Фарид ад-дин аттар рассказы о святых. Философская поэма Фарид ад-Дина Аттара «Язык птиц»: избранные главы в переводе и переложении

Аттар Фаридуддин

Персидский поэт. Полное имя – Абу Хамид Мухаммад ибн Ибрахим; прозвище Аттар (Аптекарь) восходит к профессии отца, которую он унаследовал. Аттар родился в Нишапуре во второй половине 12 в. Совершил паломничество в Мекку, путешествовал по Сирии и Египту. Автор Жизнеописания святых (Тазки-рат-уль-аулия). Аттар известен своими поэтическими произведениями, особенно аллегорической поэмой Беседа птиц (Мантик-ат-тайр), в которой рассказывается о странствии искателей-птиц в поисках своего царя Симурга. О высшей цели мистического опыта – растворении личности в Боге – Аттар повествует красочным и образным языком.

Аттар Фарид-ад-дин Мохаммед бен Ибрахим (родился около 1119 – год смерти неизвестен), персидско-таджикский поэт-мистик. Утверждал в стихах идеи дервишской, суфийской морали (см. Суфизм). Широко образованный человек, А. собрал в своих произведениях множество интересных рассказов, почерпнутых из восточного фольклора. Основное произведение – поэма «Беседа птиц» (написана около 1175), в которой отразилось влияние «Трактата о птицах» Газали. Один из крупнейших литературных памятников суфизма, поэма пользовалась огромной популярностью и вдохновляла многих поэтов, в том числе Навои. А. принадлежат также: «Мухтар-наме», «Книга назидания», «Книга восхождения», антология «Жизнеописание шейхов» и др.

Словно дождевое облако над океаном, отправляйся в путь,
Ибо без путешествия ты никогда не станешь мужчиной! (2, 707)

Так говорит Аттар, которого многие исследователи считают величайшим мастером маснави во всей истории персидской мистической поэзии.

Сана"и был духом, а Аттар – его очами,
Мы же пришли после Сана"и и Аттара, -

Говорит Джалалуддин Руми, желая подчеркнуть, сколь многим он обязан двум великим наставникам. В своих произведениях он очень близко следовал образцам, заданным этими мистиками восточного Ирана, его собственного родного края.

Если Сана"и отличался трезвостью ума и заключал свои мысли в короткие, острые, порой резкие аллегории, то Аттар, писавший веком позднее, был прирожденным рассказчиком. Можно представить себе, как Аттар сидит в своей аптечной лавке (его прозвище «Аттар» означает «продавец благовоний»), беседует с людьми, лечит их, размышляет на мистические темы, а затем заносит итоги этих размышлений на бумагу в своем неподражаемом стиле, красивым и ясным языком.

Фаридуддин родился в Нишапуре, там же он и умер, скорее всего в 1220 г., в весьма преклонном возрасте. Поздняя мистическая традиция включает Аттара в список мучеников любви, ставших жертвами ортодоксов или, как в его случае, неверных за чрезмерную любовь к Богу. На самом деле точно неизвестно, был ли он действительно убит вторгшимися в Иран монголами, но сам факт существования этой истории свидетельствует о том высоком ранге, которого он удостоился в духовной традиции Ирана.

Аттар демонстрирует свой необыкновенный талант рассказчика как в лирике, так и в многочисленных эпических произведениях; этот талант проявляется также в его собрании биографий святых – Тазкират ал-аулийа. Агиография была для него лишним способом рассказывать истории о почитаемых им учителях; его повествовательный и даже драматический талант прекрасно представлен в Тазкират. Однако, если нас интересуют фактические детали, эту книгу следует сопоставлять с другими, более приземленными источниками. Многие анекдоты из Тазкират ал-аулийа были включены в поэтические произведения Аттара. Вообще все его книги – сокровищницы анекдотов и живых зарисовок.

Одним из примечательных аспектов его эпических произведений является суровая критика мирских правителей. Старинный суфийский идеал бедности в его произведениях обретает практический смысл – разве дервиш не богаче и не выше царя? Царь повсюду домогается денег; дервиш же не просит ни у кого. Часто социальная критика вкладывается в уста лунатика – у Аттара можно встретить целую группу этих умственно неполноценных людей, которые борются и с Богом, и с земными властителями. Старая женщина – другой персонаж, с помощью которого правитель-тиран призывается к ответу. Истории о справедливом правлении иногда напоминают подобные анекдоты, встречающиеся в «зерцалах царевичей» – литературном жанре, который снискал большую популярность в Иране конца XI в. Аттар не только рассказывает истории, он часто сам их интерпретирует, не оставляя этой работы на долю читателя.

Хельмут Риттер, посвятивший свою блестящую книгу «Океан души» мистицизму Аттара и его поэтическому мастерству, выделяет в жизни поэта три периода. В первый период Аттар проявил себя как рассказчик; именно тогда он, должно быть, создал свои шедевры – Мантик ат-тайр, «Беседу птиц», Илахинаме, «Историю царя и его шестерых сыновей», и Мусибатнаме, «Книгу печали». Во второй период внешняя форма отходит на задний план, и цепи анафор становятся все более длинными: Аттар часто впадает в экстаз и пытается выразить Божественные тайны посредством длинных цепочек повторяющихся восклицаний или других слов; опьянение уводит его от логического построения повествования. Для этого периода весьма знаменателен факт, что герой Уштурнаме – кукольник, вокруг которого концентрируется действие поэмы, – кончает жизнь самоубийством в мистическом экстазе. Раньше бытовало мнение, что в третий период жизни Аттар стал ревностным шиитом. Риттер доказал, что эта точка зрения ошибочна: произведения, которые отмечены сильным шиитским влиянием и до сих пор считались принадлежавшими Аттару, теперь приписываются другому поэту с тем же именем.

Поэмы Аттара, особенно Мантик ат-тайр, стали нормативными произведениями суфийской литературы, из которых черпали вдохновение целые поколения мистиков и поэтов. Его влияние на мистическую литературу еще в полной мере не изучено. Но достаточно упомянуть его сюжет о шейхе Сан"ане, который влюбился в девушку-христианку и «сменил четки на пояс неверного» (17,77 слл.). Эта история проникла даже в кашмирскую и малайскую литературы.

Ираки писал:

На этом Пути из-за любви к одной газели
Святейший человек не постеснялся уподобиться свинье.

Имя Сан"ана встречается в народной турецкой мистической поэзии, равно как и в синдских суфийских песнях. Он стал одним из самых известных символов самоотдачи истинно любящего, которая не признает ни религиозных традиций, ни заботы о своей репутации, добром имени или славе.

Один из наиболее впечатляющих аспектов мистицизма Аттара, как, впрочем, и старшего его современника Рузбихана Бакли, – особое отношение к Халладжу. Духовный Халладж благословил его вступление на мистический Путь. Созданная Аттаром биография этого мистика-мученика относится к числу наиболее волнующих разделов Тазкират ал-аулийа; она повлияла на восприятие образа Халладжа всеми последующими поколениями. Именно у Халладжа Аттар научился мистицизму страдания, а в постоянной боли стал видеть средство исцеления:

Боль любви стала лекарством для каждого сердца,
Ни с одним затруднением не справиться без помощи любви (27, 346).

Более чем всякий другой мистический поэт Ирана Аттар может быть назван «голосом страдания» (17, 287), тоски и поисков. Посредством разнообразных аллегорий его произведения описывают непрерывное движение души к своему истоку и цели. Мусибатнаме – это история суфийских поисков Абсолюта: в ней объективируется опыт сорокадневного затворничества, когда мистик совершает странствие сквозь мир сотворенного бытия, начиная от Божественного духа и до самой нижайшей твари. Путник вслушивается в лисан ал-хал, «язык состояния» земли и ветра, огня и моря; он слышит бесконечные жалобы всех созданий, которые страстно желают возвращения к родному дому. Мистик рассказывает о своих беседах с сорока сотворенными существами пиру, который дает им толкование. В конце концов ищущий, ведомый самим пророком Мухаммадом, находит путь к океану собственной души, где завершаются все поиски. Но даже союз с океаном души не есть конец пути, ибо, когда душа заканчивает свой путь к Богу, начинается ее путешествие в Боге (состояние, которое мистики называют бака, пребывание в Боге). Душе предстоит пройти сквозь новые бездны непостижимого Божественного бытия, описать которые человеческий язык бессилен.

Подобно Руми и Сана"и, Аттар знал, что такое постоянное движение свойственно не только человеческой душе, но всему сотворенному миру (27, 63). Прежде чем появится один прекрасный цветок или Совершенный Человек, должны пройти бесконечные периоды развития – периоды, отмеченные смертями и уничтожением сотен тысяч низших существований. В свою очередь эти существования могут однажды достичь состояния, с которого начнется их восхождение (ср.: 17, 234). Ибо:

Путешествие каждого человека направлено к его совершенству;
Близость каждого к Богу соответствует его «состоянию» (17, 232).

Неуспокоенность мироздания – тема, часто звучавшая в поздней персидской поэзии; среди позднесредневековых поэтов ей отдал дань Бедиль, индийский поэт-мистик (ум. 1721); в наше время таким поэтом был Мухаммад Икбал, никогда не устававший описывать долгий путь развития от капли к океану, от спермы к человеку и, в конечном счете, к Совершенному Человеку – венцу и вершине творения.

Мотив подобного путешествия нашел свое воплощение в знаменитой эпической поэме Аттара «Беседа птиц» (название ее содержит аллюзию на коранический образ Соломона – идеал мистического наставника, который был способен беседовать с птицей души на тайном языке). Это эпическое произведение представляет собой наиболее совершенную поэтическую интродукцию к мистическому Пути, пролегающему через семь долин; оно знакомит со всеми трудностями, какие душа встречает по дороге. Уравнение «птица = душа» известно всему свету: оно обнаруживается во множестве примитивных религий, а кое-где дожило и до наших дней. Так, в Турции до сих пор можно услышать выражение джан кушу учту, «птица его души улетела», означающее, что кто-то умер. Персидская поэзия переполнена подобными образами. Они встречаются у Авиценны, а Газали написал Рисалат ат-тайр, «Трактат о птицах», по содержанию сходный с поэмой Аттара. Как бы там ни было, Аттар придумал для своей истории замечательный мистический конец: тридцать птиц, которые предприняли утомительное путешествие в поисках Симурга, царя птиц, в конце концов понимают, что именно сами они – си мург, «тридцать птиц», – суть Симург. Это один из самых оригинальных каламбуров в персидской литературе, превосходно выражающий тождество души с Божественной сущностью.

После Аттаровой Мантик ат-тайр, ставшей одной из любимых книг в персидской литературе, «птичья» образность разрабатывалась все далее и далее. Всякий, кто знаком с персидской поэзией хотя бы по переводам, знает о соловье, который тоскует о розе. На мистическом языке это душа, тоскующая о вечной красоте, как объяснил Рузбихан. Соловей неустанно восхваляет розу, повествует о своем томлении, распевает стихи из Корана розы (т. е. ее лепестков), без единой жалобы переносит страдания от уколов шипов. Икбал истолковывал песнь соловья в контексте своей философии неосуществленного единения и желания – только желание дает птице-душе способность петь, вдохновляя ее на создание прекрасных мелодий. Страстное желание – высшее состояние, которого может достичь душа, ибо оно выливается в творчество, тогда как достижение единения влечет за собою покой и самоуничтожение.

