Книги на столе: «Лето Господне» (о ней русский философ Иван Ильин написал: «Это сама духовная ткань верующей России») - такая светло-радостная, что дух захватывает; а рядом - «Солнце мертвых», от которой судорогами сжимается горло («Читал ее… задыхаясь», - отзовется один из современников). Такие разные книги вышли из-под пера одного автора - Ивана Шмелева (1873-1950). В день его рождения - 4 октября (21 сентября по ст.ст.) - и в год 65-летия смерти вспомним о нелегкой судьбе писателя.

Среднего роста, тонкий, худощавый, большие серые глаза… Эти глаза владеют всем лицом… склонны к ласковой усмешке, но чаще глубоко серьезные и грустные. Его лицо изборождено глубокими складками-впадинами от созерцания и сострадания… лицо русское - лицо прошлых веков, пожалуй, - лицо старовера, страдальца…

Ю.А. Кутырина. Иван Шмелев (Париж, 1960)

Неразвеянный экстракт русскости

Когда рождается ребенок, мир словно распахивает ему свои объятия. У малыша еще всё впереди. Родители, близкие полны радости и надежд. Рождение ребенка - это всегда чудо, которое наполняет счастьем всё вокруг.

А между тем есть культуры, в которых всё наоборот: люди радуются смерти как переходу в лучшее состояние и оплакивают рождение. Ведь что ждет только что появившегося на свет человека - никто не ведает.

«В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь: Я победил мир» (Ин. 16: 33).

Знай бы родители маленького Ивана, появившегося на свет далеким 1873 годом, 21 сентября, как сложится его жизнь, они бы, наверно, горько плакали. Ему предстояла долгая и тяжелая жизнь. Судьба, так похожая на судьбу Родины.

Но, по милости Божией, провидеть будущее нам не дано.

Иван Сергеевич родился в Москве, в Замоскворечье. Мир белокаменной древней столицы в сорок сороков до конца жизни подпитывал писателя силами и вдохновением.

«Что во мне бьется так, наплывает в глазах туманом? Это - мое, я знаю. И стены, и башни, и соборы… и дымные облачка за ними, и эта моя река, и черные полыньи, в воронах, и лошадки, и заречная даль посадов… - были во мне всегда. И всё я знаю. Там, за стенами, церковка под бугром - я знаю. И щели в стенах - знаю. Я глядел из-за стен… когда?.. И дым пожаров, и крики, и набат… всё помню! Бунты, и топоры, и плахи, и молебны… - все мнится былью… - будто во сне забытом».

(Иван Шмелев. Лето Господне)

“Это не случайно, что Шмелев родился и вырос в Москве… Вот откуда у него эта национальная почвенность”

В своем труде «О тьме и просветлении» великий русский философ Иван Ильин, рассуждая о творчестве Ивана Шмелева, отмечал: «Это не случайно, что Шмелев родился и вырос в Москве, проникаясь от юности всеми природными, историческими и религиозными ароматами этого дивного города… Вот откуда у Шмелева эта национальная почвенность, этот неразвеянный, нерастраченный, первоначально-крепкий экстракт русскости. Он пишет как бы из подземных пластов Москвы, как бы из ее вековых подвалов, где откапываются старинные бердыши и первобытные монеты. Он знает, как жил и строился первобытный русский человек. И, читая его, чувствуешь подчас, будто время вернулось вспять, будто живет и дышит перед очами исконная Русь, ее израненная историей и многострадальная, но истовая и верная себе, певучая и талантом неистощимая душа».

Мама писателя, Евлампия Гавриловна Савинова, происходила из купеческого рода. Она окончила один из московских институтов благородных девиц и была образованнее своего мужа. В воспитании детей была строга. Близости с матерью Иван не чувствовал. Шмелев вспоминал: когда его пороли, веник превращался в мелкие кусочки. О матери Иван Сергеевич практически не пишет, зато об отце - Сергее Ивановиче Шмелеве - бесконечно. С восхищением, любовью и нежностью. Сергей Иванович вообще умел расположить к себе людей: он был открытым и радушным и обладал неиссякаемей энергией. Набожность была неразрывно связана с бытом и делом. Благодаря этим качествам, получив от своего отца (который умер, когда Сергею Ивановичу было 16 лет) 3 тысячи рублей наличными, дом на Калужской улице в Замоскворечье (купеческая сторона Москвы) и долг на 100 тысяч рублей, он сумел наладить дела и спасти семью от нищенства и разорения.

Сергей Иванович владел большой плотничьей артелью, в которой трудилось более 300 работников, и банными заведениями, а также брал подряды. Рабочие Шмелевых были даже представлены царю Александру II за прекрасно выполненную работу - помосты и леса храма Христа Спасителя. Последним делом С.И. Шмелева стала работа по изготовлению мест для публики на открытии памятника А.С. Пушкину. За несколько дней до открытия памятника Сергея Ивановича трагически не стало: он разбился на лошади и так и не сумел выздороветь. Ивану тогда было 7 лет.

Несомненно, смерть отца стала тяжелым ударом для мальчика. Много лет спустя он опишет эти события в мельчайших подробностях в романе «Лето Господне». И сколько ни перечитывай эти страницы, сердце вновь и вновь сжимается от сострадания к мальчику, впервые столкнувшемуся со смертью.

«Мы сидим в темноте, прижимаясь друг к дружке, и плачем молча, придавленно, в мохнатую обивку. Я стараюсь думать, что папашенька не совсем умрет, до какого-то срока только… будет там, где-то, поджидать нас… И теперь папашеньку провожают в дальнюю дорогу, будут читать отходную. И все мы уйдем туда, когда придет срок…»

(Иван Шмелев. Лето Господне)

Собственно, похоронами отца Шмелев и закончит свое самое известное произведение - «Лето Господне». С уходом отца детство закончилось. Началась уже совсем другая жизнь - взрослая.

«Превознесешься своим талантом»

После окончания 6-й московской гимназии Иван Сергеевич поступил на юридический факультет Московского университета.

Весной 1891 года Шмелев познакомился с Ольгой Александровной Охтерлони; тогда ему было 18, а ей 16 лет. Женитьба состоялась 14 июля 1894 года. Вместе они проживут 41 год. 6 января 1896 года у них родится единственный сын Сергей. По просьбе молодой жены они едут в несколько необычное свадебное путешествие - на остров Валаам. Перед отъездом отправляются в любимую Шмелевым с детства Троице-Сергиеву Лавру. Еще мальчиком он ходил туда пешком на богомолье и получил благословение от отца Варнавы.

«И кажется мне, что из глаз его светит свет. Вижу его серенькую бородку, острую шапочку - скуфейку, светлое, доброе лицо, подрясник, закапанный густо воском. Мне хорошо от ласки, глаза мои наливаются слезами, и я, не помня себя, трогаю пальцем воск, царапаю ноготком подрясник».

(Иван Шмелев. Лето Господне)

И вот, спустя столько лет, он снова приехал за благословением, хотя, как сам признавался, делал это скорее по инерции, чем по велению сердца. Но встреча со старцем снова пробудила душу писателя.

В смотревшись в юношу, старец положил руку ему на голову и раздумчиво произнес: “Превознесешься своим талантом”

Еще при жизни старца «современники находили духовное родство между иеромонахом Варнавой и преподобным ». У Шмелева богомольцы видят старца в сиянии света, его слова и улыбка озаряют, освещают душу, «как солнышко Господне».

Всмотревшись в юношу, старец положил руку ему на голову и раздумчиво произнес: «Превознесешься своим талантом». Предсказание сбылось.

«И написалась книга, путь открылся. Батюшка Варнава благословил “на путь”. Дал крестик и благословил. Крестик - и страдания, и радость. Так и верю», - завершает свой очерк об отце Варнаве Шмелев. Так начался крестный путь Ивана Сергеевича.

Шмелев, видя множество несправедливости и неправды в окружающей действительности, надеялся на очищающую силу Февральской революции. Он был воодушевлен «идеей чудесного социализма» и даже отправился в Сибирь для встречи политкаторжан. Однако «красного октября» Шмелев не принял - последовало разочарование, так знакомое многим его современникам. Большевистский переворот привел к значительным переменам в мировоззрении писателя.

Одна роковая буква

В июне 1918 года он вместе с женой и сыном, отравленным газами на фронтах Первой мировой войны, уехал в Алушту. Уже оттуда горячо любимый сын Сережа был мобилизован в армию . Во время отступления Белой армии Шмелевы вынуждены были остаться: у Сергея открылся туберкулез.

Сергей, как и многие его сослуживцы, поверил в объявленную большевиками амнистию. Но оказался жестоко обманутым.

Он был расстрелян без суда и следствия в январе 1921 года, после трехмесячного пребывания в арестантских подвалах.

В служебной записке от 25 мая 1921 года председатель ВЦИК М.И. Калинин писал наркому просвещения А.В. Луначарскому: «Расстрелян, потому что в острые моменты революции под нож революции попадают часто в числе контрреволюционеров и сочувствующие ей. То, что кажется так просто и ясно для нас, никогда не понять Шмелеву».

Иван Сергеевич долго не знал о судьбе сына.

«Без сына, единственного, я погибну. Я не могу, не хочу жить… У меня взяли сердце. Я могу только плакать бессильно. Помогите, или я погибну. Прошу Вас, криком своим кричу - помогите вернуть сына. Он чистый, прямой, он мой единственный, не повинен ни в чем».

(Из писем А.В. Луначарскому)

Стоит ли говорить о величине горя отца, узнавшего о гибели единственного сына…

“Ни Родины, ни России не знали те, что убивать ходят”

Эти события в истории получили название «красного террора в Крыму» и стали самыми массовыми убийствами за всё время гражданской войны. По сей день общее число жертв неизвестно. Современники событий были под таким впечатлением от размаха террора, что говорили о совершенно невероятном количестве жертв - до 120 тысяч. Позднее исследователи называли разные данные - от 20 до 56 тысяч жертв. Но несомненно одно: ужас от произвола и осознание собственной беспомощности проникли в сердце каждого, кто находился в то время на полуострове.

«Не знаю, сколько убивают на чикагских бойнях. Тут дело было проще: убивали и зарывали. А то и совсем просто: заваливали овраги. А то и совсем просто-просто: выкидывали в море. По воле людей, которые открыли тайну: сделать человечество счастливым. Для этого надо начинать - с человечьих боен.

…в подвалы Крыма свалены были десятки тысяч человеческих жизней и дожидались своего убийства. А над ними пили и спали те, что убивать ходят. А на столах пачки листков лежали, на которых к ночи ставили красную букву… одну роковую букву. С этой буквы пишутся два дорогих слова: Родина и Россия. “Расход” и “Расстрел” - тоже начинаются с этой буквы. Ни Родины, ни России не знали те, что убивать ходят ».

(Иван Шмелев. Солнце мертвых)

На семи ветрах

В 1922 году Иван Сергеевич и его жена Ольга Александровна покинули Советскую Россию и отправились сначала в Берлин, а затем в Париж, где и прожили до конца жизни.

