Сказочные элементы в поэме А. Пушкина «Руслан и Людмила

Александр Сергеевич Пушкин - знаменитый русский поэт. Его произведения были популярны во все времена. Данную работу мы посвящаем одной из лучших поэм - «Руслан и Людмила». Наверняка каждый встречался с этим шедевром русской классической литературы. Предлагаем рассмотреть вам описание Руслана из поэмы «Руслан и Людмила», Черномора и других персонажей.

Руслан

Конечно, начнем с главных героев поэмы. Что стоит включить в описание Руслана из поэмы «Руслан и Людмила»? Во-первых, когда пишется сочинение подобной тематики, нужно описать внешность персонажа, затем его роль в произведении, характер, отличительные черты личности, отношение к проблеме поэмы.

Приведем краткий пример. Руслан - это смелый воин, имеющий светлые волосы и такую же душу. В поэме говорится, что латы он носил блестящие, что говорит о его доблести и богатстве.

Описание персонажа из поэмы «Руслан и Людмила», в частности нашего героя, необходимо дополнить соперниками. Его главные враги - Рогдай, Фарлаф, Ритми и Черномор. Предмет их споров - прекрасная и беззащитная Людмила, воплощение красоты и изящества. Каждый из соперников желает ею завладеть.

Описание Руслана из поэмы «Руслан и Людмила» на этом не оканчивается, важно дополнить свое сочинение и следующей информацией: наш герой был силен духом и очень терпелив, именно поэтому одержал верх над своими противниками. Он был стоек и даже перед самыми трудными обстоятельствами не остановился, гордо и отчаянно боролся за свое счастье.

Людмила

Чем же описание Руслана из поэмы «Руслан и Людмила» отличается от характеристики нашей главной героини? Главным образом тем, что она слаба и беззащитна. Людмила - это само олицетворение женственности и красоты. Она нуждалась в помощи нашего героя, что характеризует Руслана как мужественного персонажа.

Людмилой восхищается сам автор, ее золотыми кудрями и тонким станом. Она очень сильная и волевая девушка. Некоторым может показаться, что она малодушна, если разбирать картину, когда она хотела убить себя, но не смогла. Ее остановил не страх перед смертью, а воспоминания о тех людях, которых она любит, которые ей дороги.

Героиня была тверда, у нее было чистое и непорочное сердце. Несмотря на все беды, что с ней случились, она осталась верна своему возлюбленному. Немало трудностей выпало на хрупкие плечи нашей Людмилы, но ее ничто не сломило.

Черномор

Если познакомиться с творчеством Александра Сергеевича, то мы увидим, что подобных персонажей у него два: один возглавляет войско богатырей (положительный герой), второй - маг и чернокнижник, ко всему он является убийцей своих братьев. Его подлые поступки, такие как в нашем произведении, характеризуют персонажа с плохой стороны.

Описание Черномора из поэмы «Руслан и Людмила» может выглядеть примерно так: хитрый и самый опасный противник Руслана. Именно с ним в произведении была самая жестокая битва. Он представляется автором как маленький, старый и злой волшебник. Вся его сила заключается в бороде. Само его имя можно разделить на такие части: «черный» и «морить». Первое слово ассоциируется со злом, страхом. Второе - со смертью.

Дух русской былины

Рассматривая описание героев поэмы «Руслан и Людмила», трудно не заметить, что явно выражены фольклорные мотивы. Хочется сказать об этом несколько строк.

В произведении встречается довольно знаменитый Владимир, ставший уже давно мифологическим героем. Его исторические корни практически стерты, это уже не совсем тот князь который крестил Русь. Не менее популярный мифологический герой - это певец Баян. Отметим, что, как во многих других былинных произведениях, в поэме «Руслан и Людмила» отчаявшийся отец обещает отдать свою дочь в жены за ее спасителя. Если мы вспомним такого персонажа, как Илья Муромец, то можно провести параллель с нашей поэмой. Богатырь приковал Соловья-разбойника к стремени, а Руслан посадил врага в котомку за седло. Подобно тому же персонажу, наш герой сражается с войсками врагов.

Во всех былинах и легендах присутствует образ чудесного помощника, наша поэма - не исключение. Добрыми волшебниками в произведении «Руслан и Людмила» являются исполинская голова и Финн, который жил в пещере и смог оживить главного героя с помощью живой и мертвой воды.

Перекличек с мифами и легендами здесь немало, стоит только лучше вникнуть в строки знаменитого во все времена поэта Александра Сергеевича Пушкина.

3. Значение финала.

«Руслан и Людмила» - это первая поэма А. С. Пушкина, ее замысел родился еще в лицее.Сказочные элементы в поэме А. С. Пушкина «Руслан и Людмила». Он хотел создать богатырскую сказочную поэму, вдохновленный русскими фольклорными сказками и переводами Вольтера и Л. Ариосто. Литературоведы определяют жанровую принадлежность поэмы как волшебную сказку.

В «Руслане и Людмиле» содержится много узнаваемых особенностей русской сказки. Как и во всякой сказке, повествование предваряется присказкой. Присказка - это особый жанр, очень короткий рассказ, прибаутка, предисловие к сказке. Она часто совсем не связана с самой сказкой по содержанию, а просто подготавливает слушателей к ней и усиливает фольклорную окраску текста.

У лукоморья дуб зеленый;

Златая цепь на дубе том:

И днем и ночью кот ученый

Все ходит по цепи кругом;

Идет направо - песнь заводит,

Налево - сказку говорит.

Там чудеса: там леший бродит,

Русалка на ветвях сидит…

В этой присказке перед нами проходят узнаваемые сюжеты сказок, рассказанных поэту няней Ариной Родионовной. Автор, подтверждая свою причастность к сказочному миру, говорит о своем знакомстве с ученым котом и готов рассказать одну из его сказок. Этой сказкой и является «Руслан и Людмила».

В то же время поэма содержит исторические реалии и является пародией на балладу В. А. Жуковского «Двенадцать спящих дев», за что Пушкин получил от него портрет с посвящением «Победителю-ученику от побежденного учителя». Именно как пародийная поэма содержит сниженную лексику, гротеск, шутки - многое дало критикам повод обвинить автора в безнравственности, хотя рядовому читателю поэма понравилась. Зачин - традиционное начало сказки - определяет место действия, знакомит нас с героями и вводит в курс дела - о чем идет речь, с чего начинается действие поэмы.

С друзьями, в гриднице высокой

Владимир-солнце пировал;

Меньшую дочь он выдавал

За князя храброго Руслана…

Читая поэму, мы отмечаем, что в ней есть и исторические персонажи (князь Владимир, певец Баян) и выдуманные. Так, имена Рогдая, Фарлафа и хазарского хана Ратмира были взяты Пушкиным из «Истории государства российского» Н. М. Карамзина.

Вслед за свойственным сказкам неожиданным событием с участием неведомых сил - исчезновением Людмилы - мы видим также традиционный сказочный мотив соперничества: отец Людмилы обещает отдать ее в жены спасителю. Четверо героев отправляются в путь, чтобы отыскать Людмилу и заполучить ее в жены. В определенный момент они разделяются, и каждый следует своей дорогой. Это напоминает фольклорный мотив выбора пути.

В дороге каждого ждут чудеса, испытания, необычные встречи: Руслан через старца Финна узнает, кто украл его жену, получает напутствие и предсказание.

В поэме есть волшебные предметы - шапка-невидимка, меч, живая и мертвая вода, волшебное кольцо. Облик героев тоже говорит о сказочности. Злые герои выглядят фантастично. Колдунья Наина, напоминающая бабу-ягу, превращается в кры

латого черного змея, а вот как выглядит Черномор:

Арапов длинный ряд идет

Попарно, чинно, сколь возможно,

И на подушках осторожно

Седую бороду несет;

И входит с важностью за нею,

Подъяв величественно шею,

Горбатый карлик из дверей:

Его-то голове обритой,

Высоким колпаком покрытой,

Принадлежала борода.

Такой характерный сказочный прием, как троекратный повтор, тоже присутствует в поэме «Руслан и Людмила»:

Потом три раза прошипела,

Три раза топнула ногой

И черным змеем улетела.

Здесь присутствуют постоянные эпитеты, свойственные фольклору: ясны очи, верный меч, ретивый конь. Богатство языка поэмы в изобразительно-выразительных средствах: гиперболах, сравнениях.

Достоверно известно, что образ огромной головы, с которой пришлось сражаться Руслану, Пушкин взял из старинной сказки о Еруслане Лазаревиче, сюжет которой пришел в русский фольклор с Востока. Фактически Еруслан - это видоизмененное имя Руслан. Приключения героя лубочной сказки Еруслана и его воинские подвиги знали все - настолько широко она была распространена в народе. И меч-кладенец герой получает так же, как Руслан, одержав победу над головой после троекратной попытки. В поэме голова - это старший брат Черномора, обманутый им и охраняющий заветный меч. Он просит Руслана отомстить за него брату, сила которого заключена в его волшебной бороде. Отрубает Руслан бороду Черномора тем самым мечом. Поединок героя со злом - кульминация поэмы. Как и в сказке, все заканчивается благополучно.

Чем кончу длинный мой рассказ?

Ты угадаешь, друг мой милый!

Неправый старца гнев погас;

Фарлаф пред ним и пред Людмилой

У ног Руслана объявил

Свой стыд и мрачное злодейство;

Счастливый князь ему простил;

Лишенный силы чародейства,

Был принят карла во дворец;

И, бедствий празднуя конец,

Владимир в гриднице высокой

Запировал в семье своей.

Завершается последняя, шестая песнь, также, как и начинается первая: Дела давно минувших дней, Преданья старины глубокой. Итак, мы видим у автора следование всем основным канонам русской сказки. Мораль поэмы вторит морали фольклорных произведений - только тот, кто берется со злом, смел, добр и отважен, побеждает. Правда всегда на стороне добра. Творчески синтезируя сказку и историю, былину и европейский роман, Пушкин создал волшебную поэму с элементами фантастики, таким образом одержав победу в соревновании с В. А. Жуковским и К. Н. Батюшковым, которые мечтали создать сказочную поэму на национально-исторической основе

Стихотворное сказочное произведение выдающегося русского классика русской литературы Александра Сергеевича Пушкина, поэма «Руслан и Людмила», была написана в период с 1818 по 1820 год. Автор, впечатленный красотой, многообразием и самобытностью русского фольклорного творчества (былин, сказаний, сказок и лубочных повестей) создает уникальное поэтическое произведение, ставшее классикой мировой и русской литературы, отличающееся гротескным, фантастическим сюжетом, использованием просторечной лексики и наличием некоторой доли авторской иронии.

По мнению некоторых литературоведов, поэма была создана как пародия на рыцарские романы и поэтические баллады в романтическом стиле модного в то время Жуковского (основой послужила его популярная баллада «Двенадцать дев»), который после выход в свет поэмы подарил Пушкину свой портрет со словами благодарности от побежденного учителя для ученика-победителя.

