У родителей Матильды был собственный двухэтажный дом с тремя спальнями наверху и гостиной, столовой и кухней на первом этаже. Её отец торговал подержанными автомобилями и, похоже, вполне преуспевал.

Опилки, - как-то с гордостью сообщил он, - один из главных секретов моего успеха. К тому же они мне ничего не стоят, я беру их на лесопилке даром.

А для чего они тебе нужны? - поинтересовалась Матильда.

Ха! - ответил отец. - Тебе-то зачем это знать?

Никак не пойму, как опилки могут помочь тебе продавать подержанные машины, папочка.

Это потому, что ты безмозглая тупица, - сказал отец.

Он всегда разговаривал грубо, но Матильда к этому давно привыкла. Кроме того, он любил прихвастнуть, и, зная эту слабость, она постоянно его подначивала.

Ты, должно быть, очень умный, папочка, если придумал, как использовать то, что ничего не стоит, - сказала она. - Вот бы мне так научиться!

Всё равно у тебя ничего не получится. Ты слишком глупа, - ответил отец. - А вот Майклу, думаю, стоит рассказать об этом. Когда-нибудь он вступит в моё дело. - Перестав обращать внимание на Матильду, мистер Вормвуд повернулся к сыну и сказал: - Знаешь, я всегда с удовольствием покупаю машину у какого-нибудь болвана, который так разворотил двигатель, что изношенные клапаны стучат как сумасшедшие. Я покупаю у него эту рухлядь по дешёвке, и всё, что мне остаётся сделать, - это смешать опилки с моторным маслом и залить этой адской смесью разбитый механизм. В результате машина бегает как новенькая.

И как долго она будет работать после твоего ремонта? - съязвила Матильда.

Достаточно, чтобы покупатель отъехал подальше от моего гаража, - ухмыляясь, ответил отец. - Примерно миль сто.

Но это же нечестно! - возмутилась девочка. - Это надувательство.

Никто ещё не разбогател честным путём, - заметил отец. - Кстати, клиенты для того и существуют, чтобы их обманывали.

Мистер Вормвуд был маленького роста и походил на крысу: его передние зубы торчали из-под тонких крысиных усиков. Он любил пиджаки в крупную яркую клетку и щегольские галстуки жёлтого или бледно-зелёного цвета.

Возьмём, к примеру, пробег, - продолжал он. - Каждый, кто покупает подержанную машину, первым делом хочет знать, сколько миль она прошла. Так?

Ну, - кивнул сын.

Так вот, я по дешёвке покупаю старый драндулет, который наездил почти сто пятьдесят тысяч миль. Но кто же купит его у меня с таким пробегом? Сегодня я уже не могу так просто взять и вытащить спидометр и скрутить пару-тройку десятков миль, как лет десять назад. Теперь всё делается так, что разобрать спидометр невозможно, конечно если ты не какой-нибудь проклятый часовщик или кто-нибудь в этом роде. Так что же делать? Я шевелю мозгами, парень, вот что я делаю.

Как это? - восхищённо спросил юный Майкл.

Похоже, он унаследовал отцовскую страсть к мошенничеству.

Я спрашиваю самого себя: как же мне скрутить спидометр со ста пятидесяти тысяч миль хотя бы до десяти тысяч, не разбирая его на части? Конечно, если бы я поездил на этой развалюхе задним ходом, то километраж сразу же уменьшился бы. Но кому же взбредёт в голову ездить на ней таким макаром целых сто сорок тысяч миль? Да никому!

Конечно, никому, - поддакнул юный Майкл.

Я пораскинул мозгами, - продолжал отец. - Если уж имеешь мозги вроде моих, то ими надо пользоваться. Короче, меня вдруг осенило. Ну, скажу я тебе, в тот момент я почувствовал себя, наверно, так же, как тот головастый парень, который изобрёл пенициллин. «Эврика! - воскликнул я. - Придумал!»

И что же ты сделал? - нетерпеливо спросил Майкл.

Видишь ли, спидометр, - стал объяснять мистер Вормвуд, - соединяется проводом с одним из передних колёс. Поэтому перво-наперво я отсоединил его в том месте, где он крепится к колесу. Затем взял свою высокоскоростную электрическую дрель и вставил сверло в провод так, чтобы он вращался в ту же сторону, что и сверло. И если сверло вращать в обратную сторону, то есть назад, то и провод будет вращаться тоже назад. Усекаешь?

Да, папа, - кивнул Майкл.

Эта дрель вращает сверло с космической скоростью, - сказал отец. - И когда я её включил, цифры километража замелькали в обратную сторону. Таким манером я могу убрать пятьдесят тысяч миль всего за пару минут. В итоге, когда я закончил, спидометр показывал пробег всего-навсего десять тысяч миль. Машина готова к продаже. «Она почти новая, - сказал я клиенту, - и десяти тысяч не прошла. Одна старая леди ездила на ней всего раз в неделю за покупками».

А ты взаправду можешь уменьшить пробег при помощи электродрели? - не верил своим ушам юный Майкл.

Между прочим, я раскрыл тебе мой фирменный секрет, так что ты помалкивай и не вздумай проболтаться! Ты же не хочешь, чтобы меня упекли за решётку?

Ни одна живая душа не узнает об этом, - сказал мальчик. - А много машин ты так «отремонтировал», пап?

Каждая машина, которая проходит через мои руки, подвергается такой обработке. Я сбрасываю километраж примерно до десяти тысяч миль, а потом только выставляю на продажу. И заметь, всё это я придумал сам, - с гордостью заявил отец. - И заработал, между прочим, неплохие деньги.

