Народная артистка Российской Федерации Наталья Григорьевна Попович скончалась тридцатого марта. Ей было семьдесят три года.

Главный хормейстер московского театра «Новая опера» и вдова основателя театра Евгения Колобова в последнее время была тяжело больна. Прощание с народной артисткой России состоится второго апреля в 11:00 в театре «Новая Опера» (в зеркальном фойе). В этот же день состоятся похороны на Ваганьковском кладбище, где она будет похоронена рядом с супругом, выдающимся дирижером Евгением Колобовым, имя которого носит театр.

Наталья Попович проработала на посту главного хормейстера театра более чем 15 лет

Наталья Григорьевна после смерти супруга в 2003 году стала председателем художественно-творческой коллегии театра «Новая опера» и занимала эту должность до 2013 года. Звание народной артистки России было присвоено ей в 2004 году. В стенах родного театра она проработала с 1991 по 2017 годы.

«В тяжелый момент ухода Колобова из Театра имени Станиславского и Немировича-Данченко Наталья Григорьевна получила ряд лестных предложений, в том числе из главного театра страны - Большого. Но она, как и муж, предпочла журавля в небе - мечту о своем театре - синице в руках», - говорится в сообщении пресс-службы «Новой оперы».

Наталья Попович создала в театре «Новая опера» собственный хор. Она также выступила автором идеи постановки целого ряда спектаклей театра:

• «Джанни Скикки» Пуччини,
• «Золушка» Россини,
• «Искатели жемчуга» Бизе,
• «Князь Игорь» Бородина,
• «Трубадур» и «Наббуко» Верди,
• «Севильский цирюльник» Россини,
• «Пиковая дама» Чайковского и других.

Также Попович инициировала создание титульного ежегодного фестиваля «Крещенская неделя в «Новой опере».

Коллеги Попович уверены, что ее роль в искусстве страны невозможно переоценить

Попович была главным хормейстером театра с 1991 по 2017 годы. В 1967 году еще студенткой Уральской государственной консерватории Наталья Попович, как наиболее одаренная ученица курса, была приглашена на должность хормейстера в Свердловский академический театр оперы и балета им. А.В. Луначарского, где впоследствии стала главным хормейстером, указывается в сообщении на сайте театра.

«Невозможно переоценить и роль Натальи Григорьевны в становлении многих певцов; своим трудом и талантом они приумножают славу родного театра и родной страны», - сказали в театре.

В Свердловском театре оперы и балета, совместно с главным дирижером театра Евгением Колобовым, Натальей Попович были созданы великолепные оперные спектакли — «Травиата» и «Сила судьбы» Дж. Верди (первая в России постановка на итальянском языке), «Кармен» Ж. Бизе, «Царская невеста» Н.А. Римского-Корсакова, «Петр I» А.П. Петрова и еще более 20 премьерных спектаклей. Зрители и пресса высоко оценили труды талантливой Попович.

С 1981 года Наталья Григорьевна была приглашена дирижером Юрием Темиркановым на должность хормейстера в Ленинградском театре оперы и балета им. С.М. Кирова (ныне Мариинский театр). За время работы в театре она участвовала в постановках спектаклей с мастерами оперной сцены (хормейстер Александр Мурин, дирижеры Евгений Колобов, Валерий Гергиев и многие другие). В качестве руководителя хора Наталья Попович принимала участие в аудио­записи оперы «Пират» Винченцо Беллини, в телевизионной версии спектакля «Евгений Онегин» Петра Чайковского.

СПРАВКА

Попович Наталья Григорьевна (27 февраля 1945 - 30 марта 2018, Москва, Россия) - советский и российский хормейстер, главный хормейстер театра «Новая опера» (1991-2017). Народная артистка Российской Федерации (2004).

Главный хормейстер Свердловского театра оперы и балета, Ленинградского театра оперы и балета (1981-1988), Московского музыкального театра К. С. Станиславского (1988-1991). Основатель и главный хормейстер Московского театра «Новая опера» (1991-2017).

Муж Колобов Евгений Владимирович (1946-2003).

Почти каждая новая постановка Колобова становилась событием в культурной жизни России. О себе и о жизни Колобов сказал:
“У художника должно быть 2 главных качества: честное имя и талант. Если наличие таланта зависит от Бога, то за свое честное имя художник отвечает сам”.
Евгений Колобов окончил два отделения Свердловской консерватории: хоровое и симфонического дирижирования. У него были не только прекрасные вокальные данные, но и актерский талант; он писал стихи, прекрасно знал литературу.
Проработав в ведущих российских музыкальных театрах (Екатеринбургском академическом театре оперы и балета им. А. В. Луначарского, Ленинградском театре оперы и балета им. С. М. Кирова (ныне Мариинский), Музыкальном театре им. К. С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко) , он в 1991 году создал театр “Новая Опера”.
В этом театре Евгений Колобов сумел воспитать оркестр, хор и труппу солистов высокого профессионального уровня, способных воплощать его авторские идеи. Спектакли, созданные Колобовым в «Новой Опере», неповторимы, отличаются современным и оригинальным подходом к оперному жанру.
Наталья Григорьевна Попович - жена и творческий единомышленник Евгения Владимировича Колобова. Сутками напролет вместе с ней обдумывал он, каким быть театру. Наташа сходу понимала идеи своего гениального мужа, под ее твердой хормейстерской рукой многоголосый хор отзывался, как скрипка Страдивари под пальцами виртуоза.