Одна из птиц, описанных в Мантик ат-тайр, – сокол, белая царская птица, которая стремится вернуться на руку своего хозяина. Сокол, или белый ястреб, прекрасно описанный у Аттара в Уштурнаме, стал одним из любимых символов Руми. Руми часто говорит о душе как о соколе, изгнанном в ссылку к воронам, или как о соловье, окруженном воронами, или как о газели в ослином стойле (14, 5:833- 838). И подобно тому как Аттар создал каламбур из имени Симурга, Руми употребляет каламбур, основанный на слове «сокол», баз, – птица получила это имя, потому что всегда стремится «вернуться», баз, на грудь своего султана. Как трогательна его образность, когда он описывает гордую птицу, возвращающуюся на звук соколиного барабана из своего земного изгнания! Сокол садится на плечо хозяина, трется головкой о его грудь – так потерянная и смущенная душа однажды вернется с миром к своему Господу (8, 1353). В волшебном космосе Аттара и его последователей на мистическом Пути каждая птица, каждый зверь имеет свое собственное место. Так, Сана"и создал литанию птиц. Голубь, например, постоянно повторяет ку ку, ибо спрашивает о дороге к своей возлюбленной: ку ку означает «где, где?». А аист, лак-лак, получил свое имя, ибо все время благочестиво свидетельствует: ал-мулк лак, ал-амр лак, ал-хамд лак, «Твое это царство, Твой порядок, Тебе хвала». Утка символизирует человеческое существо, которое наполовину привязано к земле, а наполовину живет к океане Бога; ворона же всегда ассоциируется с неприглядным зимним ландшафтом земной юдоли.

Цитаты Фарид ад-Дин Аттар:

Цитата Фарида ад-Дин Аттара о добре:

Будь добрым к тем, кто от тебя зависит.

Этими словами персидский поэт-суфий Фарид ад-Дин Аттар (Абу Хамид Мухаммед ибн Аби Бакр Ибрахим) призывает нас быть добрыми к тем, кто от нас зависит.

Цитата Фарида ад-Дин Аттара о лени и унижении:

Всегда вослед за ленью
Приходит униженье.

Цитата Фарида ад-Дин Аттара о любви и разуме:

Любовь влюблённого – огонь, разум – дым.
Когда придёт любовь, разум покидает влюблённого.

В данном случае Фарид ад-Дин Аттар имеет в виду, что как из-за пламени в костре исчезает дым, так и из-за любви пропадает разум.

Цитата Фарида ад-Дин Аттара о разуме и любви:

Разум несведущ в делах любви,
Любовь не есть дело врождённого разума.

Этими словами персидский поэт-суфий Фарид ад-Дин Аттар (Абу Хамид Мухаммед ибн Аби Бакр Ибрахим) хотел сказать, по моему мнению, что любовь и разум в одном человеке не могут существовать одновременно.

Цитата Фарида ад-Дин Аттара о мире, душе и чуствах:

Мир – это город, твоя душа – шах,
Внешние и внутренние чувства – войско.

Этими словами персидский поэт-суфий Фарид ад-Дин Аттар хочет сказать, что внешние и внутренние чуства человека под руководством его души призваны защищать мир в нём самом.

Цитата Фарида ад-Дин Аттара о вражде:

Огонь вражды, сынок,
Гаси, пока он мал,
Пока – помилуй Бог! -
Пожаром он не стал’.

Цитата Фарида ад-Дин Аттара о нравах:

С людьми нам жить;
они – непримиримы,
И, если им не нравится наш нрав,
К их нраву приспособиться должны мы,
В себе своё злонравье обуздав.

Цитата Фарида ад-Дин Аттара о болезнях:

Скрывать не надо своего недуга
От двух людей: от лекаря и друга.

Цитата Фарида ад-Дин Аттара о нашем мире:

Тот мир, где мы живём,
Лишь сумрачный кабак.
Но светом знанья в нём
Рассеять можно мрак.

Мне кажется, что в данном случае персидский поэт-суфий Фарид ад-Дин Аттар (Абу Хамид Мухаммед ибн Аби Бакр Ибрахим) хотел сказать, что в нашем обществе царят человеческие недостатки и зло, но исправить их можно при помощи знаний.

Аттар Фарид-ад-дин Мохаммад бен Ибрахим ан-Нишабури (1148/51-1220 гг.)

Знаменитый персидский поэт-мистик. Родился в селении Кадхан около г. Нишапура. Аттар пошел по стопам своего отца, занявшись аптечным делом и врачебной практикой. К идеям мистицизма приобщился еще в юности. Аттар погиб в Илмапуре во время первого нашествия монголов на Иран.

Произведения Аттара свидетельствуют о большой эрудиции автора, поражающего замечательным талантом рассказчика. Поэмы Аттара Мантик ат-тайр, Илахи-наме и Мусибат-наме стали образцовыми для суфийской литературы. Автор агиографических очерков Тазкират ал-аулийа (Жизнеописание святых) и мистической поэмы «Беседа птиц». Всего написано 66 сочинений.

ШЕЙХ САНАН


Эхо Феано - сказка из поэмы «Беседа птиц »

Не каждый раз возможно взять, что надлежит,
Из этой сказки… и глубокой и широкой,
Но каждый раз душою светлой, многоокой
Суфийский Шейх через нее на мир глядит...

На Аравийских землях в древнем граде Мекке
Суфийский Шейх благочестивый мирно жил.
Полсотни лет он людям искренне служил,
Источник веры сохраняя в человеке.
Светил он жаждущим духовного Пути,
И по ночам в смеренном таинстве молитвы
Он постигал основы мира, ритмы битвы
Добра со Злом, и помогал другим идти...
А днем паломников по городу водил,
Когда они святое место посещали,
И ко Всевышнему молитвы обращали.
Санан любому утешенье находил...

Так были преданны ему ученики,
Что, укротив свои желания и волю,
Оставив семьи, да избрав иную долю,
Любой приказ его исполнить бы могли.
Однажды снится Шейху сон,
Как будто он,
Слепому идолу поклоны отдает,
Во граде Руме византийском у ворот,
Да повторяться стал ночами этот сон...
Предупреждением о будущем событии
Воспринял сон Санан и выяснить решил,
Чем провинился он пред Богом, согрешил,
Пусть не в делах, а только в мысленном забытьи...

Собрался в Рум Санан, а часть учеников
Сопровождать благочестивого хотели,
И настояли на своем, согласно вере
И всем обычаям тех праведных веков...
Хотя Учитель говорил, что трудным будет
То путешествие, и легче одному
Ему испытывать суровую судьбу,
Что он их верность и в разлуке не забудет...
Но все ж Санан с учениками...
В дождь и в зной,
И днем и ночью совершают трудный Путь,
Без слез и жалоб, что им негде отдохнуть,
И без надежды на последующий покой...

Все в этой сказке старой, сотканной веками,
Напоминает о движенье Вечной Мысли,
Соединяющей узором наши жизни,
И управляющей земными полюсами...

Вот, наконец, к предместьям Рума подошли...
И возле Храма разбрелись, осознавая,
Что цель близка и дерзновенно уповая
На то, что нечто долгожданное нашли...
Тут вдруг услышал Шейх нежнейший в мире голос,
Что легче перышка, и мягче ветерка
Любовной песней взволновал уж старика,
И сердце дрогнуло, как переспевший колос...
Увидел он сквозь приоткрытое окно,
Как молодая христианка напевала...
Второй этаж у Храма словно б освещала
Златыми кудрями.... И было ей дано...

Пленять красою, грациозностью и взглядом,
И формой нежных губ и девичьим лицом,
И незатейливым ромашковым венцом,
И развивающимся в кружевах нарядом...

Окаменев, застыл он прямо под окном.
Завороженный... Шейх не мог пошевельнуться,
Не в силах взгляд свой отвести иль обернуться,
И только сердце билось гулко, словно гром.

В одно мгновение разбито сердце было...
Дрожа всем телом, он на землю тихо сел,
И зашептал молитву, словно бы запел -

О, что со мною, что мой разум погубило.
Великий Господи! Внутри меня огонь
Лишил всего, что раньше знал я и любил...
Кто я, откуда, и зачем... Я все забыл...
И только девушка излечит эту боль...

Но вскоре девушка вспорхнула и исчезла,
Не замечая причитаний старика...
Ученики, увидев все издалека,
Лишь удивлялись, (удивление полезно)...

Нет ничего, что без причины появилось,
И нет причины без последствий в этом мире
И, пусть Источник укрывается в эфире,
Но этим светом чье-то сердце засветилось...

Предположив, что преходяще состоянье,
Они пытались Шейха словно б разбудить,
То тормоша, то предлагая старцу пить,
Но было тщетно все: и просьбы и, стенанья...
Он, в опустевшее окно направив взор,
Ждал надвигающейся ночи без надежды,
Что доживет он до утра, и вновь, как прежде,
Увидит пленником любви "свой приговор".
Тоска усилила кровоточенье сердца,
Он словно в землю врос, от стонов и от слез,
И бесконечно длилась ночь без ложных грез,
И без привычных звуков внутреннего скерцо...

Свечой сгорающей он чувствовал себя...

Не доживу я до восхода в этой тьме.
Нет ни терпения, ни разума во мне,
И нет надежды, уцелеть в пылу огня...
Раздавлен в прах я тяжкой ношею любви...
Где мои руки, что б себя похоронить,
Где мои ноги, что б с любимой рядом быть?
И нет друзей, что б мне забыться помогли...

Нет ничего, чтобы осталось у меня,
Я отдал все в ее грабительские руки -
Любви безумной, обреченной на разлуки... -
Так говорил Санан в пылу того огня

Ученики вокруг проплакали всю ночь
Не оттого, что горе Шейха понимали,
Из сострадания ему они внимали,
Не представляя, как Учителю помочь...
Так, без ума, Санан влюбился в христианку...
Не существует больше мир вокруг него!
Нет даже прошлого, водой в песок ушло,
Лишь мир Незнаемый, как небо наизнанку.
Вторая ночь пришла потоком исступленья,
А к одержимому все шли ученики,
Пытаясь старца от безумия спасти,
Но попадая в сеть его оцепененья...

Забудь о девушке, очисти душу верой,
И мы отправимся на родину домой.
А Бог простит тебя, ты Шейхом был. Омой...
Свое лицо, и мы пойдем дорогой смелой!
- Я омовенье кровью сердца совершил,
Теперь раскаялся, что Шейхом был я прежде.
Молюсь о девушке, все помыслы - в надежде!
И сожалею лишь, что раньше не любил...

А что же люди скажут? Шейх благочестивый
С Пути божественного сбился?
- Пусть они
Любой ярлык повесят, коль они слепы,
Но я свободен, словно ветер легкокрылый!

Вокруг тебя друзья, кем раньше дорожил,
Да разве ты не понимаешь, Как нам больно!
- Есть лишь Она, Она мой мир, и мне довольно!
Какая разница, с кем раньше я дружил...

Давайте все вернемся в Мекку и забудем
Об этом странном путешествии, друзья...
- Моя Кааба - это девушка моя,
А Мекка - Храм, где с нею счастливы мы будем...

Пора одуматься, ты стар уже и сед,
Тебе открыты были, вспомни, двери рая!
Ты сможешь вечно жить, блаженство постигая.
- Зачем мне тот, когда есть этот рай! - в ответ...