Матильда, внимательно слушавшая разговор, сказала:

Но, папа, это ещё хуже, чем использовать опилки для ремонта. Это нечестно. Ты обманываешь людей, которые тебе доверяют.

Если тебе не нравится, как я работаю, тогда не ешь ничего в этом доме, - ответил отец. - Вся еда куплена на деньги, вырученные от продажи подержанных машин.

Это грязные деньги! - воскликнула Матильда. - Я ненавижу их!

На щеках отца выступили два красных пятна.

Кем ты, чёрт побери, себя возомнила, а? - заорал он. - Ты что, архиепископ Кентерберийский, чтобы читать мне проповедь о честности? Ты всего лишь сопливая девчонка, которая даже не понимает, о чём здесь говорят!

Ты совершенно прав, Гарри, - вмешалась мать и, повернувшись к Матильде, сказала: - Да как ты смеешь так разговаривать с отцом? Сейчас же закрой свой мерзкий рот, чтобы можно было спокойно смотреть телевизор.

Они ужинали в гостиной, сидя перед телевизором и поставив подносы с едой на колени. Они ели из небольших контейнеров, сделанных из фольги, в которых обычно просто разогревают готовую еду. В них было три отделения: для тушёного мяса, варёной картошки и гороха. Миссис Вормвуд жевала, уставившись в экран, - показывали очередную мыльную оперу. Она была крупной женщиной - из тех, кто красится в платиновых блондинок. Правда, отросшие корни волос выдавали её натуральный цвет: шатенку серо-коричневого оттенка. Она чересчур увлекалась косметикой и совсем не следила за своей фигурой. Казалось, ей приходится всю себя перепоясывать, чтобы выпирающее тело не расползлось.

Мамочка, - сказала Матильда, - ты не возражаешь, если я доем свой ужин в столовой и почитаю?

Отец сурово посмотрел на девочку и заявил:

Я возражаю. Ужин - семейное дело, и никто не выйдет из-за стола, пока он не закончится.

Но мы не за столом, - спокойно сказала Матильда. - И никогда за ним не сидим. Мы всегда ужинаем перед телевизором с тарелками на коленях.

Что плохого в том, что мы смотрим телевизор? - поинтересовался отец.

Матильда не решилась ответить ему, просто промолчала, но внутри у неё всё закипело. Она знала, что ненавидеть родителей плохо, но ничего не могла с собой поделать. Чтение открыло для неё такую жизнь, о которой её родители не имели даже представления. Если бы они прочитали хотя бы одну книгу Диккенса или Киплинга, они бы поняли, что в жизни есть нечто большее, чем мошенничество или тупое сидение перед телевизором.

И ещё. Она была до глубины души возмущена тем, что они считали её глупой невеждой. Но ведь она-то знала, что это не так. Её негодование всё росло, и ночью, лёжа в постели, она решила, что, если и впредь отец или мать будут к ней несправедливы, она придумает способ проучить их и постоять за себя. Одна-две маленькие победы помогут ей пережить их идиотские выходки.

Матильде не было ещё и пяти лет, а человеку в столь юном возрасте совсем не просто бороться со всемогущими взрослыми. И всё же она решилась на попытку. После того что случилось за ужином, её отец открыл список предполагаемых жертв.

Роальд Даль

Матильда

ЧИТАТЕЛЬНИЦА

Странные они люди, эти папы и мамы. Даже если их отпрыск - самое отвратительное маленькое существо на свете, родители все равно уверены, что оно лучше всех.

Что ж, ничего плохого во всем этом нет. Так уж повелось на свете. Но вот когда родители начинают расписывать блестящие достоинства своего ужасного отпрыска, тогда мы поднимаем крик: «Принесите-ка тазик! Сейчас стошнит!»

Школьные учителя особенно страдают из-за того, что им приходится выслушивать хвастовство гордых родителей, и когда приходит время по окончании четверти писать характеристики, они мстят. Будь я учителем, я бы состряпал нечто потрясающее для родителей, которые души не чают в своих детях. «Ваш сын Максимилиан, - написал бы я, - полный нуль. Надеюсь, у вас есть семейное дело, куда вы могли бы его пристроить по окончании школы, потому что ясно как дважды два - другой работы ему не найти». А будь у меня в тот день лирическое настроение, я бы написал так: «Интересно, что у кузнечиков органы слуха расположены в брюшке. Судя по тому, что ваша дочь Ванесса усвоила за эту четверть, у нее вообще нет органов слуха».

Я мог бы даже углубиться в естественную историю и заявить: «Певчая цикада шесть лет проводит под землей в качестве личинки и не более шести дней наслаждается солнцем и свежим воздухом. Ваш сын Уилфред шесть лет был личинкой в нашей школе, а мы все ждем, когда же он вылупится из куколки». Какая-нибудь особенно ядовитая девчонка могла бы заставить меня высказаться так: «Фиона обладает леденящей красотой айсберга, но в отличие от айсберга ниже поверхности у нее нет решительно ничего». Думаю, мне доставило бы удовольствие писать в конце четверти характеристики на всяких попрыгунчиков и попрыгуний. Но довольно об этом. Нам нужно идти дальше.

Иногда встречаешь родителей, занимающих противоположную позицию, вовсе не интересующихся своими детьми, и эти, конечно же, гораздо хуже тех, которые обожают своих чад. Мистер и миссис Вормвуд были именно такими родителями. У них был сын по имени Майкл и дочь, которую звали Матильда, и родители смотрели на эту самую Матильду как на какую-то букашку. Букашка - это нечто такое, с чем можно смириться, покуда не наступает время, когда от нее хочется отмахнуться. Мистер и миссис Вормвуд с громадным нетерпением дожидались того времени, когда можно будет отмахнуться от дочери, да так, чтобы по возможности она оказалась в соседнем графстве, а то и еще дальше.

