героев, и для антигероев.

Военная мелодрама

Кадр из многосерийного фильма «Два капитана», режиссер Евгений Карелов. 1976 год Киностудия «Мосфильм»

Последний жанр, который воплотился в «Двух капитанах», — это жанр военной мелодрамы, которая в годы войны могла реализовываться как на театральной сцене, так и в кино. Пожалуй, самый близкий аналог романа — пьеса Констан-тина Симонова «Жди меня» и снятый на ее основе одноименный кино-фильм (1943 год). Действие последних частей романа разворачивается как будто бы вослед сюжетной канве этой мелодрамы.

В самые первые дни войны самолет бывалого летчика сбивают, он оказывается на оккупированной территории, а потом при невыясненных обстоятельствах надолго пропадает. Его жена не хочет верить в то, что он погиб. Она меняет старую гражданскую профессию, связанную с интеллектуальной деятельно-стью, на простую тыловую и отказывается эвакуироваться. Бомбежки, рытье окопов на подступах к городу — все эти испытания она переживает с достоин-ством, не переставая надеяться, что ее муж жив, и в конце концов дожидает-ся его. Это описание вполне применимо и к фильму «Жди меня», и к роману «Два капитана» Конечно, есть и различия: Катя Татаринова в июне 1941-го живет не в Москве, как си-моновская Лиза, а в Ленинграде; ей прихо-дится пройти через все испытания блокады, и уже после ее эвакуации на Большую землю Григорьев не может выйти на ее след. .

Последние части романа Каверина, написанные попеременно то от лица Кати, то от лица Сани, успешно используют все приемы военной мелодрамы. И по-скольку этот жанр продолжал эксплуатироваться и в послевоенной литературе, театре и кино, «Два капитана» еще долгое время точно попадали в горизонт читательских и зрительских ожиданий Горизонт ожидания (нем. Erwartungs-horizont) — термин немецкого историка и тео-ре-тика литературы Ханса-Роберта Яусса, комплекс эстетических, социально-политиче-ских, психологических и прочих представле-ний, определяющих отношение автора к об-ще-ству, а также отношение читателя к про-из-ведению. . Юношеская любовь, зародившаяся в испытаниях и конфликтах 1920-30-х, прошла последнюю и самую серьезную проверку войной.

Даже в современном Пскове поклонники романа легко узнают места, где проходило детство Сани Григорьева. В описании несуществующего города Энска Каверин на самом деле следует за своими воспоминаниями о Пскове начала XX века. Жил главный герой на знаменитой Золотой набережной (до 1949 г. - Американская набережная), ловил раков в реке Пскова (в романе - Песчанка) и давал знаменитую клятву в Соборном саду. Однако вовсе не с себя списывал Вениамин Александрович образ маленького Сани, хотя и признавался, что с первых сраниц романа он взял за правило ничего не выдумывать. Кто же стал прототипом главного героя?

В 1936 году Каверин едет отдыхать в санаторий под Ленинградом и там знакомится с Михаилом Лобашёвым, соседом писателя за столом во время обедов и ужинов. Каверин предлагает сыграть ему в карамболь, разновидность бильярда, в котором писатель был настоящим асом, и без труда обыгрывает соперника. Несколько следующих дней Лобашёв почему-то не приходит на обеды и ужины… Каково же было удивление Каверина, когда спустя неделю его сосед объявился, предложил снова соревноваться в карамболе и с лёгкостью выиграл у писателя партию за партией. Оказывается, все эти дни он упорно тренировался. Человек с такой силой воли не мог не заинтересовать Каверина. И на протяжении нескольких последующих вечеров он подробно записывал историю его жизни. Писатель практически ничего не меняет в жизни своего героя: немота мальчика и удивительное излечение от неё, арест отца и смерть матери, побег из дома и приют… Автор лишь переселяет его из Ташкента, где прошли школьные годы героя, в знакомый и родной Псков. А также меняет его род деятельности - ведь тогда генетики были никому не интересны. То было время челюскинцев и освоения Севера. Поэтому вторым прототипом Сани Григорьева стал полярный лётчик Самуил Клебанов, который героически погиб в 1943 году.

Роман связал судьбы сразу двух капитанов - Сани Григорьева и Ивана Татаринова, командовавшего шхуной «Святая Мария». Для образа второго главного героя Каверин также использовал прототипы двух реальных людей, исследователей Крайнего Севера - Седова и Брусилова, экспедиции под руководством которых ушли из Санкт-Петербурга в 1912 году. Ну а дневник штурмана Климова из романа целиком основан на дневнике полярного штурмана Валериана Альбанова.

Интересно, что Саня Григорьев стал едва ли не национальным героем задолго до того, как писатель закончил свой роман. Дело в том, что первая часть книги была издана в 1940 году, а после её написание Каверин отложил аж на 4 года - помешала война.

Во время ленинградской блокады… Ленинградский радиокомитет обратился ко мне с просьбой выступить от имени Сани Григорьева с обращением к комсомольцам Балтии, - вспоминал Вениамин Александрович. - Я возразил, что хотя в лице Сани Григорьева выведен определённый человек, лётчик-бомбардировщик, действовавший в то время на Центральном фронте, тем не менее это всё-таки литературный герой. «Это ничему не мешает, - был ответ. - Говорите так, как будто фамилию вашего литературного героя можно найти в телефонной книжке». Я согласился. От имени Сани Григорьева я написал обращение к комсомольцам Ленинграда и Балтики - и в ответ на имя «литературного героя» посыпались письма, содержавшие обещание бороться до последней капли крови.

Роман «Два капитана» очень понравился Сталину. Писатель даже был удостоен звания лауреата Госпремии СССР.