Но где же стыд пред Всемогущим? Столько лет
Он был единственною страстью и любовью!
Ты не искупишь свой позор потом и кровью!
- Веленьем Бога отвечаю вам я - Нет!
Попал в ловушку я поставленную Богом...

Мы обращаемся последний раз к тебе!
Не оставляй нас одинокими в судьбе,
И, ради Бога, удовольствуйся уроком...
- Не обращайтесь с просьбой этою ко мне,
Оставив Веру, богохульство я избрал!
И нет возврата, коль однажды утерял
Все то, что было уготовано в судьбе...

Увидев всю бесплодность просьб своих, они
Решили ждать неподалеку - Шейх прозреет,
И лишь надежда наши души отогреет!
Итак, остались рядом с ним ученики...

А Время шло, и утекало без возврата...
Среди собак бродячих жил наш Шейх Санан,
Забыв все прошлое, и свой высокий сан,
Все в ожидании, с рассвета до заката,

Что раскрасавица заметит старика,
Она же, мимо пробегая, не смотрела
Ни на кого, а, может, просто не хотела,
Иль торопилась, словно горная река...
Не зная имени Возлюбленной, назвал
Ее он так, как подобало - Солнца Светом!
И сочинял стихи, хоть не был он поэтом,
Да потихоньку их с любовью распевал.

Забыв о сне и о еде, он как собаки
Питался тем, что им бросали на еду,
Не замечая грязь и стужу на беду,
И то, что ум его, как будто бы, во мраке...

Но все же девушка заметила однажды
В пыли сидящего благого старика,
И в удивлении тот час же подошла...
- Ты почему среди собак, и нет ли жажды?
И где твой дом, и для чего ты здесь сидишь?

Счастливый Шейх ответил: - Я не знаю сам!
Влюблен в тебя и вот, покорный небесам,
Я жду, когда меня ты счастьем одаришь...

Тут Солнца Свет, услышав глупые слова,
Расхохоталась: - И не стыдно ли тебе,
Подумай сам, ведь ты в деды годишься мне...
А я красива, молода, да и умна!
И жду я юношу прекрасного в судьбе!
Но отвечал старик: - Нет возраста в Любви!
Не важно, молод или сед я, посмотри,
Дарю я Преданность великую тебе.
Красноречиво Мастер деве говорил,
И о Любви, и о носимой сердцем боли,
О том, что жить ему теперь всегда в неволе,
И, постепенно, Санан деву убедил...

Тогда она сказала так: - Коль правда это,
То докажи, и в нашу Веру перейди,
Свое писание священное - сожги!
И пусть увидят это все, средь бела света...
На ужасающее требование он
Совсем спокойно отвечал: - Любовь всегда
Течет в препятствиях, как горная река,
Любовь и есть Святая Вера, царский трон...
И только истинно Влюбленный все поймет.
Не существует осужденья для него!
Любовь - вершина, выше нету ничего!
А испытания он все переживет...
((()))

Как византийские священники узнали,
Что Шейх суфийский о Любви своей сказал -
Великий Мастер Веру запросто… отдал! -
Они, публично обсуждая, ликовали!
И вот свершается значительный обряд...
В огонь бросает Шейх Коран и одеянье...
И христианское приемлет покаянье...
Но, Боже правый... сам Санан обряду рад:
- Я стал Ничем, ради волшебницы Любви...
Унижен я в Любви, но Истины никто
Не может видеть... Лишь Влюбленному дано
Ее глазами постигать Ее Пути...

Во время этого обряда стены боли
Упали словно бы в сердца учеников.
Страшнее не было в их жизни даже снов!
Страдали души в созерцанье этой роли...
Санан же преданно во всем повиновался,
Внимая каждому желанью дивной девы:
- Чем я могу еще служить для Королевы?
И вот еще один каприз ее сказался...
- Ты должен тратить на меня свои монеты.
Хочу я золота и всяких украшений.
А, если нет их у тебя для развлечений,
То убирайся с глаз долой в свои тенеты!

Шейх отвечал: - Теперь мне некуда идти...
Я потерял себя в Тебе, и здесь мой Храм...
И, кроме сердца, что Тебе я отдал сам,
Я не имею ничего в моем Пути...
А для разлуки хватит мужества ли мне?
На все готов я, лишь бы рядом быть с Тобою...
Она задумчиво качает головою:
- Тогда прими мои условия тебе...
Ты поухаживай за свиньями моими,
И, коль прилежен будешь, ровно через год
Женой твоею стану... - и закрыла рот,
Скрывая истину словами холостыми...

Санан же с радостью в свинарнике остался.
С любовной нежностью за свиньями смотрел.
А о презрении к свиньям вспомнить не хотел,
Хоть мусульманином он прежде назывался...

В великой горечи пришли ученики.
И стали спрашивать: - Что делать нам теперь?
Сменить ли Веру, как и ты, на «век потерь»...
Или за свиньями смотреть и мы должны?

Я ничего от вас, поверьте, не хочу...
И вы должны идти лишь собственным Путем.

А, если люди будут спрашивать о том,
То говорите только правду! Я - молчу...
Теперь Нет Времени, ступайте же домой...

И те в слезах вернулись в Мекку и укрылись
От любопытных глаз и будто затаились...
А в тот момент вернулся самый молодой.

Тот ученик не знал об этом злоключении.
И стал расспрашивать про Мастера у них,
И те поведали о странствиях своих,
О том, как Шейх остался в месте заключенья...

Когда закончен был рассказ, он разрыдался...
- Какие ж вы ученики! И где Любовь?
Где ваши клятвы, освящающие кровь!
Должно быть стыдно вам! Коль Мастер отказался...

Вернуться в Мекку и суфийский сбросил плащ,
Должны вы сделать то же самое! И с ним
Пасти свиней, хотя безумством бы иным
То показалось... и хотя б вас ждал палач...

Вот то, что требует воистину Любовь!
А вы осмелились винить... Кто дал вам право?
Советы Шейху подавать, как те приправы,
Что отравляют жизнь, как яд святую кровь?
И те, пристыженные, молча удалились
В уединение короткого поста.
Да сорок дней не ели вовсе, и тогда
Их лица снова благодатно засветились...

В последний день ученику, что предан был,
Пришло виденье, будто тучи темной пыли
От Бога Мастера любимого закрыли,
Затем, исчезли вмиг, и Светом золотым...
Объят стал Шейх! А сверху голос произнес: -
В Огне Любви сгореть достойно лишь тому,
Кто для Возлюбленной отдаст себя, судьбу,
Чей Дух до вечного сознания дорос!
Ни положение, ни имя не имеют
Глубинной ценности в Учении Любви...
Существованья пыль, как с зеркала сотри,
И лишь тогда в нем отражения сумеют...
Лицо Возлюбленной явить перед тобой!

И ученик друзьям виденье рассказал,
И те слова, что он душою воспринял,
А так же то, что Свет зовет их за собой.
Незамедлительно отправились назад.
И вот уж в Рум пришли они, и вот пред ними
Санан склоняется молитвами своими...
Вне христианства, вне ислама, вне наград...
Лишенный всех своих привязанностей прежних,
Свободный даже от себя, стоит Санан,
Соединенный с Светом, словно Океан
С своей Возлюбленной сливаясь в токах нежных...

Глаза светились тайной радостью, известной
Лишь тем, кто Истинной Возлюбленною жив,
И кто, сгорев в Огне, от Истины испив,
Сумел достичь Ее Обители небесной!

Ученики вокруг Учителя собрались,
И Мастер вновь соединил прекрасный Круг.
И снова в Мекку их повел их лучший Друг.
Они в Пустыне Странствий снова оказались...

Какие силы Океаном управляют -
То заштормит, а то спокоен, словно сон,
То поглотит, а то извергнет Бездны стон...
Так Боги Вечные людьми повелевают!

((()))

А, между тем, давайте вспомним Солнца Свет -
Такое имя дал Санан прекрасной деве -
Ей снится сон, как будто девушка на бреге,
И сам Господь явился Солнцем ей в ответ!
Она, упав на землю, плача, закричала: -
О, как невежественен, кто Тебя не видел!
Как я потеряна была... И кто обидел
Меня незнанием Тебя! - и замолчала...
Затем опять: - О, укажи мне верный Путь
Теперь, когда Твою я знаю красоту!
Я без Тебя, поверь, прожить уж не смогу -
В таком безумье содрогалась девы грудь...

Но, наконец, раздался сильный Божий Глас:
- Иди же к Шейху! Он покажет Путь тебе -
И босиком она помчалась... Так судьбе
Угодно было наказать ее сей раз.
Из Рума девушка в пустыню побежала,
Но опоздала... Караван уже ушел,
А ветер все следы замел, чтоб не прочел
Непосвященный письмена его кинжала...
И день, и ночь бежала дева босиком,
И без еды и без питья, а слез водица
В сухой песок втекала, склеив ей ресницы.
Так увлажнялся след, прикрытый ветерком...

Ее отчаяние достигло сердца Шейха.
Каким - то чувством он увидел сразу все!
Она Возлюбленного ищет своего,
Покинув мир, принадлежащий ей до шельфа...
Санан поведал все своим ученикам,
Да попросил их отыскать в пустыне деву...
И, разыскав, они приносят королеву,
Едва живую, к ожидающим очам...
Увидев Мастера, она к Нему взмолилась:
- Учитель мой! О, помоги... Ты знаешь сам...
Вверяю я себя всецело небесам! -
Все тело девушки мгновенно осветилось...

Я от Любви сгораю... Где найти Его?
Где мой Возлюбленный, я ждать уж не могу,
Мои глаза во тьме, душа горит в аду,
Соедини меня для блага моего...
И, нежно руки взяв ее, Шейх посмотрел
В глаза любимые, ведя ее до Бога,
Своей душой, соединенной у порога
С душою девушки, как Бог ему велел...

Я не могу терпеть разлуку, - прошептала
Последним вздохом дева - Мастер мой, прощай! -
Душа к Возлюбленному влилась, словно в рай...
Слова же эхо по пустыне повторяло...

Застыл Санан над телом девы бездыханной.
Обеспокоились опять ученики -
Не помешался бы Учитель от тоски,
Иль от Любви, или от девы безымянной...
В конце концов, он взгляд направил снова вдаль.
И произнес: - Блаженны те, кто завершают
Свой Путь в Возлюбленном, свободу принимают
В Единстве с Богом. Остальных же просто жаль...

Они должны оставить это состоянье
Соединения с Всевышним существом,
И в разделенности идти в Небесный дом
Во имя цели высшей Веры и познанья!

Какая жизнь без осознания ее!
Любой живущий мыслит рамками Времен,
И постигает, как умеет, тот Закон,
Что управляет, порождая Бытие...

ДЕРВИШ И ПРИНЦЕССА

"Парламент птиц"

Подобна сказочной луне была Принцесса,
И красотой своей пленяла всех вокруг.
Однажды, дервиш увидал ее средь слуг,
И вдруг застыл, хлеб уронив в немом эксцессе...

Она же, мимо проплывая, улыбнулась,
При этом дервиш чувств лишился от любви...
А хлеб упавший оставался в той пыли,
Где он... семь лет провел. И вот чем обернулась...