Плохо, когда родители обращаются с обыкновенными детьми так, будто те букашки или прыщи, но еще хуже, когда ребенок необыкновенный, то есть наделен и чувством, и умом. Матильда была наделена и тем, и другим, а о способностях и говорить нечего. Ум у нее был такой живой, и она так быстро все схватывала, что ее способности не остались бы незамеченными даже самыми слабоумными родителями. Но мистер и миссис Вормвуд были такими бестолковыми и настолько были поглощены своей собственной глупой жизнью, что не замечали в дочери ничего необыкновенного. По правде, сомневаюсь, заметили бы они что- нибудь необыкновенное, если бы она вползла в дом со сломанной ногой.

Майкл, брат Матильды, был совершенно нормальным ребенком, но его сестра, как я сказал, представляла собою нечто такое, отчего глаза вылезают из орбит.

В возрасте полутора лет речь ее была совершенна, и она знала столько же слов, сколько известно большинству взрослых. Родители, вместо того чтобы аплодировать ей, называли ее болтушкой и резко говорили ей, что маленькие девочки должны быть видимы, но не слышимы.

К трем годам Матильда самостоятельно научилась читать, подбирая газеты и журналы, валявшиеся повсюду в доме. В возрасте четырех лет она уже читала быстро и хорошо, и естественно, ей захотелось книг. Единственной книгой во всем этом высококультурном доме было нечто под названием «Общедоступная кулинария», принадлежавшее ее матери, и когда она прочитала этот труд от корки до корки и выучила наизусть все рецепты, то решила, что ей нужно что-нибудь поинтереснее.

Папа, - обратилась она к отцу, - ты мог бы купить мне книгу?.

Книгу? - удивился он. - Это еще зачем?

Тебе что, телевизора мало? У нас отличный телевизор, двенадцать дюймов по диагонали, а тебе книгу подавай! Ты портишься, моя девочка!

Почти целыми днями Матильда сидела одна в доме. Ее брат (он был на пять лет старше сестры) учился в школе. Отец уходил на работу, а мать уезжала в соседний городок, находившийся в восьми милях, чтобы поиграть там в лото. Миссис Вормвуд была помешана на лото и играла в него пять раз в неделю. В тот самый день, когда отец отказался купить Матильде книгу, она сама отправилась в библиотеку. Явившись туда, она представилась заведующей, миссис Фелпс, после чего спросила, нельзя ли ей посидеть немного и почитать книгу.

Миссис Фелпс, слегка огорошенная прибытием столь маленькой девочки без сопровождения родителя, тем не менее сказала ей, что она может располагаться.

Скажите пожалуйста, а где у вас детские книги? - спросила Матильда.

Вон на тех нижних полках, - ответила миссис Фелпс. - Хочешь, я найду тебе что-нибудь интересное, где много-много картинок?

Спасибо, не надо, - сказала Матильда. - Я уверена, что сама справлюсь.

Начиная с этого времени Матильда каждый день шла в библиотеку, едва ее мать уезжала играть в лото. На дорогу у нее уходило всего десять минут, и это давало ей возможность провести два божественных часа, в течение которых она могла тихонько сидеть в углу в полном одиночестве и проглатывать одну книжку за другой. Прочитав все до единой детские книги, имевшиеся в библиотеке, она стала искать что- нибудь еще.

Миссис Фелпс, с восхищением следившая за нею в последние несколько недель, вышла из-за стола и подошла к ней.

Могу я чем-нибудь тебе помочь? - спросила она.

Ты хочешь сказать, что рассмотрела все картинки?

Да. Но я также прочла и все, что в них написано, - ответила Матильда.

Миссис Фелпс посмотрела на Матильду с высоты своего огромного роста, а Матильда посмотрела на

Увы, но нет…

Все, конечно, как-то уладится, но, исходя из этого, утверждать, что жизнь прекрасна, уже чересчур.

И где я возьму эти чертовы бабки? Але-оп: мозг снова включился в турборежим. Но теперь это не страшно. Теперь мы перешли к материальному миру, а на материальное нам плевать.

Материальные ценности не умирают в больничной палате.

Единственное «но» заключалось в том, что этот тип предупредил моего предка, - а тот передал его слова моим дурочкам, - что он уезжает из Парижа на весь длинный уик-энд (следующий понедельник - нерабочий день) и предлагает мне встретиться с ним в том же кафе, где я забыла сумку, только во вторник около пяти часов вечера.

Сначала я было подумала, что это какой-то нахал и что он мог бы отдать мою сумку хозяину бара, а потом сообразила, что, может быть, именно из-за этих денег он не решился так поступить. В конце концов конверт был не запечатан… И я, бедняжка, снова уверовала в Деда Мороза…

Позже я пошла проветриться к Марион, и мы отметили мое воскрешение.

Самым достойным образом.

Следующие три дня прошли странно. Сестрички устроили себе маленький отпуск (да-да, им двадцать восемь лет и они всегда подстраиваются так, чтобы провести свободное время всем вместе с родителями и их толстым Папуем), так что до вечера вторника я осталась одна.

Я не находила себе места. Я ждала. Хоть кого-то, хоть что-нибудь, хоть какого-то облегчения, хоть какого-то разочарования.

Хоть какую-то историю.