История создания

По некоторым данным Пушкин задумал написание этой сказочной поэзии с «богатырским духом» еще во время своего лицейского обучения. Но приступил он к работе над ним значительно позже, уже в 1818-1820 годах. Стихотворная поэма создавалась под влиянием не только исключительно русского фольклорного творчества, здесь еще явственно чувствуются мотивы произведений Вольтера, Ариосто. Имена для некоторых персонажей (Ратмир, Фарлаф, Рагдай) появились после прочтения Пушкиным «Истории государства российского».

В данном поэтическом произведении автор искусно соединил старину, моменты русской истории и время, в котором жил поэт. Например, образ Руслана у него сродни образу легендарных русских богатырей, он такой же храбрый и мужественный, а вот Людмила благодаря своей некоторой беспечности, кокетливости и легкомыслию, наоборот ближе к барышням именно пушкинской эпохи. Самым важным для поэта была показать в произведении торжество добра над злом, победу светлого начала над темными, мрачными силами. После появления в 1820 году поэмы в печати, она практически сразу принесла поэту заслуженную славу. Отличаясь легкостью, ироничностью, возвышенностью, грациозностью и свежестью она являлась глубоко оригинальным произведением, в котором были талантливо перемешаны различные жанры, традиции и стили, сразу покорявшие умы и сердца читателей того времени. Некоторые критики осуждали использование в поэме нарочито простонародных оборотов речи, не всем была понятна необычная техника автора и непривычная позиция его как рассказчика.

Анализ произведения

Сюжетная линия

Поэма «Руслан и Людмила» поделена на шесть частей (песен), начинается она со строк, где автор говорит о том, кому посвящено данное произведение, а предназначено оно для девиц-красавиц, в угоду которым и написана эта сказка. Затем идет всем хорошо известное описание волшебной страны Лукоморье, зеленого дуба там произрастающего и мифических существ там обитающих.

Первая песня начинается рассказом о пире во дворце киевского князя Владимира Красного Солнышка, посвященного свадьбе его дочери, прекрасной Людмилы, и храброго молодого богатыря Руслан. Там же присутствует легендарный былинный певец, и сказитель Баян, а также три соперника Руслана Ратмир, Рагдай и Фарлаф, которые тоже влюблены в Людмилу, они злы новоявленного жениха, полны зависти и ненависти к нему. Тут случается несчастье: злой колдун и карлик Черномор похищает невесту и уносит в свой зачарованный замок. Руслан и трое соперников выдвигаются из Киева на её поиски, в надежде, что тот, кто найдет княжескую дочь, получит её руку и сердце. По дороге Руслан встречает старца Финна, рассказывающего ему историю о своей несчастной любви к девушке Наине и показывающего ему дорогу к страшному колдуну Черномору.

Вторая часть (песня) рассказывает о приключениях соперников Руслана, о его столкновении и победе над напавшим на него Рагдаем, а также описываются подробности пребывания Людмилы в замке Черномора, её знакомство с ним (Черномор приходит к ней в комнату, Людмила пугается, визжит, хватает его за колпак и он в ужасе убегает).

В третьей песне описывается встреча старых друзей: волшебника Черномора и его приятельницы колдуньи Наины, которая является к нему и предупреждает его о том, что к нему идут богатыри за Людмилой. Людмила находит волшебную шапку, которая делает её невидимой и прячется по всему дворцу от старого и противного колдуна. Руслан встречает гигантскую голову богатыря, побеждает её и завладевает мечом, которым можно убить Черномора.

В четвертой песне Радмир отказывается от поисков Людмилы и остается в замке с юными прелестницами, и только один верный воин Руслан упорно продолжает свое путешествие, которое становится все опаснее, дорогою он встречается с ведьмой, великаном и другими врагами, они пытаются его остановить, но он твердо идет к своей цели. Черномор обманным путем ловит Людмилу, одетую в шапку-невидимку, в волшебные сети и она в них засыпает.

Пятая песня повествует о прибытии Руслана в чертоги волшебника, и о тяжелом сражении богатыря и злодея-карлика, который три дня и три ночи носит Руслана на своей бороде, и, в конце концов, сдается. Руслан его пленяет, отрезает волшебную бороду, кидает колдуна в мешок и идет искать свою невесту, которую подлый карлик хорошо спрятал, надев на неё шапку-невидимку. Наконец он находит её, но не может разбудить, и в таком сонном состоянии решает вести в Киев. На ночной дороге на него исподтишка нападает Фарлаф, тяжело ранит и забирает Людмилу.

В шестой песне Фарлаф привозит девушку к отцу и всем говорит, что это он её нашел, но разбудить её он так и не может. Старец Финн спасает и оживляет Руслана живой водой, тот спешит в Киев, на который как раз напали печенеги, храбро сражается с ними, снимает колдовство с Людмилы и та просыпается. Главные герои счастливы, устраивается пир на весь мир, карлика Черномора, потерявшего волшебную силу оставляют во дворце, в общем, добро пообедает зло и справедливость торжествует.

Поэма заканчивается пространным эпилогом, в котором Пушкин рассказывает читателям, что своим произведением он славил преданья старины глубокой, говорит о том, что в процессе работы он забывал обо всех обидах и прощал своих врагов, в чем ему очень помогла дружба, имеющая для автора огромное значение.

Характеристики персонажей

Богатырь Руслан, жених княжеской дочери Людмилы, является центральным персонажем пушкинской поэмы. Описание испытаний, выпавших на его долю, выдержанные с честью и великим мужеством во имя спасения своей любимой, ложится в основу всей сюжетной линии. Автор, вдохновленный подвигами русских былинных богатырей, изображает Руслана не только спасителем возлюбленной, а еще и защитником родной земли от набегов кочевников.

Внешность Руслана, описанная с особой тщательностью, должна полностью по замыслу автора передавать его соответствие героическому образу: он имеет белокурые волосы, символизирующие чистоту его замыслов и благородство души, его латы всегда чисты и блестящи, как и подобает рыцарю в блестящих доспехах, всегда готовому к бою. На пиру Руслан полностью поглощен думами о будущей женитьбе и горячей любовью к невесте, что не дает ему замечать завистливые и злые взгляды соперников. На их фоне он выгодно отличается чистотой и прямотой помыслов, искренностью и чувственностью. Также основные черты характера вырисовываются во время его путешествия в замок Черномора, он проявляет себя как честный, порядочный и великодушный человек, храбрый и мужественный воин, целеустремленно и упорно идущий к своей цели, верный и преданный возлюбленный, готовый ради своей любви даже умереть.

В образе Людмилы Пушкина показал портрет идеальной невесты и возлюбленной, которая преданно и верно ждет своего жениха и безмерно тоскует в его отсутствие. Княжеская дочь изображена тонкой, ранимой натурой, обладающей особой нежностью, чувствительностью, изящностью и скромностью. Вместе с тем это не мешает ей обладать твердым и непокорным характером, который помогает ей противостоять злому колдуну Черномору, дает силы и храбрости и не покоряться подлому похитителю и верно ждать своего избавителя Руслана.

Особенности композиционного построения

Жанр поэмы «Руслан и Людмила относится к романам и поэмам конца восемнадцатого начала девятнадцатого века, тяготеющим к творчеству в «национальном» духе. Также в нем отражены влияние на автора таких направлений в литературе как классицизм, сементализм, и рыцарская романтика.

По примеру всех волшебно-рыцарских поэм данное произведение имеет сюжет, построенный по определенному шаблону: герои-рыцари ищут своих возлюбленных, похищенных каким-либо мифическим злодеем, преодолевают для этого ряд испытаний, вооружившись определенными талисманами и волшебным оружием, и в конце получают руку и сердце красавицы. Поэма «Руслан и Людмила» построена в том же ключе, однако её отличает удивительная грациозность, свежесть, тонкое остроумие, яркость красок и легкий шлейф эпикуреизма, характерного для многих произведений, написанных Пушкиным в период его обучения в Царскосельском лицее. Именно ироническое отношение автора к содержанию поэмы не может придать этому произведению настоящий «национальный» окрас. Главными достоинствами поэмы можно назвать её легкую и прекрасную форму, игривость и остроумность стиля, задорность и бодрость общего настроя, яркой нитью проходящих через все содержание.

Сказочная поэма Пушкина «Руслан и Людмила», веселая, легкая и остроумная стала новым словом в устоявшихся литературных традициях написания героических баллад и поэм, она пользовалась огромной популярностью среди читателей и вызвала большой резонанс в среде литературных критиков. Недаром сам Жуковский признал свой полный провал, и отдал ветвь первенства молодому таланту Александра Сергеевича Пушкина, который благодаря этому произведению занял лидирующую позицию в рядах русских поэтов и стал знаменитым не только в России, но и далеко за её пределами.

Сагит Фаизов

«У Лукоморья дуб зеленый,
Златая цепь, на дубе Том».
А. С. Пушкин.

Свою первую поэму Пушкин начал писать, когда ему было всего восемнадцать лет, но уже тогда он знал приемы вербально-числовой энигматики, и благодаря им он создал в поэме второй и третий тексты - о взаимоотношениях литературных стилей и жанров, о лаборатории художника, в котором он вправе и должен творить параллельную вселенную, границы и эйдосы которой рождаются в его воображении (второй текст) , о Декларации независимости США и свободе как главном условии самореализации человека. Все персонажи открытого текста, за исключением великого князя Владимира, в скрытом тексте являются либо аллегориями, либо символическими фигурами, связанными с литературной стилевой типологией и, в одном случае, с персоной самого Пушкина (в типологическом дискурсе – с пасторальной литературой), либо воплощениями политических деятелей (в образе Людмилы совмещены аллегорическая функция и функция художественной репрезентации политического деятеля).

Очевидно, что все четыре витязя, отправившихся на поиски Людмилы, наделены именами внерусского происхождения. Менее очевидно, что у всех имен есть англо-немецкие корни (у Руслана – вдобавок к тюркскому генезису). Ратмир – псевдохазарское имя, происходящее от немецкого словосочетания «rate(n) mir» («посоветуй(те) мне» и «отгадайте мне»). Фарлаф – происходит от сочетания двух немецких глаголов: «fahren» («ехать») и «fallen» «падать» (ключевой формант «fal(l)» дан в виде ретроинскрипции). Есть вероятность того, что формант «Фар» должен прочитываться также как персидское слово «фарр» («божественная благодать, осеняющая падишахов»). Рогдай – русское написание, с сохранением графических соответствий, но без второго «g», английской лексемы «roggday» («лохмотья», «клочья»). Наличие английской семантики в имени подтверждается в эпизоде схватки Руслана и Рогдая, когда «уже мечи раздроблены, кольчуги кровию покрыты, щиты трещат, в куски разбиты»». Имя Руслан при чтении в немецком дискурсе требует буквы «д» в конце имени, и Пушкин указывает на это обстоятельство: в названии поэмы стоящие после имени Руслан слова «и Людмила» наделены конечным числовым значением, равным 4 («и» равно 8, «Людмила» - 5) . Так имя «Руслан» преобразуется в «Rusland» (cовременное написание «Russland») – «Русь» или «Россия». В тюркском дискурсе имя Руслан происходит от «арслан» («лев»). Пушкин не сочинял имен Ратмира, Фарлафа и Рогдая, эти персонажи в разное время кратко упоминаются в текстах исторического характера , он их выбрал и «назначил» на ролевые функции, связанные со смыслами, заложенными в них ранними авторами. Имя Руслан изначально, в пределах русской литературы, в искаженном виде принадлежало Еруслану Лазаревичу, герою одноименной сказки; дальний предшественник Руслана – богатырь Рустам из поэмы «Шах-наме» Фирдоуси.