Его безумная любовь... Однажды, слуги
Убить решили бесполезного глупца!
Тогда Принцесса призвала к себе слепца:
- Тебя убьют, забыв про прошлые заслуги!

Беги из города, несчастный человек!
А он ответил: - С той поры, как я тебя
Увидел, дивная красавица моя,
Я потерял и жизнь, и разум свой навек...

Но, только ты мне объясни, ради чего...
Коль ты причина моей гибели, Зачем?
Своей улыбкою взяла меня ты в плен?
- Ты был... смешон и жалок! Только и всего...

ЖЕМЧУГА АТТАРА

Уж, если Бога любишь ты, тогда узнай,
Что твое сердце - это зеркало лица...
Смотря в него, ты видишь только лик Отца.
Там, во Дворце, твой Царь.
Смотри, воспоминай...

Все то, что Богом ты зовешь, не Он, а ты...
В любом названии и имени - мечты...

Костер горит, сжигая сам себя, ведь он
Любовью истинною, божеской пленен...
Любое сущее, что сжечь себя стремится,
С Первопричиною своей соединится...

Ты ничего не потерял, так не ищи...
Того, о чем ты говоришь, в помине нет...
Все то, о чем мечтаешь ты - твой сущий свет.
Узнай Себя, и многократностью взыщи...

Коль человек достиг желаемого, он
Уж не стремится ни к чему... и спит, как слон...

Нет ни на суше, ни на море драгоценней
Твоей умеренности, отрок мой бесценный...

Сидят в засаде ложь и страсть, высокомерье,
И сластолюбие, и жадность, да и гнев,
Каприз и ненависть, и сеют свой посев...
Объединившись, чтобы стать горой плененья...

Любовь влюбленного - огонь, а Разум - дым...
Когда придет Любовь, то Разум отлетает...
Несведущ он в делах любви, и ум весь тает,
Но сам влюбленный остается молодым.

((()))
P.S.
Так, значит, Разум - есть последствия Любви?
Что на планете в атмосфере оказалась...
На Солнце дыма нет... Любовь образовалась
В Момент возжжения из Тьмы, как луч Зари...

И, если Разум - дым, то разуменье - тьма?
Во Тьме всех знаний возжигается Любовь...
И обращает токи мысленные в кровь...
Пришли из этой Тьмы... Пространства и Века...
(Декабрь 1999)

ГОРОД ШАХА

Аттар мне сказку рассказал, а я же вам
Сюжет поведаю, и вновь в моря отдам.

Достопочтенный Пир Аттар повествовал...
О том, что где-то некий Город он видал...

Там десять лет Великий Шах ведет правленье.
Работа сложная, что требует терпенья.
Но через этот срок меняются основы
Воззрений общества, и Шах приходит новый...

Того ж... сажают на корабль, да прямо в море
Везут до острова пустынного, где горе...
И нет припасов пищи, слуг, да и дворца!
Там ожидает Шах несчастного конца...

А новый Шах уж занимает снова трон,
И срок свой царствует в союзе всех сторон.
К его услугам - Визирь, слуги и Шахиня -
Умна да ласкова, красива, как богиня.

Все начинают с новым Шахом ту игру,
Что заповедана нам в Граде наяву...
И через десять лет, всему наперекор...
Его свергают, как случалось до сих пор...

Сажают снова на корабль, да отправляют
В пустынный край, где эти Шахи... умирают...

Случилось так, что новый Шах был умудрен!
Лучистым взглядом, мягким сердцем наделен.

При нем и звери были робки и покорны,
Луна и Солнце к Шаху стали благосклонны.
Призвал он Визиря, и так сказал: - Разумный!
Благой совет от сердца дай мне, златорунный...

О сроке том печалюсь я уже сейчас...
Что посоветуешь ты мне на этот раз?
И отвечал тот: - О, Владеющий сим миром!
Пошли стрелков собрать народ и Мастеров,

Чтоб новый Город возвести среди песков,
Ты попадешь в него, и править будешь Пиром!
Там сердце Радостью наполнится твое,
Ты станешь царствовать свободно и без срока.
Нет там запретов, нет законов, нет оброка,
Там, на Всевышнем Троне, ты отыщешь Все...

Тут замолчал Аттар, а я… затрепетала
От нетерпения спросить - сей Град - наш мир?
Но прочитал вопрос в моих глазах сам Пир,
И продолжал: - Все в этой сказке лишь Начало...

Твоя душа в том Граде - Шах, а чувства - Войско,
Народ - труды твои, таланты - Мастера.
Порядок в мире этом - только зеркала,
Пройди сквозь них, да прояви свое геройство...

На троне тела Шах - душа воображает,
Что срок велик, и опасаться ни к чему...
Но! Если Город - толпы Шахов ко двору
Приходят каждый день и срока ожидают...

Душа спускается во Град не для правленья,
Хотя на трон она взлетает каждый день.
Она лишь “гостья на два дня”, лишь чья - то тень,
Но может многое успеть в трудах и бдении...

Когда ж закончит здесь земной, короткий срок,
Души расточек с тела словно б улетает,
И на корабль своей могилы прибывает...
Плывет он морем Бытия, через порог.

Да на пустынном бреге Инобытия
Душа окажется, не помня ничего...
Но и ее не вспоминают уж давно.
Так ветер пыль сдувает, так... исчезнет “я”.

О, сколько душ, подобье Шахов, уходило
От Града этого бесследно, навсегда.
Круговорот Времен, как вечная река...
Но ты - тот Шах, а разум - Визирь и Светило!

Он молвил: - Пусть, мой Шах, тебя не ослепят
Ни этот свет, ни тронный зал, ни толпы слуг.
Сместят тебя с престола в срок! Не будь ты глуп.
Пошли же за море богатства, что хранят...

Когда ж ты с этой половиною богатств
Придешь туда, куда заранее послал,
То Вечный Трон и обретешь! - так он сказал -
И без нужды тебе богатства низших царств...

И тут осмелилась сказать ему я вслух:
- Благодарю тебя, Аттар! Но, как Ты смог...
Перелететь через невидимый порог?
- Умеют те, чье сердце легко, словно пух...

Мои Слова, что ты читаешь в редких книгах,
Не так уж ценны, как ты думаешь, пойми...
Они - помощники всего лишь... Обрети
Свое течение души в прекрасных мигах...

Теченье это и умножит те богатства,
Что создаешь ты на песчаном берегу.
Я этой сказкою тебе лишь помогу...
Но ты сама... построишь все Основы Царства!

Из биографии Аттара

НАЧАЛО

Давным - давно, ну так давно...
Что даже я уже не помню...
Какое именно кольцо
Времен Земли замкнулось болью...

Шел нищий Странник. На Пути
Ему предстал богатый остров.
И Бог велел ему зайти
К купцу аптекарю, не просто...

Купец доволен был судьбой,
Своим доходом и товаром...
И вдруг - пред ним стоит босой,
Богат лишь пылью да загаром...

И стало тягостно купцу...
Комок в груди образовался.
- Да что за вздор! Я наглецу
Скажу, чтоб тотчас же убрался!

Подумал так, да не сказал...
А Странник мысль его услышал,
И головою покачал,
И молвил тихо, будто свыше:

Я, без сомнения, уйду.
И от тебя, и от земного
Пути нелегкого. Найду
То, что утешит боль любого...

А как же сможешь ты уйти,
Когда вокруг тебя богатство
Стоит преградой на Пути?
Так не достигнешь двери Царства...

Сказал, и след его простыл...
И тут... кольцо Времен замкнулось!
Аттар суфийский Путь открыл.
Его душа к Себе вернулась...

КОНЕЦ

Аттар - романтик, суфий, посвященный.
Вся жизнь его, как розовый букет.
Он мудростью вселенской вдохновленный
Пролил на многих спящих чистый Свет.

Вся жизнь и даже смерть его - весомы.
Аттар ушел из Времени Земли.
Когда уж Чингиз Хановские орды,
Всю Персию в руины погребли.

Вот, в плен Аттар попал - старик глубокий -
Он в жизни сделал много важных дел...
Но кто-то щедрый жест, да жест широкий...
Изволил проявить: - Лета - предел!

Зачем же убивать? Возьмите выкуп,
Я тысячу серебряных монет
Отдам за старика! - Но тот открыто
Советовал сказать владельцу «Нет».

Добавив, что другой заплатит больше!
Монгол поверил... Хитрость в том была -
Аттар решил - не станет жить он дольше,
Закончены здесь, на Земле, дела...

И вот, охапку сена предложили
За пленного седого старика...
Улыбка лик его преобразила:
- Единственная, верная цена!

ЕЩЕ ЖЕМЧУГА АТТАРА


Всякую букву Писания
Идолом можно назвать.
И, несомненно, признать
Идол завесою Знания.

Мною Вселенная нынче полна,
Я же в Ней скрыт. Может быть,
Мне без сокровищ Ее и не жить?
Скрыта во мне вся Она!

Если желаемой цели достиг,
То от незнанья довольствуйся этим.
Что же искать еще, что не заметил?
Нет оживленья - засохнет родник.

Нет ни на суше, ни на море
Богатства большего, чем то,
Чья суть умеренность. Но что
Ты ищешь: счастье или горе…

Когда разумный не мешал,
То был в руках моих как воск
Невежественный, да и взрос
Он до ума, что мир вмещал…

Всемогущего Бога Дауд вопросил:
- Что за мудрость в явлении этом:
Человек, не рожденный поэтом…
- Чтобы скрытое Нами в себе воскресил!

Я восхваляю только мудрость. Без нее
Моей душе не нужно вовсе ничего.

В науке спора проявляется Она:
Принцесса Истина. А кто владеет Ею?
Осведомленные наукою своею.
А опыт жизни не заменит труд ума.

В кругу суфийском много разных мудрецов:
Гигантов знания, привратников у Бога,
Любви приверженцев, хранителей святого…
А остальные - вне названий, без концов…

На дне находится твой клад.
А мир подобен талисману.
Я волшебством, как песня, стану -
Исчезнет внешний маскарад…

Найдешь сокровища тогда,
Как талисман исчезнет твой,
И ты сольешься с той волной,
Что поглотит его до дна…

Не в себе, а в Нем Самом познавай Его.
Не от разума твой путь к Богу, от Него.

  • Сказки Аттара , 113 Kб

Был сын у шаха тополя стройней.
Был лик его луной в силке кудрей.
Все люди красоте его дивились,
И взгляды всех сердец к нему стремились.

Он чудом был всех девяти небес,
Чудеснейшим из всех земных чудес.
Две брови, словно занавес айвана,
Скрывали вход в покой души султана.

Кто видел стрелы тонкие ресниц,
Пронзенный, падал перед ними ниц.
Два ряда ярких перлов прятал рот,
В уста рубины закрывали вход.

Как подпись шаха, волоски на коже
Влюбленных казни обрекали тоже.
А подбородок низвергал миры,
Мячом он для любовной был игры.

И сердце некой женщины любовью
Зажглось к красавцу, обливаясь кровью.
Спокойствия и счастья лишена,
Его увидеть жаждала она,

В жестоком пламени тоски сгорала,
И ложем ей зола отныне стала.
Звала того, кто сердце ей зажег,
Стенала, слез лила кровавый ток.