Началась жизнь «на семи ветрах, у семидесяти семи дорог». Так называется одна из статей Шмелева.

В марте-сентябре 1923 года в Париже и в Грассе, в гостях у , Иван Сергеевич пишет «Солнце мертвых». Эпопею об ужасах большевистского террора. Хронику распада мира и человека. «Читайте, если у вас хватит смелости», - писал Нобелевский лауреат по литературе Томас Манн.

С библейской простотой книга рассказывает об апокалиптических событиях не только - а может, и не столько - российской истории, сколько истории мировой, общечеловеческой. Ритмику почти документальной эпопеи исследователи сравнивают с ритмикой и напевностью псалмов царя Давида.

«О чем книга И.С. Шмелева?
О смерти русского человека и русской земли.
О смерти русских трав и зверей, русских садов и русского неба.

О смерти русского солнца.
О смерти всей вселенной - когда умерла Россия, - о мертвом солнце мертвых…» (Иван Лукаш).

Весь прежний миропорядок, складывавшийся веками, рушится.

Новых хозяев мира - «тех, что убивать ходят», - Шмелев изображает больше похожими на животных, чем на людей:

«Спины у них - широкие, как плита, шеи - бычачьей толщи; глаза тяжелые, как свинец, в кровяно-масляной пленке, сытые; руки-ласты могут плашмя убить. Но бывают и другой стати: спины у них - узкие, рыбьи спины, шеи - хрящевый жгут, глазки востренькие, с буравчиком, руки - цапкие, хлесткой жилки, клещами давят…

Теперь люди говорят срыву, нетвердо глядят в глаза. Начинают рычать иные…

…здесь отнимают соль, повертывают к стенкам, ловят кошек на западни, гноят и расстреливают в подвалах, колючей проволокой окружили дома и создали “человечьи бойни”! На каком это свете деется? …звери в железе ходят, здесь люди пожирают детей своих, и животные постигают ужас!..»

(Иван Шмелев. Солнце мертвых )

“Солнце мертвых” - это предостережение: не заигрывайтесь лозунгами! не становитесь частью толпы!

Настоящая литература - это всегда не только и не столько о прошлом, сколько о будущем. Пророчество или предостережение. «Солнце мертвых» - это предостережение сытому и успокоившемуся человечеству. Не заигрывайтесь лозунгами! Не становитесь частью толпы! Даже если она упорно твердит о грядущем счастье миллионов. Потому что жизнь одного ничуть не менее ценна, чем жизнь десятков и сотен людей. Потому что Господь пострадал за каждого…

В книге очень много солнца. Оно присутствует почти на каждой странице! Для любителей статистики отметим: солнце упоминается в произведении более 100 раз. Это очень много для такой небольшой по объему книги. Но это солнце не дает жизни. Принося новый день, оно несет только муку и смерть.

Позже в творчестве Ивана Сергеевича снова засветит солнце жизни, солнце памяти - «солнце живых». Будут написаны «Богомолье» и «Лето Господне», так полюбившиеся в среде русских эмигрантов и любимые нынешней Россией. Эти произведения полны солнечного света, радости и любви. Любви к Родине и к людям, которые ее населяли.

«Зажмуришься и вдыхаешь - такая радость! Такая свежесть, вливающаяся тонко-тонко, такая душистая сладость-крепость - со всеми запахами согревшегося сада, замятой травы, растревоженных теплых кустов черной смородины. Нежаркое уже солнце и нежное голубое небо, сияющее в ветвях, на яблочках…

И теперь еще, не в родной стране, когда встретишь невидное яблочко, похожее на грушовку запахом, зажмешь в ладони, зажмуришься - и в сладковатом и сочном духе вспомнится, как живое, - маленький сад, когда-то казавшийся огромным, лучший из всех садов, какие ни есть на свете, теперь без следа пропавший… с березками и рябиной, с яблоньками, с кустиками малины, черной, белой и красной смородины, крыжовника виноградного, с пышными лопухами и крапивой, далекий сад… - до погнутых гвоздей забора, до трещинки на вишне с затеками слюдяного блеска, с капельками янтарно-малинового клея, - все, до последнего яблочка верхушки за золотым листочком, горящим, как золотое стеклышко!.. И двор увидишь, с великой лужей, уже повысохшей, с сухими колеями, с угрязшими кирпичами, с досками, влипшими до дождей, с увязнувшей навсегда опоркой… и серые сараи, с шелковым лоском времени, с запахами смолы и дегтя, и вознесенную до амбарной крыши гору кулей пузатых, с овсом и солью, слежавшеюся в камень, с прильнувшими цепко голябями, со струйками золотого овсеца… и высокие штабеля досок, плачущие смолой на солнце, и трескучие пачки драни, и чурбачки, и стружки…»

(Иван Шмелев. Лето Господне )

Будут и «Пути небесные», и очерки, романы, статьи… Но всё же «Солнце мертвых» стои т особняком среди всего творческого наследия Ивана Сергеевича. Это произведение сегодня незаслуженно забыто. А ведь поколению, выросшему в относительном комфорте и покое, так важно знать о тех событиях вековой давности. Знать, чтобы суметь распознать «Бабу-Ягу с железной метлой» еще на дальних подступах. Помнить, чтобы не повторить.

Завещание исполнилось

“Я хочу умереть в Москве и быть похороненным на Донском кладбище, имейте в виду. На Донском!”

24 июня 1950 года Иван Сергеевич Шмелев переехал в обитель Покрова Пресвятой Богородицы в Бюси-ан-От в 140 километрах от Парижа. В тот же день сердечный приступ оборвал его жизнь.

Иван Сергеевич писал:

«Да, я сам хочу умереть в Москве и быть похороненным на Донском кладбище, имейте в виду. На Донском! В моей округе. То есть если я умру, а Вы будете живы, и моих никого не будет в живых, продайте мои штаны, мои книжки, а вывезите меня в Москву».

Похоронен он был на парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Памятник-бюст писателю торжественно был открыт 29 мая 2000 года в старом столичном районе Замоскворечья, где прошло его детство.

А на следующий день, 30 мая 2000 года, в родной Москве на кладбище Донского монастыря прах Ивана Сергеевича был захоронен рядом с могилой отца. Перед погребением останков Ивана Шмелева и его жены Ольги Александровны Патриарх Московский и всея Руси Алексий II отслужил панихиду.

Завещание исполнилось: прах обрел покой под солнцем Родины.

Иван Шмелев, как зеркало белой эмиграции.

Часть 1. «Детские годы чудесные».

Думаю, что было бы интересно рассмотреть судьбы и поведение многих представителей «белой» эмиграции «первой волны» на примере какого-то конкретного исторического персонажа. Желательно - известного в «интеллигентном обществе», «человека с именем».
Одним из таких ярких персонажей и является Иван Сергеевич Шмелёв.
Хочу сразу оговориться. Я совсем не буду касаться его многочисленных литературных трудов.
Во-первых, я не литературовед, во-вторых, имеется множество статей с их анализом, разбором и прославлением, в третьих, они, как и литературные труды любого другого автора, прежде всего, представляют интерес для любителей его творчества, а на меня его работы не произвели особого впечатления.
Куда интереснее, на мой взгляд, изучить внутренний мир этого человека, посмотреть как менялись его взгляды, убеждения, симпатии и антипатии к тем или иным политическим режимам, странам и народам, своим родственникам и друзьям, и даже к любимой женщине, в зависимости от внешней коньюнктуры, условий жизни, и ситуации в мире.

Напомню, вкратце, некоторые основные вехи его «творческого пути».
Начинал он как писатель-реалист, уделявший большое внимание жизни и заботам «маленького человека» в царской России.
Говоря современными терминами, это был «популярный тренд» в писательской среде России начала ХХ века. Публикации Шмелева заметили и поддержали многие «маститые» писатели, включая Максима Горького и Ивана Бунина.
В годы Первой мировой и Гражданской войн он с семьей жил в Крыму и непосредственного участия в боях не принимал. В январе 1921 года при невыясненных до сих пор обстоятельствах, был расстрелян его единственный сын Сергей, бывший офицер белой армии. Эта была страшная трагедия для И.С. Шмелёва и его жены…

Он писал отчаянные письма А.В. Луначарскому и М. Горькому, умоляя их разобраться в этом вопросе, а затем, с помощью писателя В.В. Вересаева, который был троюродным братом одного из тогдашних большевистских лидеров, Петра Гермогеновича Смидовича, получает разрешение на выезд в Европу.
Там он публикует множество «махровых» антисоветских работ (хотя перед выездом неоднократно давал через В.В. Вересаева письменные ГАРАНТИИ своей абсолютной политической лояльности Советской власти).
«Разрешением на выезд, поверьте, я не воспользуюсь в ущерб интересам существующего строя. Я не политик, я хочу быть только писателем-художником. Я не журналист и им не стану», - так уверяет он Вересаева в письме от 3 декабря 1921 года.
Вересаев, видимо помог, и 20 ноября 1922 года Шмелёв, вместе с женой, выезжает в Берлин, а затем перебирается в Париж.

Сразу же после прибытия в эмиграцию И.С. Шмелев занимает открытую антисоветскую позицию.
(Характерно, что в Советской России, «в заложниках у иудо-большевиков», (по его определению) у Шмелева остались близкие родственники: мать, родной брат и три родные сестры, причем никто из которых не был репрессирован, несмотря на их «непролетарское» происхождение, дореволюционное богатство и яростный эмигрантский антибольшевизм самого Ивана Шмелева.
(Впрочем, об этом мы еще подробно поговорим в следующих главах)

Наибольший интерес, как мне представляется, вызывает жизнь и творчество И.С. Шмелева в период с 1940 по 1945 год, во время немецкой оккупации Парижа.
Надо сказать, что многие белоэмигранты там с восторгом восприняли весть о нападении гитлеровской Германии на Советский Союз и активно сотрудничали с оккупационными властями и организациями.
Вот что пишет об этом в своей книге «Я унёс Россию. Апология русской эмиграции», известный русский писатель-эмигрант Роман Борисович Гуль:

«При вступлении гитлеровцев во Францию в своем обозе они привезли для русской эмиграции некоего русского гестаписта, бывшего балетного фигуранта г-на Жеребкова. Сей молодой российский гестапист назначался в Париж для “управления русской колонией”, чем он и не преминул заняться, сменив В.А. Маклакова, арестованного и заключенного в парижскую тюрьму Шерш-Миди.
Жеребкову гитлеровцы дали и денег на издание газеты “Парижский вестник” (1942 - 1944)…

В газету пошли сотрудничать некоторые писатели-эмигранты с именем. Среди них был и Иван Сергеевич Шмелев, автор “Человека из ресторана”, “Солнца мертвых”, “Путей небесных”, “Неупиваемой чаши” и других.
Пошел Илья Дмитриевич Сургучев (до революции его “Осенние скрипки” ставились в МХАТе). Пошел небольшой писатель Вл.И. Унковский, которого Ремизов называл “африканский доктор” (Унковский одно время жил в Африке).
Я “Парижского вестника” не видал и не читал.