Я занялась делами совсем мне не свойственными: уборкой, глажкой, разбором корреспонденции. Я перебирала вещи, бумаги, книги, диски. Просматривала обложки, перечитывала по ходу некоторые страницы. Компьютер я не включала. Занимала руки, чтобы отвлечь голову. Извлекла на свет божий конспекты лекций и материалы к диплому, нашла серию своих эскизов, сделанных в музее машин в Компьене.

Все это было сто лет тому назад, одним прекрасным осенним днем… об этом напоминала мне нежность моей штриховки.

Я спрашивала себя, почему я все это забросила. Мне нравились мои истории про колесные средства, к тому же моя совесть оставалась чиста: я не вносила своего ослиного вклада в ту чушь, которой и без меня хватало в искусстве. Почему вместо этого я продавала какие-то йо-йо? Почему я называла себя Choubi_angel и изъяснялась как придурок, перемежая свою речь этими идиотскими смайликами?

Почему я до сих пор так и не съездила полюбоваться конюшнями дворца Хет Лоо [Летний дворец нидерландской королевской фамилии. Построен штатгальтером Вильгельмом III в 1680-е годы. (Прим. переводчика.) ] близ Апельдорна, повосхищаться переносимой на носилках очаровательной коробкой акварельных красок королевы Вильгельмины и ее белоснежным катафалком? А? Почему?:-(:-/:’-(

Я училась жить, отказавшись от телефона, смс, мейлов и автоответчика.

Отказавшись от любимой игрушки, за которую хватаешься по поводу и без…

Я училась справляться с апатией повседневности и находить в этом некоторую радость. Скоро ль время варить варенье и вышивать на пяльцах? Я была рассеяна, заговаривалась, думала о… о том мужчине, что уехал на выходные, унеся с собой частичку меня в сумке, перекинутой через плечо. Я думала о том, сколько ему лет, деликатен ли он, хорошо ли воспитан, любопытен ли, звонил ли он по каким-то еще телефонам, прежде чем попробовал номер моего отца, просмотрел ли он мои фотографии, поглаживая экран, пролистал ли мой дневник, заглянул ли в мои документы, чтобы узнать, на кого я похожа - на водительских правах я бритая под ноль (каждый носит траур как может), а на моем абонементе в кино выгляжу эдакой девочкой-припевочкой, - нашел ли он мои презервативы Hello Kitty, мой крем от кругов под глазами, мой листик клевера с четырьмя «лепестками», мои тайны…

Изучал ли он все это прямо сейчас, в тот момент, когда я о нем думала? А что там с десятью тысячами? Пересчитал ли он их? Возьмет ли комиссию за свою безупречную службу? Или прикинется удивленным? А, что вы говорите, там еще был какой-то конверт? Не знаю, я ничего не трогал… Да, я и к такому варианту была вполне готова: ведь если он обнаружил мою сумку сразу после моего ухода, то почему просто не догнал меня на улице? Я шла небыстро. Два мохито в желудке, и целая жизнь впереди…

Потому что он медленно соображает? Рассеян? Псих? Да, и где же он сидел? И как это я могла его не заметить, если, слегка напиваясь, я больше всего на свете обожаю смотреть по сторонам?

Длинные пасхальные выходные - для того чтобы размеренно и вместе с тем лихорадочно отдохнуть в своей горячо любимой квартире, в которой мне больше не хотелось жить, несколько часов тишины, примирения, накануне встречи, занимавшей все мои мысли, но оставлявшей меня равнодушной.

Впервые за долгие годы мне снилась мама, я видела ее еще не бритой наголо, слышала ее голос. Такой подарок стоил десяти тысяч евро и моря слез, и, если б я это знала, я б уж давно ее потеряла, эту ее сумку…

Конечно, теперь, оглядываясь назад, я думаю, что могла бы уже заподозрить неладное где-то, так скажем, с часу дня вторника, это точно.

Я могла бы себя спросить, святая наивность, с чего это я столько времени провела, наводя на себя красоту. С чего это я столько напомаживалась гелями да кремами, чистила перышки, расфуфыривалась, почему я сначала надела платье, потом переоделась в брюки, потом снова надела платье, и почему в этот день моя кожа была такой нежной, плечи обнаженными, а губы вишневыми?

Правда, Матильда, почему?

Тирания. Тирания сварливых. Я хорошо выглядела, потому что была весела, а веселилась, потому что была счастлива. На самом деле было неважно, что мой ангел-хранитель оказался мужчиной (насколько мне было известно) (какой-то «тип», как передала мне Полин, «какой-то тип подобрал твою сумку в баре, где вы были»), назначь мне встречу хоть пожилая дама, хоть самый последний недоносок, я все равно бы не менее тщательно к ней готовилась. Ибо я чествовала не его, отправляясь в город так легко и коротко одетой, я чествовала жизнь.

Жизнь и ее столь редкие подарки.

Жизнь, весну и обретение потерянного. Я хорошо выглядела из благодарности.

Матильда…

Ладно, о’кей. Я хорошо выглядела также и потому, что шла на свидание. Назначенное по телефону, не просто так, и все же неожиданное.

Это свалившееся на меня с неба свидание с кем-то, с кем априори можно иметь дело, свидание в Париже, неподалеку от легендарной громадины, воздвигнутой во славу императора Наполеона, свидание, назначенное на время вечернего чаепития, к тому же просто из честности.

Я выглядела хорошо, потому что все-таки это было лучше, чем знакомство по интернету, черт побери!

Ну вот, теперь, доктор, вы знаете все…

Около парка Монсо я купила цветов.

Я положила их в свою корзинку и, чтобы не опоздать, принялась что было мочи крутить педали.

Охапку розовых пионов для незнакомца, вернувшего меня к жизни.