Смыслы имен витязей.

«Наделив» хазарского хана именами «посоветуй(те) мне» и «разгадайте мне», Пушкин в нем обозначает самого себя, советующегося с самим собой и предлагающего читателям разгадать его загадки. Ратмир – его двойник, его второе и идеальное «я». После встречи Руслана с этим персонажем, мирно живущим с пастушкой в сельской глуши, поэт восклицает: «Зачем судьбой не суждено | Моей непостоянной лире | Геройство воспевать одно | И с ним (незнаемые в мире) | Любовь и дружбу старых лет? | Печальной истины поэт, | Зачем я должен для потомства | Порок и злобу обнажать | И тайны козни вероломства | В правдивых песнях обличать?» Пастушка и второе «я» поэта пребывают в пределах пасторально-буколического пространства, не потерявшего своей притягательности ни как описание, ни как реальность.
Едущий, бегущий и падающий в ров хвастун и убийца Фарлаф толст и силен – и сходен с героями богатырского эпоса. Пушкин считает нужным внести долю здорового скепсиса в оценку степени героизации персонажей былин и сказаний о богатырях (в действительном существовании одноименных прототипов своих витязей поэт, видимо, сомневается). Фарлаф родственник Людмилы (см. об этом ниже). Если в имя Фарлафа включен смысл «отмеченный божественной благодатью», то образ Фарлафа имеет сатирическую функциональность, направленную против монархии (великий князь Владимир обещал пол-царства тому витязю, который спасет его дочь).
Убитый Русланом мрачный Рогдай со своими «лохмотьями» символизирует уходящих в прошлое романтических героев и романтический стиль в литературе («лохмотья» и «ужасный взгляд» у него разбойничьи).
Russland-Руслан призван символизировать развитие профессиональной русской литературы, формирование ее стилей под влиянием европейской и, в частности, немецкой. Победа Руслана над Рогдаем символизирует веру Пушкина в самодостаточность русской литературы нового, XIX в., двигателем которой он видит, среди прочих, и самого себя.

Имена Людмилы, Наины, Черномора и Финна.

Людмила – муза новой русской литературы. Она красавица, но в остальном такая же, как все женщины – с их извинительными слабостями. В скрытом тексте ироническое отношение поэта к ней выражено сильнее, чем в открытом: немецкий глагол «fallen, присутствующий в имени похитившего ее Фарлафа, помимо смысла «падать» имеет смысл «нравиться»; соответственно, «милая» девушка в немецком языке может «упасть». Эта особенность пушкинской Людмилы подмечена Сергеем Довлатовым, один из персонажей которого в «Филиале» восклицает: «Урки, бог не фрайер, п а д а й в долю! Лично я подписываюсь на эту марци ф а л ь!» (о Таське). Уходы Людмилы в сон объясняются тем, что вторая ипостась Черномора – греческий бог Морфей (см. об этом ниже). У Людмилы же есть очевидная проекция из реальной истории. Это английская королева Елизавета I, правившая в 1558-1603 гг. Пушкин об этом: «Уж бледный критик, ей в услугу, | Вопрос мне сделал роковой: | Зачем Русланову подругу, | Как бы на смех ее супругу, | Зову и девой и княжной?» Девой Пушкин называет Людмилу не только в силу неясности интимного свойства, о чем он пишет в открытом тексте. «Королева Дева», или «The Virgin Queen» - неофициальный титул Елизаветы I, которая никогда не была замужем, но у которой в первом списке женихов числились четыре кандидатуры. Эта проекция, видимо, является подчиненной другой, более важной проекции поэмы – Декларации независимости США и ее автора Томаса Джефферсона (см. ниже), происходившего из штата Виргиния.

Имя Наины в переводе с древнееврейского означает «невинная». Смысл и само звучание имени находятся в коррелятивной связи со смыслом «наивная». «Невинная» и «наивная» возлюбленная Финна, отличающаяся наибольшей мстительностью и глупостью среди всех неприятелей Руслана, символизирует литературную критику, и ей – в репрезентации юного Пушкина – враждебна мудрость.

Черномор, с которым Наина пытается наладить союзные отношения, по существу, относится к ней отстраненно. Что логично, поскольку он в скрытом тексте в одном из двух своих референтных замещений олицетворяет и символизирует сказку, которая ни в какой критике не нуждается вследствие своей древности и этико-нормативной природы. Аллегоричность Черномора совмещена с функцией «настоящего» сказочного злодея, роль которого ему плохо удается: он робеет перед Людмилой, неумело сражается с Русланом и в конечном итоге превращается в придворного шута или, скорее, в бахаря (рассказчика сказок при княжеском или царском дворе). К востоку он имеет не большее отношение, чем Руслан, которого иллюстраторы поэмы изображают непременно славянином, а Черномора – мусульманского или тюрко-персидского вида старцем*. Очевидна близость Черномора к самому автору сказки: именно ему Пушкин доверяет устроить в Заполярье просторный тропический сад, что иллюстрирует неограниченные возможности творческого воображения художника. (Серебряная дверь из терема Людмилы в этот сад – предшественник дверей «Театра только для сумасшедших» Г. Гессе, бального зала Воланда, придуманного М. Булгаковым.) Витязям Черномор в скрытом тексте не противостоит: конечное числовое значение его имени равно 3, тот же показатель у всех четырех «жениховских» имен (при этом у Фарлафа, Руслана и Рогдая у каждого по 7, у Ратмира – 9 , то же значение у фамилии «Пушкин»).
Вторая заместительная функция и проекция Черномора – греческий бог сновидений Морфей, с которым Черномор может быть целиком отождествлен, поскольку Морфей обладал способностью принимать облик любого человека (в поэме Черномор принял облик Руслана и так обманул Людмилу, но этот акт, вполне вероятно, не что иное как переход Морфея из одного образа в другой); формант «мор» в имени «злого» волшебника – маркер родства Черномора и Морфея . То обстоятельство, что Фарлаф, Руслан и Рогдай совокупным числовым значением своих имен равны Черномору, подсказывает их происхождение из сознания Черномора-Морфея (в известном эпизоде Черномор сражается со своим фантомом и проигрывает ему). Не мотивированные в открытом тексте столкновения Рогдая и Фарлафа, Рогдая и Руслана (витязи могли устроить поединки-дуэли до того, как разъехаться) и неузнавание Фарлафом и Рогдаем друг друга – из «жанра» сновидений, где алогичность господствует над логикой, действия персонажей непоследовательны, сами персонажи претерпевают ничем не ограниченные трансформации. Но «жанр» сновидений – производное творческой лаборатории Черномора-Морфея, в которую заглянул ученик двух мастеров – Пушкин. Неспособность Черномора к лишению девственности Людмилы – качество, перешедшее к нему от Морфея. Упоминавшаяся выше дверь – напоминание о двойной двери дворца греческого бога, одна створка которой, из слоновой кости, ведет в мир ложных снов, другая, из роговой кости, – в мир снов правдивых; подчеркнутый мотив рога в поэме – знак правдивости снов, о которых рассказывает автор-подмастерье. Мать Морфея – Нюкта, богиня ночи, поэтому царство Черномора находится на Полночной стороне. Ситуация, когда Руслан будит спящую в степи голову, подсказывает, что голова находилась и продолжает оставаться в пределах чар Черномора-Морфея.
Финн, покровитель Руслана и искатель благосклонности Наины в прошлом, - аллегория литературы как таковой. Когда он, будучи, пастухом, влюбляется в полную очарования Наину, литература переживает свой пасторально-буколический период ; когда он уходит воевать и разбойничать, она вступает в свою героико-романтическую стадию; когда он уходит к старцам и изучает тайное знание и колдовство, литература осваивает формы религиозно-философской драмы (Гете). Имя его происходит либо от «fine arts» («изящные искусства»), либо от «fine literature» («художественная литература») . Когда он сам о себе говорит, что он «природный финн», - то пушкинский каламбур. История его взаимоотношений с Наиной – контурная история взаимоотношений литературы и критики. Отвержение старым Финном старой, но воссексуалившейся Наины – символизация образцового равнодушия «олимпийца» Гете к критике. У последнего свидания Финна и Наины есть конкретная историческая основа и проекция – встреча Гете с Шарлоттой Кестнер, прототипом возлюбленной юного Вертера, которую любил будущий великий поэт; встреча состоялась в 1816 г., между событиями, описанными в романе, и встречей прошло 45 лет (Финн и Наина не виделись сорок лет).

Декларация независимости.

Подразумеваемое чтение первых двух строк поэмы: «У Лукоморья дуб зеленый, | Златая цепь, на дубе Том». Том, сидящий на дубе, он же «кот ученый» - Томас Джефферсон, ведущий автор Декларации независимости Соединенных Штатов Америки, президент США в 1801-1809 гг. (третий) . Основная проекция «дуба зеленого» - Декларация независимости: в буквах «д» и «у» («б» - второстепенная буква, поскольку не имеет числового значения) отразились слова «Unanimous Declaration» («Единодушная Декларация») из первоначального названия документа, первая буква следующего слова, возможно, подразумевает первую букву лексемы «States» названия декларации (графема «S» присутствовала в старом русском алфавите и называлась «зело»). Вторая проекция дуба – зеленая двухдолларовая купюра с портретом Т. Джефферсона: конечное числовое значение строки с дубом равно 2; собственно, и название произведения имеет то же конечное числовое значение. «Кот ученый»: Т. Джефферсон был широко образованным человеком. «Песнь заводит»: Джефферсон имел, помимо юридического, музыкальное образование и играл на скрипке. «Сказку говорит»: о многочисленных речах Джефферсона, выступавшего, в частности, за отмену рабства.

Сноски и примечания.

*Возможно, выбор художников подчинен образу дива в одном из эпизодов «Шах-наме»:
«Тут колдуна схватил Рустам могучий
За бороду и вытащил из тучи».