Единственный раз, в шато Нодэ, Рябцов дал мне какой-то истрепанный номер этого “органа”. Я прочел. В нем разливался Сургучев пиша о том, как он едет по Парижу мимо собора Нотр Дам и предается философическим размышлениям: почему это люди выстроили такое великолепное здание “в память какой-то ничем не замечательной еврейки”?
Помню мое чувство гадливости: попал-таки в самую точку для Гитлера и Жеребкова…
Жеребков ускользнул в Испанию (вероятно, были большие деньги), где, может, и по сей день благоденствует под южным небом Каталонии…

Но множеству рядовых коллабо бежать было некуда, и одни сидели в Париже тише воды, ниже травы».

Как видим, из этой обширной цитаты, белоэмигрант Р.Б. Гуль (не замаранный, кстати, активным сотрудничеством с гитлеровцами в годы оккупации Франции), во-первых «открещивается» даже от чтения этой «гестапистской» газеты, в которой печатался Шмелев, и во-вторых подчеркивает, что деньги на эту прогитлеровскую газету, «гестаписту» Жеребкову дали немецкие оккупационные власти.

Впрочем, ни для кого тогда, в послевоенной Франции, это и не было секретом.
Лиц, активно сотрудничавших с оккупационными властями («коллаборационистов»), французы довольно жестоко преследовали, судили, сажали в тюрьмы, а порой даже «линчевали» и казнили без суда и следствия.

В мае 1947 года И.С. Шмелев, стараясь оправдаться за свое участие в публикациях этой прогитлеровской газеты, написал статью «Необходимый ответ», где он, довольно вяло, попытался объяснить свой коллаборационизм тем, что он –де «не знал», что «Парижский вестник» издавался на немецкие деньги, приводя для этого совсем уж «детские» аргументы:
«Когда нарождалась газета «Пар. Вест.», ее редактор просил меня о сотрудничестве. Я спросил, на чьи деньги. – «На русские, начинаем с нашими 3 т. фр.».
В этой же статье Шмелев утверждал уж и вовсе неправдоподобные вещи типа: «Фашистом я никогда не был и сочувствия фашизму не проявлял никогда. Пусть мне укажут противное… я утверждаю совсем обратное: я работал против немцев…»

Понятно, что в условиях гитлеровской оккупации Франции, сотрудничая с «гестапистами», руководившими единственной прогитлеровской газетой на русском языке, работать в ней «против немцев» Шмелёву было просто невозможно, даже если бы он действительно хотел этого.

Скорее всего, он и сам понимал шаткость и неубедительность этих своих оправданий и, опасаясь ареста и суда за свой коллаборационизм, вынужден был тогда уехать из Франции в Швейцарию, где прожил больше года.
Что же касается его публичных просьб «указать ему» на его «сочувствие фашизму», то сделать это, даже сейчас, спустя многие десятилетия, будет не слишком-то сложно.

В серии этих статей мы и постараемся разобраться с тем, как НА САМОМ ДЕЛЕ И.С. Шмелёв относился к Гитлеру и гитлеровской Германии.
Какие взгляды, убеждения и симпатии он имел по отношению к германскому, еврейскому, голландскому и русскому народам, к различным религиозным конфессиям и авторитетным международным организациям того времени, того же Нобелевского комитета, к примеру.
Поверьте, нас ждут интереснейшие «открытия», малоизвестные даже для некоторых современных «шмелеведов».

Итак, давайте, для начала, посмотрим, что нам сообщает о жизни Шмелеве Википедия:
«Иван Сергеевич Шмелёв (21 сентября (3 октября) 1873, Москва - 24 июня 1950, Бюсси-ан-От близ Парижа) - русский писатель, публицист, православный мыслитель из богатого московского купеческого рода Шмелёвых, представитель консервативно-христианского направления русской словесности».
Надо сказать, что с датой его рождения имеются некоторые неясности.
Сам он утверждал, что был на целых 4 года моложе, а «лишние» годы приписал себе, чтобы «вырваться из лап дьявола», а на деле - получить официальное разрешение на выезд из СССР, которое он-таки и получил (вместе с супругой) в 1922 году.
(О подробностях того, как И.С. Шмелёв получил это разрешение на выезд, мы потом подробно поговорим).

А пока – о том, почему, есть определенные основания сомневаться в «официальной» дате рождения Шмелева.
Дело в том, что он был очень «писучим» (да простят мне это слэнговое словечко) человеком, оставившим после себя не только целый ряд рассказов, очерков, повестей и романов, но и обширнейшую переписку с нобелевским лауреатом Иваном Буниным, своими родственниками и знакомыми, видными советскими деятелями и писателями (А.В. Луначарским, М. Горьким, В.В. Вересаевым) и т.д.

Самой интересной, на мой взгляд, была его переписка с Ольгой Александровной Бредиус-Субботиной, которая была горячей почитательницей (сейчас бы сказали «фанаткой») его творчества и, как нередко бывает, заочно влюбилась в автора понравившихся ей книг, невольно отождествляя с ним, взволновавших её, литературных героев Шмелёва.
(Отметим, что Ольга Субботина в 1937 году вышла замуж за богатого голландца Арнольда Бредиуса ван Ретвельда и переехала ним в Голландию, что не помешало ей в 1939 году «заочно» горячо полюбить Шмелёва и написать ему сотни писем с любовными признаниями и клятвами).

Сам же Иван Сергеевич Шмелёв, к моменту получения письма от Ольги Бредиус, жил в Париже, и уже три года был вдовцом.
Однако, несмотря на свой довольно почтенный возраст (а в 1939 году ему уже исполнилось 66 лет) мечтал о женской ласке и тоже заочно влюбился в свою 35- летнюю «фанатку».
Началась их многолетняя переписка с регулярными взаимными признаниями в пылкой любви, требованиями о скорейшем приезде для личной встречи, ссорами, обидами, примирениями и т.п.
Переписка И. С. Шмелева с О. А. Бредиус-Субботиной ныне опубликована и содержит 638 писем самого писателя и 513 писем его корреспондентки (!!!).

Об этой удивительной переписке, позволяющей выявить ИСТИННЫЕ взгляды, настроения и убеждения И.С. Шмелёва, речь впереди, а пока лишь отметим, что в одном из своих писем он и рассказывает Ольге о своем возрасте следующее:
«Да, мой возраст. Я родился в 77, как твой папочка, 20 сент. Официально я старше на 4 г. - надо было представить при отъезде из "рая" право на выезд, ограничение возраста не менее 50 л., для военного комиссариата, в 23 году».

Конечно, скорее всего, тут Шмелев просто изрядно привирает и «молодится» для своей заочной подруги. Все-таки разница между ними - 31 год, по тем временам была огромной.
Да и то обстоятельство, что он «по паспорту» был на 4 года старше папеньки своей голландской возлюбленной, тоже могло вызвать у неё смущение и недоумение, вот и приходилось ему «омолаживаться», по ходу дела.

Очень интересно и познавательно будет сравнить «официальную» информацию о его детстве и молодости (записанную в Википедии и у его многочисленных биографов) с тем, что он сам вспоминал, и рассказывал Ольге Бредиус-Субботиной.
Википедия сообщает об этом следующее:

«Отец, Сергей Иванович принадлежал к купеческому сословию, но не занимался торговлей, а владел большой плотничьей артелью, в которой трудилось более 300 работников, и банными заведениями, а также брал подряды. Воспитателем (дядькой) своего сына он определил набожного старика, бывшего плотника Михаила Панкратовича Горкина, под влиянием которого у Шмелёва возник интерес к религии…
Начальное образование Иван Шмелёв получил дома, под руководством матери, которая особое внимание уделяла литературе и, в частности, изучению русской классики. Затем поступил в шестую Московскую гимназию, после окончания которой стал в 1894 году студентом юридического факультета Московского университета».

Как видим, в этой версии, все «чинно-благородно»: подрастающего Ивана воспитывал «набожный старик» и любящая матушка, «которая особое внимание уделяла литературе и, в частности, изучению русской классики».
А «набожный старик» Горкин заботливо «прививает» юному Ивану «интерес к религии»!

Однако своей возлюбленной Иван Сергеевич рассказывает о куда менее благостных воспоминаниях о своем детстве и «методах воспитания», которые применялись к нему. (Всю пунктуацию, орфографию и выделение И.С. Шмелевым отдельных слов и выражений я сохраняю без изменений).

3 ноября 1941 года И.С. Шмелёв пишет Ольге Бредиус-Субботиной:
«После кончины отца - я писал тебе - матушка была в очень трудном [положении]. Я поступил в гимназию. Задерганный дома, я _н_и_ч_е_г_о_ не понимал по русской грамматике! Учитель был больной (рак печени, кажется) -- чуть ошибся -- 2, или 1.
Мать, часто за пустяки меня наказывала розгами (призывалась новая кухарка, здоровущая баба, -- и [даже] очень добрая!)
Она держала жертву, а мать секла... до -- часто -- моего бесчувствия.
Гимназия, постоянные двойки по русскому "разбору" (это продолжалось 2--3 мес., перевод в другую гимназию -- и -- пятерки!). После наказания пол был усеян мелкими кусками сухих березовых веток. А я молился криком черному образу "Казанской" -- спаси! помоги!!
Мое _в_с_е_ тело было покрыто рубцами, и меня... силой заставляли ходить в баню! Понимаешь?
Когда меня втаскивали в комнату матери -- и шли где-то приготовления к "пытке" (искали розог) я дрожа, маленький, -- (я был очень худой, и нервный) я, с кулачками у груди, молил черную икону... Она была недвижна, за негасимой лампадой.

И -- начиналось. Иногда 3 раза в неделю. В другой гимназии мне не давался латинский (в 6-м кл. я был влюблен в "Метаморфозы" Овидия, был -- лучший).
Меня теперь секли за латинские двойки. Потом -- за всякие.

Потом... -- дошло до призыва дворника: я уже мог бороться (это продолжалось до... 4 кл., когда мне было 12 л.). Помню, я схватил хлебный нож. Тогда -- кончилось. Все это было толчком к будущему "неверию" (глупо-студенческое)….
Нет, я зла не помнил. Мать я... сожалел. А после -- и любил. Она никого не ласкала, такой нрав…

И еще помню -- Пасху. Мне было лет 12. Я был очень нервный, тик лица. Чем больше волнения -- больше передергиваний. После говенья матушка всегда -- раздражена, -- усталость.
Разговлялись ночью, после ранней обедни. Я дернул щекой -- и мать дала пощечину. Я -- другой -- опять. Так продолжалось все разговение (падали слезы, на пасху, соленые) -- наконец, я выбежал и забился в чулан, под лестницу, -- и плакал. (Горкина уже не было.)
Вот так-вот я выучивался переживать страдания... маленькие... но я переносил их так, будто так все страдают. Я развивал в себе "воображение страдания". -- Так зачинался будущий страдающий русский писатель….».