Творческий принцип маэстро - исполнение незаслуженно забытых произведений и новая, современная интерпретация уже известных музыкальных сочинений. На сцене театра Евгений Колобов впервые в России поставил оперы «Мария Стюарт» Г. Доницетти, «Валли» А. Каталани, «Гамлет» А. Тома.
Оригинальны и интересны осуществленные им интерпретации «Руслана и Людмилы» М. И. Глинки, «Евгения Онегина» П. И. Чайковского, «Первой любви» А. Головина (дебют Евгения Колобова в качестве режиссера-постановщика спектакля), «Травиаты» и «Риголетто» Дж. Верди, «Сельской чести» П. Масканьи.
На основе оперы Н. А. Римского-Корсакова «Моцарт и Сальери» и Реквиема В. А. Моцарта Евгением Колобовым был создан особенно любимый зрителями спектакль «О Моцарт! Моцарт…» (режиссер и балетмейстер В. Васильев). Также в репертуаре дирижера имелся целый ряд симфонических и ораториальных программ.

Евгений Колобов родился 19 января 1946 года в Ленинграде в семье военного.
Окончил Хоровое училище имени М. И. Глинки при Ленинградской государственной академической капелле по классу Р. И. Совейко. Поступил на дирижёрско-хоровое отделение Уральской государственной консерватории имени М. П. Мусоргского в класс профессора М. И. Павермана, которое окончил в 1968 году. В 1974 году, пройдя службу в Советской армии, окончил в этой же консерватории отделение оперно-симфонического дирижирования.
В течение семи лет с 1974 года Евгений Колобов работал в Свердловском государственном академическом театре оперы и балета имени А. В. Луначарского, с 1977 года являлся главным дирижёром театра.
В 1979 году удостоен почётного звания «Заслуженный деятель искусств РСФСР».
В 1981 году Юрий Темирканов пригласил Евгения Колобова в Ленинградский государственный академический театр оперы и балета имени С. М. Кирова. Здесь он дирижировал операми «Травиата», «Риголетто» и «Сила судьбы» Джузеппе Верди, «Царская невеста» Н. А. Римского-Корсакова, балетами «Лебединое озеро» и «Щелкунчик» П. И. Чайковского, «Жизель» и «Корсар» Адольфа Адана. В качестве музыкального руководителя и дирижёра участвовал в аудиозаписи оперы «Пират» Винченцо Беллини, в записи телевизионной версии балета «Лебединое озеро».
В 1983 году Евгению Колобову присвоено почётное звание «Народный артист РСФСР».
В 1987 году Евгений Колобов возглавил Московский музыкальный театр имени К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко, в котором впервые в России осуществил премьеры опер «Пират» Винченцо Беллини и (в 1989) «Борис Годунов» М.П. Мусоргского (в оригинальной, так называемой «первой», редакции), а также премьеру балета «Ромео и Джульетта» С.С. Прокофьева (в постановке В.В. Васильева). По спектаклю «Борис Годунов» был снят фильм-опера, в котором музыканты театра под руководством Евгения Колобова продемонстрировали не только высокий музыкальный уровень исполнения, но и интересные драматургические решения.
С 1991 года до своей кончины в 2003 году Евгений Колобов являлся художественным руководителем основанного им Московского театра «Новая опера». Творческим принципом маэстро являлось исполнение незаслуженно забытых произведений и новая, современная интерпретация уже известных музыкальных сочинений.
15 июня 2003 года скоропостижно скончался от сердечного приступа. Похоронен 17 июня 2003 года на Ваганьковском кладбище города Москвы.
Среди осуществлённых аудио- и видеозаписей - произведения Винченцо Беллини, Модеста Мусоргского, Петра Чайковского.

Огромная потеря для нашего искусства: ушла Наталья Попович. Не просто супруга и единомышленник великого дирижера Евгения Колобова, но его друг с первых шагов по театральной сцене, продолжатель его дела, наследница и хранительница его традиций. И безусловно великолепный, редкий, самобытный талант: благодаря ей хор театра "Новая опера", как прежде хор Свердловской академической оперы, были в числе самых выдающихся творческих коллективов страны.

Это была удивительная пара. Рассказывать о любом из них, не упоминая о другом, решительно невозможно: истинно творческая семья, одержимая общим делом. Оба ленинградцы по рождению, но свел вместе их Свердловск, куда они уехали учиться в Уральской консерватории имени Мусоргского, где преподавал легендарный дирижер Марк Паверман и не менее легендарная Галина Рогожникова, одна из крупнейших в стране знатоков и мастеров хорового искусства. "Если я приду к профессору Рогожниковой, не зная клавир наизусть, - мигом вылетала из класса, - вспоминала Наталья Попович в беседе с обозревателем "РГ". - И мы с Женей ночь напролет сидели, учили. А теперь ко мне приходят хормейстеры из Московской консерватории, я ставлю перед ними клавир - они о нем представления не имеют! Какое же ты имеешь право выходить к хору?! Нет, я не хотела бы учиться в Москве! Потому что меня всему научили в Уральской консерватории. И в первую очередь - любви к музыке. И тому, что человек не имеет права выходить к оркестру или хору, если у него нет своего видения, своей интерпретации, представления о том, что он хочет сказать этим сочинением".

Большой талант молодого хормейстера был всем очевиден. Уже с четвертого курса ее пригласили в Свердловский академический театр оперы и балета. "Я это ощутила как огромную честь и окунулась в этот театр с головой, - продолжала Наталья Попович. - Это семнадцать лет в Свердловске были самыми счастливыми годами нашей с Женей жизни. Женю пригласили дирижировать спектаклями Театра музыкальной комедии, а потом и в Свердловскую оперу, где был замечательный коллектив". Здесь Колобов и Попович проработали семь лет. Именно здесь они сотворили спектакль, ставший сенсацией в Москве и мгновенно сделавший их знаменитыми, - это была первая в СССР постановка оперы Верди "Сила судьбы" на языке оригинала. О ней много писали, отмечая не только смелую интерпретацию малоизвестной у нас тогда партитуры, но и волшебное звучание хора, безукоризненно передававшего тончайшие нюансы вердиевской музыкальной драмы.