1. Я имею ввиду эйдосы, аналогичные эйдосам Платона, двухмерный субъектный состав или двухмерная совокупная субъектная структурность обозреваемого человеком мира.
2. О числовых значениях букв см. в Википедии, ст-и «Кириллица», «Греческий алфавит». В текстах мистификационного происхождения буквы функционируют как носители чисел, но ряд букв древнерусского и современного русского алфавита не имеют числового значения. Сумма числовых значений букв слова, задействованного в поле кодировок, составляет первичное числовое значение этого слова (например, 5, 2 и 1 вместе составят 8, в имени Ева, в частности). Последовательное суммирование чисел осуществляется, в большинстве случаев, до получения показателя из одного числа. Сумма чисел первичного значения, если она больше десяти, составляет промежуточное числовое значение слова, если она двузначная (например, 11 или 99), сумма двух чисел промежуточного значения является конечным числовым значением слова, если она не больше десяти (например, 11-2, но 99-18, следующее преобразование приводит к конечному числовому значению, равному 9). Числовые значения словосочетаний, предложений и дат учитываются точно таким же образом. Нули в вербально-числовой энигматике имеют факультативное значение и учитываются только по предписанию контекста. В отдельных случаях числовой ряд букв слова не требует суммирования, как правило, при кодировке числовых данных самостоятельного значения. Например, слово «арка» с числовым рядом 1121 может подразумевать дату 1121-й год. Написание одного и того же слова в старинных текстах или текстах «под старину» может варьироваться в зависимости от того, какое числовое значение следует получить, за счет применения той или иной графемы (графем) одной и той фонемы («и» или «i», «о» или «омега», «е» или «ять», «ф» или «ферт», «кс» или «кси», «пс» или «пси») или нарочитых ошибок.
3. Фарлаф и Рогдай (с именем Рагдай) упомянуты в «летописях», Ратмир – в житии Александра Невского.
4. Девятка Ратмира, по существу, не участвует в формировании совокупной тройки – в силу той особенности числа 9, что прибавление его к любому числу не меняет конечного значения числа; например, 3 и 9 вместе составят 12, но конечное значение 12 равно 3.
5. Морфей (др.-греч. «Морфеус» - «формирователь», «тот, кто формирует [сны]»). См. о нем в ст-е «Морфей» Википедии.
6. Думаю, что припоминанию античной составляющей пасторально-буколического стиля посвящены в поэме целых два мотива. Убегая от Рогдая, Фарлаф бросает, в сторону, копье; перед боем с головой Руслан из всего множества оружия, валявшегося на месте давней битвы, выбирает копье, хотя меча у него тоже нет. В этих эпизодах автор подчеркивает особое значение копья в числе оружейных атрибутов своих героев. Вероятно, он актуализирует смысл «длинный», отличающий копье от других видов оружия. Той же цели служит и длинная борода Черномора. Конечная цель перечисленных актуализаций – напоминание о греческом писателе Лонге начала I тыс. н. э., авторе бессмертного буколического романа «Дафнис и Хлоя» («long» в ряде языков «длинный»).
7. В XX в. точно также использовал словосочетание «финский нож» М. Булгаков (вероятное использование: Г. Гессе и С. Довлатов). См. об этом: Сагит Фаизов «Степной волк» Г. Гессе и главный роман М. Булгакова: вероятность неслучайного родства // http://sagitfaizov.livejournal.com/85724.html; Он же Из Довлатова. Филиал: Лемкус и другие // http://sagitfaizov.livejournal.com/114443.html; см. также на сайт
8. Cм. о нем: https://ru.wikipedia.org/wiki/Джефферсон,_Томас

Иллюстрация-заставка:коллаж Сагита Фаизова «На дубе Том» с использованием снимка дуба в Пушкиногорье и сувенирного портрета Томаса Джефферсона.
Источник копирования снимка дуба:

Источник копирования портрета Т. Дж.:

User: Daderot
Снимок находится в общественном достоянии.

Любой национальный язык по отношению к каждому человеку - объективная данность. В нем, независимо от воли и желания каждого, существуют лексикон и грамматика; понятийная база; система ассоциативных связей, позволяющая объединить через различные лексические формы подчас кажущиеся весьма далекими по смыслу образы определенных явлений жизни в единые для многих людей понятия. Человек, познавая окружающий мир, только входит в эту информационную систему, осваивает её, пользуется ею, передавая и принимая информацию; и в этом проявляется субъективизм каждого. Но в обществе субъективизм такого рода подчинен статистическим закономерностям. И статистика объективна по отношению к каждому обществу во всякое время.

Русский язык - общий для нас, для Пушкина и для тех, кто будет читать эту работу. Поэтому мы не навязываем, как это может поначалу показаться, Александру Сергеевичу Пушкину не свойственное ему мировоззрение, а, наоборот, входим в общую с ним информационную систему РУССКОЙ поэмы “Руслан и Людмила” и раскрываем через ассоциативные связи РУССКОГО языка её содержание как объективное иносказание; объективное по отношению к Пушкину, тексту поэмы, нам, читателям.

Возможно, что предлагаемый нами вариант раскрытия второго смыслового ряда содержания поэмы, отличного от того, который воспринимается обыденным сознанием, кому-то не понравится. Однако, каждый может убедиться, что его невозможно получить опираясь на перевод поэмы на какой-либо другой язык (английский, немецкий, идиш и др.), в которых иные ассоциативные связи, иная понятийная база, иные лексикон и грамматика. Предлагаемый нами для осмысления вариант - РУССКИЙ, а не русскоязычный.

Под русско-язычностью же мы понимаем использование лексикона и грамматики Русского языка, но опирающегося на не свойственные русской культуре понятийную базу и ассоциативные связи. И не следует думать, что понятийная база и ассоциативные связи придуманы нами специально в этой работе, чтобы позлить “русскоязычного” читателя. Если бы таковых в действительности не было или их можно было посчитать плодом нашего больного воображения, то у “русскоязычных” не было бы и причин возмущаться: они бы просто не поняли, с чем ассоциируется их неприятие, вскрытого нами и отличающегося от обыденного, второго смыслового ряда РУССКОЙ поэмы, как иносказания о целостной концепции жизнестроя русских по духу, прежде всего. И в силу вышесказанного, мы готовы принять любую критику целостности данной концепции, но считаем, что и вестись она должна также с позиций целостности.

Мы также полагаем, что понимание Пушкиным прошлых и будущих событий российской действительности, идущих в рамках глобального исторического процесса, опиралось прежде всего на целостность эпоса славянских народов. Показать это несложно, поскольку концепция жизнестроя общества, закрытая для обыденного сознания, на поверхностный взгляд, кажущимися фантастическими образами поэмы “Руслан и Людмила” существует в той или иной форме в эпосе многих народов мира. Эпос же в истории каждого народа - первое культурное явление, в котором отражено национальное самосознание, мировоззрение и основные этапы истории становления государственности народа. Мировоззрение народа формирует в эпосе систему представлений о Добре и Зле, Справедливости и нравственных путях отстаивания Добра и Справедливости. Эпос целостен и все проблемы нравственности решает в формах художественных иносказаний, а не абстрактно-логических категориях социальной науки. В подавляющем большинстве случаев носителем Зла в Эпосе выступают собирательные образы, злостность поведения которых не связана с чуждым этническим происхождением.

Чуждое этническое происхождение обретает какую-либо значимость только в эпосе угнетаемого этнически чуждыми завоевателями народа. Эпосу свойственно только осознание собственной национальной культуры. Hи национализм, ни нацизм в эпосе не удерживаются. Hацизм, сионо-интернацизм иудеев и ответный национализма народов, порождаемые “Библией” (“Ветхий Завет” неоднократно требует истребления “волхвов”, “ворожей”, “пророков”, “сновидцев”, т. е. людей, которые освоили некий потенциал развития в большей мере, чем окружающие, а “Второзаконие” (пятая книга Торы) требует предавать заклятию (уничтожению) представителей других народов, способных оказать сопротивление иудеям) , - доказательство того, что “Пятикнижие” Моисеево - не древнееврейский эпос, а плод раздумий серьезных профессионалов древней социологии. К этим профессионалам мы относим, прежде всего, представителей древнеегипетского жречества, разработавших программу “Синайского турпохода” и, по всей видимости, принявших непосредственное участие в её исполнении.

Под национализмом мы понимаем осознание уникальности собственной культуры в сочетании с отрицанием уникальности и значимости для человечества иных национальных культур; под нацизмом - сознательное уничтожение иных культур и/либо народов, их создавших. Исходя из этих определений, ни один здравомыслящий человек не может обвинить русских ни в национализме, ни в нацизме, а лучшим доказательством справедливости такого определения может служить взрыв национализма в период перестройки на окраинах России. Если бы русские были настоящими националистами вроде англосаксов, или немцев, то эстонцы, латыши, армяне, чеченцы, татары и другие народы нашей многонациональной державы не имели бы возможности декларировать свой национализм.

Вторично к проблемам, представленным в эпосе в образной форме, народ обращается в процессе развития различных видов искусств и социологических наук: философии (богословия), истории, экономических наук. Эпос - общенародное культурное достояние и он, как правило, складывается в условиях отсутствия классового расслоения общества. Различные же Hауки и Искусства складываются в процессе общественного объединения труда при объективном обособлении профессиональной управленческой деятельности, закономерным следствием которого и является классовое расслоение общества. Этими видами труда, как правило, заняты представители, так называемой, “элиты” - социального слоя, наиболее информированного в области прикладной фактологии, общественного в целом уровня значимости, и обремененного завышенными самооценками, лишающими его целостности и полноты мировосприятия.

Фактор нарушения целостности мировосприятия в среде дореволюционной “элитарной” интеллигенции и проявился в оценках литературной критикой того времени поэмы “Руслан и Людмила”. Допущенные в силу своего профессионализма к фактологии знания, используемого Пушкиным при написании поэмы, литературные специалисты - современники поэта - лишь добросовестно перечислили доступные им источники:

«Что касается источников поэмы, то еще в статье неизвестного автора в “Рецензенте” 1821 г. указано было на сходство с мотивами “Роландо” Ариосто, “Оберона” Виланда, “Ричардета” Фортигверры и, может быть, “Девственницы” Вольтера. Позднейшие исследователи значительно расширили круг литературных влияний, отразившихся на “Руслане и Людмиле”. Прежде всего обращено было внимание на источники русские - на сказку о Еруслане Лазаревиче, известную Пушкину по лубочным изданиям, на “Древние российские стихотворения” Кирши Данилова и на основанное почти всецело на “Русских сказках, содержащих древнейшие повествования о славных богатырях” М. Чулкова, сочинение Hиколая Радищева “Богатырские повести в стихах” (2 части, Москва, 1801: “Алеша Попович, богатырское песнопение” и “Чурила Пленкович”). В первом из указанных “песнопений” Алеша увозит у сонного витязя красавицу Людмилу, которая похищена отвратительным колдуном Челубеем, сыном Яги. Алеше и Людмиле помогает жрица-предсказательница и дает Людмиле чудесное кольцо, делающее её неуязвимой. Hо Челубей погрузил Алешу в сон и похитил Людмилу. Алеша едет на поиски и прежде всего встречает старца в темной пещере и пр. Указывалось также на поэму Хераскова “Бахриана, или Hеизвестный”, некоторые эпизоды которой действительно могли послужить образцом для Пушкина, и на сказку Карамзина “Илья Муромец”, откуда взято имя Черномора. Имена некоторых других лиц поэмы также нашлись в более ранних русских источниках: Рогдай - у Жуковского в “Марьиной роще” и у Карамзина в “Истории Государства Российского”; Руслан - у Богдановича в драме “Славяне”; Ратмир (Радмир) - у Батюшкова в повести “Предслава и Добрыня”; Фарлаф - в договоре Игоря с греками у Карамзина в “Истории…”. Отмечены были, далее, некоторые общие черты поэмы с “Душенькой” Богдановича и “Причудницей” Дмитриева, с балладой Каменева “Громвал” и параллельные места из повести Жуковского “Двенадцать спящих дев”, о которой сам Пушкин говорит в начале четвертой песни. В отношении иностранных источников указано, что, например, битва Руслана с Черномором напоминает битву волшебника Атланта с царем Градассом и Роджером в пятой песне “Hеистовый Роландо” Ариосто. Л. И. Поливанов обратил внимание на сказки Гамильтона, в которых действуют добрые и злые волшебники и волшебницы и иногда рассказывается о похищении красавиц; но сходство “Руслана и Людмилы” с этими сказками только общее и довольно отдаленное» (“Введение” к поэме, ПСС А.С.Пушкина, под реакцией П.О.Морозова, т. 3, 1909 г.).