Не правда ли, УДИВИТЕЛЬНЫЕ способы «воспитания» своего родного маленького сына применяла его богатая и образованная матушка, Евлампия Гавриловна Савинова?!

Далеко не в каждой крестьянской семье, даже тогда, ТАК лупцевали родных детей!
А тут – всего лишь за «текущие» «двойки» маленького Ивана матушка с помощью «здоровенной кухарки» секли розгами до бесчувствия мальчика!!!
Да так, что «после наказания пол был усеян мелкими кусками сухих березовых веток», а все его тело «было покрыто рубцами»!
А потом, видимо в качестве дополнительного наказания, всего иссеченного, со свежими рубцами, мальчика «силой заставляли ходить в баню»!

Конечно, можно предположить, что столь изуверским способом, матушка Ивана «особое внимание уделяла литературе и, в частности, изучению русской классики», но как-то не хочется в это верить.
Ибо в памяти самого Ивана все эти педагогические процедура остались в качестве «ПЫТКИ» о прекращении которой он безуспешно «молился криком (!!!) черному образу "Казанской" - спаси! помоги!!»

Не менее загадочна и фигура «набожного старика» Горкина, который, якобы «прививал» мальчику «интерес к религии».
Очень похоже, что это и был тот самый дворник, помогавший матушке Ивана пороть юного гимназиста, на которого Иван в возрасте 12 лет и «бросился с ножом», чтобы прекратить эти регулярные издевательства над собой.

Во всяком случае, только в этом примере, когда избитый матерью на пасхальном «разговении», Иван в слезах забился под лестницу, он, в переписке с О. Бредиус-Субботиной, единственный раз и упоминает фамилию «Горкин».

Важно отметить и то, что отец Шмелёва умер, как раз, когда Ивану исполнилось 12 лет (в 1885 году), вот тогда-то он, судя по всему, и осмелился «схватиться за кухонный нож» и кинуться с ним на своего «набожного старика».

Другие, не менее яркие примеры из своего детства, И.С. Шмелев приводит неоднократно.
3 декабря 1941 года он рассказывает своей возлюбленной:
«Да, у меня на правой руке указательный палец без 1/2 фаланги, с 9 лет. Это -- мать меня втащила в темную комнату, я упирался, схватился за щель между притолкой и той стороной двери, где петли, и -- дверь захлопнулась с силой: 1/2 фаланги осталась в коридоре. Невольно -- всегда _в_и_ж_у_ _э_т_о…»
Понятно, что «любящая мать» с такой силой тащила его в ту темную комнату, яростно захлопывая дверь, вовсе не для задушевной беседы со своим сыном.

Может быть, когда Иван повзрослел, с матушка стала обращаться с ним более цивилизованным образом?!
Ничуть не бывало!

Вот, что Шмелёв вспоминает о своей первой любви (к его будущей жене Ольге Александровне Охтерлоне):
«Мне было 16 лет, ей не было 15. Мать боялась, что я не кончу гимназии. Я каждый день, когда Оля приехала из Петербурга, кончив Патриотический институт, по вечерам ходил к ней. Пропускал уроки, -- больше половины всех учебных дней! сам писал "письма об отсутствии", мать не хотела.
Жаловалась на меня полиции,.. -- ! -- "я бегаю к девчонке, не учусь".
Дурак пристав позволил себе вызвать меня. Ну, и сцена была! Я сумел, мальчишка, устыдить его -- "у полиции, надеюсь, более важные обязанности, чем мешаться в мои дела..."
Мать заявила директору, все раскрылось. Грозило исключение.
Заступился учитель словесности... -- "нельзя губить исключительно даровитого мальчика!" Был наказан, пять "воскресений", насмешки -- "жених"!...
И -- продолжал "бегать" к невесте -- ! -- да! да! Раз мать заперла шубу. В мороз я ушел в курточке.
В 12-ом ч. ночи меня не впустили, заперли ворота, дома. Через всю Москву я побежал к замужней сестре, 12 верст! -- прибежал в 2 ч. ночи. Переполошил всех, -- не замерз, _л_ю_б_о_в_ь_ согрела». (Письмо И. С. Шмелёва О.Бредиус-Субботиной от 20 октября 1941 года).

Тоже – примечательная история, не находите?!
Мать жалуется на своего родного сына в полицию (!!!), а также директору гимназии и будущего писателя едва не исключают из нее.
Ну, и уж совершенно эпической была ситуация, когда Ивана зимой, в мороз, в легкой курточке, ночью (!) попросту не пустили домой, и ему пришлось 12 верст через всю Москву бежать ночевать в дом своей замужней сестры.
(Интересно, какие «христианские» чувства при этом испытывала его любящая матушка?!)
А ведь его семья была ОЧЕНЬ богатой, образованной и, казалось бы, таких жестоких мер «воспитания» по отношению к сыну, родная мать применять не должна была бы.

Однако и после женитьбы мать продолжала держать молодых «в черном теле» и денег им давала не много:
«Я, помню -- были месяцы! -- из богатейшей семьи, (у матери 8 домов было в Москве) -- бегал через всю Москву на уроки -- давал за 20 руб. в месяц, каждый день! Студентом был. А когда Оля нашла раз три рубля на улице, -- она сияла: купила мне... бутылку "хинной" -- и одеколон!» (Письмо И.С. Шмелева О.Бредиус-Субботиной от 1 декабря 1941 года).
Иметь ВОСЕМЬ домов в Москве тогда могла себе позволить только весьма состоятельная семья.

Как бы там ни было, но Иван с Ольгой поженились. По просьбе молодой жены они едут в необычное свадебное путешествие - на остров Валаам, где находится знаменитый монастырь и много скитов.
Оттуда Иван Шмелёв приводит свою первую книжку – «На скалах Валаама. За гранью мира. Путевые очерки». Судьба ее сложилась неудачно: обер-прокурор святейшего синода Победоносцев усмотрел в ней крамолу, книга вышла в сильно урезанном виде и успеха не имела.
Вскоре у них родился их единственный сын Сережа, трагическая судьба которого сыграла такую огромную роль в жизни И.С. Шмелева.
На протяжении восьми лет Шмелёв служил чиновником по особым поручениям Владимирской казённой палаты Министерства внутренних дел.

Продолжалась и его литературная карьера.
В 1907 году Шмелёв вёл переписку с «самим» Максимом Горьким и отправил ему на рецензирование свою повесть «Под горами». После положительной оценки Горького Шмелёвым была закончена повесть «К солнцу», за ней последовали «Гражданин Уклейкин» (1907), «В норе»(1909), «Под небом» (1910), «Патока» (1911). Для произведений И.С. Шмелева в это время характерны реалистическая манера и тщательное изучение жизни «маленького человека».
Максим Горький поддержал И. Шмелёва в завершении работы над одним из значительных произведений – повестью «Человек из ресторана» (1911), сделавшая Шмелёва знаменитым.

(Интересно отметить, что в 1927 году, когда И.С. Шмелёв уже 5 лет находился в эмиграции, и публиковал там свои откровенно антисоветские работы (одно «Солнце мертвых» чего стоило!) в СССР вышел на экраны художественный фильм «Человек из ресторана», а снял его не кто-нибудь, а «сам» Яков Протазанов!)

Википедия сообщает: «С 1912 года Шмелёв сотрудничает с Буниным, став одним из учредителей «Книгоиздательства писателей в Москве», с которым его последующее творчество было связано на протяжении многих лет.
В 1912-14 годах было издано несколько его повестей и рассказов: «Виноград», «Стена», «Пугливая тишина», «Волчий перекат», «Росстани», посвящённые описанию быта купечества, крестьянства, нарождающейся буржуазии.

Семья Шмелевых стала жить богато, «на широкую ногу.
Вот что он вспоминал об этом в письме Ольге Бредиус-Субботиной:

«Уверяю Вас, у меня все есть. Нужно будет -- мне пришлют мои же деньги, мой труд литературный -- у меня на все хватит, будете -- все узнаете.
Вот до революции «Нива» покупала за 50 тысяч золотых рублей только "приложить"… Мой тираж в России был втрое сильней Бунина, все рос… Да мои "детские" -- в народные школы приносили до 3-- 4 тысяч золотых рублей в год». (Письмо И. Шмелёва от 22.IX.41г.)

После начала Первой мировой войны Шмелёв с женой уезжает в Калужское имение. Здесь писатель воочию видит и понимает, как пагубно влияет на нравственность человека мировая бойня. Шмелёв не принял Октябрьскую революцию. В первых же деяниях новой власти видит серьезные прегрешения против нравственности. Вместе с семьей в 1918 году Шмелёв уезжает в Крым и покупает домик в Алуште.

Об этом домике (и участке земли при нем) есть очень противоречивая информация.
Сам И.С. Шмелёв 21.декабря 1920 года так пишет А.В. Луначарскому о своем жилье: «Скоро 3 года, как я живу в Алуште…
Все эти годы мы жили в большой нужде (у меня здесь глинобитный домик в 2 комн[аты] и 400 саж[ень])».
Вроде бы и действительно – нищета: глинобитный домик и «клочок» земли…

Впрочем, И.С. Шмелёв, когда было надо, хорошо умел прибедняться.

В письме родному сыну Сергею, 21 июня 1917 года, он сообщает ему об этом доме и участке земли другую информацию:
«…мы в Крыму, в Алуште, у Ценского. Пиши Алушта, Таврическая губерния, почтовый ящик № 100, С.Н.Сергееву-Ценскому – для меня…
У него прекрасная ферма. 19 коров и 5 телят, бычки – одна прелесть. Ты бы растаял от удовольствия. 17 свиней. Совсем помещик. Приезжай?!
Покупаю у Тихомировых участок в 600 кв. саж. Будем груши сажать!
24 июня 1917 года: «У Ценского 19 коров и 6 телят. Телята приходят в сад. Собирали мы вишни. Скоро … груши…
Ценский очень мил и очень одинок. Жаль его: связался с хозяйством, фермой, и не пишет».
Похоже, что с С.Н. Сергеевым-Ценским они были соседями и жили тогда вместе, на «общий стол».

(Кстати, это тот самый писатель С.Н. Сергеев-Ценский, который в 1941 году стал лауреатом Сталинской премии первой степени, был удостоен ордена Ленина (1955 год) и двух орденов Трудового Красного Знамени за свои литературные труды!!!

Вполне возможно, что если бы не трагедия с сыном, последовавший за этим выезд в эмиграцию, то и из Шмелёва тоже вполне мог бы получиться известный советский писатель и лауреат разных премий. Как знать?! Ведь С.Н. Сергееву-Ценскому, в годы Советской власти, вовсе не помешали этого добиться ни «помещичье» житье, ни многочисленное стадо коров и свиней, которым он владел до революции.)