После этого триумфа талантливую пару пригласил к себе в Мариинку сам Юрий Темирканов. Но в родном Ленинграде как-то не сложилось: Колобову, прирожденному оперному маэстро, было неинтересно дирижировать балетами, и, хотя именно с ними он объездил весь мир, супружеская пара предпочла уехать в Москву.

Обоим предлагали возглавить Мариинский театр, затем - Большой. Оба от чести отказались - им неинтересно было пытаться растормошить коллективы, как говорила Наталья Попович, "обросшие ракушками". Им нужен был театр более динамичный, готовый к экспериментам. Наталья абсолютно разделяла вечное стремление Колобова как бы воссоздавать музыку заново, прямо на глазах слушателей, и во всем его поддерживала. Началась история их отношений с Театром имени Станиславского и Немировича-Данченко - история более чем драматичная. Оркестр и хор сразу полюбили новых руководителей и готовы были пойти за ними куда угодно, но тамошние народные артисты ревниво оберегали свои права петь юную Татьяну и пылкого Ленского даже на склоне лет и любым попыткам влить в закостеневший театр свежую кровь объявили войну. Дошло до крайностей: был даже спектакль, когда оркестр, защищающий своего маэстро, демонстративно отказался играть, и оперу спели под рояль. Война шла нешуточная, и супружеская пара, долго не имевшая крова и вынужденная жить в гостинице "Будапешт", уже готова была принять приглашение итальянцев возглавить оперу в Генуе, где с квартирой не было бы проблем. Но в холле гостиницы ждали артисты оркестра - ни Колобов, ни Попович не могли бросить людей, которые в них поверили. К тому же оба были преданы русскому искусству, и русская почва была для них не просто местом временного пребывания. Это были корни, из которых произрастало все, что оба любили и досконально знали, все, что потом возникало в музыке мановением их удивительных, "поющих" рук.

И всю жизнь эту пару сопровождала преданная любовь тех, кто с ними работал. Когда Колобов и Попович спустя много лет прилетели в Свердловск на юбилей родной консерватории, у трапа самолета их встретил оркестр оперного театра - над летным полем зазвучал марш из поставленной ими там оперы "Петр Первый". Эмоциональный Колобов встал перед музыкантами на колени.

Рука об руку они строили и театр своей мечты - свой театр, спроектированный по их чертежам, - "Новую оперу". Сначала она ютилась в здании бывшего кинотеатра, где было мало места для хора, и голоса звучали со всех сторон - даже сверху, из вентиляционных решеток. Это был абсолютно волшебный эффект, изобретенный гением, искавшим выход из безвыходной ситуации. Его уже было невозможно повторить, когда у театра появилось свое здание с нормальным залом и просторной сценой.

В "Новой опере" оба сразу утвердили свой главный принцип: либо ставим новые для московской публики названия, либо заново открываем старые. Спектакли вызывали споры, иной раз шокировали консерваторов необычным звучанием, нестандартными ритмами, коррективами в оркестровке или даже драматургии. Событиями стали первые в России постановки опер "Гамлет" Тома, "Двое Фоскари" Верди, "Мария Стюарт" Доницетти, "Валли" Каталани, необычный "Борис Годунов" Мусоргского, прозвучавший в малознакомой публике первой авторской редакции. Именно благодаря дивно слаженному творческому тандему могли появиться на московской сцене спектакли-приношения великим музыкантам прошлого - "Мария Каллас", Viva Verdi!, Viva Puccini!, "Россини", "Винченцо Беллини.

После ухода Евгения Колобова Наталья Попович продолжила его традиции. Возглавила художественно-творческую коллегию Новой оперы, стала автором идеи и концепции таких музыкальных вечеров, как музыкально-театральная композиция Bravissimo. В репертуаре появились сложнейшие, требующие филигранного мастерства оперы: "Любовный напиток" Доницетти, "Золушка" Россини с ее виртуозными ансамблями, "Набукко" и "Трубадур" Верди с его мощными хорами. Ее авторитет позволил привлечь к сотрудничеству с театром Юрия Темирканова, Эри Класа, Феликса Коробова, Альберто Веронези, Антонелло Аллеманди, Андрейса Жагарса и многих других суперзвезд мировой оперной жизни. По ее инициативе в память об Евгении Колобове был основан ежегодный фестиваль "Крещенская неделя в Новой Опере", в котором тоже принимали участие ведущие мастера России и планеты, звучали малознакомые российской публике шедевры.

С завершилась огромная и глубоко индивидуальная музыкальная история в жизни нашего искусства - та, что годами и десятилетиями создавалась уникально одаренным творческим и семейным тандемом. Это была совершенно отдельная, существовавшая по своим законам и принципам, ни на что иное не похожая эпоха развития российского оперного театра - яростного, мятежного, неистового, как Евгений Колобов, трепетного, проникновенного, нежного и лиричного, как Наталья Попович.

Наталья Попович - супруга и соратник дирижера Евгения Колобова, продолжатель его традиций. Фото: novayopera.ru

Время бежит быстро. Театру «Новая Опера» в следующем году 25 лет. А совсем недавно серьезный юбилей отметила и одна из его создателей, Наталья Григорьевна Попович - жена и творческий единомышленник Евгения Владимировича Колобова . Сутками напролет вместе с ней обдумывал он, каким быть театру. Наташа сходу понимала идеи своего гениального мужа, под ее твердой хормейстерской рукой многоголосый хор отзывался, как скрипка Страдивари под пальцами виртуоза.