Когда он ехал в мяч играть порою,
Она кидалась вслед ему стрелою.
Летела пред конем быстрей мяча,
Как клюшки, косы по земле влача,

Глядела на него влюбленным взглядом,
Катились в пыль дороги слезы градом.
Хоть часто слуги плеть пускали в ход,
Ее от боли не кривился рот.

Все люди той несчастной удивлялись,
Над ней повсюду громко издевались,
Показывали пальцем ей вослед.
Но для любви подобной страха нет.

О ней давно твердила вся столица,
Царевич этим начал тяготиться.
Отцу сказал он: "До каких же пор
Мне от бесстыдницы сносить позор?"

Великий шах решил не медлить боле
И повелел: "Ее сведите в поле,
За косы привяжите к скакуну,
И пусть искупит тяжкую вину.
Когда земля порвет ей в клочья тело,
То люди позабудут это дело".

На поле для игры поехал шах,
Там собралась толпа людей в слезах.
От слез кровавых из-за той несчастной
Земля, как сад гранатный, стала красной.

Вот подвели к коню бедняжку ту,
Чтоб за волосы привязать к хвосту.
Тогда она к ногам склонилась шаха,
О милости моля его без страха:

"Коль решено мои окончить дни,
Последней просьбы ты не отклони!"
Сказал ей шах: "Коль просишь о прощеньи,
Знай - непреклонен я в своем решеньи.

Коль способ казни просишь изменить,
Знай - только так хочу тебя казнить.
Отсрочки ль просишь ты, полна боязни?
Знай - ни на миг не отложу я казни.

Иль чтоб царевич снизошел к тебе?
Знай - откажу я и в такой мольбе".
Она в ответ: "Мне не нужна пощада,
Великий царь, отсрочки мне не надо.

Просить не стану, государь благой,
Чтоб казни предал ты меня другой.
Коль, справедливый, дашь мне разрешенье,
То не о том услышишь ты моленье.

Сверши, о чем молю в свой смертный час!
И шах сказал: "Ты слышала приказ.
О сказанном просить я запрещаю,
Все прочее исполнить обещаю".

"Коль в униженьи, - молвила она, -
Конем я быть затоптана должна,
Я об одном молить тебя хотела -
Пусть конь его мое растопчет тело!

Возлюбленный пускай казнит меня,
Пусть вскачь погонит своего коня;
Коль он меня растопчет в униженьи,
Я буду жить в моем к нему стремленьи,

И в смерти буду счастлива стократ,
Огнем любви я вспыхну меж Плеяд.
Я - женщина и сердцем не смела.
Мне кажется, уже я умерла.

Но все ж была я подданной твоею:
О жалости тебя молить я смею!"
Смягчился шах от горести такой,
Да что там! Слезы проливал рекой.

От этих слез пыль превратилась в глину.
Он женщину простил и отдал сыну.
Коль ты мне друг, рассказ мой, может быть,
Тебя научит, как должны любить.
Фарид ад-Дин Аттар

Пока ты молод, чти того, кто немощен и сед,
Чтоб уважали самого тебя на склоне лет.
Фарид ад-Дин Аттар

Раз Нуширвана вынес конь на луг.
Там старец был, согбенный, словно лук.
Сажал деревья он вблизи арыка.
"Ты бел, как молоко, - сказал владыка. -
Твой смертный час теперь уж недалек.
Сажать деревья - что тебе за прок?"
Старик сказал: "Не о себе забота.
Ведь посадил для нас деревья кто-то,
Сегодня с них снимаем мы плоды.
Другим я отдаю свои труды.
Ведь путь добра для душ достойных сладок,
Есть в каждом деле собственный порядок".
Пришелся шаху по душе ответ,
Дал старцу горсть он золотых монет.
Вскричал старик: "Я, деревца сажая,
От них не ждал так скоро урожая!
Восьмой десяток мне, великий шах.
Но погляди - деревья-то в плодах!
Хоть ни одно в земле не укрепилось,
А золота немало уродилось!"
Понравился царю мудрец седой,
Ему ту землю отдал он с водой.
Твори сегодня ты дела благие -
У лежебок поля стоят нагие.
Фарид ад-Дин Аттар

Скрывать не надо своего недуга
От двух людей: от лекаря и друга.
Фарид ад-Дин Аттар

Обезьяна увидела вишню сквозь прозрачное стекло бутылки и подумала, что сможет достать ее. Просунув лапу в горлышко, она схватила вишню, но сразу поняла, что не сможет вытащить лапу обратно. Вдруг появился охотник, который устроил эту ловушку. Обезьяна, крайне стесненная бутылкой, не могла бежать и была поймана. «По крайней мере, вишня-то уж останется у меня», - подумала она. В этот момент охотник ударил ее по локтю, ее кулак разжался, и лапа вышла из бутылки. Теперь охотник обладал и вишней, и бутылкой, и обезьяной.

«Книга Аму-Дарьи»

«Отказываться от чего-либо только потому, что другие неправильно использовали это, может быть верхом глупости. Суфийскую истину невозможно свести к правилам и уставам, формулам и ритуалам, но частично она присутствует во всех этих вещах».

Эти слова приписывают Фарид ад-дину Химику, великому посвященному и писателю, а также организатору суфиев. Он умер более чем за сто лет до рождения Чосера, в произведениях которого можно найти следы влияния суфийских идей Аттара. Более чем через сто лет после его смерти был основан Орден Подвязки, при этом обнаружилось такое разительное сходство с более ранним по времени орденом Аттара, что это вряд ли можно считать простым совпадением.

Фарид ад-дин родился в окрестностях любимого Хайамом Нишапура. Отец завещал ему аптеку, и это является одной из причин того, что его псевдонимом и суфийским именем стало слово «аттар» - «химик». О жизни Аттара ходит огромное количество легенд. Некоторые из них рассказывают о чудесах, другие включают в себя элементы его учения. Он написал 140 работ, предназначенных для суфиев, важнейшей из которых, несомненно, является поэма «Парламент птиц», предшественница «Пути паломника». Являясь одновременно произведением суфийской и персидской литературы, «Парламент» описывает суфийские переживания, разрабатывая тему первоначальных суфийских поисков. Смысл этого произведения становится доступным только после суфийского пробуждения ума.

Историю обращения Аттара, которую суфии используют, чтобы подчеркнуть необходимость гармонического соответствия между материальным и метафизическим, приводит Даулат-Шах в своем классическом произведении «Краткие биографии поэтов». Ее воспринимают как аллегорию, а не как реальный факт. «Как-то раз Аттар сидел в своей лавке, окруженный многочисленными и разнообразными товарами. Вдруг у дверей появился странствующий суфий и стал пристально смотреть на него полными слез глазами. Фарид ад-дин приказал ему уйти. "Мне это не трудно, - сказал путешественник, - я ничего не имею, кроме этой рубахи. А вот как уйдешь ты со своими дорогими товарами? Ты бы лучше позаботился о том, чтобы приготовиться к своему пути"».



Это так подействовало на Аттара, что он бросил свою лавку и свое ремесло и удалился в суфийскую общину на период подготовки под руководством мастера шейха Рукн ад-дина. В то время, как очень многое делалось для его эстетического воспитания, сам он убедился в огромной важности тела. Аттару принадлежат такие слова: «Тело не отличается от души, потому что оно является частью ее, а оба они являются частью Целого». Идеи Аттара заключены не только в поэтических произведениях, но и в традиционных ритуалах, которые суфии считают их составной частью. Речь об этом пойдет позже, а пока можно сказать, что это такая сфера, где суфийская поэзия, учение и «работа» (амаль) являются одним целым.

Аттар был одним из лучших знатоков биографий ранних исторических суфиев, и его единственное прозаическое произведение «Биографии друзей» (или «Описание святых») посвящено их жизнеописанию. Он решил составить эти жизнеописания во время своих путешествий в Мекку и другие места уже после того, как он покинул крут Рукн ад-дина.

На склоне лет Аттара посетил маленький Джалал ад-дин Руми, и он нодарил ему одну из своих книг. Руми сделал более доступными тайные аспекты суфийского учения, которыми занимался Аттар. Позднее Руми считал Аттара образцом для себя: «Аттар обошел семь городов любви, а мы прошлись только по одной улице».

Смерть Аттара, как и вся его жизнь, стала частью его учения. Последний его поступок был совершен специально для того, чтобы заставить человека подумать о себе. Когда орды Чингисхана завоевали Персию в 1220 г. и Аттар попал в плен, ему было уже 110 лет. Один из монголов сказал:



«Не убивайте этого старика, я выкуплю его за 1000 серебряных монет». Аттар посоветовал своему хозяину повременить, так как другой человек якобы даст за него еще больше. Чуть позже кто-то предложил за него всего лишь охапку сена. Аттар сказал: «Отдай меня за это сено, потому что большего я и не стою». За это взбешенный монгол убил его.

Как показали труды Гарсина де Тасси, романтические произведения Аттара очень напоминают собой «Роман о Розе» и, без сомнения, относятся к числу суфийских произведений романтического характера, предшествовавших появлению в Европе подобного же течения. Маджрити из Кордовы написал романтическое произведение, ставшее первым из целого ряда произведений, посвященных той же суфийской теме. Вероятнее всего, что эти произведения пришли в Европу через Испанию и южную Францию, а не через Сирию, где суфийские произведения этого жанра также были очень распространены. Западные ученые, придерживающиеся того мнения, что легенду о Граале привезли с собой крестоносцы, опираются только на сирийские источники. Впрочем, надо отметить, что Сирия и Андалузия были тесно связаны между собой. Превращение твердого «к» в «г» («Кара-эль-Мукаддас» / «Святое повествование» / превратился в «Гара-эль-Мугаддас») свойственно испано-мавританскому диалекту арабского языка, а не сирийскому. Де Тасси отмечает, что в «Романе о Розе» заметно влияние двух направлений суфийской литературы, которые представлены произведениями о птицах и цветах, а кроме того - «Парламента птиц» Аттара. Конечно, неизвестно, какое именно произведение послужило основой для «Романа о Розе», известного в Европе, но есть все же основание полагать, что это произведение существовало в устном виде и передавалось в процессе суфийской подготовки в суфийских общинах, широко распространенных в Испании.

Индийское романтическое произведение «Роза Бакавали» во многом проясняет значение живой системы образов, которой пользовались суфии. Сам «Парламент птиц», не говоря уже об отдельных указаниях на него у Чосера и других авторов, был полностью переведен на французский язык и издан в Льеже в 1653 году. Латинский перевод появился в 1678 году.

В ордене Хызра (Хызр, или же св. Георгий, является святым покровителем суфиев и их тайным руководителем, которого иногда отождествляют с пророком Ильей), существующем по сей день, используются отрывки из «Мантик-ут-Тайюр» («Парламента птиц») Аттара. Вот часть церемонии посвящения:

Спросили у моря, почему оно оделось в голубое, цвет скорби, и почему оно разволновалось, будто пламя вскипятило его. Ответило море, что голубое говорит о горечи разлуки с Любимым, а «огонь Любви заставляет меня кипеть». Желтый цвет - это цвет золота, алхимии Совершенного Человека, который очищается, пока сам не становится золотом. Одежда посвященного состоит из суфийской голубой мантии с капюшоном, окантованной желтой полосой. В сочетании эти два цвета дают зеленый - цвет посвящения и жизни, истины и бессмертия. «Парламент» был написан за 170 лет до образования таинственного Ордена Подвязки, который первоначально назывался Орденом св. Георгия.