Изложенную выше фактологию источников, имеющих внешнее сходство с сюжетной линией поэмы Пушкина, можно значительно расширить. Так, например, известно, что “Сказание о Еруслане Лазаревиче” относится к оригинальным русским сказаниям с заимствованным сюжетом. В примечаниях к “Русской бытовой повести” (изд. 1991 г.), указывается, что “Сказание” появилось на Руси «очевидно в начале XVII века как пересказ восточного сказания о персидском богатыре Рустеме имевшего древнейшие корни уже в X веке, входившего в поэму “Шахнаме” (“Книга о царях”) персидского поэта Фирдоуси».

3 февраля 1992 г., в канун встречи Hового Года по восточному календарю, по первой программе центрального телевидения был показан китайский фильм по мотивам древнекитайского эпоса “Стальная ладонь”, в котором также прослеживается сюжетная линия “Руслана и Людмилы” и в котором присутствует весь набор знакомых из поэмы образов, включая горбатого карлу-убийцу. Удивительно то, что карла убивает свои жертвы странным трезубцем (трезубец, как образ триединства материи, информации, меры, - тайное оружие и китайского знахарства?), всегда нападая сзади и оставаясь как бы невидимым. Сюжетная линия китайского варианта строится вокруг борьбы за секрет владения тайной “стальной ладони” (особый вид живой энергетики), информация о которой хранится под левой и правой стопой огромной статуи. Финал почти такой же, как у Пушкина: освободитель пленницы, овладевший секретом “стальной ладони” (аналог чудесного меча Руслана?), получает благословение Главы сил добра (китайский вариант Владимира) и наказ пользоваться мощью добытого в бою оружия только во имя добра. Отсюда видно, что русская поэма Пушкина в какой-то мере отражает китайский и арабский эпосы.

Все творчество Пушкина целостно, но “Руслан и Людмила” занимает в нем особое место. Можно даже сказать, что все произведения Первого Поэта России вышли из “Руслана и Людмилы”. Если исходить из того, что Пушкин не занимался пустяками, а пытался своим творчеством помочь современникам и будущим поколениям разрешить серьезные социальные проблемы, то при таком подходе и в “Домике в Коломне”, и в “Повестях Белкина”, и в “Маленьких трагедиях”, и в “Египетских ночах”, и в “Пиковой даме”, и в особенности в “Медном всаднике”, который многие “пушкинисты” считают (и не без основания) самым загадочным произведением, читатель обнаружит развитие тематики, начало которой было положено в “Руслане и Людмиле”. Этот творческий подход, лишь столетие спустя, пытался повторить евро-кумир Запада Томас Манн, который как-то сам заметил, что все мои романы вышли из “Буденброкков” (первый роман, завершенный им, как и Пушкиным “Руслан и Людмила”, в двадцатилетнем возрасте).

Все произведения Пушкина немного загадочны, но их неуловимая и притягательная загадочность есть доказательство существования в них второго смыслового ряда (термин введен Андреем Белым при попытке раскодирования “Медного всадника”), который каждый читатель может попытается раскрыть сам в соответствии с присущим только ему чувством Меры. Так он сможет открыть, если не испугается, для себя и окружающих меру своего понимания общего хода вещей (термин, введенный самим Пушкиным). Поэтому все, кто стремится понять второй смысловой ряд “Руслана и Людмилы” и других произведений поэта, невольно встают перед выбором: либо опускать поэта до своего уровня понимания, либо подниматься до меры понимания общего хода вещей Пушкиным.

По нашему мнению, поэма описывает объективно существующий, объемлющий частные, глобальный исторический процесс. Методология имеет дело с процессами. Частные факты одновременно могут принадлежать нескольким взаимовложенным процессам. Все рецензенты и критики Пушкина, изучая фактологическое сходство поэмы с другими произведениями, как правило, избегают обсуждать процессы, для иллюстрации которых и привлекаются, возможно, одни и те же факты, существующие в едином глобальном историческом процессе. Если мы будем изучать только факты и игнорировать процессы, их объемлющие, то мы будем иметь возможность в одну концепцию сгрузить частные факты, относящиеся к различным объективным частным процессам и, таким образом, получить концепцию объективно несуществующего процесса. Обманчивую видимость реальности концепции объективно несуществующего процесса будет придавать достоверная хронологическая последовательность смены фактов.

Обилие частных фактов, принадлежащих к длительным по времени разнородным объективным взаимовложенным процессам, при отсутствии осознанной методологии, ориентированной на распознавание процессов, выражается у множества методологически безграмотных людей в плюрализме недостоверных мнений об одном и том же объективном процессе. “Плюрализм мнений” методологически безграмотной толпы - закономерное явление. Многие представители современной интеллигенции, не понимая, что любые знания - только приданое к строю психики, самонадеянно причисляют к толпе простых тружеников, не имеющих доступа к фактологии знания. Однако, в условиях преобладания в обществе толпо-“элитарной” нравственности, те, кто мнит себя “элитой”, видит труд со стороны, оказываются в большей степени, по сравнению с трудовым народом, искалеченными целенаправленным воздействием на подсознание и сознание разрушающими целостность мировосприятия библейскими стереотипами поведения.

Доктор философских наук А.Бутенко, бывший до перестройки заведующим отделом общих проблем мирового социализма Института экономики мировой социалистической системы АH СССР, а сегодня - один из главных радетелей капитализма, в журнале “Hаука и жизнь” № 4, 1988 г., в статье “Как подойти к научному пониманию истории советского общества” пишет:

«…руководствуемся одной методологией, факты изучаем и знаем одни и те же, а к выводам приходим разным. Почему?»

И далее сам отвечает: «Это объясняется тем, что при изучении истории наряду с методологией и фактами еще существует концепция, связывающая основные этапы рассматриваемого исторического времени. Эта концепция у спорящих авторов разная, а потому одни и те же факты выглядят каждый раз в разном освещении, со своим смысловым оттенком».

Другими словами, для авторитета “от философии” не существует единого объективного глобального исторического процесса, а есть лишь множество субъективных концепций, непонятно каким образом «связывающих основные этапы рассматриваемого исторического времени». Поэтому-то все концепции управления современных “философских авторитетов” как правило высосаны из пальца, а не являются отражением мировоззрения народа, среди которого они живут. В этом проявляется их методологическая нищета и в неспособность к познанию мира.

“Ну это все философия, - может возразить читатель, - интереснее как обстоят дела с “методологической нищетой” в литературе?”. Возьмем выступление Б.Н.Стругацкого на Ленинградском семинаре писателей-фантастов 13 апреля 1987 г.

«Всякий человек, который написал в жизни хотя бы двадцать авторских листов, знает, что существует две методики написания фантастических вещей. Методика номер один - это работа от концепции . Вы берете откуда-то , высасываете из пальца некую формулировку, которая касается свойств общества, мира, Вселенной, а затем создаете ситуацию, которая наилучшим образом её демонстрирует. Второй путь, сами понимаете обратный. Вы отталкиваетесь от ситуации , которая почему-то поражает ваше воображение, и, исходя из нее, создаете мир, одной из граней которого обязательно будет определенная концепция».

Это по существу тоже признание в методологической нищете, ибо обе методики написания фантастических вещей, изложенные Б.Н.Стругацким, иллюстрируют калейдоскопичность его личностного мировосприятия. Только, если в первом случае он, даже не пытаясь понять как устроен мир, “высасывает из пальца некую формулировку” концепции и создает ситуацию, “которая наилучшим образом её (т. е. формулировку концепции) демонстрирует”, то во втором случае он просто выдергивает из целостного процесса (разумеется, социального ибо с другими писатель дела не имеет) некий факт, который почему-то “поражает его воображение” и который становится основой для создания мира, “одной из граней которого обязательно будет определенная концепция”. Но почему тот или иной факт поразил его воображение писатель определить не может, хотя и утверждает, что концепция мира, созданного его воображением, - вполне определенная . Но на самом деле факт, его поразивший, - не “какой-то”, и формулировка концепции, высасываемая им из пальца, - не “некая”, а результат проявления неосознаваемой им лично, но тем не менее объективно определяющей стереотипы его отношения к внешнему миру, библейской концепции управления, которая, как мы видим, на уровне сознания для него непостижима. И, если внимательно читать произведения братьев Стругацких, то можно найти в них явные признаки выражения надбиблейского демонического мировоззрения, никак не связанного ни с биосферой планеты Земля, ни с реальной хронологией глобального исторического процесса. Как и в Библии, в их произведениях отсутствует описание природы; их герои без прошлого, без родовых корней, они ниоткуда; действуют как персонажи, лишенные свободы воли, т. е. как биороботы и потому невозможно к ним проникнуться настоящими человеческими чувствами; а за кулисами сюжетов многих их произведений стоит романтизируемая тайная иерархия. И все это вместе - результат антагонизмов их сознания и подсознания и непонимания ими лично роли методологической культуры как в творчестве художников и ученых, так и в жизни всего общества.

Hо если есть методологическая культура, то частные факты пропускаются через призму метода, в результате чего появляется субъективная концепция объективного процесса. И первый критерий достоверности субъективной концепции объективного процесса - сходимость с реальностью прогнозов развития объективного процесса в будущем и вскрытие ранее неизвестных фактов в их причинно-следственной связи в прошлом.

Hовые, ранее неизвестные факты и общественная практика с течением времени либо подтверждают правильность субъективной концепции объективного процесса, либо вынуждают авторов концепции совершенствовать её, а то и пересматривать. Поскольку один и тот же объективный процесс проявляется в многообразии частных фактов, то разным исследователям могут быть доступны, как мы убедились на примере поэмы “Руслан и Людмила”, разнородные совокупности фактов. Hо если они изучают не факты, а один и тот же объективный процесс, и обладают достаточно высокой методологической культурой, они неизбежно с течением времени придут к единой концепции одного и того же объективного процесса в силу общности свойств отображения.