На купленном у Тихомировых, видимо, бывших соседей С.Н. Сергеева-Ценского, участке в 600 кв. саженей (а не 400, как Шмелев писал Луначарскому) росли груши, вишни, абрикосы.
Так что особо голодать, проживая в благодатном крымском климате, и имея такой обширный участок земли, они не должны бы.

О том, как отразилась Гражданская война на судьбе И.С. Шмелёва, поговорим в следующей главе.

Иван Сергеевич Шмелёв ( - ), русский писатель.

Известность. Революция. Отъезд.

После всего пережитого Шмелев похудел и постарел до неузнаваемости. Из прямого, всегда живого и бодрого человека превратился - в согнутого, седого старика. Его голос стал глухим и тихим. От созерцания на лице появились глубокие морщины, грустные серые глаза потухли и глубоко запали.

«Я все потерял. Все. Я Бога потерял и какой я теперь писатель, если я потерял даже и Бога. С большой ли, с малой буквы - бог (Бог) - он нужен писателю, необходимо нужен. Мироощущение на той или иной религиозной основе - условие, без чего нет творчества ».

В эмиграции

«Солнце мертвых»

«Эта замечательная книга вышла в свет и хлынула, как откровение, на всю Европу, лихорадочно переводится на «большие» языки... Читал ее за полночь, задыхаясь.

О чем книга И. С. Шмелева?

О смерти русского человека и русской земли.

О смерти русских трав и зверей, русских садов и русского неба.

О смерти русского солнца.

О смерти всей вселенной, - когда умерла Россия - о мертвом солнце мертвых...».

После выхода этого романа вернуться в Россию было уже нельзя. «Доживаем дни свои в стране роскошной, чужой. Все – чужое. Души-то родной нет, а вежливости много… »,- писал Шмелев о своей жизни в Париже в письме к Куприну .

Чувством утраты родины и светом воспоминаний пронизаны сборники рассказов и очерков «Про одну старуху. Новые рассказы о России», «Степное чудо, сказки», «Свет разума. Новые рассказы о России», «Въезд в Париж. Рассказы о России зарубежной», «Родное. Про нашу Россию. Воспоминания, рассказы», «Няня из Москвы».

Произведения Шмелева появлялись в газетах «Возрождение», «Руль», «Сегодня», «Последние новости», «За свободу», в журналах «Русская мысль», «Окно», «Иллюстрированная Россия», наиболее значительные - в «Современных записках» («Про одну старуху», «На пеньках»; романы «История любовная»; «Солдаты»). В ив два сборника, включавшие, главным образом, дореволюционные сочинения Шмелева, были изданы в СССР .

«Лето Господне» и «Богомолье»

С болью узнавал Иван Сергеевич о разрушениях московских святынь, о переименовании московских улиц и площадей. Но тем ярче и бережней он стремился сохранить в своих произведениях то, что помнил и любил больше всего на свете.

Писатель обрел и своего читателя - верующего русского изгнанника, и своего критика. Наиболее глубокое и тонкое прочтение Шмелева дал И.Ильин :

«Шмелев прежде всего русский поэт по строению своего художественного акта, своего содержания, своего творчества. В то же время он - певец России, изобразитель русского исторического, сложившегося душевного и духовного уклада, и то, что он живописует, есть русский человек и русский народ - в его подъеме, в его силе и слабости, в его умилении и в его окаянстве. Это русский художник пишет о русском естестве» ; в его образах «раскрывается та художественно-предметная глубина, которая открывала Шмелеву доступ почти во все национальные литературы...»

Характеристика Ильина относится прежде всего к произведению «Лето Господне» (первые главы - , ч. 1. , полное изд. ). В соответствии с церковным календарем Шмелев воссоздал в ней неизменный круг бытия «святой Руси»: повседневную жизнь большого купеческого дома и работников, почитающих этот дом как свой собственный, религиозные и семейные праздники, крестные ходы , Масленицу и Великий пост , паломничество к Святой Троице … Жажда праведности составляет, по Шмелеву, коренную черту всего русского обихода.

Укрепленный в своей вере чудом исцеления в году от тяжелой язвенной болезни по молитвам преподобного Серафима Саровского , Шмелев отдает все свои силы и талант тому, чтобы «оповестить» людей об истинности веры православной.

Несмотря на все тяготы, эмигрантская жизнь Шмелевых в Париже по-прежнему напоминала жизнь старой России с годовым циклом православных праздников , с многими постами , обрядами, со всей красотой и гармонией уклада русской жизни.

Параллельно Шмелев работал над книгой «Богомолье» ( , ) - о духовном притяжении главной русской святыни, обители Живоначальной Троицы в Сергиевом Посаде . Шмелев показывает особую Русь: очерченный православием круг повседневной жизни русского человека охранителен для души, все бытие России «взято духом» (И.Ильин). Язык книги - московский говор, многоцветный, образный, богатый метафорами, с церковной и народно-поэтической символикой.

«Пути небесные»

В «Путях Небесных», в последнем своем незаконченном романе писатель излагает в художественной форме святоотеческое учение, описывая практику каждодневной борьбы с искушениями, а также молитвы и покаяния. Иван Шмелев планировал создать ряд книг «Путей Небесных». В них он хотел описать историю и жизнь Оптиной пустыни , поскольку по его замыслу один из героев собирался стать насельником этой обители.

Критикам произведение казалось падением творческого дарования Шмелева, его упрекали в сентиментальности, лубочности, религиозном мистицизме . В нем Шмелев отказывается от формы сказового повествования, от красочной метафорической речи, от всякой символики, не связанной с главной его темой - искуплением греха путем самопожертвования.

Отношение к Европе и политические взгляды

«Европеизмом» тяготился религиозно настроенный Шмелев, внутренне устремленный к «невидимой» и «народной» России.

«Счастливы писатели с душой крепкой, - писал Шмелев В.Ф.Зеелеру 10 февраля 1930 г. - А у меня она вся изранена, вся прорвана. Воздуха мне нет, я чужой здесь, в этой страшной шумом Европе. Она меня еще больше дырявит, отбивает от моего. Хоть в пустыню беги - на Афон - ищи Бога, мира, покоя души» .

Не принимал Шмелев Европу еще и оттого, что в - -е гг. во Франции и других странах заметно усилился дух «левизны»; увлечение «социализмом» , охватившее значительную часть западной интеллигенции, вело к политическому признанию Советской России и нередко - примирению с тем, что в ней происходило. В программной статье «Душа Родины» Шмелев поддержал чуждого ему «демократа» Милюкова , осудившего Лигу прав человека за признание большевизма .

Шмелев подвизался и в журнале «Русский колокол» Ивана Ильина , в одном из немногих изданий в русской эмиграции, имеющих патриотический и православный уклон. Он особенно был захвачен в конце 1920-х гг. программой русского духовного Возрождения, которую пытался развернуть в своих выступлениях в журнале И.А.Ильин, и склонен был видеть в нем национального духовного лидера.

«...Можно зажечь молодые (да и старые) души, - восторженно писал Шмелев И.А.Ильину 24 сентября г. из Капбретона, - […] Ну, буду и я подпевать. Ищите же, ищите помощников! Надо создавать Орден, Союз русских строителей! Да, русских каменщиков (не масонов, черт возьми, а ревнителей!). Именно - Святой Союз нужен! […] Подумайте о сем! Вы для сего и живете, я чувствую. И это не фашизм будет, а русская духовная дружина. Цель - беспредельна и высока - до Бога! Во имя - Ее, России»

В годы войны Шмелев, один из немногих русских эмигрантов, остался в оккупированном Париже , опубликовал несколько статей в пронемецком “Парижском вестнике”, чем навлек на себя обвинения в коллаборационизме.

Последняя воля

24 июня г. Шмелев переехал в обитель Покрова Пресвятой Богородицы в Бюси-ан-От в 140 километрах от Парижа. В тот же день сердечный приступ оборвал его жизнь. Монахиня матушка Феодосия, присутствовавшая при кончине Ивана Сергеевича, писала: «…человек приехал умереть у ног Царицы Небесной под ее покровом ».

Иван Сергеевич Шмелев писал: «Да, я сам хочу умереть в Москве и быть похороненным на Донском кладбище, имейте в виду. На Донском! В моей округе. То есть если я умру, а Вы будете живы, и моих никого не будет в живых, продайте мои штаны, мои книжки, а вывезите меня в Москву» .

Мечта православного писателя, коренного москвича Ивана Шмелева осуществилась: 30 мая года его прах обрел покой в родной Москве, на кладбище Донского монастыря рядом с могилой отца. Перед погребением останков Ивана Шмелева и его жены Ольги Александровны Патриарх Московский и всея Руси Алексий II отслужил панихиду .

В апреле года внучатый племянник Шмелева Ив Жантийом-Кутырин передал Российскому фонду культуры архив Ивана Сергеевича Шмелева.

Памятник-бюст православного писателя Шмелева торжественно был открыт 29 мая 2000 года в старом столичном районе Замоскворечья , где прошло его детство.

Произведения

• На скалах Валаама, 1897
• По спешному делу, 1906
• Вахмистр, 1906
• Распад, 1906
• Иван Кузьмич, 1907
• Под горами, 1907
• Гражданин Уклейкин, 1907
• В норе, 1909
• Под небом, 1910
• Патока, 1911
• Человек из ресторана, 1911
• Виноград, 1913
• Карусель, 1916
• Суровые дни, 1917
• Лик скрытый, 1917
• Неупиваемая чаша, 1918
• Степное чудо, 1919
• Это было, 1919
• Солнце мертвых, 1923
• Как мы летали, 1923
• Каменный век, 1924
• На пеньках, 1925
• Про одну старуху, 1925
• Въезд в Париж, 1925
• Солдаты, 1925
• Свет разума, 1926
• История любовная, 1927
• Наполеон, 1928
• Богомолье, 1931
• Рассказы(Забавное приключение, Москвой, Мартын и Кинга, Царский золотой, Небывалый обед, Русская песня), 1933
• Лето Господне, 1933-1948
• Родное, 1935
• Старый Валаам, 1935
• Няня из Москвы, 1936
• Иностранец, 1938
• Мой Марс, 1938
• Рождество в Москве, Рассказ делового человека, 1942-1945
• Пути небесные, 1948

Литература

• Дунаев М.М. Вера в горниле сомнений
Русская газета в Париже. 1924. № 6. 11 февраля. С.2-3.

Ильин И.А.Собр. соч. // Иван Ильин, Иван Шмелев. Переписка двух Иванов (1927–1934). М., 2000. С.65-66.

Иван Сергеевич Шмелев – выдающийся русский писатель, все творчество которого пронизано любовью к Православию и своему народу.

Разные этапы биографии Шмелева совпадают с разными этапами его духовной жизни. Принято делить жизненный путь писателя на две кардинально отличающиеся половины - жизнь в России и в эмиграции. Действительно, и жизнь Шмелева, и его умонастроение, и манера писательства самым сильным образом изменились после революции и тех событий, которые писатель пережил в период гражданской войны: расстрел сына, голод и нищета в Крыму, отъезд за границу. Однако и до отъезда из России и в эмигрантской жизни Шмелева можно выделить несколько других таких же резких поворотов, касавшихся в первую очередь его духовного пути.