Свердловск 60 х. Весь город охвачен хоровым пением. «Дирижер - профессия не женская, и если ты на нее решилась, то должна забыть о всяких там бабских штучках», - внушала профессор Галина Петровна Рогожникова. И стеснительная Наташа научилась быть волевой, читать с листа клавиры любой сложности, петь любые партии - сопрановые, теноровые, басовые - и любым голосом. Но главное, она поняла: музыка - это мир, который мы постигаем через звуки, и звуки эти должны быть так же богаты, как богат мир. Потому, наверное, ее - одну из немногих - еще студенткой позвали занять должность хормейстера в Свердловском театре оперы и балета. И здесь судьба свела ее с Женей Колобовым, который тоже был приглашен в театр дирижером оркестра. Два столь талантливых человека не могли пройти мимо друг друга. Жизненные пути пересеклись - и уже навсегда. «Новую Оперу» они создавали вместе, идеи рождались у одного и другого. Но доподлинно известно, что Наталья Григорьевна вносила в оперные постановки порой такие находки, которые потом становились изюминкой - мимо них не проходил ни один критик.

К 10 летию театра она сочинила оригинальный спектакль «Брависсимо » - музыкальную историю сада «Эрмитаж» и рожденного в нем Театра. К 20 летию - спектакль-фейерверк оперной музыки «Все это - опера!» До сих пор они в репертуаре театра. К 200 летию Дж. Верди Наталья Григорьевна воплотила давнюю идею: спектакль-концерт «Viva Verdi!». Он получился настолько блестящим, что на премьере в 2013 году в дни фестиваля «Крещенская неделя» зрители пятнадцать минут аплодировали стоя.

Когда ушел из жизни Маэстро, казалось, и жизнь театра остановилась. И тогда коллектив обратился к Н. Г. Попович: не отдавайте нас в чужие руки, возьмите на себя художественное руководство. Но она сочла, что после Колобова занять это место не имеет права. И тогда персонально для Н. Г. Попович Департаментом по культуре г. Москвы была создана должность председателя художественной коллегии и соответственно сама художественная коллегия театра.

Работа оперного театра чрезвычайно многосложна. Сюда входит вся творческая составляющая от замысла до воплощения, от увертюры до оборки на костюме солистки. Организационные вопросы - репертуар, обновление труппы, поиск талантливых постановщиков и дирижеров. Выпуск спектакля. Финансы. Все это, порой даже сложности в расписании, стало повседневной работой Натальи Григорьевны. Плюс репетиции хора (она оставалась главным хормейстером). Фактически она отвечала за все, что возложено на художественного руководителя и даже больше. Ведь это был их с Колобовым театр. Под Колобова он был создан, Колобова назвали Гением прижизненно, о нем Юрий Темирканов сказал: «Он служил. Я тоже служу, но не так поразительно». Она творила живой театр, в котором сберегала живую душу выдающегося Маэстро и память о нем. Фестиваль «Крещенская неделя» им. Е. В. Колобова - праздник для всей музыкальной Москвы. Фонд Е. В. Колобова, учредивший премию имени Евгения Колобова. При нем театр жил по демократическим правилам. Она этот порядок сохранила - двери ее кабинета были открыты для сотрудников в любое время: молодой певец, дирижер, помреж, могли прийти к ней с интересной идеей и получить добро. Возможность развиваться предоставлялась каждому. А вот склок, закулисных интриг в театре не было никогда. Она всеми силами берегла коллектив-семью. Ведь это было одной из черт, присущих театру с момента основания.

Россия прекрасный и вдохновенный труд Натальи Григорьевны заметила и оценила. Она лауреат Государственной премии РФ за создание театра «Новая Опера», кавалерственная дама ордена С. П. Дягилева «За пользу русской культуре», народная артистка России.

Я иногда задумываюсь, откуда она черпала и черпает силы? Наверное, главную роль в этой способности не потерять себя сыграла счастливая уверенность в значимости своего дела, многолетняя общая нерасторжимость жизни тех, кто был предан общему дому, Московскому театру «Новая Опера» им. Е. В. Колобова. Никогда она им не солгала, не унизила, не оскорбила, не присвоила себе что то, обделив соратников. Она - настоящая, а у людей безошибочный нюх на это самое настоящее. Потому и живет «Новая Опера» многие годы как счастливый канон.

Огромная потеря для искусства: ушла Наталья Попович. Не просто супруга и единомышленник великого дирижера Евгения Колобова, но его друг с первых шагов по театральной сцене и продолжатель его дела, наследница и хранительница его традиций.
И безусловно великолепный, редкий талант - благодаря ей хор «Новой оперы», как прежде хор Свердловской академической оперы, были в числе самых выдающихся коллективов.
Я хочу выразить Марфе, дочери Натальи и Евгения и тоже замечательному человеку, самые глубокие соболезнования. Для меня это личное горе, прощание с лучшими людьми, которые повезло встретить в жизни; они оставляют после себя не только нежные воспоминания, но и незаживающую рану. Без них пусто и очень горько.
Дорогая Марфа, я с Вами всегда - вдали или вблизи, но с Вами.

… Это была совершенно удивительная пара - Наташа и Женя. Их свел вместе мой Свердловск, о котором Женя Колобов всегда вспоминал с благодарностью. Они делали там удивительные спектакли, собиравшие меломанов со всей страны и вошедшие в историю. Потом вместе пережили петербургские будни, вместе строили «Новую оперу». Жаль, что театр этот уже не может служить полноценным памятником Евгению Колобову, чье имя носит, - слишком беспардонно обошлось его новое руководство с теми, кто этот театр придумал, построил и одушевил.
Эту беседу с Натальей Попович и Марфой Колобовой я записал вскоре после ухода Жени - Евгения Колобова. С которым в юности мы дружили и сотрудничали, а потом я почтительно наблюдал его взлет на музыкальный Олимп, иногда писал о его спектаклях, при жизни назвав его в «Общей газете» гением…
Почитайте: перед нами огромная музыкальная история, сотворенная двумя огромными талантами. Мы говорили, конечно, о Жене Колобове, и Наталья Попович назвала тогда его неистовым маэстро:

В нем было что-то от Байрона: мятежность какая-то, неуспокоенность. Он с этим миром далеко не всегда был в гармонии. И все беды брал на себя - страны, мира… Где-то случилась катастрофа - он переживал. И если что произошло в театре - винил себя. Очень ощущал несовершенство мира, все пропускал через себя и очень мучился в этой жизни. Фразу: в искусстве много праведников, но мало мучеников - он к себе это относил. Был мучеником. Мучился на репетициях: он слышал свою музыку - другую. Он пытался ее передать музыкантам словами, глазами, руками, и часто говорил, что процесс дирижирования - это утрата иллюзий. Потому что оркестр - дело коллективное, и музыку, которую он слышал, не все музыканты могли постичь и воплотить. Он от этого мучился.
Марфа Колобова \ Он говорил: «Я работаю через переводчиков» - и завидовал поэтам, которые могли творить наедине с бумагой, осуществляя именно то, что чувствовали. А профессия дирижера зависит от большого количества людей - в оркестровой яме, на сцене. «Я хочу заразить их своей идеей, внушить им то, что слышу сам, чтобы мой замысел стал им так же близок, но это практически невозможно. У каждого есть какие-то свои проблемы, и о работе, о музыке он думает как бы вторым планом».

РГ \ Ему надо было быть пианистом.
Попович \ Да-да, и часто, зная, что музыкант может в любой миг киксануть, перед началом спектакля он крестился. И ждал этого страшного момента, и радовался, когда - пронесло. И весь оркестр переживал, ждал и радовался вместе с ним.

РГ \ Он слышал внутри себя свою музыку - это и заставляло его переделывать партитуры «Травиаты», «Евгения Онегина», «Руслана и Людмилы»?

Попович\ Он не просто сидел и перекраивал оперы. Он ведь очень хорошо знал оркестр, вникал в него. У него в кабинете висит таблица диапазона оркестра. Изучать оркестр и его возможности - это для него было потребностью. Его любимая оркестровка - «Разлука» Глинки, он к ней возвращался много раз, переделывал ее, ему нужно было идеально приспособить оркестровку к возможностям оркестра. Кроме того, в старых оркестровках далеко не все было совершенно, иной раз и инструментов таких, как сейчас, не было, и соответственно не было возможностей. Верди писал фразу для одного инструмента - и вдруг передавал ее другому. Потому что у инструментов не было такого диапазона, как сейчас. Партитуры составляли часть жизни Колобова, он спал с ними.

РГ \ И поэтому перенес увертюру к «Руслану» в финал?
Попович \ Он шел вслед за Пушкиным: там ведь тоже все начинается спокойно - «Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой…». И Глинка увертюру написал уже потом, когда опера была готова. Колобов очень много читал литературы и о сочинении знал все. О каждом персонаже ему нужно было знать всю подноготную. Он знал, к примеру, что убиенный царевич Димитрий дружил с Петькой Колобовым!

РГ \ А это еще кто?
Марфа Колобова \ Не знаю. Просто - друг Димитрия.
Попович \ И приступая к работе, он уже так был пропитан этими историко-литературными знаниями, что все слушали его раскрыв рот.

РГ \ Это правда, что партитуру «Марии Стюарт» Доницетти он воссоздал на слух?
Марфа Колобова \ Когда Владимир Васильев был за границей, папа попросил его найти ему партитуру этой оперы. Тот всех поставил на уши, но не нашел. Привез только клавир и запись оперы. Но папа так полюбил эту музыку, что решил ее восстановить на слух. «Новой оперы» тогда еще не существовало, не было своего помещения - были просто бедные, с улицы, люди. И предъявлять авторские права было в сущности не к кому. Тем более, что партитура Колобова и партитура Доницетти во многом не совпадали. Но Колобов об этом просто не думал - ему хотелось, чтобы слушатели в России узнали эту дивную музыку. Он часто говорил: у Доницетти 73 оперы, а мы знаем только «Любовный напиток» и «Лючию ди Ламмермур». Поэтому он так часто обращался к неизвестным у нас операм: «Пирату» Беллини, «Валли» Каталани…

РГ \ Он ведь в СССР первым поставил и «Силу судьбы» Верди, и когда привез этот спектакль из Свердловска в Москву, это было сенсацией. Мне часто говорят менеджеры крупных оперных театров, что не хотят рисковать: публика плохо ходит на незнакомые названия. Большой театр опять ставит «Севильского цирюльника», и я спросил его руководителей: почему опять «Севильский»? Ведь у Россини бездна потрясающих опер, которые у нас просто не знают. Ответ был все тот же: поставить «Итальянку в Алжире» - это риск, а «Севильский» - безошибочный успех.
Попович \ Увы, это правда: ходят на знакомые названия. Причем публика в этом смысле становится все более консервативной. Но все равно Женю это не останавливало. Открывать людям музыку - это была его потребность.

РГ \ Я не могу отнести этого дирижера к разряду исполнителей - он каждый вечер музыку пересоздавал заново. А писать свою музыку он пробовал?
Попович \ В молодости он писал - когда учился в Уральской консерватории. Написал музыку к спектаклю Свердловской драмы «Борис Годунов». Даже издан сборник его хоров. Но он понял, что в этой области самобытного таланта у него нет. А талант к оркестровке у него был.

РГ \ Насколько я знаю, вы тоже ленинградка. И это, по-моему, редчайший случай, когда сразу двое ленинградцев едут учиться музыке на Урал, в Свердловск. Вы никогда об этом не жалели?
Попович \ Не только не жалели. Я училась там у профессора Рогожниковой, и если я приду к ней не зная клавир наизусть, то вылетала из класса. И мы с Женей ночь напролет сидели, учили. А теперь ко мне приходят хормейстеры из Московской консерватории, я ставлю перед ними клавир - они о нем представления не имеют! Какое же ты имеешь право так выходить к хору?! Нет, я не хотела бы учиться в Московской консерватории. Потому что меня всему научили в Уральской консерватории. И в первую очередь - любви к музыке. И тому, что человек не имеет права выходить к оркестру или хору, если у него нет своего видения, своей интерпретации, представления о том, что он хочет сказать этим сочинением.