Приведем только один пример, из которого станет более понятной и разница между динамичной символикой и статичной аллегорией, и то, что истина - всегда исторически конкретна. Многие читатели после ознакомления со вторым смысловым рядом пушкинских произведений задают вопрос: “А зачем иносказания, особая система символов? почему Пушкин не мог написать обо всем прямо, как дано в расшифровке.” Попробуем только представить: начало XIX века и все написано прямо…

ПОСВЯЩЕНИЕ

Красавицам, Людмилам мира,

Я посвящаю этот труд…

Когда-то Черного кумира

Они по стенке разотрут

И, сбросив дьявольский венец,

Свободны будут наконец!…

В глуши российского подворья,

Где не изгажен русский дух,

По-прежнему у Лукоморья

Шумит листвою старый дуб.

Там по цепи злаченой ходит,

Как в старину, ученый кот;

Идет направо - песнь заводит,

Налево, как известно, врет.

И пусть бы врал, да плоховаты

Пошли у витязей дела:

Одни, подавшись в демократы,

Разоружились догола;

Другие не сдают мечей

Для переделки на орала,

Смекнув, что вряд ли царь Кощей

Перековался на Барана.

И Дядька тут им не указ;

Да тот и сам в обход законов

Российский золотой запас

Крадет для братьев-соломонов.

Хиреет, рушится держава,

Народ уже устал стонать…

Однако кот пошел направо -

Пора и песню начинать…

ПЕСНЯ ПЕРВАЯ

В высокой гриднице своей

Сидел растерянный и жалкий

Внебрачный сын еврейки Малки,

А стало быть, совсем еврей -

Владимир-князь. Гнездился ад

В душе и так довольно темной.

А ведь еще три дня назад

Людмилы, дочери приемной,

Играл он свадьбу… пир шумел,

Веселье набирала пьянка,

И на Людмилу взгляд не смел

Поднять славянский гой Русланка.

Руслан…Владимир сжал кулак;

Руслан и Русь - звучат похоже.

Язычник… горделивый враг…

Но здесь политика дороже.

Немало сил потратил он,

Чтоб в эти дикие пространства

Внедрить иудо-христианство;

Был Византией награжден…

Потом узнают, что почем,

Его не принявшие сдуру;

Паля огнем, круша мечем,

Он уничтожит их культуру…

Теперь в берлогу нужно влезть,

Где кнут ничто, там пряник славно,

Где надо - лесть, где надо - месть,

Здесь на руку любовь Руслана.

Объединению земли

Препон в языческой усадьбе.

И мысли снова привели

Владимира к минувшей свадьбе.

Он вспомнил тьмы слепящий круг

И гром невероятной силы

И в тишине, наставшей вдруг,

Весть о хищении Людмилы…

Четыре витязя лихих

Тотчас на поиски помчались

(Руслан печальный среди них).

Известно, как они расстались

На перекрестии дорог:

Рогдай поехал на восток,

Фарлаф на север потянулся,

Ратмир на юг, где каганат;

Руслана чуткий конь рванулся

На догорающий закат.

Ноздрями, видно чуял он,

Где черной силы бастион…

Пока усталого коня

Руслан торопит в нетерпенье,

Позволь, читатель, отступленье…

Дух Пушкина, прости меня…

За то, что тронул труд нетленный

Твоей поэзии священной,

Что в необъявленной войне

Я взял «Руслана» за опору,

Но если б жил ты в эту пору,

Ужель остался в стороне

И с умилением взирал

На все российские напасти

Иль бессловесно презирал

Нуворишей, пришедших к власти?

Нет! Мощь душевного огня,

Потомок знойных абиссиний,

Ты снова бы отдал России…

Дух Пушкина простил меня,

Простил и легкость дал перу,

Мои сомнения рассея

О целях первого в миру

Антисемита Моисея…

Итак, читатель, поспешим

На запад следом за Русланом.

Там в предрассветии туманном,

Среди белеющих вершин,

В пещере древний старец Финн

Руслана встретил как родного,

И слушал тот святое слово

При свете трепетном лучин.

«Я в мудрых книгах прочитал,

Мой сын, весь путь родной державы

И будущее нашей славы,

И века страшного провал.

Смотри: людей уничтоженье,

Двадцатый век… начало смут,

Когда надолго управленье

Не чужеземные полки -

Зубами рвут в куски Россию

Неистовые собчаки…»

«Собаки?» - вещего поправил

Руслан, словечком удивлен.

«Я в терминах не столь силен».

И, грустно глядя на Руслана,

Взяв пыльный список со стола,

Сказал: «На русского Ивана

Порою не хватает зла.

Читай! С тех пор, как в том же веке

Пустили на правленье сесть

Убийцу-зверя в человеке

С числом шестьсот шестьдесят шесть,

Все вкривь пошло. Потом в столице

Мэр Нойман с кличкою «Попов»

Под иудейской колесницей

Подавит наших дураков.

Или еще штришок забавный,

Смотри-ка, неплохой расклад:

В разведке русской будет главный

Опять из этих… Киршенблат?

Причем все скажут, что ж такого

Плохого, не поймем никак?

Раз взял он кличку Примакова,

Так значит это наш… примак!

Руслан! Нелепые картины,

Дурацкий путч, как балаган, -

Все это происки Наины!»

«Иосифовны?» - встал Руслан.

«Да нет», - пергамент убирая,

Сказал спокойно старина, -

«То - то ж Наина, но вторая,

Как будто царская жена.

Давно к России страсть питал,

Внедрясь с религией невинно,

Под скромным именем Наина

Крутой еврейский капитал.

Масонской мафии дитя,

Вскормленное идеей роста,

Покроет скоро, как короста,

Просторы наши не шутя!»

«Ну, в нашем времени разбой, -

Вскричал Руслан, - а там подавно!»

Впервые правою рукой

Перекрестившись православно

«Спокойно, витязь, саранча

Имеет маленький изъянчик:

У них в деснице нет МЕЧА -

МЕТОДОЛОГИИ, мой мальчик!

Когда по выжженной пустыне

Водил их Моисей, тогда

С далеких предков и поныне

Их отучали от труда,

Кормили «манною небесной»

Из царства «пламенного Ра»;

Методикой почти чудесной

Жрецы владели, мастера!

Скрепили в третьем поколенье

“Трудом” достигнутый эффект,

Внедрив идею разрушенья

Как генетический дефект…

Любой генетик-простофиля

Создаст вам в рамках трех колен

В известной мушке дрозофиле

Устойчивый мутантный ген!

У тех, кто труд не разумеет,

Полголовы - один муляж.

Увы, бессильно сожалеет

Об этом факте разум наш.

Лишенный напрочь в правой части

Уменья строить “общий вид”,

С тех пор незримой служит власти

Сей левомозгий инвалид».

«И что же, так на все века?»

«Да нет, - сказал старик, - пока…

Пока закрыты будут знанья

И сохранится герметизм,

Дотоль в международном зданье

Бал будет править сионизм.

Но там, на рубеже столетий,

(Запомни, витязь, ты - народ!)

От иудейских лихолетий

Весь мир освобожденья ждет!

Открой при случае Коран,

Найди второй главы реченье:

Там МЕЧ был Моисею дан -

ПИСАНИЕ и РАЗЛИЧЕНЬЕ!

С писаньем Вера нам дана,

А Различение - сокрыто

Затем, чтоб черная “элита”

Планетой правила одна.

Взамен в Россию был внедрен

Гнуснейший институт кредита,

А алкогольное корыто

В среду языческих племен

Так пододвинуто Наиной,

Что влезешь, как ни поверни,

Чтоб мы смекали, как они,

Одною левой половиной.

Секреты здорово стеречь

Приходится “элитной” касте,

Но ты добудешь этот МЕЧ

На гибель сатанинской власти!

Вперед, мой сын, России славу,

Людмилу в горницу верни!

Проедешь топь - сверни НАПРАВО,

Прощай… Господь тебя храни!»

И витязь устремился вдаль…

Его настиг соперник нервный,

Рогдай. И в битве беспримерной

Руслан вскричал: «Умри!» А жаль…

Рогдай последний был оплот

Языческой “элиты” ратной.

Но дело сделано - обратной

Дороги время не дает!

Война, конечно, есть война…

Иной Руси вставала слава,

Являлась новая страна

Как православная держава!

Чтоб гордый росс не сильно вырос,

Тогда нам и внедрили “вирус”…

Потом, как помним, поле брани

Руслан пересекал, скорбя,

Шепча: «О поле, кто тебя

Усеял мертвыми костями?»

Здесь выбрал он на всякий случай

Копье от битвы роковой

И, проскочивши лес дремучий,

Чуть не столкнулся с ГОЛОВОЙ.

Не вышло с нею диалога,

Та стала дуть, подняв копье,

Руслан рванулся на нее,

Но продвигался ненамного.

Покуда гнев вскипает в нем,

Понаблюдаем за конем.

Гнедой все признаки толпы

Великолепно проявляет:

Натужа грудь, она стопы

На путь неверный направляет

И жмет под лозунгом “Свобода!”,

Объята страхом и слепа,

Не вызревшая до народа

Национальная толпа…

Точь-в-точь как ныне вся орава

За радикалами вослед

Рванула, словно в пасть удава,

В вонючий западный кювет.

Да ведь скакнула всей страной,

Как кот на масляную кринку,

И к “демократии”, и к рынку

Пришла отарою шальной.

А мы вернемся к Голове

Но только во второй главе…

ПЕСНЬ ВТОРАЯ

Вообще-то, головы без тел -

Особый повод для раздумий -

И в части мавзолейных мумий,

И в смысле повседневных дел…

Поэт блестяще передал

Трагедию такого рода:

Ведь власть от своего народа

Была оторвана всегда.

А может видел наяву

Расстрел жестокий на Урале,

Когда российскую главу

Друзья свободы оторвали?…

Дом Ельцин снес (такой каприз),

Кто б охнул: «Ты не прав, Борис!»

Но нам пора рассказ вести,

Как Голова теснит Руслана,

Сильней любого урагана

Так дует, что не подойти.

Руслан смекнул, чем взять башку,

Явив немалые таланты,

Придал значенье ЯЗЫКУ

Как инструменту пропаганды.

В момент пронзает он копьем

Язык хохочущему диву.

А взявши инициативу,

Все - дело техники потом!

(О, пресса наших радикалов

С неумолкающим враньем,

Когда народ проткнет копьем

Твое раздвоенное жало?!)

Удар в опавшую щеку,

И Голова, рванувшись странно,

Уже лежала на боку,

А МЕЧ сверкал в руке Руслана…

От возбужденья вне себя,

И обрубить ей нос и уши,

(Как агентуру КГБе?).