Прадед Шмелева был крестьянин, дед и отец занимались в Москве подрядами. Размах мероприятий, которые организовывал в свое время отец писателя, можно представить по описаниям в "Лете Господнем".

Иван Сергеевич Шмелев родился 21 сентября (3 октября) 1873 года. Когда Шмелеву было семь лет, умер его отец - человек, игравший главную роль в жизни маленького Ивана. Мать Шмелева Евлампия Гавриловна не была ему близким человеком. Насколько охотно всю жизнь потом он вспоминал отца, рассказывал о нем, писал, настолько же неприятными были воспоминания о матери - женщине раздражительной, властной, поровшей шаловливого ребенка за малейшее нарушение порядка.

О детстве Шмелева все мы имеем самое ясное представление по "Лету Господню" и "Богомолью"... Две основы, заложенные в детстве, - любовь к Православию и любовь к русскому народу - собственно и сформировали на всю жизнь его мировоззрение.

Писать Шмелев начал, еще учась в гимназии, а первая публикация пришлась на начало пребывания на юридическом факультете Московского университета. Однако как ни счастлив был юноша увидеть свое имя на страницах журнала, но "... ряд событий - университет, женитьба - как-то заслонили мое начинание. И я не придал особое значение тому, что писал".

Как это часто происходило с молодыми людьми в России начала ХХ века, в гимназические и студенческие годы Шмелев отошел от Церкви, увлекаясь модными позитивистскими учениями. Новый поворот в его жизни был связан с женитьбой и со свадебным путешествием: "И вот мы решили отправиться в свадебное путешествие. Но - куда? Крым, Кавказ?.. Манили леса Заволжья, вспоминалось "В лесах" Печерского. Я разглядывал карту России, и взгляд мой остановился на Севере. Петербург? Веяло холодком от Петербурга. Ладога, Валаамский монастырь?.. Туда поехать? От Церкви я уже шатнулся, был если не безбожник, то никакой. Я с увлечением читал Бокля, Дарвина, Сеченова, Летурно... Стопки брошюр, где студенты требовали сведений "о самых последних завоеваниях науки". Я питал ненасытную жажду "знать". И я многое узнавал, и это знание уводило меня от самого важного знания - от источника Знания, от Церкви. И вот в каком-то полубезбожном настроении, да еще в радостном путешествии, в свадебном путешествии, меня потянуло... к монастырям!"

Перед отъездом в свадебное путешествие Шмелев с женой направляются в Троице-Сергиеву Лавру - получить благословение у старца Варнавы Гефсиманского. Однако не только на предстоявшее путешествие благословил старец Шмелева. Преподобный Варнава чудесным образом провидел будущий писательский труд Шмелева; то, что станет делом всей его жизни: "Смотрит внутрь, благословляет. Бледная рука, как та в далеком детстве, что давала крестик... Кладет мне на голову руку, раздумчиво так говорит: "Превознесешься своим талантом". Все. Во мне проходит робкой мыслью: "Каким талантом... этим, писательским?"

Путешествие на Валаам состоялось в августе 1895 года и стало толчком к возвращению Шмелева к церковной жизни. Значительную роль в этом повторном воцерковлении Шмелева играла его жена Ольга Александровна, дочь генерала А. Охтерлони, участника обороны Севастополя. Когда они познакомились, Шмелеву было 18 лет, а его будущей супруге - 16. В течение последующих 50 с лишним лет, вплоть до смерти Ольги Александровны в 1936 году, они почти не расставались друг с другом. Благодаря ее набожности он вспомнил свою детскую искреннюю веру, вернулся к ней уже на осознанном, взрослом уровне, за что всю жизнь был жене признателен.

Ощущения человека, от маловерия и скептицизма поворачивающегося к познанию Церкви, монашеской жизни, подвижничества, отражены в серии очерков, которые были написаны Шмелевым сразу по возвращении из свадебного путешествия (позже, уже в 30-х годах, в эмиграции они были переписаны заново). Само название книги - "Старый Валаам" - подразумевает, что Шмелев пишет об уже утраченном, о мире, который существовал только до революции, но тем не менее все повествование очень радостное и живое. Читатель не просто видит яркие картины природы Ладоги и монастырского быта, а проникается самим духом монашества. Так, в нескольких словах описывается Иисусова молитва: "Великая от этой молитвы сила, - говорит автору один из монахов, - но надо уметь, чтобы в сердце как ручеек журчал... Этого сподобляются только немногие подвижники. А мы, духовная простота, так, походя пока, в себя вбираем, навыкаем. Даже от единого звучанья и то может быть спасение".

То, что в книге Шмелева содержится не просто перечень поверхностных впечатлений автора, а богатый материал, знакомящий читателя со всеми сторонами Валаамской жизни - от устава старца Назария до технического устройства монастырского водопровода, - объясняется его подходом к творчеству в целом. Во время написания и "Старого Валаама", и "Богомолья", и своего последнего романа "Пути Небесные", Шмелев прочитывал груды специальной литературы, пользуясь библиотекой Духовной академии, постоянно изучая Часослов, Октоих, Четьи-Минеи, так что в конечном итоге легкость и изящество стиля его книг сочетается с их громадной информативностью.

Первые литературные опыты Шмелева были прерваны на десять лет повседневной жизнью, заботами о хлебе насущном, необходимостью содержать семью. Однако не следует думать, что они прошли для писателя абсолютно бесследно. В "Автобиографии" он характеризует это время следующим образом: "...Поступил на службу в казенную палату. Служил во Владимире. Семь с половиной лет службы, разъезды по губернии столкнули меня с массой лиц и жизненных положений. ...Служба моя явилась огромным дополнением к тому, что я знал из книг. Это была яркая иллюстрация и одухотворение ранее накопленного материала. Я знал столицу, мелкий ремесленный люд, уклад купеческой жизни. Теперь я узнал деревню, провинциальное чиновничество, фабричные районы, мелкопоместное дворянство".

Кроме того, дар писательства, искра Божья всегда ощущались Шмелевым, даже когда он годами не подходил к письменному столу: "Кажется мне порой, что я не делался писателем, а будто всегда им был". Поэтому так органично произошло вхождение Шмелева в литературную жизнь России предреволюционной поры. Опубликовав в 1905-1906 годах после долгого перерыва ряд рассказов "По спешному делу", "Вахмистр", "Жулик", остроумный и бесхитростный Иван Сергеевич быстро стал в кругу литераторов человеком авторитетным, с мнением которого считались и самые привередливые критики.

Период до 1917 года был достаточно плодотворным: опубликовано огромное количество рассказов, включая повесть "Человек из ресторана", принесшую писателю мировую известность.

* * *
Драматизм событий в России начала ХХ века Шмелев и его жена почувствовали с началом Первой мировой войны, проводив в 1915 году на фронт единственного горячо любимого сына Сергея. Шмелев тяжело переживал это, но, естественно, никогда не сомневался в том, что его семья, как и все другие, должна выполнить свой долг перед Россией. Возможно, уже тогда у него были страшные предчувствия касательно участи сына. Ухудшение в состоянии духа Шмелева наблюдали его друзья, в частности Серафимович, отмечавший в одном из писем в 1916 году: "Шмелев чрезвычайно подавлен отъездом сына на военную службу, был нездоров". Практически сразу после революции Шмелевы переезжают в Крым, в Алушту - место, с которым оказались связаны самые трагические события в жизни писателя.

Сын, вернувшийся из Добровольческой армии Деникина больным и лечившийся от туберкулеза в госпитале в Феодосии, в ноябре 1920 года был арестован чекистами распоряжавшегося тогда в Крыму Бела Куна. Почти три месяца больной юноша провел в перенаселенных и смрадных арестантских подвалах, а в январе 1921 его, как и сорок тысяч других участников "Белого движения", расстреляли без суда и следствия - при том, что официально им была объявлена амнистия! Подробностей этого расстрела граждане "страны Советов" так и не узнали.

Долгое время Шмелев имел самые противоречивые сведения о судьбе сына, и, когда в конце 1922 года приехал в Берлин (как полагал, на время), он писал И.А. Бунину: "1/4 % остается надежды, что наш мальчик каким-нибудь чудом спасся". Но в Париже его нашел человек, сидевший с Сергеем в Виленских казармах в Феодосии и засвидетельствовавший его смерть. Сил возвращаться на Родину у Шмелева не было, он остался за границей, переехав из Берлина в Париж.

* * *

Трагедия эмиграции нами уже почти забыта, потери России, с одной стороны, и муки оставшихся без Родины и средств к существованию - с другой, редко фигурируют сейчас на страницах прессы или исторических трудов. Именно произведения Шмелева напоминают о том, как много Россия потеряла. Важно, насколько четко Шмелев осознает, что многие люди, оставшиеся в России, приняли мученический венец. Он ощущает жизнь эмигрантов как ущербную в первую очередь потому, что в эмиграции упор ставится на личное выживание каждого: "Почему же теперь... покой? - восклицает героиня одного из его рассказов, - Ясно, что тогда те жертвы, миллионы замученных и павших, - не оправданны... Мы проливали кровь в боях, те - в подвалах! И продолжают. К нам вопиют мученики".

Тем не менее Шмелев не оставался в стороне от насущных проблем русской эмиграции, что отражено в многочисленных публицистических работах писателя. В первую очередь, среди них выделяются призывы о помощи инвалидам Белой армии, жившим в эмиграции почти в полной нищете и забвении. Кроме того, Шмелев активно сотрудничал в журнале "Русский колокол", издаваемом Иваном Ильиным. Это был один из немногих журналов в русской эмиграции с патриотическим и православным уклоном.

Поддержка и помощь Ильина действительно были очень значительны для Шмелева. Он не просто писал ему ободряющие письма и пропагандировал в своих статьях и выступлениях произведения Шмелева. Ильин взял на себя самый тяжелый труд - поиск издателей, переписку с ними, обсуждение возможных условий. Когда в 1936 году Шмелевы собирались на отдых в Латвию (поездка не состоялась из-за внезапной болезни и смерти Ольги Александровны), Ильин занимался практически всеми организационными вопросами, договаривался о серии вечеров, которые Шмелев должен был дать проездом в Берлине. Забота его простиралась до того, что он оговаривал диетическое меню для Шмелева в том пансионате, где писатель собирался остановиться! Поэтому недаром Ильин шуточно переделал известные пушкинские строки:

Слушай, брат Шмелини,
Как мысли черные к тебе придут,
Откупори шампанского бутылку
Иль перечти - ильинские статейки о тебе...

Однако тяжесть эмигрантской жизни для семьи Шмелевых усиливалась постоянной скорбью: "Нашу боль ничто не может унять, мы вне жизни, потеряв самое близкое, единственное, нашего сына".