РГ \ А где вы начинали работать?
Попович \ Меня с четвертого курса пригласили в Свердловский театр оперы и балета хормейстером. Я это ощутила как огромную честь и окунулась в этот театр с головой.
Марфа Колобова \ Папа всегда говорил, что 17 лет в Свердловске - это самые счастливые годы в его жизни. Его пригласили дирижером в Театр музыкальной комедии, потом в оперу. А там был замечательный коллектив.
Попович \ Женя был романтик, его было легко зажечь. Его позвали в Улан-Удэ - и он бросил предложенную ему аспирантуру и бросился в дело. А там хор - семь человек! И ставили оперу Хренникова «В бурю». И отец так там сделал хор, что впервые в этом театре хоровой номер пришлось исполнять на бис! И когда через год он уезжал обратно в Свердловск учиться на дирижерском факультете у своего любимого профессора Марка Павермана, его провожал весь театр. А какой трогательный случай был в Свердловске! Когда уже через много лет Колобов прилетел из Ленинграда на юбилей Уральской консерватории ночью, его у трапа самолета встретил в полном составе оркестр Свердловской оперы, и над ночным взлетным полем звучал марш из «Петра Первого» - спектакля, который мы там когда-то поставили. Женя снял шляпу и встал на колени… Такое не срежиссируешь.

РГ \ Я помню Женю в амплуа, которое для многих покажется совершенно неожиданным. Я тогда работал музыкальным редактором на Свердловском телевидении, и мы активно привлекали Женю в качестве эстрадного певца. И он был достаточно популярен в этом качестве.
Попович \ Недавно нам привезли оттуда видеозапись, где Женя поет песенки «Я работаю волшебником» и «Свердловские часы». Это был консерваторский квартет, где и я пела. Вадик Казенин играл, мы с Женей пели. Это даже было предметом обсуждения на кафедре в консерватории: как вы могли! Петь эстрадные песни! В платье с вырезом! В мини-юбке! И тут Марк Паверман говорит: «А мне нравится, как Женя поет!».

РГ \ Вы на семейном совете приняли решение откликнуться на предложение Мариинского театра?
Попович \ Женя говорил: я еду туда не потому, что Ленинград мой родной город. Я еду к Темирканову.

РГ \ Но именно в Кировском театре Женя словно исчез - дирижировал балетами, потом вообще чуть ли не сменил профессию. Ленинград - это для него полоса неудач. Почему?
Попович \ Кировский всегда был театром одного дирижера. Да это и естественно. Когда Женя был главным в Свердловской опере, все основные постановки делал он. Так и в Кировском: все основные постановки делал Юрий Темирканов. А Жене дали текущие спектакли. Но в них он уже ничего не мог сделать. Когда его ввели в «Царскую невесту», то это был не спектакль, а борьба. Потому что оркестр уже все знает наизусть, и дирижеру нужно только не мешать. У Жени первые спектакли там проходили ужасно. Он пытался делать свою музыку, которую слышал, пытался ломать музыкантов, а они работали на автопилоте. Зато потом все смотрели только в оркестровую яму. Темирканов к нему относился очень тепло. Он сказал Жене: ты должен посмотреть мир. А для этого ты должен дирижировать балетами. И Женя действительно с балетными спектаклями Кировского театра объездил весь мир. Но когда он в сотый раз встал за пульт «Лебединого озера», он понял, что больше не может. Этот конвейер его угнетал. Он мог делать только штучные спектакли. И он принял решение, никому об этом не говоря, уйти из театра.

РГ \ Он ушел фактически в никуда.
Попович \ Он ушел в «Ленконцерт». Что то же самое. Искал средства, чтобы спасти уникальный органный зал. Занимался тем, чего не умеет. Мне кто-то сказал: я видел Женю с портфелем! Но это недолго продлилось.

РГ \ В Ленинграде у него тоже были довольно неожиданные эпизоды - он, например, снялся в кино в роли Воланда.
Марфа Колобова \ Да, в фильме «Фуэте». У него там двойная роль: эпизодическая дирижера, который репетирует балет с Екатериной Максимовой, а вторым слоем идет «Мастер и Маргарита» и бал Сатаны, где он - Воланд.
Попович \ Там есть чудная сцена, совершенно в духе Колобова: Катя Максимова крутит фуэте и просит дирижера: «Можно помедленнее?». И Колобов отвечает: «Я-то могу - Чайковский не может!». Тогда мы все - Дмитрий Брянцев, Екатерина Максимова, Владимир Васильев и мы жили в одной квартире. Как богема. Это тоже постоянно угнетало Женю - мы много лет не могли получить квартиру.
Марфа Колобова \ Когда Темирканов ушел руководить филармоническим оркестром, Колобова назначили на пост главного дирижера Кировского театра. Вызвали в Смольный и сообщили об этом. И вдруг Женя отвечает: «А вы меня спросили? Я не хочу». Они страшно удивились.

РГ \ А действительно - почему? Ведь в его распоряжении мог оказаться лучший оперный театр страны.
Попович \ Но он уже оброс ракушками, а Женя всегда мечтал о театре более подвижном, более склонном к эксперименту. Как он в Мариинке стал бы переносить увертюру к «Руслану» в финал? Его бы тут же уволили. Там надо быть академистом. И когда ему и мне предлагали Большой театр, он ответил: «Я хочу умереть своей смертью». Зато когда предложили Театр имени Станиславского и Немировича-Данченко - это было то, что ему нужно. Он был счастлив.