Суфийский орден, основание и совершенствование которого приписывают Аттару, несомненно, поддерживает традицию его способов концентрации. Этот орден многим напоминает другие суфийские ордена (тарика) и практикует упражнения, рассчитанные на то, чтобы их участники достигали и поддерживали гармонию со всем сотворенным. В «Парламенте птиц» описаны стадии развития суфия, через которые разные люди проходят в разной последовательности.

Удод (суфий) собирает птиц, олицетворяющих собой человечество, и предлагает им отправиться на поиски их таинственного Короля. Его имя Симург, и живет он на горе Каф. Сначала все птицы были взволнованы предложением иметь Царя, но потом они начали искать предлоги для того, чтобы отказаться от личного участия в его поисках. Выслушав доводы каждой, удод рассказал притчу, показывающую бесполезность предпочтения того, что уже имеется или могло бы быть, тому, что должно быть. Вся поэма насыщена суфийскими образами, и правильное понимание этого произведения требует его детального изучения. На ее страницах можно встретить рассказы о перстне Соломона, о природе скрытого руководителя Хызра, анекдоты о древних мудрецах.

В конце концов удод говорит птицам, что в процессе поисков им придется пересечь семь долин. Первая из них называется Долиной Поисков. Здесь путешественнику угрожают всевозможные опасности, он должен отказаться от своих желаний. Затем следует Долина Любви. Это безграничный океан, где искатель полностью поглощен стремлением найти Возлюбленного. Затем идет Долина Интуитивного Знания, в которой сердце непосредственно воспринимает свет Истины и начинает познавать Бога. В Долине Разделения путешественник освобождается от желаний и зависимости.

В разговор удода с соловьем Аттар вкладывает мысль о никчемности экзальтированных мистиков, стремящихся к романтике ради романтики и возбуждающих себя тоской. Такие люди несерьезно относятся к экстатическим переживаниям и находятся в отрыве от реальной жизни. «Пылкий соловей устремился вперед вне себя от страсти. Тысячи тайн сделало явным его щебетанье. Он так красноречиво говорил об этих тайнах, что остальные птицы умолкли.

Вот что говорил соловей: "Я знаю тайны любви. Всю ночь я призываю любимую. Я сам обучаю тайнам; моя песня - это жалоба флейты и плач лютни. Это я привожу в движение Розу и заставляю волноваться сердца влюбленных. Я непрерывно раскрываю новые тайны, но каждая из них, подобно морским волнам, накатывается на меня новой печалью. Каждый, кто слышит меня, теряет разум от восторга, которого он раньше никогда не знал. Когда Роза надолго покидает меня, я постоянно плачу... Когда же Роза снова появляется в этом мире летом, я открываю свое сердце для радости. Не каждый знает тайны мои, но Роза знает их. Я думаю только о Розе; я ничего не хочу, кроме рубиновой Розы.

Найти Симурга выше моих сил - соловью достаточно любви Розы. Это для меня она расцветает... Сможет ли соловей хоть одну ночь прожить без Возлюбленной?"

Удод воскликнул: "О непонятливый, тебя увлекают тени настоящих вещей! Откажись от удовольствий, которые сулят тебе соблазнительные формы! Твое сердце охватила любовь к внешности Розы, и ты стал рабом этой любви. Какой бы красивой ни была Роза, красота исчезнет через несколько дней. Любовь к такому непостоянству может вызвать только отвращение Совершенного Человека. Улыбка Розы пробуждает в тебе желание только для того, чтобы печаль никогда не покидала тебя. Она смеется над тобой каждой весной, а сама никогда не плачет, - откажись и от Розы, и от красного цвета"».

Комментируя этот отрывок, один учитель отмечает, что здесь Аттар имеет в виду не только экзальтированных мистиков, чей мистицизм ограничивается только экстатическим состоянием, но и тех людей, которых он им уподобляет. Такие люди часто испытывают вспышки несовершенной любви, оказывающей на них большое воздействие, но эти вспышки не могут возродить и преобразовать их до такой степени, чтобы сама их сущность претерпела изменения: «Очистить может только огонь любви, который никогда не остается неизменным, который сжигает основу и добела раскаляет ядро. Металл отделяется от породы и появляется Совершенный Человек, изменившийся настолько, что каждый аспект его жизни становится облагороженным. Внешне он не изменился, но он стал совершенным, и это заставляет людей видеть его могущество. Все струны его души очистились и поднялись на новую ступень, теперь они могут брать более высокие ноты и проникают глубже, привлекая людей и вызывая к себе больше любви, с одной стороны, и больше ненависти - с другой. Они могут воздействовать на судьбу, они обрели бесконечную уверенность и уже не поддаются воздействию тех вещей, которые влияли на человека, стремившегося только к тени сущности, независимо от того, каким опытом он обладал раньше».

Следующие слова принадлежат учителю Адилу Алими, который предупреждает о том, что подобные вещи заинтересуют далеко не каждого. «Им не поверит материалист, против них выступит теолог, на них не обратит внимания мечтатель, их будет сторониться поверхностный мыслитель, их отвергнет экзальтированный мистик, их примут, но неправильно поймут теоретики и подражатели. Но, - продолжает он, - мы должны помнить о "кадам бо кадам" (шаг за шагом):

"Прежде чем насладиться пятой чашей, необходимо выпить первые четыре, каждая из которых восхитительна"».

Он понимает, что вещи, независимо от того, новые они или старые, не имеют никакого значения. Познанное уже не обладает ценностью. Путешественник все переживает заново. Он постигает разницу между реальностью и приверженностью к традициям, которая является всего лишь отражением реальности.

Пятая долина называется Долиной Объединения. Здесь Искатель осознает единство тех вещей и идей, которые раньше казались ему различными.

В Долине Восхищения к путешественнику приходит замешательство, смешанное с любовью. Теперь он относится к знанию уже не так, как прежде. Его заменяет Любовь.

Седьмая и последняя долина называется Долиной Смерти. В этой долине Искатель постигает тайну того, как отдельная «капля может быть поглощена океаном и тем не менее сохранить свое значение. Он нашел свое "место"».

Аттар - это псевдоним поэта, означающий в переводе Химик или Парфюмер. Большинство историков считает, что он избрал это имя потому, что его отец владел аптекой, но суфийская традиция гласит, что в этом слове скрыт тайный смысл. Применив обычный способ расшифровки с помощью системы Абджад, известной почти любому человеку, знающему арабский или персидский языки, мы можем заменить буквы слова «аттар» следующими цифрами: А (айн) = 70; Та = 9; Та = 9; Алиф = 1; Ра = 200.

Эти буквы необходимо привести в определенный порядок в соответствии с правилами семитской орфографии. Хисаб аль-Джа-маль (обычный способ подстановки букв и цифр) является простейшей формой употребления системы Абджад, применявшейся во многих поэтических псевдонимах При этом необходимо прежде всего сложить числовые значения букв (70 + 9 + 9 + 1 + 200), что дает в сумме число 289. Для получения нового «скрытого» трехбуквенного арабского корня следует (опять же в соответствии с обычными методами) разложить сумму на десятки, сотни и единицы: 289 = 200 + 80 + 9.

Эти цифры соответствуют следующим буквам:

Теперь необходимо найти по словарю те слова, которые соответствуют какой-либо комбинации из этих трех букв. Арабские словари составляются по корневой системе, поэтому сделать это будет нетрудно.

Из трех полученных букв можно составить такие корни:

РФТ, РТФ, ФРТ, ФТР, ТФР и ТРФ.

Единственным корнем, значения которого связаны с религиозными, внутренними или тайными вещами, является ФТР.

Слово «аттар» в зашифрованном виде передает концепцию ФТР, которая является указанием на учение Фарид ад-дина Аттара.

Аттар был одним из величайших суфийских учителей. Прежде чем рассматривать значения арабского корня -ФТР-, мы может кратко упомянуть об идеях Аттара. Суфизм является формой мышления, практиковавшейся Аттаром и его последователями (включая и его ученика Руми) в условиях религиозного контекста. Он связан с ростом и органическим развитием человечества. Постижение этой формы мышления уподобляют наступлению дня после ночи, куску хлеба после долгого поста, неожиданной и интенсивной психической и ментальной деятельности, вызванной интуитивной потребностью человека.

Содержат ли значения корня -ФТР-: (1) религиозные ассоциации; (2) указания на связи между христианством и исламом (суфии называют себя не только мусульманами, но и эзотерическими христианами); (3) идею быстроты или неожиданного действия; (4) понятия смиренности, дервишества; (5) идею сильного воздействия (идей или движения, которыми пользуются в дерви-шеских школах для подготовки суфиев); (6) упоминания о «винограде» - суфийской поэтической аналогии, описывающей внутренний опыт; (7) намеки на нечто, пробивающее себе путь к сверхъестественному?

Да, все эти понятия передаются словами, образованными от корня -ФТР- и образующими собой мозаику суфийского бытия. Теперь можно рассмотреть сам корень и его значения:

ФаТаР = раскалывать, разбивать что-либо; выяснять, начинать; создавать что-либо (о Боге);

ФуТР = гриб (пробивающий себе путь наверх раскалыванием);

ФаТаРа = завтракать, разговляться;

ИД аль-ФиТР = праздник разговления;

ТаФаТТаР = давать затрещину или раскалываться;

ФиТРаТ = природная склонность, религиозное чувство, религия ислама (подчинение Божественной воле);

ФаТиР = пресный хлеб; неожиданное или стремительное действие; поспешность,

ФаТиРа = небольшая плоская лепешка, похожая на ту, которая употребляется при причастии;

ФаТиР = Создатель,

ФуТайюРи = бесполезный, пустой, тупой человек;

ФуТаР = тупая вещь, подобная тупому мечу.

Традиция приписывает Аттару изобретение особого суфийского упражнения, получившего название «Стоп!», упражнения для остановки времени. Это происходит, когда учитель в определенный момент приказывает ученикам прекратить всякое движение Во время этой «остановки времени» он передает им свою бараку. Считается, что внезапное прекращение всех физических действий помогает сознанию человека сделать определенные шаги в своем интеллектуальном развитии за счет той энергии, которую раньше расходовали мускулы.

С помощью определенных преобразований корень -ФТР- можно превратить в корень -КММ-. Применяя систему Абджад, от этого корня в свою очередь можно получить слово КиФФ - Божественная остановка. Этой остановкой называют упражнение «Стоп!», которым может руководить только обучающий мастер.

«Гриб», одно из второстепенных значений корня -ФТР-, может привести к интересным размышлениям. Во многом благодаря трудам мистера Р. Гордона Вассона стало известно, что в древние времена (а в очень многих местах и сейчас) был широко распространен экстатический культ, основанный на употреблении в пищу галлюциногенных грибов.

Связано ли значение корня -ФТР- с этим культом? Да, но не совсем так, как об этом можно подумать сразу. ФуТР это действительно гриб, но не галлюциногенный, и мы располагаем двумя источниками, подтверждающими это. Во-первых, арабское слово, обозначающее гриб такого рода, образовано от корня -ГРБ-. Слова, образованные от этого корня, указывают на странное воздействие таких грибов, а производные от корня ФТР - нет:

ГаРаБа = уходить, уезжать, опухать (о глазах);

ГаРаб = покидать свою страну, уезжать за границу;

ГуРБан = место, в котором звезда скрывается за горизонтом; отсутствовать или быть далеко;

ГаРуБ = быть неясным; то, что не очень хорошо понимают; становиться чужестранцем;

ГаРаБ = уходить на Запад;

АГРаБ = проявлять странность или неумеренность в словах или делах; неумеренно много смеяться; быстро бежать; заходить далеко в глубь страны;

ГаРБ - лезвие меча; слезы и т. д.