При этом огромную массу сил и времени у Шмелева отнимали заботы о самых насущных нуждах: что есть, где жить! Из всех писателей-эмигрантов Шмелев жил беднее всех, в первую очередь потому, что менее других умел (и хотел) заискивать перед богатыми издателями, искать себе покровителей, проповедовать чуждые ему идеи ради куска хлеба. Существование его в Париже без преувеличения можно назвать близким к нищете - не хватало денег на отопление, на новую одежду, отдых летом.

Поиск недорогой и приличной квартиры шел долго и был чрезвычайно утомительным: "Отозван был охотой за квартирой. Устали собачьи - ничего. Не по карману. Куда денемся?! Поглядел на мою, вечную... /т.е. Ольгу Александровну, жену И. Шмелева/ до чего же истомлена! Оба больные - бродим, нанося визиты консьержкам...Вернулись, разбитые. Собачий холод, в спальне +6 Ц.! Весь вечер ставил печурку, а угля кот наплакал».

Тем не менее в конечном итоге французская эмигрантская жизнь Шмелевых по-прежнему напоминала жизнь старой России, с годовым циклом православных праздников, со многими обрядами, кушаньями, со всей красотой и гармонией уклада русской жизни. Православный быт, сохранявшийся в их семье, не только служил огромным утешением для самих Шмелевых, но и радовал окружающих. Неизгладимое впечатление все подробности этого быта произвели на племянника Шмелевых Ива Жантийома-Кутырина, который, будучи крестником писателя, частью стал заменять ему потерянного сына.

"Дядя Ваня очень серьезно относился к роли крестного отца... - пишет Жантийом-Кутырин. - Церковные праздники отмечались по всем правилам. Пост строго соблюдался. Мы ходили в церковь на улице Дарю, но особенно часто - в Сергиевское подворье". "Тетя Оля была ангелом-хранителем писателя, заботилась о нем, как наседка... Она никогда не жаловалась... Ее доброта и самоотверженность были известны всем. ...Тетя Оля была не только прекрасной хозяйкой, но и первой слушательницей и советчицей мужа. Он читал вслух только что написанные страницы, представляя их жене для критики. Он доверял ее вкусу и прислушивался к замечаниям".

К Рождеству, например, в семье Шмелевых готовились задолго до его наступления. И сам писатель, и, конечно, Ольга Александровна, и маленький Ив делали разные украшения: цепи из золотой бумаги, всякие корзиночки, звезды, куклы, домики, золотые или серебряные орехи. Елку наряжали в эмиграции многие семьи. Рождественская елка в каждой семье сильно отличалась от других. Во всякой семье были свои традиции, свой секрет изготовления елочных украшений. Происходило своего рода соперничество: у кого самая красивая елка, кому удалось придумать самые интересные украшения. Так, и потеряв родину, русские эмигранты находили ее в хранении дорогих сердцу обрядов.

Следующая колоссальная утрата произошла в жизни Шмелева в 1936 году, когда от сердечного приступа умерла Ольга Александровна. Шмелев винил себя в смерти жены, убежденный, что, забывая себя в заботах о нем, Ольга Александровна сократила собственную жизнь. Накануне смерти жены Шмелев собирался ехать в Прибалтику, в частности, в Псково-Печерский монастырь, куда эмигранты в то время ездили не только в паломничество, но и чтобы ощутить русский дух, вспомнить родину.

Поездка состоялась спустя полгода. Покойная и благодатная обстановка обители помогла Шмелеву пережить это новое испытание, и он с удвоенной энергией обратился к написанию "Лета Господня" и "Богомолья", которые на тот момент были еще далеки от завершения. Окончены они были только в 1948 году - за два года до смерти писателя.

Пережитые скорби дали ему не отчаяние и озлобление, а почти апостольскую радость для написания этого труда, той книги, про которую современники отзывались, что хранится она в доме рядом со Святым Евангелием. Шмелев в своей жизни часто ощущал ту особую радость, которая дается благодатью Духа Святого. Так, среди тяжелой болезни ему почти чудом удалось оказаться в храме на пасхальном богослужении: "И вот, подошла Великая Суббота... Прекратившиеся, было, боли поднялись... Слабость, ни рукой, ни ногой... Боли донимали, скрючившись, сидел в метро... В десять добрались до Сергиева Подворья. Святая тишина обвеяла душу. Боли ушли. И вот стала наплывать-нарождаться... радость! Стойко, не чувствуя ни слабости, ни болей, в необычайной радости слушал Заутреню, исповедовались, обедню всю выстояли, приобщились... - и такой чудесный внутренний свет засиял, такой покой, такую близость к несказанному, Божиему, почувствовал я, что не помню - когда так чувствовал! "

Поистине чудесным считал Шмелев и свое выздоровление в 1934 году. У него была тяжелая форма желудочного заболевания, писателю грозила операция, и он и врачи опасались самого трагического исхода. Шмелев долго не мог решиться на операцию. В тот день, когда его доктор пришел к окончательному выводу о том, что без операционного вмешательства можно обойтись, писатель видел во сне свои рентгеновские снимки с надписью "Св. Серафим". Шмелев считал, что именно заступничество преп. Серафима Саровского спасло его от операции и помогло ему выздороветь.

Переживание чуда отразилось на многих произведениях Шмелева, в том числе и на последнем романе "Пути Небесные", в художественной форме излагающем святоотеческое учение и описывающем практику повседневной борьбы с искушением, молитвы и покаяния. Шмелев сам называл этот роман историей, в которой "земное сливается с небесным". Роман не был окончен. В планах Шмелева было создать еще несколько книг "Путей Небесных", в которых описывалась бы история и жизнь Оптиной пустыни (так как один из героев, по замыслу автора, должен был стать насельником этой обители).

Чтобы полнее проникнуться атмосферой монастырской жизни, 24 июня 1950 г. Шмелев переехал в обитель Покрова Пресвятой Богородицы в Бюсси-ан-Отт, в 140 километрах от Парижа. В тот же день сердечный приступ оборвал его жизнь. Монахиня матушка Феодосия, присутствовавшая при кончине Ивана Сергеевича, писала: "Мистика этой смерти поразила меня - человек приехал умереть у ног Царицы Небесной, под ее покровом".

Почти все русские эмигранты буквально до конца своей жизни не могли смириться с тем, что они уехали из России навсегда. Они верили, что обязательно вернутся на Родину, и удивительно, но так или иначе эта мечта Ивана Шмелева осуществилась уже в наши дни. Возвращение это началось для Шмелева публикацией его полного собрания сочинений: Шмелев И.С. Собр. соч.: В 5 т. - М.: Русская книга, 1999-2001.

За этим последовали два других события, не менее важных. В апреле 2000 года племянник Шмелева Ив Жантийом-Кутырин передал Российскому фонду культуры архив Ивана Шмелева; таким образом, на родине оказались рукописи, письма и библиотека писателя, а в мае 2001 года с благословения Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II прах Шмелева и его жены был перенесен в Россию, в некрополь Донского монастыря в Москве, где сохранилось семейное захоронение Шмелевых. Так спустя более полвека со дня своей смерти Шмелев вернулся из эмиграции.

Уверенность, что он вернется на Родину, не покидала его все долгие годы – прочти 30 лет – изгнания, и даже, когда многие эмигранты смирились с тем, что им придется умереть на чужбине, эта уверенность не оставила Шмелева. «…Я знаю: придет срок – Россия меня примет!» - писал Шмелев в то время, когда даже имя России было стерто с карты земли. За несколько лет до кончины он составил духовное завещание, в котором отдельным пунктом выразил свою последнюю волю: «Прошу, когда это станет возможным, перевезти мой прах и прах моей жены в Москву». Писатель просил, чтобы его похоронили рядом с отцом в Донском монастыре. Господь по вере его исполнил его заветное желание.

26 мая 2000 года самолет из Франции с гробом Ивана Сергеевича и Ольги Александровны Шмелевых приземлился в Москве. Он был перенесен и установлен в Малом Соборе Донского монастыря и в течение четырех дней находился в храме, в котором Патриарх Московский и всея Руси каждый год готовит - варит - Св. Миро, рассылаемое потом по всем храмам Русской Церкви для совершения таинства Миропомазания. Здесь всегда стоит ни с чем не сравнимый неизъяснимый неземной аромат Святого Мира, как будто благоухание Святой Руси.

Рано утром в храме еще никого не было. Молодой инок возжигал свечи у гроба писателя, стоявшего посредине под древними сводами храма. В этом храме не раз бывал Иван Сергеевич, здесь отпевали его отца и других Шмелевых, погребенных здесь же на семейном участке монастырского кладбища.

Гроб Шмелева стоял покрытый золотой парчой, неожиданно маленький - будто детский, где-то метр двадцать - не больше. В одном гробе были положены вместе Иван Сергеевич и его супруга Ольга Александровна.

25 мая во Франции на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа было совершено "обретение" останков Шмелева. Идея принадлежит Елене Николаевне Чавчавадзе, заместителю председателя Российского фонда культуры. Два года ушло на обращения, согласования, бумажные и финансовые дела. Разрешение министерства иностранных дел Франции было получено в год 50-летия со дня смерти Шмелева. В присутствии полицейских чинов, крестника и наследника писателя и телерепортеров была вскрыта могила великого писателя. Под большой плитой на глубине почти два метра открылись останки Ивана Сергеевича и Ольги Александровны. От сырости почвы гробы истлели, но косточки остались целыми. Их бережно собрали в этот маленький гробик, который тут же парижские полицейские власти опечатали и отправили в Россию.

Быть погребенным рядом считается особым Божиим благословением супругам, прожившим вместе всю жизнь. Иоанн и Ольга сподобились большего: они оказались погребены в одном гробе.

В Москве 30 мая стояла какая-то удивительная светлая погода, особый "шмелевский" день - солнце светилось как золотое пасхальное яйцо.

На примере Ивана Шмелева мы видим, как тяжело для русского человека пребывание на чужбине, смерть в чужой земле. Господь исполнил последнюю волю писателя, вернее сказать, его последнюю заветную молитву. Он в конце концов лег в родную землю, рядом с отцом. По одному этому можно сказать, что он был писателем-праведником, молитвы которого слышал Господь.

Брошенная в могилу последняя горсть земли, русской, московской, отчей, - главная награда русскому писателю. Господь сподобил Шмелева в этот день еще одного утешения. Во время погребения к могиле протиснулся мужчина, который передал целлофановый пакетик с землей: "Можно высыпать в могилу Шмелева. Это из Крыма, с могилы его сына - убиенного воина Сергия. 18 мая, полторы недели назад, найдено захоронение 18 убиенных белых офицеров в 1918 году". Это был Валерий Львович Лавров, председатель Общества Крымской культуры при Таврическом университете, специально приехавший на перезахоронение Шмелева с этой землей. Не было у Шмелева более глубокой незаживающей раны, нежели убийство большевиками в Крыму его сына Сергия. Шмелев даже отказывался от гонораров за свои книги, издававшиеся в Советском Союзе, не желая ничего принимать от власти, убившей его сына.