Ладно, ладно, ладно… если верить тому, что передали мне по сарафанному радио, то есть по самому приблизительному и не заслуживающему доверия из всех земных каналов связи, то он, этот тип, сказал не «в пять», а «в районе пяти», именно об этом я и старалась думать, поскольку уже давно было полшестого и мои цветы начинали выглядеть понуро.

Никого из официантов я не узнала и не смогла противиться мрачным мыслям: никто не придет, это розыгрыш, чья-то грубая шутка, месть какого-то извращенца или очередная унизительная выходка моего отца. Или же это дело рук Жавотты с Анастасией. [Сводные сестры Золушки. (Прим. переводчика.) ]

Надо мной решили посмеяться. Это мне в наказание за мою легкомысленность и за доверчивость потом. Да уж, разбился и мой кувшин молока, [Отсылка к басне Жана де Лафонтена (1621–1695) «Молочница и кувшин молока». (Прим. переводчика.) ] и все мои воздушные замки. В очередной раз все было подстроено. В моем профиле появился дурной комментарий. Меня тегировали. Мне испортили сайт и форумы. Какой-то идиотский тролль похитил мою сумку, мои документы, воспоминания, деньги моих соседок, а заодно и все мои последние иллюзии. Или же он… Я старалась успокоиться: быть может, он просто опаздывает? Или же мы все друг друга не поняли и речь шла не о вторнике, а о среде. Или же о вторнике, но на другой неделе?

Между тем я села на то же самое место, что и тогда, и вела себя хорошо. Вначале я даже сидела непринужденно и типа читала какой-то увлекательный роман, поджидая, когда наконец некий незваный гость прервет мою отрешенность своим неловким покашливанием «Гм-гм…», но теперь роль Спящей красавицы была давно забыта, мне уже не сиделось спокойно, и я настолько отчаянно следила за входной дверью, как какая-нибудь уродка, отфотошопившая свои фотографии, что это выглядело отвратительно.

Я подскакивала всякий раз, как в дверях появлялся чей-либо силуэт, и тяжело вздыхала, когда на меня не обращали внимания. Еще пятнадцать минут, и я попробую перезвонить Полин. Отцу - ни за что. Лучше уж сдохну как собака.

Одним из представителей мировой детской литературы, о которых российские читатели узнали совсем недавно, является Роальд Даль. «Матильда», «Огромный крокодил», «Большой и добрый великан», а также другие замечательные книги этого автора в советские времена на русский язык не переводились. К сожалению, нынешние взрослые не имели возможности познакомиться со сказками знаменитого английского писателя. Их детям повезло значительно больше.

Сегодня в России огромными тиражами издаются произведения, созданные писателями, о существовании которых советские читатели и не подозревали. Среди них - Роальд Даль. «Матильда», к слову сказать, - книга, которую никогда не поздно прочитать. Это произведение о детской мудрости и взрослой глупости, о подлости и справедливости. А еще о том, как выглядят взрослые в глазах своих, казалось бы, несмышленых и наивных детей.

Роальд Даль

Даль родился в 1916 году. Его отец был норвежцем, и в один прекрасный день его посетила светлая мысль перебраться в Великобританию, дабы дать детям классическое английское образование. Но ничего из этой затеи не вышло. Отец умер, когда будущему писателю было всего три года.

Ранний период в достаточно печален. В школе он пережил издевательства старшеклассников, многочисленные учителей. Однако не ожесточился. Автором чрезвычайно гуманных и мудрых художественных произведений стал впоследствии Роальд Даль. «Матильда» и другие истории для юных читателей служат тому доказательством.

Творческий путь

Роальд окончил колледж, затем университет. Потом были годы работы в компании Shell, война, нелегкий труд сценариста и наконец писательская деятельность. В узких кругах его имя получило известность. Но настоящая слава к Далю пришла в шестидесятые годы, когда был издан первый сборник сказок.

В жизни этого писателя было немало горя. Он пережил смерть дочери. Мучился, наблюдая страдания сына от неизлечимого недуга. К тому же, согласно некоторым источникам, он не вызывал особой симпатии у окружающих.

Добрый Великан

Каждому английскому ребенку знаком образ Даля, окруженного детьми. Или образ писателя, скрючившегося в викторианском кресле над рукописью… Человеком, которого не любили взрослые, но обожали дети, был при жизни Роальд Даль.

«Матильда», отзывы о которой у английских критиков были положительными, едва ли могла быть опубликована в Советском Союзе. Главным условием в отечественной литературе являлось наличие благопристойных образов не только родителей, но и детей. Подобные персонажи никогда не вызывали интереса Даля. Основным сюжетом его книг был бунт маленького человека против взрослого и жесткого мира.

Последним произведением для детей стала книга «Матильда». Роальд Даль ушел из жизни в 1990 году. Каждый год его могилу посещают дети. Они украшают памятник конфетами. А вблизи могильного камня можно увидеть огромные следы Доброго Великана - героя, который, возможно, и есть тот самый двухметровый друг детей, английский писатель норвежского происхождения Роальд Даль.

«Матильда»: сюжет

Случается, что в семье людей подлых и нечестных появляется на свет ребенок, который отличается не только умом и сообразительностью, но и врожденными благородными качествами. Этим всем обладала Матильда. Родители же ее были людьми ограниченными. В их доме не было книг. Мать все свободное время проводила, играя в лото. Отец был продавцом подержанных автомобилей и искренне полагал, что богатые люди честными не бывают. А потому ежедневно производил мошеннические действия по отношению к своим клиентам. Но главным недостатком этих людей было то, что они не любили свою дочь.