РГ \ Но там, как показали дальнейшие события, тоже ракушек оказалось предостаточно.
Попович \ Там все вышло очень странно. Коллектив за ним пошел. Но это было время, когда в театре правили артисты. Такого нет нигде в мире. Когда мы пришли в театр, то сразу заявили, что ни один человек уволен не будет, будем работать с теми, кто есть. Но работать будем с утра до ночи. Так мы сделали спектакли «Борис Годунов» в авторской редакции, «Пират» Беллини, и там были заняты все заслуженные и народные артисты. А потом он решил сделать «Евгения Онегина» - уже для молодых. Вот тут и поднялось: «Я Ленским был еще при Станиславском!». И такой начался сразу базар, такая поднялась буча, что Женя сразу сник, стал каким-то беспомощным, его стали вызывать на коллегии, прорабатывать на партсобраниях, и он сказал: «Спасибо, до свидания». И подал заявление об уходе. И тут ему поступило предложение возглавить оперный театр в Генуе.

РГ \ Вот мы и подошли к вопросу, который я давно хотел задать. Если началась такая полоса, что великий дирижер ходит с портфельчиком, то можно представить, что у него творилось в душе. Но одновременно идут лестные предложения с Запада, он там нарасхват, причем и вы и он прекрасно понимали, что в той же Генуе у него были бы совершенно другие возможности и перспективы. К тому же вряд ли бы вы там сокрушались об отсутствии квартиры. Почему он не уехал?
Попович \ Потому что он чувствовал свою ответственность за судьбы людей, которые за ним пошли. Мы тогда еще жили в гостинице «Будапешт» - своего жилья не было. Три года жили в гостиничной комнате. Но нам ничего не надо было - мы уходили, работали и приходили спать. И вот он подал заявление, мы стали собирать вещи, и вдруг смотрим: в фойе гостиницы сидит оркестр театра. И не уходит. Эти люди фактически остановили работу театра: «Мы хотим вернуть Колобова». И началась забастовка. Я-то уже хотела, чтобы все это скорее кончилось, чтобы Женя уехал в Геную и там спокойно работал, ничего никому не доказывая. Но как он мог бросить этих людей, которые даже в театр вернуться уже не могли, потому что вслед за ним подали заявления об уходе! Мы Женю даже изолировали, положили в больницу: он очень тяжело все это переживал, у него были сильнейшие сердечные приступы. А в театре шла забастовка. Люди выходили на Дмитровку с плакатами: «Руки прочь от Колобова!». Оркестр, хор, многие солисты, даже бухгалтерия и отдел кадров. Ему потом в свой новый коллектив никого не надо было искать - целый огромный театр ушел вслед за ним! Он говорил им: что вы делаете, ребята! У нас же ничего нет, ни кола ни двора. Но забастовка продолжалась, остановились все спектакли. Дирекция, конечно, все повесила на Колобова: это он виноват! Оркестр исправно приходит на работу и сидит, не играет. Ходили в плакатами к Юрию Долгорукому. Был организован стачечный комитет. На «Борисе Годунове» полный зал, но пустая оркестровая яма. Открывается занавес - на сцене оркестр, хор и солисты. Обращаются к зрителям: мол, примите наши извинения, мы играть спектакль не можем. Тогда за пульт в пустой яме встает Александр Ведерников, которого Женя как раз взял себе в ассистенты, и начинает дирижировать роялем, и те самые народные артисты под рояль поют оперу. Сейчас вспоминать смешно, а тогда это было страшно… И тогда от Юрия Михайловича Лужкова к нам в гостиницу пришел человек и сказал, что Лужков просит о встрече. На встрече Женя произнес целую речь - о своем отношении к музыке, о том, как он понимает театр. А народные артисты, которые и начали всю эту историю с проработками, уже заявили: так и быть, пусть он возвращается, он все-таки талантливый человек. Но Лужков им ответил: нет, он с вами работать не будет. Я ему построю новый театр. Какой театр! - думаем. В стране черт знает что творится, в магазинах пустые полки, денег нет ни на что! А тут создать не какую-нибудь студию, а оперный театр с оркестром и хором, предприятие сложнейшее и огромное. Но Лужков потребовал уже через неделю представить устав театра, его штатное расписание. Тогда мы и поняли, что у нас очень много друзей. Пришел замечательный юрист, который написал нам устав. Нам дали здание на Арбате, чтобы разместить театральные службы - как рассказывали, сын женщины, которая принимала решение, был большой поклонник Колобова и сказал: не дашь здание - я тебе не сын! Вспоминаешь - и все кажется неправдоподобным. Но - было! Сразу выделили финансирование на содержание труппы, на аренду залов. И мы стали делать программы.

РГ \ Чтобы их показывать - где?
Попович \ Нас приютил ДК МИИТ, там мы репетировали. Потом Юрий Петрович Любимов из-за границы любезно выделил нам новый зал Театра на Таганке, чтобы наш театр мог там периодически выступать. Но там тоже шла своя борьба, и Губенко нас не пустил. Потом, пока строился новый театр в саду Эрмитаж, нам временно выделили кинотеатр «Зенит». Там и прошла премьера «Евгения Онегина».

РГ \ Не было бы счастья, да несчастье помогло: спектакль там получился уникальным. До сих пор помню поразительное ощущение: мы внутри музыкальной коробки, и где-то над потолком витают женские голоса хора «Девицы, красавицы…», и оркестр звучит сразу отовсюду… Ни в каком другом зале такого уже не было.
Попович \ Это правда. По большому счету, нам надо было другой театр строить: чтобы оркестр был виден, чтобы он окружал зрителей… Но проект уже был сориентирован на то, чтобы сохранить корпус старого Зеркального театра. Хотя как только начали строить, этот корпус сам по себе рухнул.