ЭШ аль-ГуРаБ = поганка (дословно - «хлеб вороны, запутанного, темноты, странности»).

Второе интересное доказательство того, что суфии использовали корень -ФТР- для обозначения внутренних переживаний, вызываемых отнюдь не химическими средствами, содержится в одном из трудов Маст Каландара (дословно - «опьяненного дервиша»), который опровергает мнение о том, что галлюциногенные грибы могут вызывать мистические переживания, считая его совершенно неверным.

Для начала приведем дословную выдержку из текста:

«Создатель предназначил "виноградный сок" в пищу Влюбленным (суфиям), ибо охватил их жар и истинно религиозные чувства, а в жертвенном хлебе не достигших полного понимания он оставил символ. Знай также, что просвещенный суфий далек от щели и трещины обмана, являющегося искажением, и близок к другому (тайному) экстатическому переживанию; он далек также от грибов и от того, чтобы их есть, далек он от безумия. Пищей их были истины на Пути, не имеющем ничего общего с безумием. В конце концов, после того, как они были охвачены (виноградная лоза), и появился виноград, и сок его дал вино, и появилась пища (после воздержания). Совершенному Человеку придали странную форму с помощью тупого ятагана. Но хлеб этот не оттуда, откуда они говорят, и не из-под дерева. По-настоящему Истину Творения и экстаз можно познать, познав тайну хлеба жаждущих и страждущих. Пьет он после еды. Создатель становится открывающим».

Этот замечательный отрывок считали бредом сумасшедшего. Шейх Мауджи из суфийского ордена Азамийя комментирует его на страницах своего произведения «Дуруд» («Рассказы»):

«Существует определенное ощущение, являющееся истинным пылом и приближающееся к любви. Оно идет из глубокой древности и является необходимым человечеству. Свидетельства об этом сохранились не только в суфийских кругах, правда, в форме символов - у них в этой роли выступает крест, а у нас - Иисус. Искатель должен помнить о том, что существуют иллюзорные подобия чувств, напоминающие собой сумасшествие, но не то сумасшествие, о котором говорят суфии, как это сделал наш автор, говоря о себе (Маст Каландар). Истинное озарение приходит именно отсюда, из этого источника, началом которого мы называем вино, от винограда, от лозы, результата расщепления и схватывания. После периода воздержания от вина или хлеба, удаления от единения появляется сила, представляющая собой нечто вроде трещины. Это питание, которое не имеет аналогий в мире физических вещей».

Оригинальный отрывок, написанный на более или менее литературном персидском языке, объясняет нам, что именно пытался сделать «сумасшедший дервиш». Этот отрывок построен на употреблении слов, образованных от корня -ФТР-. Ни в каком переводе невозможно сохранить этот литературный прием, ибо в английском языке слова «раскалывать», «лепешка», «религиозное переживание» и т. д. образованы от разных корней, и мы не можем передать почти страшное ощущение, возникающее от использования автором одних и тех же звуков.

Вот пример: «Йа, бародар, Фатир аст тафатта ри фитрат ва зати фтрат...»

В отрывке, состоящем из 111 слов, производные от корня -ФТР- встречаются 23 раза! Нельзя сказать, что эти слова используются неправильно, но употребление многих из них столь необычно (часто обычное слово больше соответствует данному контексту), что нет никакого сомнения в том, что этот отрывок был написан для того, чтобы показать, что химические галлюциногены, получаемые из грибов, вызывают несомненные и, тем не менее, фальшивые переживания.

Родители Рабийи были такими бедными, что, когда она родилась, в доме не было ни масла, чтобы зажечь лампу, ни куска ткани, чтобы запеленать ее.

Она была четвертым ребенком в семье. Ее мать попросила мужа, чтобы он одолжил немного масла у соседей. Но он решил никогда в жизни ничего не просить ни у кого, кроме Творца; поэтому он схитрил и, подойдя к соседской двери, так тихонько постучал в нее, что его не услышали и не вышли к нему. Поэтому он вернулся домой с пустыми руками. Он объяснил своей жене, что сосед не открыл дверь, поэтому он вернулся с пустыми руками. Ночью Пророк явился к нему во сне и сказал: «Ваша новорожденная дочь — любимица Всевышнего, и она направит многих мусульман на Путь Избавления. Тебе нужно пойти к эмиру Басры и отдать ему письмо, в котором будет написано следующее: «Ты предлагаешь Даруд Святому Пророку тысячу раз каждую ночь и четыреста раз каждый четверг. Однако так как ты нарушил это правило в четверг, в качестве наказания ты должен отдать четыре сотни динаров подателю этого письма». Отец Рабийи отправился прямо во дворец эмира, он плакал от счастья. Эмир был очень рад, получив это послание, потому что он понял, что Пророк помнит о нем. В благодарность эмир раздал беднякам тысячу динаров и с удовольствием выплатил отцу Рабийи указанную сумму. Он попросил его приходить к нему за помощью всегда, когда возникнет такая необходимость, потому что ему, эмиру, зачтется, если он поможет человеку, чья душа так дорога Всевышнему».

Отец Рабийи умер, в Басре начался голод, и Рабийе пришлось оставить свой дом и сестер. Однажды на караван, с которым она ехала, напали грабители. Главарь захватил Рабийю в качестве добычи и привез на рынок, где продал в рабство. Новый хозяин Рабийи заставлял ее много работать.

Однажды Рабийа покинула дом своего хозяина, чтобы выполнить его поручение. Когда она шла по улице, ее начал преследовать какой-то бродяга. Чтобы спастись от него, она бросилась бежать, упала и сломала руку. Тогда Рабийа взмолилась: «О Господи! Я бедная сирота и рабыня. Теперь еще и рука у меня сломана. Но если Ты будешь доволен мною, я смиренно приму все испытания. Но, пожалуйста, дай мне знак, что Ты доволен мною». Глас Божий произнес в ответ: «Не обращай внимания на все эти страдания. В Судный день тебе будет даровано такое высокое положение, что даже ангелы позавидуют тебе». Рабийа вернулась в дом своего хозяина. После этого случая у нее вошло в привычку проводить все ночи в молитвах после того, как она заканчивала работу по дому. Она соблюдала многодневные посты.

Случилось так, что хозяин дома проснулся среди ночи и его внимание привлек взволнованный голос Рабийи, молившейся Богу. Она говорила следующее: «Господи! Тебе хорошо известно, что больше всего на свете я хочу выполнять Твои приказания и служить Тебе всем сердцем, о свет моих очей. Если бы я была свободна, то дни и ночи проводила бы в молитвах. Но что я могу поделать, раз Ты сделал меня рабыней?» Хозяин Рабийи увидел, что в воздухе висит без всякой опоры волшебный светильник, и вся ее комната залита светом. В тот же миг он понял, что держать такую святую девушку в услужении — святотатство, и он решил сам служить ей. Утром он позвал ее и сказал о своем решении: отныне он будет служить ей, а она станет хозяйкой в доме. Если она будет настаивать на уходе из его дома, то он готов освободить ее из рабства. Она ответила, что хочет покинуть этот дом, чтобы совершать богослужения в одиночестве. Хозяин отпустил ее, и она ушла.

Однажды Рабийа совершала святое паломничество в Мекку. Ее поклажу вез старый осел. По дороге он умер. Спутники Рабийи вызвались нести ее нощи. Однако она отказалась от их помощи, заметив, что начала хадж не под их защитой, а Бога. Ее оставили одну, и караван продолжил свой путь. Тогда Рабийа взмолилась Богу: «О, Господин миров! Я одинокая, смиренная и бедная женщина. Ты сначала пригласил меня в Твой дом, Каабу, а потом умертвил моего осла, оставив меня одну в пустыне». В тот же миг осел ожил. Она погрузила на него свои нощи и продолжила путь. Приблизившись к Каабе, Рабийа начала молиться: «Я всего лишь горсть праха, а святая Кааба — это прочный Дом. Я хочу, чтобы Ты встретил меня Сам, без всякого посредничества (бевасета). Глас Божий ответил: «Рабийа, должен ли я перевернуть мир вверх дном ради тебя, чтобы кровь всех созданий легла несмываемым пятном на твоем имени и на скрижалях твоей судьбы? Разве ты не знаешь, что Моисей искал встречи с Нами? Мы просто осветили его лучом нашей лучезарности, и он вошел в состояние экстаза, а гора Синай превратилась в груду черного пепла».

В следующий раз, когда Рабийа совершала свой путь к Каабе по пустыне, она заметила, что Кааба, Дом Бога, приближается к ней, чтобы приветствовать ее. Увидев это, она сказала: «Зачем мне Дом? Я хочу видеть Хозяина Дома — Бога. Разве не говорит Всевышний, что к тому, кто делает шаг Ему навстречу, Он приближается на семь шагов? Мне не достаточно видеть Каабу, я хочу увидеть Его».

В то же самое время Ибрахим Адхам тоже направлялся к Каабе, а он взял себе за правило совершать намаз (молитвы) на каждом шагу своего пути.

Поэтому ему потребовалось 14 лет, чтобы дойти до Каабы. Придя на место, он обнаружил, что Кааба исчезла. Он был очень разочарован. Глас Божий сказал ему: «Кааба отправилась навстречу Хазрат Рабийе». Когда Кааба вернулась вместе с Рабийей, опиравшейся на нее по причине преклонного возраста, Ибрахим подошел к святой и спросил: «Рабийа, почему ты совершаешь такие странные поступки и зачем поднимаешь вселенский шум?» Рабийа ответила: «Я не делаю ничего подобного, скорее, это ты, чтобы получить известность, идешь к Каабе целых четырнадцать лет». Ибрахим признался, что он действительно молился на каждом шагу своего пути. Рабийа заметила: «Ты прошел этот путь, произнося намаз, а я преодолела это расстояние благодаря покорности и смирению».

На следующий год Рабийа опять решила посетить Каабу, и она попросила Бога: «Позволь мне увидеть Тебя». После этих слов она весь оставшийся путь прошла на коленях, ползком и перекатываясь по земле. Тогда Глас Божий произнес: «Рабийа, опомнись. Если Мы появимся перед тобой во всем сиянии, ты превратишься в пепел». Рабийа ответила: «Мне не хватает мужества посмотреть прямо на Твой сверкающий и волшебный лик. Даруй мне факр (аскетизм), который так угоден тебе». Глас Божий ответил: «Ты не готова к этому. Этой чести удостаиваются люди (мужчины), которые умерли для себя (растворили свое эго и желания), посвятили свои жизни Мне, и между ними и Мной осталось расстояние не толще волоса. Мы очень близко приближаем к Себе этих людей, а потом, когда у них возникает желание увидеть Нас, отдаляем их. Рабийа, между тобой и Нами еще остаются семьдесят завес. Пока они не будут сняты и ты не приступишь с чистым сердцем к поискам, бесполезно просить у Нас право на факр ».