О том, как одну маленькую девочку так сильно раздражали глупые родители, что она решила им отомстить, повествует книга (Роальд Даль) «Матильда». Краткое содержание, которое будет изложено далее, возможно, подтолкнет читателей к знакомству с полным текстом поучительной истории.

Желая проучить своего отца, девочка устраивала ему всяческие испытания. Однажды Матильда намазала его излюбленную шляпу клеем. Отец вынужден был целый день провести в головном уборе, что было не только неудобно, но и придавало мужчине весьма глупый вид. Все же его пристрастие к грубому обращению с дочерью и беспричинному хвастовству на некоторое время исчезло. Но вскоре гадкий родитель снова принялся за свое, и Матильде пришлось изобретать новое наказание.

Девочка мечтала о добрых и любящих родителях. Но все, что она могла, - это мириться с тем, что ее отец и мать далеки от идеала. Единственной отдушиной, помимо чтения, для Матильды стала месть.

Образ героини

Можно ли понять то, каким видел английский писатель хрупкий душевный мир ребенка, прочитав лишь краткое содержание? «Матильда» (Роальд Даль) - произведение, пронизанное своеобразным юмором. При чтении вначале создается впечатление, что героиня отнюдь не послушная девочка. Скорее, хитрая и коварная. Она насмехается над своими родителями, придумывает им всяческие наказания. Но совершает свои неблаговидные поступки Матильда исключительно потому, что другие методы в борьбе с недалекими людьми, коими являются ее родители, не помогают. Читатель, страдавший в детстве от грубого и несправедливого обращения, возможно, испытает по отношению к маленькой и сообразительной героине восторг и даже зависть.

Школа

Многие детские книги Роальда Даля автобиографичны. В школе он познал жестокость учителей и учеников старших классов. Нечто подобное переживает и Матильда. Но героиня романа Даля обладает необыкновенными способностями. Она производит впечатление обычной маленькой девочки. Но лишь до тех пор, пока молчит. Ведь ее познания в математике и литературе соответствуют уровню далеко не каждого взрослого.

Единственным человеком, который относился к маленькой Матильде с нежностью, является ее учительница.

Мисс Хани

Помимо глубоких познаний в математике и литературе, Матильда проявляла феноменальные способности. Девочка умела передвигать предметы. Однако ее исключительные способности не интересовали ни мать, ни отца. Лишь мисс Хани смогла увидеть в обычной с виду пятилетней девочке одаренную личность. Учительница посетила однажды родителей Матильды, дабы открыть им глаза на то, насколько исключительным ребенком является их дочь. Однако эти люди не прониклись речью мисс Хани.

Учительница Матильды проживала в маленьком домике, напоминающем жилище персонажей из Однажды мисс Хани пригласила в гости любимую ученицу. Матильда была поражены тем, в сколь жутких условиях проживает ее учительница. И в этот день мисс Хани поведала девочке печальную историю своей жизни.

Родители девушки умерли, когда та была еще школьницей. Единственной родственницей была тетка, женщина эгоистичная и жестокая, которая незамедлительно поселилась в их доме после смерти отца и установила там жестокие правила. История мисс Хани напоминала сказку о Золушке. С разницей лишь в том, что принца та так и не дождалась. Однако она смогла избавиться от общества своей злой родственницы, арендовав маленький домик фермера.

Книга «Матильда» имеет если не счастливый конец, то многообещающий. Родители девочки покидают город, и она остается жить со своей учительницей.

Как и в прочих произведениях Роальда Даля, в этом романе есть надежда. Надежда на то, что, каким бы жестоким ни оказался мир взрослых, справедливость восторжествует. И ребенок, которому не знакома родительская ласка и забота, обретет семью.

Один из двух написанных классиком английского черного юмора Роальдом Далем романов, ставший классикой детской литературы. Иллюстрации Квентина Блейка.

ЧИТАТЕЛЬНИЦА

Странные они люди, эти папы и мамы. Даже если их отпрыск - самое отвратительное маленькое существо на свете, родители все равно уверены, что оно лучше всех.

Что ж, ничего плохого во всем этом нет. Так уж повелось на свете. Но вот когда родители начинают расписывать блестящие достоинства своего ужасного отпрыска, тогда мы поднимаем крик: «Принесите-ка тазик! Сейчас стошнит!»

Школьные учителя особенно страдают из-за того, что им приходится выслушивать хвастовство гордых родителей, и когда приходит время по окончании четверти писать характеристики, они мстят. Будь я учителем, я бы состряпал нечто потрясающее для родителей, которые души не чают в своих детях. «Ваш сын Максимилиан, - написал бы я, - полный нуль. Надеюсь, у вас есть семейное дело, куда вы могли бы его пристроить по окончании школы, потому что ясно как дважды два - другой работы ему не найти». А будь у меня в тот день лирическое настроение, я бы написал так: «Интересно, что у кузнечиков органы слуха расположены в брюшке. Судя по тому, что ваша дочь Ванесса усвоила за эту четверть, у нее вообще нет органов слуха».

Я мог бы даже углубиться в естественную историю и заявить: «Певчая цикада шесть лет проводит под землей в качестве личинки и не более шести дней наслаждается солнцем и свежим воздухом. Ваш сын Уилфред шесть лет был личинкой в нашей школе, а мы все ждем, когда же он вылупится из куколки». Какая-нибудь особенно ядовитая девчонка могла бы заставить меня высказаться так: «Фиона обладает леденящей красотой айсберга, но в отличие от айсберга ниже поверхности у нее нет решительно ничего». Думаю, мне доставило бы удовольствие писать в конце четверти характеристики на всяких попрыгунчиков и попрыгуний. Но довольно об этом. Нам нужно идти дальше.