На другой день после погребения в Москве был освящен новый храм Казанской иконы Божией Матери, воздвигнутый на месте того самого храма, который некогда посещал мальчик Ваня, в котором за свечным ящиком стоял знаменитый Горкин, который воспет в "Лете Господнем". Того храма уже нет, но на его месте (в иных формах) восстал новый. Кто в этом внешне случайном совпадении, о котором не знали ни строители храма, ни устроители перезахоронения, не увидит знамение Божие! Это своего рода символ: старой "шмелевской" Руси уже нет, но есть новая восстающая Русь Православная, несмотря ни на какие искушения нашего времени.

Имя: Иван Шмелев (Ivan Shmelev)

Возраст: 76 лет

Деятельность: писатель, публицист

Семейное положение: был вдовцом

Иван Шмелев: биография

Насколько тревожное, тягостное впечатление оставляет у читателя роман «Солнце мертвых», настолько же светлое, полное умиротворения чувство рождает прочтение «Лета Господня». Эти непохожие друг на друга книги сделали Ивана Шмелева узнаваемым автором не только на родине, но и за рубежом.

Русский писатель, переживший раннюю смерть отца, противостояние с царской цензурой, убийство сына и вынужденное прощание с родной землей, дважды номинировался на получение Нобелевской премии, но так и не стал лауреатом. Последние годы жизни писатель провел в бедности в эмиграции. В 2000 году останки Шмелева доставили в Россию и перезахоронили в столице.

Детство и юность

Несмотря на то, что дед Ивана Шмелева по линии отца был перебравшимся в Москву крестьянином из провинции, будущий писатель родился в обеспеченной семье. Его папа Сергей Иванович разобрался с оставшимися в наследство долгами и организовал артель плотников. Также ему принадлежали несколько бань. В супруги он себе выбрал дочь купца Евлампию Савинову. 3 октября (по старому стилю - 21 сентября) 1873 года жена родила ему сына, которого в честь деда назвали Иваном.

С холодной и строгой матерью отношения Ивана всегда были прохладными, хотя именно Евлампия Гавриловна, получившая образование в институте благородных девиц, приучила сына к чтению русской классики. Больше времени мальчик проводил с отцом и нанятыми им мастерами. Был среди них и Михаил Панкратович Горкин – ярый приверженец православия, в пожилом возрасте он оставил работу и по просьбе Сергея Ивановича приглядывал за маленьким Ваней. Считается, что под его влиянием и сформировался интерес Шмелева к религии.

Когда мальчику было 7 лет, отец упал с лошади и восстановиться не смог. Мать осталась одна с шестью детьми. Жили на поступления от бань; кроме того, сдали в аренду третий этаж дома и подвал. Счастливая, безмятежная пора детства окончательно завершилась, когда в 11 лет Ваню перевели из частного пансиона, стоявшего рядом с домом, в первую Московскую гимназию. Учебу в ней писатель впоследствии вспоминал как самый тяжелый период юности. «Холодные, сухие люди», - напишет он о преподавателях позднее.

Из-за неуспеваемости и конфликтов с педагогами через пару лет Шмелев повторно сменил место учебы. Шестую Московскую гимназию он окончил в 1894 году, при этом до золотой медали ученику не достало половины балла. Шмелев поступает в Московский университет на факультет юриспруденции, а год спустя в журнале «Русское обозрение» публикуется произведение «У мельницы» - зарисовка обеспечивает юноше литературный дебют.

Литература

Вдохновленный первой публикацией, спустя два года Шмелев решает издать сборник рассказов «На скалах Валаама». Материал автор собрал в поездке в монастырь. Но царская цензура не допускает к печати произведение, вынуждая писателя убирать критические отрывки. Опубликованные с учетом замечаний цензоров очерки оставляют читателей равнодушными, и разочарованный автор берет паузу в творчестве, которая затягивается на 9 лет.

Получив образование и отслужив год в армии, Шмелев с супругой и сыном переезжает во Владимир. Писатель работает чиновником по особым поручениям при Владимирской казенной палате МВД. С 1905 года Иван Сергеевич возобновляет работу над произведениями и пишет с просьбой рецензировать некоторые из них. Автор создает рассказы и повести, в центре которых находится «маленький человек».

Вернувшись в столицу, Шмелев в 1909 году присоединяется к «Среде». В литературный кружок входили , и другие авторы, а также . Литераторов объединяют не только встречи, но и сотрудничество с «Книгоиздательством писателей в Москве», соучредителями которого выступают Бунин и Шмелев.

Роман "Богомолье" и другие сочинения Ивана Шмелева

В 1911 году публикуется повесть «Человек из ресторана». Через 16 лет вышла экранизация произведения, рисующего падение нравов, созданная советским режиссером Яковом Протазановым. К 40 годам Шмелев становится известным как автор очерков и повестей о купечестве и крестьянстве. Описывая тяготы народа, видя его тяжелый быт, писатель с одобрением встречает события февраля 1917 года. Однако наступившая за этим неразбериха и последовавшее насилие быстро превращают надежды в разочарование и ужас.

Видя разрушение не только основ государственности, но и моральных устоев, нарастание жестокости и хаоса, Шмелев с супругой и сыном, офицером царской армии, воевавшим на фронте Первой мировой, уезжает в Крым. Здесь семья приобретает дом и участок, Иван Сергеевич пишет посвященную событиям Гражданской войны повесть «Как это было» и начинает рассказ «Чужая кровь». Но Шмелевым недолго удается оставаться в стороне от трагических событий. Красная армия занимает Крым и, несмотря на старания и письма отца, 25-летнего Сергея Шмелева казнят.

Писатель, чья жизнь разбита утратой, проводит еще два года на полуострове, а затем иммигрирует в Европу. Сначала он останавливается в Берлине, а затем перебирается в Париж. В столице Франции Шмелев проведет остаток жизни.

Вскоре после переезда выходит «Солнце мертвых» - роман, рисующий бесчеловечность революционных событий в России. «Прочтите это, если у вас хватит смелости», - отзывался о произведении немецкий писатель , а характеризовал его как «настоящее свидетельство о большевизме», которое передает «отчаяние и всеобщую гибель первых советских лет».

Опасаясь за судьбу родины, видя разрушение веками формируемой культуры и подмену ценностей, Шмелев создает рассказы-памфлеты. Во второй половине 20-х критические мотивы сменяет ностальгия по старому укладу. «Обед для разных», «Русская песня» - эти рассказы наполнены яркими описаниями православных праздников, быта, традиций.

Вершиной этого этапа становится повесть «Богомолье» и роман «Лето Господне». Примечательно, что произведения создавались параллельно. Обе книги снискали большую популярность среди российских эмигрантов.

Книги Ивана Шмелева "Лето господне" и "Солнце мертвых"

С искренностью и теплотой автор воскрешает атмосферу детства, а вместе с ней – утраченную дореволюционную Россию. Впервые «Лето Господне» публикуется в 1933 году в Белграде, «Богомолье» - в 1935 году там же. На родине Шмелева книги выходят в свет лишь в конце 80-х.

Последний период творчества русского писателя отмечен усилившейся тоской по родине. Шмелев обращается к воспоминаниям опоездке 1896 года и создает очерк «Старый Валаам». В 1936 году, используя жанр сказа, пишет роман «Няня из Москвы», главной героиней в котором выступает вынужденная уехать в эмиграцию пожилая женщина.

Шмелев настолько ненавидел большевистский режим, что воспринял вторжение фашистов в СССР как божье провидение. В письме к философу нападение Германии назвал «подвигом Рыцаря, поднявшего меч на Дьявола» и выразил надежду, что свержение власти коммунистов откроет путь для духовно-нравственного возрождения страны.

В 1948 году Иван Сергеевич начал работу над романом «Пути небесные». Произведение осталось неоконченным из-за смерти автора, но по созданным главам очевидно, что тот хотел показать осуществление божьего промысла в реальном мире.

В советский период творчество Шмелева расценивалось как антисоветское. Публиковать книги писателя-эмигранта начали лишь в перестройку. В 1993 году в Алуште открыли посвященный ему дом-музей, и вскоре автор заслужил признание и на своей родине.

Личная жизнь

Иван Шмелев женился в 20 лет, вскоре после поступления в университет. Его супругой стала Ольга Охтерлони. Необычная фамилия объяснялась происхождением из знатного шотландского рода. Ее предки перебрались в Россию в конце 18 века. Отец Александр Александрович стал героем обороны Севастополя.

Брак с Ольгой Александровной был счастливым, вместе пара прожила 40 лет. Именно жена вскоре после рождения сына Сережи в 1896 году уговорила тогда начинающего писателя посетить Валаам. Она скончалась в 1936 году. Иван Сергеевич пережил ее на 14 лет.

Смерть

Вместе с другими писателями русской эмиграции Иваном Буниным и Шмелев дважды включался в число претендентов на получение Нобелевской премии. Тем не менее, стать победителем ему не удалось. Чем старше становился писатель, тем больше материальных затруднений он испытывал.

Иван Шмелев скончался в 1950 году, 24 июня. Причиной смерти стал сердечный приступ. Его похоронили на кладбище города Сент-Женевьев-де-Буа, но сейчас его останки покоятся в некрополе Донского монастыря, расположенного в столице России. Перезахоронение состоялось в 2000 году. Сюда же перенесли останки Ольги и Сергея Шмелевых.

Библиография

• 1897 – «На скалах Валаама»
• 1907 – «Гражданин Уклейкин»
• 1911 – «Человек из ресторана»
• 1913 – «Волчий перекат»
• 1916 – «Суровые дни»
• 1918 – «Неупиваемая чаша»
• 1927 – «Про одну старуху»
• 1927 – «История любовная»
• 1923 – «Солнце мертвых»
• 1933 – «Лето Господне»
• 1935 – «Богомолье»
• 1935 – «Старый Валаам»
• 1936 – «Няня из Москвы»

Цитаты

«День ото дня страшнее - и теперь горсть пшеницы дороже человека».

«Пустая дорога - не пустая: писано по ней осколками человечьих жизней».

«- Не убойтеся сего и не дивитеся: неисповедимо открываются пути даже и зверю неразумному, а сокрыто от умных и разумных».

• Впервые с цензурой Иван Шмелев столкнулся еще в шестой гимназии. Ученик включил в текст сочинения о Храме Христа Спасателя скептические слова Семена Надсона, за что получил «единицу», пропустил экзамен и остался на второй год. По собственном признанию, с тех пор невзлюбил философию.
• В детстве страдал нервным тиком из-за постоянных побоев матери. Вместо уговоров Евлампия Гавриловна бралась за розги. Если замечала, что у сына дергается щека, давала оплеуху.
• Первую влюбленность пережил в восемь лет, но вскоре чувство сменили новые переживания. Впечатления юности легли в основу романа «История любовная» 1927 года, по которому в 2006 году ярославский мультипликатор Александр Петров создал анимационный фильм.