Но слыша стон Главы сраженной,

Узрев тоску погасших глаз,

Остановился вдруг смущенный

И слушает ее рассказ:

«Ты вразумил меня!» - «Ну вот», -

Руслан подумал равнодушно, -

«Бывает власть и впрямь послушна,

Когда народ ее прижмет.

Теперь, когда окончен бой,

Лишь покаяний не хватало».

«Виновна я перед тобой!» -

Тотчас же Голова сказала.

«Семья, где я ребенком рос,

В братишки мне взяла урода;

Имел он “самый глупый рост”

Как символ “малого народа”.

Но ум у дьявола купил,

Умел логично строить схемы,

И силу в бороде хранил

Кредитно-денежной системы!

Копаясь в древних книгах, он

Насобирал туманных знаний,

Что некий МЕЧ хранят славяне,

Которым будет умерщвлен

Наш договор, скрепленный братством,

Он - сгинет со своим богатством,

Я - буду головы лишен!

Меня меж тем уговорил он скоро,

Что МЕЧ тот должен быть у нас;

И, взяв на плечи Черномора,

Я в путь пустился в тот же час.

В подвале на краю земли

Мы все же этот МЕЧ нашли.

Меж нами спор произошел,

Кто истинный владелец клада?

И Черномор сказал, что надо

Найти консенсус… И нашел!

Уловку выдумал масон!

К земле советует прижаться,

И кто услышит первым “звон” -

“Свобода! Равенство! и Братство!” -

Тот до конца мечом владей,

А значит и толпой людей!

Припал я к зелени травы,

Стремясь не пропустить ни звука,

И… вмиг лишился головы!

Вот нашей простоте наука!

Мой остов, символ русских бед,

Библейским тернием обросший,

Остался на века отброшен

От мудрости славянских Вед!»

Читатель, стоп! Куда спешить?

Прошу отвлечься о сюжета,

Чтобы совместно разрешить

Загадку Первого Поэта!

Признаюсь, что не в силах я

В одном вопросе разобраться:

Зачем понадобилось “братцам”

Тащиться в дальние края,

Искать предмет, который может

В определенный кем-то миг

Практически угробить их?

А коль нашли… так уничтожить

Есть смысл немедленно его,

Чтоб избежать судьбы печальной!

Но прятать… прятать для чего,

В башке отнюдь не гениальной?

Пора символику раскрыть!

МЕЧ - это ЗНАНИЯ! Конечно,

Их можно временно “зарыть”,

Как поступил колдун, но вечно

Скрывать нельзя. За этот труд

И вправду голову сорвут!

«Так», - продолжала Голова, -

«Я был коварно обезглавлен!

И злою волей колдовства

Хранить опасный МЕЧ поставлен.

О, витязь! В сонме длинных лет

Мне думать времени хватало;

Не откажи мне в просьбе малой,

Народу передай совет:

Пока не вникнет россиянин,

Что враг ему не царь, не барин,

Не вор и не аристократ,

Не коммунист, не бюрократ,

Не зарубежный попечитель,

Не многословный обличитель,

Не дымный город, не село,

А - сионистское мурло!

Пока он это не осилит

И на словах, и на делах,

Томиться матери-России

В международных кандалах!

И будет красное ли знамя,

Трех или больше - цветный флаг,

Пока мы ходим под жидами,

Русь будет превращаться в прах!

Они в усердии и страсти,

К народам не скрывая злость,

Концептуальной служат власти,

Которой Русь, как в горле кость!

Ты спросишь, как же инвалиды

С одной абстракцией в мозгах

Дошли к вершине пирамиды,

Откуда правят всем на страх?

Здесь все историей сокрыто…

Но некий Флавий выдал факт:

В колено древнее левитов

Внедрился жрец-иерофант!

Вот кто хранитель древних знаний,

В Египте запасенных впрок,

Строитель вавилонских зданий,

Вершитель судеб и пророк!

Лишь он подписывает ордер

На жизнь и смерть любой страны,

В его руках масонский орден,

Безумный сеятель войны;

Правительства - его игрушки,

А приоткрывших тайну в дверь -

Будь это Моцарт или Пушкин -

Яд или пуля ждет теперь…

Народов стародавний вор

И есть он - карла Черномор!

Да помни! Не был русский флаг

Трехцветной тряпкою масонской!

Светилось золотое солнце

На черном фоне… Злобный враг…»

Тут Голова закрыла очи

И замолчала… больше с ней

Не будем головы морочить,

У нас задачи поважней!

«Так!» - рассудил Руслан, - «я два

Уже источника имею!

И Финн, и эта Голова

Дают ключи - через еврея

К его почти что божеству,

Предиктору незримой власти.

Но где таится этот мастер?

Как с ним столкнуться наяву?

Чтоб от ошибки уберечь

Себя, источник нужен третий!

И этим третьим будет МЕЧ -

Методология столетий!

Вперед! К грядам швейцарских гор!

Там то ли Ра-ви, то ли Ле-ви -

Короче, карла Черномор

Штампует цепи русской деве!»

И вновь Руслан помчался в путь,

В себе уверенный отныне…

А нам пора передохнуть

Перед явленьем героини!…

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

Один прозападный клеврет,

Поклонник бунта и стихии,

Сказал, что, мол, поэт в России -

Гораздо больше, чем поэт!

Он врал! Поэт и есть поэт!

Но вот когда её пространства

Певцы всемирного гражданства

Заполнят - жди, Россия, бед!

У них во дни народных смут

Всегда готова колесница.

Тогда покой им и не снится,

Какой там, к Гангнусу, уют!

Гарцует “нобелевский класс”,

Лауреаты сексуалы:

«Внимайте, русские коалы,

Россия-сука, слушай нас!»

Пришпилен на копье призыв,

Изъятый с западной помойки,

Вперед скитальцы перестройки

Летят, поводья опустив!

Ах, как им кажется легко

Разрушить вековое древо,

И то направо, то налево

Их флага клонится древко!

Но вот болтаться без опаски

Налево справа по бортам

Дозволено одним котам -

И то, как говорится, в сказке!

О, муза, ветреная дева,

Не уровняй меня с котом,

Не дай и мне свернуть налево

В моем рассказе непростом!

Опять свирепствует Сион,

Скрыв словоблудием бездарность,

Взметнулась вновь “пассионарность”

Псевдоэтнических племен!

Люд милый! Не смирись с пятой!

Россия! Вкупе с небесами

Раздвигни твердь земли святой,

Как лед под рыцарями-псами!

А что Людмила? Милый люд?

В сетях у коршуна-злодея

Глядит на горы, холодея,

Ей страшен дьявольский уют,

Противна роскошь; и девица,

Поддавшись настроенью, раз

Хотела даже утопиться,

Да образумилась тотчас.

Потом и ела, и пила

И на дурацкие уловки,

Протесты в форме голодовки

Или плакатов, не пошла!

Ведь верх здоровое начало

Всегда одержит у славян,

Конечно, плен - не балаган…

Вот слуги мерзкого кагала

Ее раздели… Так в веках

Нас раздевает вертопрах,

И мы смирились с раздеваньем,

Как с древней западной игрой…

Не спит. Удвоила вниманье.

А ты, читатель наш, утрой!

По пирамиде пониманья

Взберемся выше на этаж…

А кстати, вот и карла наш!

Не “выход”, а явленье века!

Скорей напоминает он

Обряды пышных похорон

Преставившегося генсека!

Возложенную на подушки,

Арапы бороду несут…

Но занимательней, чем Пушкин,

Не описать нам сцены тут.

Как будут пленницы вести

При важном появленьи карлы

Как спутает “стратегу” карты;

Прошу, читатель, перечти

Картинки из девичьей спальной,

Что натворила там княжна.

А мы напомним лишь печальный

Финал визита колдуна:

Застряв в валютной бороде,

Арапы, паникой объяты,

Как депутаты-демократы,

Своих придурочных идей

Не могут выразить словами,

Мычат и, брызгая слюной,

Размахивают рукавами,

Не выдав мысли ни одной!

Работая с “Русланом”, гений

Заботой странной был польщен:

Его курировал масон,

Известный Александр Тургенев.

И торопил, поправлял

Все в сторону “жуковской” фальши.

Поэт спокойно отправлял

«Тургенев - верный покровитель

Попов, евреев и скопцов!»

Даю цитату, как любитель,

Для пушкинистов-стервецов!

Не знаю степень посвященья

У этих дутых дураков,

Но степень жидовосхищенья

У них не ниже облаков!…

А мы послушаем совет,

Что россиянам дал поэт!

По поговорке мудреца:

«Здоровый дух - в здоровом теле!»

России надо встать с постели

И с бритой головы жреца

Содрать Священного Писанья

Над псевдошефом мирозданья:

И можно не лупить вполне,

Но гаркнуть на такой волне,

Чтоб сбить извечное зазнайство,

Запутать в бороде густой,

Стандарт разрушить золотой

И все гешефтное хозяйство!

Загнать в тупик бесовский клан,

А после вступит в бой Руслан!

Но дело с колпаком сложнее…

Теперь невидима, княжна

Гуляет по садам одна,

Не опасаясь чародея.

Вдруг видит: будто бы в дыму

Стоит Руслан! Он сильно ранен,

Ужасен вид его и странен;

Людмила ринулась к нему!

Постой Людмила! То капкан!

Но та уже в объятьях “мужа”…

И тут охватывает ужас

Людмилу! Это - Лже-Руслан!

(Имранович?). В нем выступает

Обличье злого колдуна!

И падает без чувств княжна,

И сном волшебным засыпает…

Тут и решил колдун седой

Людмилу приласкать немного,

Но слышит клич призывный рога!

Руслан зовет его на бой!

И карла в злобе неземной

Вновь деве шапку одевает

И в неизвестность улетает…

Людмила спит… И всей страной

Закрывши и глаза, и уши,

Спит Русь под шапкою карлуши…

А чтоб сожрать ее скорей,

Международная пиранья

Колпак Священного Писанья

Натягивает ей сильней!

И получает для обедов

Из плоти, выжженной дотла,

Команду “суверенитетов”

Плюс самостийного хохла,

И даже не хохла, скорее,

Коль речь идет о Кравчуке -

То самостийного еврея,

Что у Моссада на крючке!

А мы, читая “Суперкнигу”,

Все не отыщем до конца

Надежно спрятанную фигу

Бритоголового жреца!?

Но у Завета и Ислама

Есть общий стержень - Божий суд!

Возьмет ли кто-нибудь за труд

Писание поставить ПРЯМО?!

Как то советует Коран

И русский братец Иоанн.

ПЕСНЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Ты отдохнул, читатель мой?

Тогда вперед! По нашим планам

Стоит на очереди бой

Между “швейцарцем” и Русланом.

Тут главное, что сделал “рог” -

На воздух вытащил злодея.

А гласность колдунам не впрок;

Они становятся слабее.

Удар, что страшной булавой

Руслан по шлему получает,

Его смутил, но заставляет

Сильнее думать… головой.