Иногда встречаешь родителей, занимающих противоположную позицию, вовсе не интересующихся своими детьми, и эти, конечно же, гораздо хуже тех, которые обожают своих чад. Мистер и миссис Вормвуд были именно такими родителями. У них был сын по имени Майкл и дочь, которую звали Матильда, и родители смотрели на эту самую Матильду как на какую-то букашку. Букашка - это нечто такое, с чем можно смириться, покуда не наступает время, когда от нее хочется отмахнуться. Мистер и миссис Вормвуд с громадным нетерпением дожидались того времени, когда можно будет отмахнуться от дочери, да так, чтобы по возможности она оказалась в соседнем графстве, а то и еще дальше.

Плохо, когда родители обращаются с обыкновенными детьми так, будто те букашки или прыщи, но еще хуже, когда ребенок необыкновенный, то есть наделен и чувством, и умом. Матильда была наделена и тем, и другим, а о способностях и говорить нечего. Ум у нее был такой живой, и она так быстро все схватывала, что ее способности не остались бы незамеченными даже самыми слабоумными родителями. Но мистер и миссис Вормвуд были такими бестолковыми и настолько были поглощены своей собственной глупой жизнью, что не замечали в дочери ничего необыкновенного. По правде, сомневаюсь, заметили бы они что-нибудь необыкновенное, если бы она вползла в дом со сломанной ногой.

Майкл, брат Матильды, был совершенно нормальным ребенком, но его сестра, как я сказал, представляла собою нечто такое, отчего глаза вылезают из орбит.

В возрасте полутора лет речь ее была совершенна, и она знала столько же слов, сколько известно большинству взрослых. Родители, вместо того чтобы аплодировать ей, называли ее болтушкой и резко говорили ей, что маленькие девочки должны быть видимы, но не слышимы.

К трем годам Матильда самостоятельно научилась читать, подбирая газеты и журналы, валявшиеся повсюду в доме. В возрасте четырех лет она уже читала быстро и хорошо, и естественно, ей захотелось книг. Единственной книгой во всем этом высококультурном доме было нечто под названием «Общедоступная кулинария», принадлежавшее ее матери, и когда она прочитала этот труд от корки до корки и выучила наизусть все рецепты, то решила, что ей нужно что-нибудь поинтереснее.

Папа, - обратилась она к отцу, - ты мог бы купить мне книгу?.

Книгу? - удивился он. - Это еще зачем?

Тебе что, телевизора мало? У нас отличный телевизор, двенадцать дюймов по диагонали, а тебе книгу подавай! Ты портишься, моя девочка!

Почти целыми днями Матильда сидела одна в доме. Ее брат (он был на пять лет старше сестры) учился в школе. Отец уходил на работу, а мать уезжала в соседний городок, находившийся в восьми милях, чтобы поиграть там в лото. Миссис Вормвуд была помешана на лото и играла в него пять раз в неделю. В тот самый день, когда отец отказался купить Матильде книгу, она сама отправилась в библиотеку. Явившись туда, она представилась заведующей, миссис Фелпс, после чего спросила, нельзя ли ей посидеть немного и почитать книгу.

Миссис Фелпс, слегка огорошенная прибытием столь маленькой девочки без сопровождения родителя, тем не менее сказала ей, что она может располагаться.

Скажите пожалуйста, а где у вас детские книги? - спросила Матильда.

Вон на тех нижних полках, - ответила миссис Фелпс. - Хочешь, я найду тебе что-нибудь интересное, где много-много картинок?

Спасибо, не надо, - сказала Матильда. - Я уверена, что сама справлюсь.

Начиная с этого времени Матильда каждый день шла в библиотеку, едва ее мать уезжала играть в лото. На дорогу у нее уходило всего десять минут, и это давало ей возможность провести два божественных часа, в течение которых она могла тихонько сидеть в углу в полном одиночестве и проглатывать одну книжку за другой. Прочитав все до единой детские книги, имевшиеся в библиотеке, она стала искать что-нибудь еще.

Миссис Фелпс, с восхищением следившая за нею в последние несколько недель, вышла из-за стола и подошла к ней.

Могу я чем-нибудь тебе помочь? - спросила она.

Ты хочешь сказать, что рассмотрела все картинки?

Да. Но я также прочла и все, что в них написано, - ответила Матильда.

Миссис Фелпс посмотрела на Матильду с высоты своего огромного роста, а Матильда посмотрела на нее снизу вверх.

Некоторые книжки показались мне довольно глупыми, как будто писали их глупые люди, - продолжала Матильда, - но некоторые - просто замечательными. Больше всего мне понравился «Таинственный сад». Там столько тайн! Тайна комнаты за закрытыми дверями и тайна сада за высокой стеной.

Миссис Фелпс была потрясена.

Сколько же тебе лет, Матильда? - спросила она.

Четыре года и три месяца, - ответила Матильда.

Миссис Фелпс была еще более потрясена, но у нее хватило ума не выказывать свои чувства.

Какую книжку тебе теперь хотелось бы прочесть? - спросила она.

Какую-нибудь очень хорошую, которую читают взрослые. Знаменитую. Но я не знаю никаких писателей.

Миссис Фелпс окинула взглядом полки. Она и сама не знала, что бы предложить. Интересно, спрашивала она у самой себя, как выбирают знаменитую взрослую книгу для четырехлетней девочки? Ее первой мыслью было взять с полки роман о первой любви, из тех, что пишутся для пятнадцатилетних девушек, но чутье подсказало ей: нужно пройти мимо полки с такими романами.