Затем Рабийа снова услышала Глас Божий, просивший ее посмотреть прямо перед собой. Она посмотрела. О чудо! Она оказалась совсем в другом месте, и перед ней предстала необычная картина. Она увидела, как высоко в небе плывет волнующийся океан крови, закручиваясь в гигантскую воронку. Глас Божий произнес: «Рабийа, это кровавые слезы, пролитые из глаз тех, кто любит Нас и плачет по причине разлуки с Нами. Но, несмотря на все испытания и страдания, которым подвергались эти люди, они и на пять сантиметров не уклонились в сторону с Пути и ничего не попросили у Нас. Сделав первый шаг на Пути, они поднялись над желаниями и честолюбием этой и будущей жизни и так уединились от мира, что никто даже не знал об их существовании. Таково было отвращение этих людей к земной славе». Услышав это, Рабийа попросила: «Господь! Тогда позволь мне остаться у Каабы». Но и в этом ей было отказано. Она получила разрешение вернуться в Басру, где провела остаток жизни в одиночестве и молитвах.

Однажды Рабийа сидела в доме и готовилась приступить к трапезе, когда в дверях появился дервиш. Рабийа, желая угостить его, положила перед гостем две лепешки, которые приготовила для себя. Дервиш был удивлен, так как Рабийа ничего не оставила себе. Вскоре он увидел, как в помещение вошла женщина, державшая в руках блюдо с лепешками, которые предложила Рабийе, сказав, что это угощение прислала ее хозяйка. Рабийа спросила, сколько всего лепешек она принесла. Женщина ответила: «Восемнадцать». Рабийа не приняла это подношение и попросила ее отнести его назад. Женщина ушла, но вскоре вернулась. На этот раз Рабийа приняла лепешки, узнав, что их стало двадцать. Дервиш спросил Рабийю, почему она сначала отказалась, а потом согласилась принять угощение. Она ответила: «Всевышний сказал в Коране, что того, кто предлагает от Его имени какой-то дар, Он вознаградит десятикратно. Поэтому я приняла угощение, только когда были исполнены слова Писания».

Однажды Рабийа пекла лепешки. Она вспомнила, что у нее нет овощей. В тот же миг с потолка упали несколько луковиц. Она отбросила их и крикнула: «Сатана! Прочь со своими уловками! Разве мой Бог держит зеленную лавку?» Рабийа сказала: «Я никогда ничего не просила у Бога и ничего не принимала от других, а только от Бога».

Однажды Хасан Басри увидел Рабийю в окружении диких зверей, которые с любовью взирали на нее. Но когда Хасан Басри приблизился к ней, они убежали. Хасан спросил: «Почему они убежали?». В ответ Рабийа задала свой вопрос: «Что ты ел сегодня?» Он ответил: «Мясо». Рабийа сказала: «Они убежали, потому что ты ешь их мясо, я же ем лишь сухой хлеб».

Однажды Рабийа пришла в гости к Хасану Басри и увидела, что он горько рыдает от разлуки с Богом. Количество проливаемых им слез было так велико, что они потоком стекали по водосточному желобу его дома. Увидев эту картину, Рабийа упрекнула Хасана: «Воздержись от такого проявления чувств, потому что любовь к Нему может заполнить твои внутренности до такой степени, что твое сердце утонет в этой любви, и не исключено, что тебе не удастся обнаружить его местонахождение».

Однажды Хасан, горя желанием прославиться, увидел Рабийю, как обычно, в окружении святых, подошел к ней и сказал: «Рабийа, давай покинем это собрание, устроимся посреди озера и там проведем нашу духовную беседу». Он сказал это, чтобы продемонстрировать перед остальными свою чудесную способность (подобную той, что обладал Христос, ходивший по воде). Рабийа стала уговаривать его: «Хасан, оставь свое тщеславие. Если твое искусство так сильно, что ты можешь покинуть общее собрание святых, почему бы тогда нам не взлететь вдвоем и не побеседовать в воздухе?» Рабийа предложила это, потому что обладала такой способностью, которой не было у Хасана. Он почувствовал себя виноватым. Рабийа сказала: «Знай, то, что можешь сделать ты, также доступно рыбам, а то, что предложила я, делает и муха. Реальность выше, чем это соперничество в способностях. Ищи чуда в смирении и покорности».

Один человек попросил Рабийю выйти за него замуж. Она ответила: «Только тот может вступить в брак, кто принадлежит себе и чья жизнь подчинена ему. Но я не хозяйка своему телу и своей жизни. Они принадлежат Богу. Попроси у Него моей руки».

Хасан Басри спросил Рабийю, как ей удалось достичь такого духовного величия. Она ответила: «Я забыла о своем земном существовании (перестала ощущать себя), памятуя только о Нем».

Рабийю спросили: «Откуда ты?» Она ответила: «От Него я пришла и к Нему вернусь».

Пророк Мухаммад явился Рабийе во сне и спросил ее, помнит ли она своего друга. Она ответила: «Разве можно забыть тебя? Но что я могу поделать? Любовь к Богу настолько заполнила собой каждую пору моего тела, что в нем не осталось места для любви к тебе или ненависти к Сатане».

Люди спросили Рабийю: «Ты видишь Бога, Которому поклоняешься?» Она ответила: «Если я не увижу Его, я не буду молиться».

Рабийа постоянно плакала из-за Бога. Люди спросили ее о причине этих слез. Она ответила: «Я боюсь даже на миг расстаться с Ним и не могу жить без Него. Я боюсь, что Глас Божий в мой смертный час скажет обо мне: «Заберите ее, она недостойна находиться рядом с Нами».

Бог доволен тем верующим, кто одинаково благодарен Ему за те усилия, что он прилагает, чтобы заслужить Его любовь, и за проявления Его милости к нему (то есть, он понимает, что может служить Богу только по Его милости).

Некто спросил: «Действительно ли Бог прощает раскаявшегося грешника?»

Рабийа ответила: «Грешник вынужден признаваться и раскаиваться в грехах, только когда Бог заставляет его делать это. Вот почему Всевышний принимает раскаяние грешника в совершенных грехах».

Салих Казвини всегда учил своих учеников: «Придет день, когда чья-то дверь обязательно распахнется перед тем, кто все время стучался в нее». Однажды Рабийа услышала это и сказала: «Салих, как долго ты еще собираешься читать свои проповеди в будущем времени? Ты говоришь, что дверь отворят, но разве ее закрывали? Она всегда распахнута». Салих почтительно склонил перед ней главу.

Один человек кричал: «Ах! Какая страшная боль!» Рабийа подошла к нему и сказала: «О! Тебе совсем не больно!» Человек спросил ее, почему она так говорит. Рабийа ответила: «Потому что боль — это привилегия истинно верующих, которые, даже когда им становится невыносимо трудно говорить и дышать, с радостью принимают эти муки».

Однажды Рабийа увидела человека с повязкой на лбу. Она спросила его, почему он надел повязку. Человек ответил, что у него сильно болит голова. «Сколько тебе лет?» — спросила она. Он ответил, что ему исполнилось тридцать.

— Как ты жил до сегодняшнего дня?

— Я был абсолютно здоров.

Рабийа сказала: «Тридцать лет Бог поддерживал твое здоровье, а ты ни разу не поблагодарил Его и не нарядился в красочные одежды, чтобы люди спросили тебя о причине твоей радости и, узнав о милости Бога к тебе, могли бы прославлять Его. Однако когда по собственной вине у тебя слегка разболелась голова, ты замотал ее и расхаживаешь с этой повязкой, свидетельствующей о том, как Он суров к тебе, заставляя страдать от головной боли. Как это низко с твоей стороны!»

Однажды девушка—служанка Рабийи сказала ей: «Госпожа, выйдите на улицу и полюбуйтесь на весеннюю красоту природы». Она ответила: «Уединись, как я, и ты узришь Творца. Я вижу Бога, а не Его творение».

Люди спросили у Рабийи, почему она не держит в доме ножа. Она ответила: «Нож нужен для того, чтобы резать на части. Я боюсь, ножу будет не по силам разорвать связь, существующую между мною и Моим возлюбленным Господом».

Однажды Рабийа постилась восемь дней. В последний день поста она почувствовала легкий голод. Вошел человек и принес немного сладкой воды в чаше. Она взяла ее, поставила на пол в темный угол комнаты и хотела зажечь лампу. Кошка задела чашу и опрокинула ее. Тогда Рабийа решила всю ночь пить только воду. Когда она хотела взять глиняный кувшин, лампа погасла, кувшин упал и вода разлилась по полу. Она вздохнула и сказала: «Господь! Почему Ты так поступаешь со мной?» Божественный Голос ответил: «Рабийа, если ты ищешь земных радостей, Мы готовы предложить их тебе, но лишим тебя Нашей муки и боли (гам). В одном сердце нет места для даров этого мира и Нашей муки одновременно. Рабийа, ты подучишь одно, а Мы — другое. Два независимых желания не могут сосуществовать в одной душе».

Однажды Хазрат Малик Динар пришел к Рабийе засвидетельствовать свое почтение. В ее лачуге он обнаружил разбитый кувшин с водой для питья и омовений, камень, используемый вместо подушки, и рваную циновку, заменяющую ей постель. Гость сказал:

— Если ты позволишь, я попрошу своего богатого знакомого обеспечить тебя всем необходимым.

— Разве есть один Бог, Который помогает мне, и другой, Который помогает ему? Если нет, то может ли Он забыть про меня из-за моей бедности и помнить о нем благодаря его богатствам? Истина в том, что Он не забывает ни о ком, поэтому мы не должны Ему ни о чем напоминать. Он знает, что для нас лучше, и соответственно раздает свои милости или лишает их.

Рабийа сказала: «Возлюбленный Бога тот, кто настолько погружен в мысли о Нем, что перестает ощущать свое тело и не может отличить боль от удовольствия».

Один святой пришел к Рабийе и начал жаловаться на жизнь. Она заметила: «Должно быть, ты очень любишь это земное существование, потому что человек много говорит о том, к чему он сильнее всего привязан».

Суфьян Заури пришел в гости к Рабийе. Она провела всю ночь, вознося молитвы Всевышнему. Когда наступило утро, она заметила: «Хвала Всевышнему за то, что Он милостив к нам и позволил нам провести всю ночь в молитвах. В знак благодарности давай попостимся сегодня».

Рабийа обычно молилась так: «Господи! Что бы Ты ни даровал мне в этой жизни, надели тем же моих врагов; и чем бы Ты ни вознаградил меня в жизни будущей, даруй то же всем правоверным, а что касается меня, то я ищу Тебя в Тебе. Лиши меня рая и ада, но не лишай возможности лицезреть Тебя».

Суфьян Заури и Рабийа однажды всю ночь напролет вели благочестивые беседы. Утром Заури заметил: «Это была хорошая ночь». Рабийа возразила: «Нет, ночь прошла плохо, потому что ты все время пытался говорить вещи, приятные мне, а я думала о том, что бы сказать приятного тебе в ответ. Мы провели ночь, не думая о Боге. Было бы гораздо лучше, если бы я была одна и провела ночь, размышляя о Всевышнем».

Рабийа сказала: «Я молю Тебя о том, чтобы до тех пор, пока я живу, я жила в памятовании о Тебе и чтобы после моей смерти Ты даровал мне благодать лицезреть Тебя».

Да хранит вас Всевышний Аллах!

Аминь.