Теперь бы было в самый раз

Серьезный повести рассказ

Об управленческих маневрах,

Как медленных, так и крутых,

Но мы и так уже на нервах;

Для знатоков оставим их…

Маневр Руслана был таков -

Отскок внезапный, без разбега,

И карла шлепнулся в Покров,

Подняв вокруг фонтаны снега.

Ну, здесь немного новостей:

Всегда в российском ареале

Сверхчеловеки всех мастей

В покровах снежных застревали.

Пока колдун соображал,

Руслан кредитную систему -

“Седую бороду” - зажал

И тем почти решил проблему.

Хоть карла, тоже хитрый пес,

Его под облака унес!

Руслану тяжело, не скрою,

Но и далече от земли

Он щиплет бороду порою,

Скупая доллар за рубли.

Ах, как Руслану в этот миг

Не помешала бы подмога.

Словесник наш, штамповщик книг,

Ну, шевельнись же хоть немного!

Но тщетно! Гордый русопят

Под той же шапкой сном объят…

А вас, друзья, не утомила

Интеллигентов наших роль?

Как только чуть нажмет Людмила

На русофобскую мозоль,

Сейчас же окрик: Шовинисты!

Из черной сотни мужичье!

И даже… Русские фашисты!

Ну, заметалось воронье!

И сердобольный русский люд

Опять во власти у иуд.

Не разберясь, устроить “гром”

Тут может наш “доброжелатель”.

Уж не зовем ли на погром?

Не дай нам это Бог, читатель!

На то хватало дураков,

Когда за дело брался мастер,

Подкинув в сотню мужиков

Валетов самой темной масти.

А мы с семнадцатого года

Не в силах удержать пока

Погромов русского народа

От мора, водки и штыка.

Когда все это началось,

Теперь не просто догадаться,

Тем более, что наши “святцы”

Хранит иноплеменный гость.

Скорей всего, когда штыком

Народ прогнал другого “гостя”

И либерал наш с мужиком

Растряс по заграницам кости.

Вот там им и вплели мотив,

Засевший в голову прилично,

Что русский, мол, мужик ленив,

А жизнь, мол, недемократична.

Интеллигенция тогда

На части резко разделилась:

Одна в Россию возвратилась,

Другая села навсегда

О русском мужике “тужити”.

А это, понимаем мы,

Милей из лондонского сити,

Чем из какой-то Костромы…

Как мужика отбить от лени,

Гадала, потирая лоб…

Вот тут-то карла - Черный гений

Ей и всучил “КАЛЕЙДОСКОП”.

А в нем - блестящие картинки,

В швейцарском сшитые дворце:

В нем и фаланстеры, и рынки,

Но всех красивей - О Че Це!

Ну, незадача - хоть в конце,

Но влезли в чуждую культуру!

Раскроем аббревиатуру:

“О” - это “обще”, “ценность” - “Це”

“Ч” - “человеческие”. Скажем:

Кто может ценности достать,

Тот посвященней может стать

И богоизбраннее даже.

Но… “ОЧеЦе” дают лишь в долг,

Их надо возвращать с приплатой.

«Что делать!? Так устроил бог!» -

Картавит ментор тороватый…

Любил наш благородный гусь,

Прильнув к глазку калейдоскопа,

Узреть, «Что вся прочла Европа?»

И транспортировать на Русь!

Увидит, например, «Свобода!»,

И, этим камешком пленен,

Поднимет колокольный звон

От Польши до краев восхода.

Или надумает сначала

Создать «общеевр/…/ейский дом»

(Частицу «ОП» - вплетем потом,

Чтоб ритмику не нарушала).

То, обвинив народ в разбое,

(Мужик-то наш, известно, тать)

Он государство “правовое”

Вдруг вознамерится создать.

Так новый русский либерал

Домой вернулся просвещенным,

В какой-то мере посвященным,

Во что - убей, не понимал!

Но ложу посещал исправно,

Как синагогу иудей,

И гибнул иногда бесславно

За “генераторов идей”.

Рисунки Пушкина дают

Для размышленья пищу тоже.

Читай: «И я бы мог как шут».

Но где-то прокололась ложа.

А ровно через сотню лет

Шестым (по ритуальной мере)

Повешен был другой поэт -

Сергей Есенин - в «Англетере»…

Вот так веками масонье

Пророческое душит слово

От Пушкина и до Талькова…

Внимай, Отечество мое!

Но тяжко наш интеллигент

Идет на схватку с сионизмом -

И интер-наци- онанизмом

То объяснит в любой момент.

Его ошибка не простая,

Скорей - глобальная, друзья,

Когда же сбрасывают шоры

Розанов там… или Шульгин,

Звереют псы масонской своры

На части рвут - итог один.

А что их главный кукловод,

С Русланом прыгнувший в полет?

Взлетевши чуть не на луну,

Остервенело небо «пашет».

Кто у кого из них в плену -

Русь - у него, иль он - у наших?

Момент забавен, но суров,

Идет война на пораженье

Не двух соперников - МИРОВ!

Двух уровней мировоззренья!

Вот сникший карла наконец

В свои владения спустился

И о судьбе своей взмолился

Перед Русланом бритый жрец:

«Не дай, о витязь, умереть,

И я послушным буду впредь!»

«Живи, - сказал Руслан, - иуда,

Но бороду твою -

вот так-с!»

И обрубил МЕЧОМ. О чудо!

Был карла - вышел Карла Маркс!

Портрет того, что ввел народы

В семидесятилетний шок!

«Так значит вы одной породы!» -

Смекнул Руслан, достав мешок.

И карлу посадив в котомку,

Зашнуровал, ворча негромко:

«Отныне будешь, лгун проклятый,

Шутом на людях

выступать…»

А мы хотели приступать

Уже пожалуй к песне пятой.

Но прежде поглядим, однако,

На исторический процесс

И проследим, какой «прогресс»

России послужил во благо?…

С трудом переваривши Тору

И весь запутанный Завет,

Русь стала подниматься в гору

На Православии… Так нет!

По Вере справившие тризну

Большевики в известный год

Колпак еврейского марксизма

Вмиг натянули на народ!

Чуть свыклись с этою покройкой

И стали спину разгибать,

Как новой шапкой - перестройкой

Загнали люд в тупик опять!

Вновь «мастера» российский дом

В перестроении мышином

Своим измерили аршином

И поняли «своим» умом.

Однако же портной нахальный,

Который эти шапки шьет,

Предиктор, может, и глобальный,

Но если ныне не поймет,

Что после смены «эталона»

Пришли другие времена,

Что «против времени закона

Его наука не сильна», -

Беды ему не избежать,

Так могут и в шуты не взять!

Своим же, что толпою жадной

Дошли до банков и трибун,

Напомним: «Страшен русский бунт,

Бессмысленный и беспощадный!»

Из книги Нежная душа автора Минкин Александр Викторович

ЭПИЛОГ Я памятник себе воздвиг нерукотворный Превыше пирамид и крепче меди. Гораций Десять килограммов (три романа Достоевского, два – Толстого, три пьесы Чехова) – вот чем завоевана планета. А не триллионом тонн нефти, танков, телевизоров, золота.Как звали жену Павла

Из книги Статьи из журнала «Искусство кино» автора Быков Дмитрий Львович

Из книги Статьи из журнала «Русская жизнь» автора Быков Дмитрий Львович

Эпилог Да, милостивые государыни! Скандалы сегодня могут происходить в спорте, к которому приковано внимание миллионов; в шоу-бизнесе, который живет хоть и по извращенным, но по твердым правилам; но их не может больше быть в политике, которой нет, в экономике, где все

Из книги Антибешанов автора Морозов Андрей Сергеевич

Эпилог. Неурядицы и трудности общественной жизни нашего времени породили в России огромный спрос на переосмысление «темного советского прошлого». Для тех, кто своей пассивностью в переломный период истории вырыл могилу СССР, книги о том, какой Советский Союз был плохой

Из книги «Тексты-матрёшки» Владимира Набокова автора Давыдов Сергей Сергеевич

Эпилог «Как бы то ни было, теперь все кончено: завещанное сокровище стоит на полке, у будущего на виду, а добытчик ушел туда, откуда, быть может кое-что долетает до слуха больших поэтов, пронзая наше бытие своей потусторонней свежестью - и придавая искусству как раз то

Из книги Стволы автора Кинг Стивен

Эпилог Вскоре после того, как я закончил это эссе, пятнадцатилетний подросток в Нью-Мехико застрелил своих родителей, двух сестер (одной из которой было пять лет, а другой - год) и девятилетнего брата. Он собирался взять винтовку AR-15, найденную в домашнем шкафу, в ближайший

Из книги Вестник, или Жизнь Даниила Андеева: биографическая повесть в двенадцати частях автора Романов Борис Николаевич

Из книги Каменный пояс, 1976 автора Гагарин Станислав Семенович

ЭПИЛОГ В Риме, напротив Колизея, мягкой итальянской осенью 1976 года стояли двое элегантных мужчин в летних чесучовых брюках и ярко-красных рубашках с эмблемами съезда журналистов на карманах. Они были так похожи удлиненными правильными европейскими лицами, схваченными

Из книги Инженер Колец автора Семенова Наталья

ЭПИЛОГ - Итак, мы дошли до конца всех событий, - сказал Химик, - и узнали развязку всех судеб. И мне кажется, запас сведений, заключённых в Кольце, исчерпан.- Исчерпана только эта линия, - возразил Физик, - да и то едва ли. Мы не знаем подробностей о многих персонажах, об

Из книги В спорах о России: А. Н. Островский автора Москвина Татьяна Владимировна

Эпилог Двадцать лет спустя, в конце жизни, Островский последний раз обратится к истории. Он создаст вторую редакцию «Воеводы» (1885), и она окажется последним его творением.Одну из самых поэтических, но и самых сатирических своих пьес Островский перепишет беспощадно. Все

Из книги Искусство рассуждать о книгах, которых вы не читали автора Байяр Пьер

Эпилог Из анализа всех щекотливых ситуаций, о которых мы говорили в этом эссе, следует, что единственная возможность подготовиться к ним - это психологически доразвиться. Причем развитие не сводится к тому, чтобы просто уметь держать себя в руках, тут требуется глубокий

Из книги С.Д.П. Из истории литературного быта пушкинской поры автора Вацуро Вадим Эразмович

Из книги Избранные труды автора Вацуро Вадим Эразмович

Эпилог Рукописи - увы! - горят, - но культура обладает способностью к самовоскрешению. Если бы героиня нашего повествования была только одной из «дам былых времен», о которых сожалел еще Франсуа Вийон, она бы ушла вместе с ними в небытие, подобно прошлогоднему снегу.

Из книги Красная редактура автора Веллер Михаил

Эпилог Памятник Красному Редактору высится на Поклонной Горе – месте, незабываемом для тех, кто еще хранит на себе следы былого редактирования. Он поставлен в девяносто третьем году, в ознаменование семидесятипятилетнего юбилея с начала славных и грозных событий, уже