Попробуй вот это, - сказала она наконец. - Это очень знаменитая книга и очень хорошая. Если она покажется тебе чересчур сложной, скажи мне об этом, и я подыщу для тебя что-нибудь покороче и полегче.

- «Большие ожидания», - прочитала Матильда. - Чарльз Диккенс. С удовольствием попробую.

«Я, наверно, с ума сошла - решила про себя миссис Фелпс. А Матильде она сказала вот что:

Конечно же, попробуй.

В продолжение нескольких следующих дней миссис Фелпс глаз не могла оторвать от маленькой девочки, часами просиживавшей в большом кресле в дальнем углу с книгой на коленях. Держать книгу можно было только на коленях, потому что она была очень тяжелая, и Матильде приходилось еще и вытягивать шею, чтобы удобнее было читать. И как странно было видеть этого крошечного темноволосого человечка с ножками, едва достающими до пола, захваченного необыкновенными приключениями Пипа и старой мисс Хэвишэм, обитательницы затянутого паутиной дома, человечка, очарованного волшебством, которое великий рассказчик сплел из слов. Читательница лишь время от времени поднимала руку, чтобы перевернуть страницу, и миссис Фелпс всякий раз испытывала сожаление, когда ей приходилось подходить к девочке и говорить: „Без десяти пять, Матильда“.

Когда Матильда только начала ходить в библиотеку, миссис Фелпс спросила у нее:

Твоя мама провожает тебя сюда, а потом забирает домой?

Моя мама каждый день ездит в Айльзбери, где играет в лото, - ответила Матильда. - Она не знает, что я сюда хожу.

Но ведь это нехорошо, - заметила миссис Фелпс. - Думаю, тебе нужно спросить у нее разрешения.

Лучше мне этого не делать, - возразила Матильда. - Она не одобряет чтение книг. Да и папа тоже.

Но чем же, по их мнению, ты должна заниматься целый день в пустом доме?

Слоняться без дела и смотреть телевизор.

Понятно.

Ей вообще-то все равно, чем я занимаюсь, - с грустью произнесла Матильда.

Миссис Фелпс сразу же подумала о том, как же ребенок один идет по довольно-таки оживленной главной улице и как переходит через дорогу, но потом решила не вмешиваться.

Через неделю Матильда прочитала „Большие ожидания“, книгу, которая в этом издании насчитывала четыреста одиннадцать страниц.

Мне она очень понравилась, - сказала она миссис Фелпс. - А мистер Диккенс что-нибудь еще написал?

Он написал много книг, - ответила изумленная миссис Фелпс. - Хочешь, я дам тебе еще одну?

В продолжение следующих шести месяцев Матильда под бдительным и сочувственным взором миссис Фелпс прочитала следующие книги:

„Николас Никльби“ Чарльза Диккенса.

„Оливер Твист“ Чарльза Диккенса.

„Джейн Эйр“ Шарлотты Бронте.

„Гордость и предубеждение“ Джейн Остин.

„Тэсс из рода д"Эрбервиллей“ Томаса Харди.

„Ким“ Редьярда Киплинга.

„Человек-невидимка“ Герберта Уэллса.

„Старик и море“ Эрнеста Хемингуэя.

„Шум и ярость“ Уильяма Фолкнера.

„Гроздья гнева“ Джона Стейнбека.

„Брайтон-рок“ Грэма Грина.

„Скотный двор“ Джорджа Оруэлла.

Это был внушительный список, и миссис Фелпс переполняло изумление и любопытство. Однако она не позволяла себе излишне восхищаться. Наверно, любой другой, наблюдая за достижениями этого маленького ребенка, поддался бы искушению и поднял большой шум на весь город, а то и на всю округу, но не такой была миссис Фелпс. Она была из тех, кто не вмешивается в чужие дела, и уже давно пришла к выводу, что только в редких случаях можно совать свой нос в дела людей, у которых дети.

Мистер Хемингуэй говорит много такого, чего я не понимаю, - сказала ей Матильда. - Особенно о мужчинах и женщинах. Но мне он все равно нравится. Он рассказывает так, что у меня появляется чувство, будто я сама там нахожусь и наблюдаю, как все происходит.

Хороший писатель всегда заставит тебя так чувствовать, - сказала миссис Фелпс. - А насчет того, что ты чего-то не понимаешь, не волнуйся. Просто сиди и читай, и пусть слова обволакивают тебя, как музыка.

А ты знаешь, - спросила миссис Фелпс, - что в библиотеке можно брать книги домой?

Я этого не знала, - ответила Матильда. - И мне это можно делать?

Конечно, - сказала миссис Фелпс - Выбери книжку, которая тебе нравится, принеси ее мне, чтобы я ее записала, и она твоя на две недели. Если хочешь, можешь взять несколько.

Начиная с этого времени Матильда стала приходить в библиотеку только раз в неделю, чтобы взять новые книги и вернуть прочитанные. Ее маленькая спальня превратилась в читальный зал, и она там сидела и читала целыми днями, иногда с кружкой горячего шоколада. Ей трудно было дотянуться до некоторых предметов на кухне, но в сарае был небольшой ящик, который она приносила в дом, чтобы встать на него и достать то, что ей было нужно. Приготовив на кухне кружку горячего шоколада, она отправлялась к себе в комнату, где и проводила весь день. Книга переносили ее в новые миры и знакомили с удивительными людьми, которые жили интересной жизнью. Она уплывала на старинных парусниках с Джозефом Конрадом, уезжала в Африку с Эрнестом Хемингуэем и в Индию с Редьярдом Киплингом. Не выходя из своей маленькой комнатки и даже не выезжая из города, она объездила весь мир.