РГ \ Колобов имел удивительный талант собирать вокруг себя людей.
Марфа Колобова \ Работать по-настоящему он мог только со своим коллективом. С людьми, которые его знали и чувствовали. Поэтому и не хотел никуда выезжать, и никакие гонорары не могли его соблазнить.
Попович \ Такой «свой оркестр» был у него в Свердловской опере, где музыканты уже прониклись его духом, молились на него, и там он мог творить чудеса. Потом такой оркестр возник у него в Театре имени Станиславского и Немировича-Данченко. Как говорит Темирканов: люди, у которых живые глаза, которые чувствуют музыку и хотят, чтобы ее с ними творили. А многие маститые оркестры так забурели, что этого уже не хотят и не могут. У Жени был случай в Италии, в театре «Коммунале», когда он бросил палочку и не стал дирижировать. Он вышел к музыкантам, а они сидели вот так вразвалочку, жевали резинку. А им надо было играть «Щелкунчик» Чайковского. И он бросил палочку и сказал: мы меня здесь больше не увидите. Меня вы можете не уважать, но уважайте хотя бы Чайковского. Переводчица прибегает к нему в ужасе: что вы делаете, здесь же профсоюзы, и по закону с музыкантами нельзя так разговаривать, им можно только улыбаться! Они сейчас устроят забастовку и премьера сорвется! Но на другой день приходит делегация: маэстро, простите нас! Музыканты не любят играть балеты и считают это несерьезным делом. И в следующий раз его туда пригласили дирижировать «Бориса Годунова» с Руджеро Раймонди и 13-й симфонией Шостаковича.
Колобова \ И хотя он не владел ни одним европейским языком, его музыканты полюбили. В середине 80-х он был с Кировским театром в огромном туре по Америке. И какая-то из газет написала: советскому дирижеру не нужен переводчик. Тогда в США сделали видеозапись «Лебединого озера», и она получила премию ЭММИ - самую престижную в области телевидения. А история с театром «Коммунале» продолжилась, когда лет через десять после того инцидента мы приехали во Флоренцию к друзьям погостить. И пришли в театр на премьеру «Травиаты». Он стоял курил на служебном входе, а мимо проходили на спектакль оркестранты. Узнавали отца и это было так трогательно!

РГ \ В Новой опере всегда чувствовалось отсутствие единого режиссерского начала - так задумано?
Попович \ Женя хотел уйти от академичности - чтобы были спектакли разные. По типу, по стилю. И чтобы ставили их режиссеры разных направлений. Кроме того, он смог осуществить свою идею театрализованных спектаклей-концертов. Таких, как «О, Моцарт. Моцарт…», «Вива Верди!», «Россини». Изначально они появились от отсутствия у нас своего здания - нужны были мобильные формы, которые можно приспособить к любой сцене. Но это стало его ноу-хау. Он ведь всегда хотел приобщить зрителей к неизвестным публике шедеврам. У нас из всего Россини знают только «Севильский цирюльник» - а тут прозвучат и «Золушка», и «Моисей в Египте», и «Вильгельм Телль», и «Итальянка в Алжире», и «Стабат Матер», и «Маленькая торжественная месса»… Двадцать неизвестных арий услышали наши зрители!
Марфа Колобова \ «Россини» идет скоро 15 лет - и всегда аншлаг.

РГ \ Эта традиция будет продолжена?
Попович \ Конечно. У нас идут «Приношение Марии Каллас», вечер Вагнера, портрет Беллини.

РГ \ Колобов преподавал? Он оставил учеников?
Попович \ Он всегда говорил: я сам не понимаю, как я дирижирую - как я могу учить? Он слышал свою музыку и ее воплощал - как этому научишь!
Марфа Колобова \ И все-таки в конце жизни у него закончил аспирантуру Волосников. Отец его приметил, когда он привез из того же Свердловска в Москву «Золушку» Россини. Нам в театре нужны были молодые дирижеры, и он пригласил Волосникова. Еще из папиных учеников был Антон Кобозев, первая флейта нашего оркестра, очень талантливый человек. Но он погиб в террористическом акте на Дубровке. Для папы это была страшная трагедия. Антошка был в его последнем выпуске, он воспринимал его как сына.

РГ \ Такое ощущение, что Женя жил в театре. А на семью его хватало?
Попович \ Он всегда говорил, что это ужасно - когда и он руководитель театра, и жена, и дочка там работает. Приходишь домой - а там опять разговоры только о работе. Вот он сидит за обеденным столом, смотрит новости - он всегда их смотрел. А мы с мамой все обсуждаем, что еще надо сделать в театре. Пока он не взорвется: ну сколько же можно!

РГ \ Сколько я его знал, столько он мне говорил: все, я больше за пульт не встану!
Попович \ Это нас всегда пугало. У него ведь характер: если сказал «нет» - значит нет! Он сказал: «Я сделаю «Марию Стюарт» - и сделал ее. Ночами сидел - «Это мои проблемы!». И очень часто бросал палочку: все, больше не буду.

РГ \ Почему?
Марфа Колобова \ Ему больше нравилось заниматься оркестровкой - когда он с музыкой наедине. А добиваться от музыкантов воплощения его понимания музыки - это его изнуряло.

РГ \ Новая опера была и остается созданием одного человека - гениального дирижера Евгения Колобова. Когда она осиротела - люди стали уходить?
Попович \ Нет. Более того, люди приходят. 116 человек оркестра, 116 человек хора, около 70 солистов, всего 638 человек! Было много идей, кому стать худруком театра после Жени. Но пришел один мудрый человек, которому предложили возглавить Новую оперу, походил по театру и сказал: да как же тут можно претендовать, если в каждом кабинете, костюмерной, гримерной или бухгалтерии портреты Колобова! Театр Колобова и продолжает быть театром Колобова…

…Вот такой разговор у нас случился уже много лет назад. Той «Новой оперы», которую создавали Наталья с Женей, больше нет. Нет Жени, теперь нет и Натальи. Завершена страница истории. Очень грустно.